ка. Она уже давно пришла
к выводу, что когда-нибудь нарушит  общепринятые  правила  и  вырвется  из
заколдованного круга  традиций,  регламентирующих  жизнь  всех  женщин  ее
клана. Донел же, с  другой  стороны,  до  сих  пор  еще  не  встречался  с
необходимостью перемен.
   - В любом случае я отпишу своему отцу и скажу ему,  что  мы  собираемся
пожениться... если ты еще хочешь меня.
   - Если я еще  хочу  тебя?  Любимая,  как  ты  можешь  спрашивать?  -  с
укоризной прошептал Донел. После этого их беседа продолжалась без слов.


   Лето заканчивалось. Когда листья на деревьях начали  желтеть  и  первая
часть урожая перекочевала  в  закрома,  Дорилис  отпраздновала  свой  день
рождения. Как-то раз, когда почти вся  челядь  замка  Алдаран  отправилась
разгружать огромные фуры с зерном, орехами и кувшинами  с  маслом,  Эллерт
встретился с Ренатой на краю внутреннего двора замка.
   - Ты собираешься остаться здесь на зиму, родич? Я не  оставлю  Дорилис,
пока она не минует критический период... а ты?
   - Донел просил меня остаться, и лорд Алдаран тоже. Я не уеду, пока  мой
брат не призовет меня.
   За последними  словами  Рената  ощутила  тревогу  и  решимость.  Эллерт
мучительно тосковал по Кассандре; в одном  из  своих  тайных  посланий  он
попросил разрешения вернуться в Хали и получил отказ от Дамона-Рафаэля.
   - Теперь, когда твой  брат  имеет  законного  сына,  он  против  твоего
воссоединения с женой, чтобы ты не мог  произвести  на  свет  наследников,
которые могли бы оспаривать его права на владение Доменом, - с иронической
улыбкой заметила Рената.
   Эллерт устало вздохнул:
   - Кассандра не  родит  мне  детей.  Я  не  стану  подвергать  ее  такой
опасности. Кроме того, я поклялся над  пламенем  Хали  поддерживать  права
детей брата, будь они законными или _недестро_.
   Рената почувствовала, как слезы, уже  много  дней  просившиеся  наружу,
закипают в глазах, грозя хлынуть неудержимым потоком.
   - Да, ты дал клятву, - жестко сказала она, стараясь овладеть  собой.  -
Но сознаешь ли ты обязательства перед короной, Эллерт?
   - Мне не нужна корона, - ответил Эллерт.
   - Ну, я-то тебе верю, - язвительно произнесла Рената. - Но  разве  твой
брат когда-нибудь в это поверит?
   - Не знаю. - Юноша снова вздохнул. Неужели Дамон-Рафаэль  действительно
думает, что Эллерт не сможет противостоять искушению  вырвать  владычество
над Доменом - или корону - из рук своего брата? Или же  он  просто  хочет,
чтобы  могущественный  лорд  Алдаран  чувствовал  себя   обязанным   перед
Элхалином? Дамону-Рафаэлю понадобятся союзники, если он решит  бороться  с
принцем Феликсом за трон Тендары.
   Но эта борьба откладывалась  на  неопределенное  время.  Старый  король
Регис все еще цеплялся за жизнь, а члены Совета не беспокоили  монарха  на
одре болезни. Но когда король, согласно обычаю, упокоится в гробнице рядом
с предками, тогда... _тогда_ Совет  незамедлительно  потребует  от  принца
Феликса доказательств законности прав на престол.
   - Эммаска мог бы стать хорошим королем, - заметила Рената,  без  усилий
проследив ход его мыслей. - Но он не может основать династию. В  одной  из
последних депеш я прочла, что Кассильда так и не оправилась после рождения
сына и умерла через несколько недель. Теперь у твоего брата есть  законный
наследник, но он снова ищет себе жену. Без  сомнения,  сейчас  он  укоряет
себя за поспешность, с которой позволил тебе жениться на Кассандре.
   Губы   Эллерта   скривились   от   отвращения.   Он   вспомнил    слова
Дамона-Рафаэля, сказанные незадолго до его свадьбы: "Если Кассильда умрет,
а в последние несколько лет она не раз была близка к  этому,  то  я  смогу
взять Кассандру себе". Как мог его брат говорить такое о женщине, родившей
ему полдюжины детей и видевшей, как они умирают один за другим?
   - Может быть, оно и к лучшему. - Голос Эллерта звучал так  мрачно,  что
Рената не смогла удержаться от слез. Он нежно  взял  ее  за  подбородок  и
повернул лицом к себе. - Что случилось, кузина? Ты  всегда  с  готовностью
облегчала бремя моих забот, однако никогда не говорила о  своих  горестях.
Что тебя гнетет?
   Он обнял ее, но то было прикосновение брата, а не любовника,  и  Рената
хорошо это понимала. Она расплакалась. Эллерт ласково погладил ее волосы.
   - Расскажи мне, чиа,  -  попросил  он  так  ласково,  словно  она  была
девочкой возраста Дорилис. Рената с трудом совладала со слезами, но  голос
дрожал от сдерживаемых рыданий.
   - Я еще не говорила Донелу. Мне хотелось иметь ребенка от него. Если бы
я забеременела, мой отец  не  мог  бы  вынудить  меня  вернуться  домой  в
Эдельвейсе  и  выйти  замуж  за  того,  кого  он  выберет  для   меня.   Я
действительно  понесла,  но  через   день-другой   во   время   наблюдения
обнаружила, что ребенок будет женского пола. Поэтому я...
   Она сглотнула. Эллерт ощущал ее страдание, как физическую боль в  своем
теле.
   - Я не могла позволить ей жить. Я... я не сожалею об этом, да и кто мог
бы сожалеть, зная о проклятии, наложенном на  род  Рокравенов!  И  однако,
когда я смотрю на Дорилис, я не могу  не  задумываться  о  содеянном.  Мне
пришлось убить будущую девочку,  которая  могла  бы  стать  _такой  же_  -
прекрасной, и... и...
   Ее голос сорвался,  и  она  снова  безутешно  разрыдалась  на  груди  у
Эллерта.
   "Я думал,  что  смогу  убедить  Кассандру  сделать  подобный  выбор..."
Эллерту  нечего  было  сказать.  Он  обнимал   Ренату,   молча   глядя   в
пространство. Через некоторое время она успокоилась и прошептала:
   - Я знаю, что поступила правильно. Так следовало поступить, но  я...  я
не смогла сказать Донелу.
   "Во имя всех богов, что мы творим с нашими женщинами? Какое зло мы  уже
причинили себе и своим потомкам! Святой Носитель Вериг, это благословение,
а не проклятье, что я разлучен с Кассандрой!"
   В  следующее  мгновение  Эллерт  увидел  перед  собой  лицо  Кассандры,
искаженное страхом - таким же страхом, какой  он  видел  на  лице  Ренаты.
Отгоняя назойливое видение,  он  крепче  прижал  к  себе  девушку  и  тихо
произнес:
   - Все же ты знаешь, что сделала правильный выбор, и надеюсь, это знание
придаст тебе сил.
   Медленно, подыскивая слова, он рассказал Ренате  содержание  одного  из
своих видений, в котором он видел ее на последнем  месяце  беременности  -
отчаявшуюся, охваченную безысходным ужасом.
   - В последнее время я этого не видел, - заверил он. -  Наверное,  такая
возможность существовала в то короткое время, пока ты в  самом  деле  была
беременна, а потом...  потом  это  будущее  просто  исчезло,  так  как  ты
совершила поступок, зачеркнувший его. Не надо жалеть.
   - Я _знаю_, что поступила правильно, -  ответила  Рената.  -  Однако  в
последние дни Дорилис стала  такой  милой,  такой  ласковой  и  послушной!
Теперь, когда она до некоторой степени овладела своим _лараном_, грозы над
долиной уже не бушуют с прежней силой.
   "Да, - подумал Эллерт. - Уже  давно  я  не  видел  тот  ужасный  образ:
комнату со сводчатым потолком и  детское  лицо,  обрамленное  молниями..."
Может быть, и эта трагедия  тоже  исчезла  из  царства  возможного,  когда
Дорилис начала управлять своим чудовищным даром?
   - Однако в определенном смысле  от  этого  становится  только  хуже,  -
продолжала Рената. - Знать, что она могла быть такой же, а  теперь  ей  не
суждено появиться на свет... Наверное, мне просто следует думать о Дорилис
как о дочери, которой у меня никогда не будет. Эллерт, она пригласила отца
и Донела послушать свою игру и пение сегодня вечером. У нее  действительно
прекрасный голос. Ты придешь?
   - С удовольствием, - искренне ответил Эллерт.


   Донел уже был там, вместе с лордом Алдараном и несколькими женщинами из
свиты Дорилис, включая  учительницу  музыки  -  молодую  женщину  из  рода
Дерриелов. Сумрачно-прекрасная, с  темными  волосами  и  длинными  черными
ресницами, она чем-то напомнила Эллерту Кассандру, хотя между ними не было
сходства. Однако когда леди  Элиза  склонилась  над  _ррилом_,  настраивая
инструмент, он заметил, что у нее тоже по  шесть  пальцев  на  руках.  Ему
вспомнились слова, сказанные Кассандрой незадолго до свадьбы: "Может быть,
наступит время, когда мы будем слагать песни, а не воевать!" Как мимолетна
была эта надежда! Они жили в стране, раздираемой войнами  между  Доменами.
Кассандра находилась в Башне, осажденной аэрокарами и вражескими войсками;
в горах бушевали лесные пожары и сверкали гигантские  молнии.  Пораженный,
Эллерт обвел взглядом тихую комнату,  спокойные  голубые  небеса,  дальние
холмы за окнами. Ни грома войны, ни малейшего признака тревоги. Опять  его
проклятое предвидение!
   Леди Элиза последний раз пробежала пальцами по струнам арфы.
   - Пой, Дорилис, - сказала она.
   Голос девочки, нежный и скорбный, завел старую песню:

   Где ты теперь?
   Где блуждает моя любовь?..

   Эллерт подумал, что песня о безнадежной любви и печали  должна  звучать
неуместно в устах юной девушки, но красота голоса Дорилис  очаровала  его.
Этой  осенью  воспитанница  Ренаты  заметно  выросла,  ее  грудь,  хотя  и
небольшая,  уже  почти  сформировалась,  а  стройное  тело  соблазнительно
округлилось.  Она  по-прежнему  оставалась  длинноногой  и  неуклюжей,  но
обещала стать высокой женщиной. Уже сейчас она была выше Ренаты.
   - В самом деле, дорогая,  мне  кажется,  ты  унаследовала  несравненный
голос своей матери, - произнес _дом_ Микел, когда девочка закончила песню.
- Ты не споешь нам что-нибудь менее грустное?
   - С удовольствием. - Дорилис взяла ррил у леди Элизы, слегка подправила
струны, а затем начала небрежно перебирать их, напевая комическую балладу.
Эллерт часто слышал эту песенку в Неварсине, хотя и не в стенах монастыря.
В ней рассказывалось о брате Доминике, таскавшем все  пожитки  в  карманах
рясы, как и подобает доброму монаху.

   В карманах, карманах,
   В чудесных карманах,
   Что брат Доминик набивал по утрам,
   Хранился совсем не какой-нибудь хлам -
   Все нужные вещи для долгого дня
   Носил он с собою, в карманах храня...

   Среди  слушателей   послышались   смешки.   Нелепый   перечень   вещей,
помещавшихся в карманах легендарного монаха, рос.

   Все нужные вещи для долгого дня
   Носил он с собою, в карманах храня:
   Молитвенник, кружку и ложку с тарелкой,
   Еще одеяло и теплую грелку,
   Пенал для усердных монашеских штудий,
   Большую печать на серебряном блюде,
   Щипцы для орехов, чтоб зубы сберечь...

   Дорилис сама с трудом  сохраняла  невозмутимое  выражение  лица,  когда
кто-то особенно громко хихикал или ее  отец,  закинув  голову,  разражался
лающим смехом. Она запела новый куплет:

   Седло и уздечку на случай особый,
   Латунный подсвечник отборнейшей пробы,
   Пустой умывальник, глоточек вина...

   Внезапно девочка замолчала на полуслове. Дверь комнаты распахнулась,  и
лорд Алдаран в гневе повернулся к герольду, явившемуся без предупреждения.
   - Варлет! Как ты  осмелился  войти  в  комнату  молодой  леди  подобным
образом!
   - Почтительно прошу прощения, но дело крайне важное. Лорд Скатфелл...
   - Полно, - раздраженно бросил лорд Алдаран. - Если бы даже он  стоял  у
моих ворот с сотней солдат, это не послужило бы тебе оправданием за  столь
вопиющую невежливость!
   - Он направил вам послание. Его гонец говорит о  каких-то  требованиях,
мой лорд.
   Микел  Алдаран  встал  и  поклонился  леди  Элизе  и  дочери  с   такой
учтивостью, как если бы маленькая гостиная Дорилис была приемным залом.
   - Прошу меня извинить, высокородные леди. Я ни в коем случае не стал бы
прерывать музыку и ваше пение из-за таких пустяков.  Но  теперь,  дочь,  я
вынужден попросить у тебя разрешения удалиться.
   На мгновение Дорилис замерла с открытым ртом: отец просил разрешения  у
_нее_! Впервые лорд Алдаран включил  ее  в  формально-вежливое  обращение,
принятое среди взрослых. Но правила  поведения,  усвоенные  от  Маргали  и
Ренаты, быстро пришли на помощь. Она так глубоко присела в реверансе,  что
едва не опустилась на колени.
   - Вы вольны приходить и уходить по своему усмотрению, сир, но прошу вас
вернуться, когда вы освободитесь.
   _Дом_ Микел склонил голову.
   - Разумеется, дочь моя. Еще раз примите мои извинения, леди, -  добавил
он, поклонившись Маргали и Ренате, и повернулся  к  Донелу:  -  Следуй  за
мной.
   Когда они ушли, Дорилис попыталась возобновить  пение,  но  приподнятое
настроение ушло безвозвратно, и в итоге ей снова пришлось остановиться  на
полуслове. Эллерт вышел  во  двор,  где  собрался  эскорт  дипломатической
миссии из Скатфелла. Он различал значки разных горных кланов. Изредка  ему
чудился блеск оружия, но картина переливалась и смещалась, как поверхность
воды под солнцем, и, когда взгляд вновь  падал  на  то  же  место,  он  не
находил там того, что видел секунду назад. Хастур знал, что _ларан_ рисует
события, которые могут никогда не произойти, и пытался нащупать среди  них
верный  путь,  заглянуть  в  будущее.  Но  он  был  слишком  встревожен  и
воспринимал эмоции, окутывавшие людей Скатфелла подобно темному облаку.
   Война? Здесь? Эллерта  пронзила  горечь  при  мысли  о  том,  что  мир,
длившийся все лето, теперь уходит безвозвратно.  "Как  я  мог  сидеть  без
дела, когда мой народ воюет, а мой брат  готовится  к  борьбе  за  корону?
Разве я заслужил этот покой, когда  даже  моя  любимая  жена  подвергается
ужасам и опасностям". Он уединился в своей комнате и  попытался  успокоить
себя  неварсинскими   дыхательными   упражнениями,   но   никак   не   мог
сосредоточиться.  Видения  войны,  бурь  и  разрушений  проплывали   перед
мысленным взором. Эллерт  был  рад,  когда  через  некоторое  время  слуга
пригласил его в приемный зал лорда Алдарана.
   Он ожидал встретиться с посольством из Скатфелла, но  в  зале  не  было
никого, кроме самого Алдарана, с мрачным видом сидевшего в  своем  высоком
кресле, и Донела, нервно расхаживавшего взад-вперед. Увидев Эллерта, Донел
бросил на него быстрый взгляд, благодарный и умоляющий.
   - Входи, родич, - пригласил _дом_ Микел. - Ныне мы и впрямь нуждаемся в
твоем совете. Не присядешь ли?
   Эллерт предпочел бы стоять или двигаться,  как  Донел,  однако  сел  на
указанный лордом Алдараном стул. Старик  уперся  подбородком  в  ладонь  и
погрузился в глубокое раздумье.
   - И ты тоже садись, Донел. Ты доводишь меня до  белого  каления,  когда
мечешься словно берсеркер!
   Донел неохотно занял место рядом с Эллертом.
   - Ракхел из Скатфелла - я не могу назвать его братом - прислал  ко  мне
гонца с возмутительными требованиями, на которые следует  дать  надлежащий
ответ.  Он  счел   возможным   безотлагательно   требовать   от   меня   -
предпочтительно до середины зимы - руки моей дочери для  одного  из  своих
младших сыновей. Полагаю, я должен гордиться правом выбрать любого из этих
несчастных  ублюдков.  Он  предлагает   провести   процедуру   формального
усыновления, поскольку у меня нет законных сыновей,  а  также,  как  здесь
сказано, "и не предвидится, ввиду твоих преклонных лет". - Алдаран  поднес
к глазам лист бумаги, валявшийся рядом.  -  По  его  требованию  я  должен
пригласить  всех  мужчин,  чтобы   засвидетельствовать   объявление   сына
Скатфелла моим наследником, а  затем  -  вы  только  послушайте,  до  чего
доходит его дерзость! - "а затем ты можешь  доживать  остаток  своих  дней
так, как того заслуживаешь".
   Лорд  Алдаран  стиснул  оскорбительное  послание   в   кулаке,   словно
воображаемую шею своего брата.
   - Скажи мне, родич, что я должен сделать с этим человеком?
   Эллерт опешил. "Во имя  богов!  Чего  он  добивается,  спрашивая  моего
совета? Неужели он всерьез полагает, что я способен дать ему дельный совет
в таком вопросе?"
   -  Эллерт,  ты  учился  в  Неварсине,  -  уже  тише,   но   с   прежней
настойчивостью продолжал Алдаран. - Ты знаешь нашу историю и законы. Скажи
мне, родич, разве не существует  способа  удержать  Скатфелла  от  захвата
моего поместья, прежде чем мои кости упокоятся на кладбище?
   - Мой лорд,  я  не  представляю  себе,  как  они  могут  принудить  вас
усыновить сына вашего брата. Но я также не знаю, каким образом  вы  можете
помешать  сыновьям  лорда  Скатфелла  унаследовать  Алдаран  после   вашей
кончины; в законах весьма туманно говорится о детях женского пола.
   "А если бы и не так, то какая разница? - почти в отчаянии подумал он. -
Разве Дорилис может стать настоящей правительницей?"
   - Когда право наследования переходит к женщине, это обычно происходит в
тех случаях, если все, кто имеет отношение к наследству, считают,  что  ее
муж будет подходящим верховным  лордом,  -  добавил  Эллерт.  -  Никто  не
посмеет отрицать ваше право оставить Алдаран мужу Дорилис.
   - И все же, - пробормотал Алдаран, разглаживая смятую бумагу узловатыми
пальцами. - Смотрите: печати Сторна, Сэйн-Скарпа и  даже  лорда  Дерриела!
Все поналяпали сюда свои печати, словно для того, чтобы придать  весомость
этому... этому ультиматуму! Неудивительно, что лорд Сторн не ответил  мне,
когда я предложил заключить брак между Дорилис и  его  сыном.  Они  боятся
связаться со мной, чтобы  не  отколоться  от  остальных.  Сейчас  я  готов
предложить руку Дорилис одному из Риденоу.
   Помолчав, он провел ладонью по высокому лбу.
   - Я поклялся сжечь замок Алдаран, если он  подпадет  под  власть  моего
брата. Помоги мне найти выход, Эллерт!
   Первой мыслью Эллерта - потом он был  рад,  что  упрятал  ее  поглубже,
чтобы лорд Алдаран не смог прочесть  ее,  -  было:  "Дамон-Рафаэль  совсем
недавно овдовел". Но  сама  эта  мысль  наполнила  разум  яркими  образами
грядущих ужасов и несчастий. Юноша сосредоточенно нахмурился, стараясь  не
выдать волнения. Ему вспомнилось предсказание брата, послужившее  причиной
его поездки: "Я опасаюсь,  что  настанет  день,  когда  весь  наш  мир  от
Делерета до Хеллеров склонится перед мощью Алдарана".
   - Тысячу раз жаль, что ты уже женат,  родич,  -  заметил  _дом_  Микел,
неправильно истолковав его молчание. - Я  с  радостью  предложил  бы  дочь
тебе... Скажи мне, Эллерт, разве у меня нет никакой  возможности  объявить
Донела моим наследником? Ведь именно он всегда был  мне  настоящим  сыном,
сыном моего сердца.
   - Отец, - умоляюще произнес Донел. - Не надо  ссориться  из-за  меня  с
родственниками. Зачем губить жизни и землю в бесполезной войне?  Когда  ты
уйдешь к предкам - да будет этот день далек! - разве будет иметь значение,
кому достанется Алдаран?
   - Это имеет значение, - отрезал старик. Его  лицо  напоминало  каменную
маску. - Эллерт, неужели в законе не существует ни единой лазейки, чтобы я
мог бы ввести Донела в права наследования?
   Эллерт глубоко задумался, прежде чем ответить:
   - Думаю, нет. Но эти законы кровного родства вовсе не так  сильны,  как
кажется. Не более семи-восьми поколений назад вы, ваши братья и  все  ваши
жены жили бы вместе, и старший среди вас или  вождь  выбирал  бы  на  роль
наследника того, кто показался бы ему наиболее способным и достойным, - не
старшего сына, но  лучшего  среди  лучших.  Право  первородства  вместе  с
обязательным установлением отцовства утвердилось в горах в силу обычая,  а
не закона. Однако, мой  лорд,  если  вы  попросту  объявите  Донела  своим
наследником,  разразится  война.  Все  старшие  сыновья  поймут,  что   их
положение под угрозой, и младшие братья станут главными их врагами.
   -  Насколько  было  бы  проще,  если   бы   Донел   был   сиротой   или
беспризорником, а не сыном моей любимой Алисианы! - с невыразимой  горечью
произнес лорд Алдаран. - Тогда бы  я  обручил  его  с  Дорилис  и  был  бы
спокоен, зная, что моя дочь и поместье находятся в руках человека, который
сможет распорядиться ими наилучшим образом.
   - Тем не менее это возможно, мой  лорд,  -  возразил  Эллерт.  -  Такая
процедура называется юридической фикцией - ка