лошилась, и Ромили, пытаясь успокоить  ее,  подошла
ближе. И правда, после нескольких взмахов  птица  сложила  крылья.  Может,
потому, что узнала ее? А вдруг неожиданный перерыв и в самом деле даст  ей
шанс? Что, если это пернатое существо о чем-то догадалось,  прониклось  ее
отчаянием, смятением, обидой, которые она испытала во  время  разговора  с
отцом? Девушка скоро и умело натянула рукавицу, отрезала свежий кусок мяса
от туши, лежащей поодаль, и протянула  его  ястребу.  Но  и  на  этот  раз
мерзкий запах ударил ей в ноздри.
   Уж не вернулась ли к ней способность слиться мыслями с ястребом? Уж  не
его ли покоробил запах несвежего мяса?.. Их взгляды встретились - на  этот
раз желтые, с черными точками глаза хищника показались особенно  большими.
Все  неожиданно  сместилось   -   пространство   сжалось   до   крайности,
ограничилось  обрубком  жерди,  ремнями,  опутавшими  ноги  и  не  дающими
взлететь, и  еще  неким  существом,  которое  пыталось  насильно  впихнуть
какую-то грязную падаль, совершенно несъедобную... Еще секунда, и сознание
вновь расщепилось - Ромили увидела себя  не  умеющим  говорить  младенцем,
усаженным на высокий стул, рядом няня, пытающаяся всунуть ей в рот ложку с
противной  кашей.  Что  ей  оставалось  делать?  Только  сопротивляться  и
исходить в крике...
   Содрогаясь от этого воспоминания, от прикосновения к чуждой  душе,  она
отступила. Уронила на пол мясо... Неужели в памяти птицы останется  только
эта пытка, эта жестокость, с которой человек обращался с ней? Пусть  лучше
улетает - если ястреб погибнет, Ромили не сможет жить с такой  тяжестью  в
душе... "Неужели все животные, которых мы приручили, так же ненавидят нас?
Почему бы и нет, ведь, дрессируя собак  и  лошадей,  люди  применяют  куда
более дьявольские методы по сравнению с методами воспитания детей...  Тот,
кто отлавливает птиц, опутывает им ноги и привязывает  к  жердям,  чем  он
лучше насильника, издевающегося над женщинами?.."
   Неожиданно птица свалилась с  жерди  и  повисла  вниз  головой.  Ромили
бросилась вперед, вновь  посадила  ее  на  палку,  помогла  справиться  со
слабостью, подождала, пока ястреб не усядется поудобнее.
   Потом она долго стояла, затаив дыхание, -  так  страшно  было  еще  раз
всполошить несчастного ястреба. В голове у девушки сталкивались и боролись
мысли двух таких чуждых сознаний. На гнев  и  ярость,  терзающие  ее,  она
старалась ответить терпением, миролюбием, пониманием...  Припоминала,  как
совсем недавно охотилась  со  своим  любимым  ястребом...  Его  глазами  с
огромной вышины глянула на землю  -  радость  свободного  полета,  желание
схватить добычу охватили ее...
   Ромили знала, что эта птица  доставит  ей  еще  большее  наслаждение...
Между ними в конце концов возникнет доверие, завяжется дружба...
   Все эти чувства невозможно, немыслимо выразить в словах.  С  чем  можно
сравнить  удовлетворение,  испытанное   девушкой,   когда   любимая   сука
приволокла к ее ногам своих первых щенков? Любовь собаки была сродни  тому
согревающему душу благоговению, которое она питала к отцу. Как  дороги  ей
были его редкие похвалы! Как гордилась ими девушка!.. Даже когда приручали
жеребца, когда из сознания животного потоком хлестали  боль  и  ужас,  все
равно  где-то  на  донышке  всегда  жила  возможность  любви,   понимания,
нерушимого доверия, которое возникало между всадником  и  скакуном.  Когда
они мчались во весь опор, Ромили полностью отдавалась  скачке  -  так  же,
впрочем, как и лошадь. B такие минуты они становились единым целым.
   Нет, приручение и дрессировка - это не пытка. В этом есть сила, но  нет
насилия...  По  крайней  мере,  не  большее,  чем  усилие  няни  заставить
маленького ребенка есть кашу. Пусть она сначала кажется  невкусной,  пусть
ничего не хочется,  кроме  молока.  Потому  что  нельзя,  после  того  как
прорезались зубы, питаться только молоком, ибо ребенок  вырастет  хилым  и
болезненным. Он нуждается в твердой и более грубой пище. Затем  ребенка  -
хочет он или нет - учат есть самостоятельно,  учат  одеваться,  заправлять
постель. Потом следует наука обращения с ножом и вилкой. Без этих  навыков
не обойтись.
   Ястреб опять забил крыльями, и на  этот  раз  Ромили  страстно  и  тихо
зашептала:
   - Доверься мне, моя хорошая. Скоро ты опять будешь  свободна,  взлетишь
высоко-высоко. Мы вместе будем охотиться, ты и я. Мы подружимся...  Ты  не
будешь рабыней, а я - хозяйкой, клянусь тебе.
   Она наполнила сознание  птицы  ощущениями  свободного  полета  -  внизу
проплывал лес, солнце вольно светило  в  чистом  небе.  Ромили  попыталась
пробудить в ее сознании память о самой последней охоте - вот она  спиралью
падает вниз, бьет жертву, потом большими кусками глотает кровавые куски...
И следом опять ее посетило неослабевающее  чувство  голода,  ощущение  все
увеличивающейся слабости. Голод доводил до безумия -  вот  оно,  дымящееся
мясо, хлынувшая кровь... Девушку едва не вырвало, так сильны  были  эмоции
птицы; вместе с тем необорим был запах тухлятины - от него просто спасу не
было.
   - Тебе надо поесть, ты должна вырасти сильной. Ты такая красивая, такая
совершенная... настоящая пречиоза...  [ласковое  обращение:  "дорогая"]  -
Ромили раз за разом принялась ласково нашептывать: - Пречиоза, Пречиоза...
Так и буду тебя звать. Это будет твое имя... Ты очень  хочешь  есть,  тебе
надо еще расти, Пречиоза, мы будем вместе охотиться, но сначала ты  должна
довериться мне и поесть... Я очень этого хочу, поешь, птица. Я очень люблю
тебя и хочу, чтобы ты разделила со мной это чувство, но прежде  ты  должна
научиться есть с моей руки... Поешь, Пречиоза,  моя  хорошая,  драгоценная
моя. Какая ты красавица! Почему ты не хочешь отведать этот кусочек? На вид
он совсем свеженький. Только не умирай, я умоляю тебя!
   Долгие часы провела девушка возле слабеющего ястреба, и все  это  время
между  ними  шла  напряженная  борьба.  Взмахи  крыльев  с  каждым   разом
становились все слабее. Муки голода были нестерпимы  -  Ромили  тоже  едва
справлялась с приступами боли.  Ястреб  по-прежнему  холодно  и  отрешенно
смотрел на человека, все так  же  ярко  золотились  ободки  вокруг  черных
зрачков, все та же ненависть жила в них. Все то же отчаяние  терзало  душу
девушки.
   Приближался критический момент - если сейчас птица откажется  от  пищи,
то все пропало. Она не съела ни кусочка с того самого часа, как  попала  в
сети, а с тех пор прошло ни много ни мало четыре часа.
   Может,  отец  был  прав  и  женщине  не  пристало  заниматься  мужскими
делами... Не под силу ей это...
   На ум пришло мгновение, когда она впервые  мысленно  перевоплотилась  в
ястреба и взглянула на себя, Ромили Макаран, глазами птицы. Вновь страх  и
отчаяние затопили душу, и тут же эти страсти смешались с ее собственными -
если эта птица погибнет, у Ромили самой не будет будущего.  Что  ей  тогда
останется? Вышивание гладью, обычный удел  женщины...  Она  почувствовала,
что ожидающая ее темница куда страшнее той, в которой очутилась ястребица.
У нее по крайней мере есть шанс вновь взмахнуть крыльями, взлететь в небо,
глянуть с высоты  на  землю  -  она  же,  Ромили,  окажется  приговоренной
пожизненно. Ей уже не видать свободы...
   Нет, лучше умереть, чем быть вечной узницей!
   "Но ведь должен быть выход! Как же найти его?"
   Она не имеет права отступить, не имеет права  позволить  хищнику  взять
верх. Она происходит из благородного рода Макаранов, унаследовала  великий
дар.  Неужели  уступить  какой-то  ястребице?  Ромили  не  позволит  птице
погибнуть... нет, не  пернатому  созданию,  не  "какой-то  ястребице",  но
Пречиозе. Она очень любит ее и будет бороться за ее жизнь, не щадя себя...
   Ромили еще раз осторожно и бесстрашно вторглась в сознание пернатого...
На мгновение ей почудилось, что ястребица взбесится от ярости, но  в  этот
миг ее привлек запах пищи, лежащей на рукавице.
   Ромили ощутила волнение птицы... "Да-да, ешь, ешь, тебе  нужно  вырасти
большой и сильной..." Опять подступила тошнота. "Ей так хочется поесть, ей
так хочется довериться мне, но этот запах! Она  не  может  это  есть;  еще
чуть-чуть,  и  будет  поздно,  ну  что  тут   поделаешь...   Она   же   не
стервятник..."
   Ромили впала в отчаяние. Она захватила на кухне самое свежее  мясо,  но
прошло слишком много времени; ястребица уже начала доверяться ей  и  могла
бы взять пищу с рукавицы... если она найдет что-нибудь, что  действительно
можно есть... Крысы шуршали в соломе, и птица внимательно прислушивалась к
этим шорохам. Девушка вновь почувствовала себя ястребом - это была добыча!
Свежатина!..
   Приближался рассвет, в щелях двери забрезжило,  внутрь  сарая  проникла
сумрачная  влажная  серость.  Зачирикали  птички  в   саду,   под   крышей
заворковали рассаженные по клеткам голуби; жаренные, они были на  редкость
вкусны  -  ими  угощали  важных  гостей  и  больных.   "Голубятник   очень
рассердится на меня. Мне строго-настрого  заказано  касаться  голубей  без
разрешения..." Эта мысль не остановила девушку -  так  свербило  где-то  в
самой глубине сознания. Все равно, семь бед, один  ответ!  Голодный  спазм
перехватил желудок... Ромили швырнула кусок несвежего мяса, вырезанного из
тушки рогатого кролика, на навозную кучу - он сгниет там  или  его  сожрет
какой-нибудь  любитель  падали.  Может,  пес  не  побрезгует,  они   такие
простаки... Девушка сунула руку в клетку - там сразу поднялась суматоха, -
пальцы наткнулись на что-то мягкое,  оперенное,  отчаянно  заверещавшее...
Сердце наполнилось волнением, ноги задрожали, Ромили совладала с собой, не
сробела - она выросла в  деревне,  видела  и  не  такое.  Голубь  отчаянно
забился у нее в руке. Ромили свернула ему шею  и  положила  тушку  на  уже
натянутую рукавицу. Следом  целенаправленно  послала  в  сторону  Пречиозы
мысленный сигнал.
   На мгновение девушке показалось, что ястребица и на этот раз  взорвется
в припадке ярости. Ромили едва не заплакала от обиды...  Неожиданно  птица
наклонила голову, глянула на тушку и ударила ее  клювом  так  быстро,  что
Ромили даже  не  заметила,  только  руку  отбросило.  Хлынула  кровь...  И
слезы!.. Птица еще раз так же стремительно ударила и принялась есть.
   Теперь Ромили зарыдала громко, взахлеб. Она едва могла удержать руку  -
та ходила ходуном.
   - Ой, моя хорошая... - сквозь слезы прошептала девушка. - Красавица  ты
моя!.. Радость ты моя драгоценная!..
   Когда птица насытилась - голод буквально глодал  Ромили  изнутри,  даже
пить не хотелось,  только  хотя  бы  что-нибудь,  вот  такое  малюсенькое,
положить в рот,  -  девушка  натянула  на  голову  самке  колпачок.  Пусть
Пречиоза поспит, а когда проснется, сразу вспомнит, кто и каким образом ее
накормил. Да, только бы не забыть - нужно  распорядиться,  чтобы  Пречиозу
кормили только свежатиной; птицы, мыши - все равно, лишь  бы  еще  теплые.
Что поделать,  этот  порядок  придется  ввести  до  той  поры,  пока  сама
ястребица не сможет вылететь на охоту. Это  случится  еще  не  скоро...  С
другой стороны, Пречиоза очень умна - Ромили верила в это, - и обучение не
займет много времени. Вот что еще мелькнуло в сознании - теперь  ястребицу
следует приучить, что именно она, Ромили, является  источником  пищи,  эту
мысль ей надо вдолбить во что бы то ни  стало.  Тогда  можно  и  на  охоту
отправляться...
   Рука затекла - девушка скинула перчатку из грубой кожи,  тяжелую,  едва
мнущуюся, и повертела кистью. Уже совсем рассвело,  сквозь  щели  в  сарае
пробивался утренний свет - значит, она провела здесь всю  ночь?  Ой,  надо
бежать домой, сейчас слуги начнут вставать...
   Девушка загасила фонарь, повернулась к внезапно  распахнувшейся  двери.
На пороге стоял Микел, владелец "Соколиной лужайки". Рядом - старый Девин.
   - Госпожа Ромили! - удивленно воскликнул Девин. - Вы что, провели здесь
всю ночь?
   На висках отца запульсировали жилки.
   - Ты, негодница!.. Я же  приказал  тебе  отправляться  домой.  Я  разве
разрешил тебе остаться? Ты мне вызов бросаешь?! Убирайся отсюда  и  больше
никогда не прикасайся к этому ястребу!
   - Ястреб поел! - выкрикнула Ромили. - Я его спасла! Разве это ничего не
значит? - На  глазах  выступили  слезы,  и,  подобно  пленной  птице,  она
взорвалась от гнева: - Пусть меня выпорют, если  тебе  так  хочется!  Если
тебе так важно, чтобы  я  чувствовала  себя  благородной  дамой,  а  птице
позволила погибнуть!.. Если так должны  поступать  знатные  леди,  клянусь
тебе, я никогда не стану такой... У меня есть ларан...  -  Ромили  уже  не
соображала, что говорит. - Не думаю, чтобы боги допустили ошибку, и не зря
они наградили меня этим даром. Разве я виновата,  что  мои  братья  им  не
обладают, а во мне живет он полной мерой? И вот пожалуйста, Пречиоза спит,
она поела!..
   Рыдания  заглушили  последние  слова,  девушка   бессильно   попыталась
жестикулировать, потом, не в силах совладать с руками, опустила их.
   - Она права, Господи, - тихо сказал старый Девин. - Она  не  первая  из
женщин вашего рода, кто получил  при  рождении  дар,  и,  дайте  боги,  не
последняя...
   Макаран метнул на него скользящий взгляд, потом молча  шагнул,  пощупал
спящую ястребицу, чуть взъерошил ей перья.
   - Замечательная птица! - наконец выговорил отец. - Как ты  ее  назвала?
Пречиоза?.. А что, хорошее имя... Ладно, ты верно поступила, дочь.  -  Тут
же, словно опомнившись, Микел повысил голос  и  процедил  сквозь  зубы:  -
Немедленно ступай домой, прими ванну, переоденься. Я не  желаю,  чтобы  от
моей дочери пахло, как от подзаборной  шлюхи.  Иди  направь  ко  мне  свою
служанку и больше не гневи меня! Если я еще раз увижу тебя вне дома...
   Девушка торопливо прошмыгнула мимо отца - тот на ходу с  силой  шлепнул
ее. Хотел было придержать и еще раз наподдать, уже от души, однако рука не
поднялась, ведь она спасла жизнь такому ястребу! Залюбуешься!..
   Микел крикнул вдогонку - изо всех сил, набрав  полные  легкие  воздуха,
скорее рявкнул:
   - Тебе это даром не пройдет, черт тебя побери, Ромили!..



        2

   Девушка  сидела  у  окна  -  уперев  подбородок  в  ладони,  локти   на
подоконнике - и смотрела вдаль.
   Исполинское красновато-бурое с кровавым отливом светило стояло  высоко.
В небе не истаяли еще две мелкие луны, вдоль линии  горизонта,  изломанной
холмами Киллгард, висели облака, чуть ближе,  над  лесом,  сновали  птицы.
Рядом с Ромили на  учебном  столике  лежала  раскрытая  тетрадка  -  левая
страница  исписана.  Девушка  решила  задачу,  вот  и  ответ...   Тут   же
располагалась еще влажная, аккуратно переписанная  страница  сентенций  из
"Книги Мыслей" христофоро [монах, монахи, одноименная религия]. Калинда  в
стороне что-то недовольно  выговаривала  Мэйлине  -  по-видимому,  та  как
всегда неряшливо выполнила задание.
   "Сегодня я впервые возьму Пречиозу с собой. Оседлаю  Ветрогона,  посажу
на руку мою красавицу - конечно, надвину колпачок на самые глаза, -  пусть
привыкает к запаху лошадиного пота, к скачке. Летать ей пока  рано,  но  и
этот день недалек..."
   По комнате, пришаркивая на ходу, пробежал  Раэль.  Калинда  укоризненно
покачала головой. Ромили вздохнула -  совсем  избаловали  Раэля,  испортят
мальчишку. Он едва выжил во время болезни, и  сегодня  в  первый  раз  ему
позволили явиться на занятия.
   Мальчик сел на  место.  В  классной  комнате  опять  наступила  тишина,
прерываемая скрипом пера Мэйлины да легким пощелкиванием  спиц  Калинды  -
она вязала теплую нательную рубаху для  мальчика.  Затем  еще  надо  будет
заставить мальчика надеть ее.
   В глазах Ромили застыла скука. Наконец она повернулась и положила локти
на парту, опершись подбородком о ладони,  что  придавало  девушке  убитый,
чуть плаксивый вид.
   В этот момент Мэйлина разразилась проклятьями:
   - Черт бы побрал это  перо!  Так  и  сыплются  кляксы,  ну  как  осенью
листья!.. Вот я еще один лист испачкала!
   - Потише, потише, Мэйлина,  -  выговорила  ей  гувернантка.  -  Ромили,
прочитай вслух максимы, которые я дала тебе переписать из "Книги  Мыслей".
А ты, Мэйлина, послушай.
   Ромили очнулась, сняла локти с парты и чуть громче, чем следовало, чуть
заунывней, чем домна Калинда, прочитала:
   - "Плохой работник всегда винит инструмент, а не себя".
   - Так что выходит, не перо виновато в том, что ты не можешь писать  без
клякс, - заключила Калинда. Она  поднялась  и,  приблизившись  к  ученице,
поправила перо в ее руке. - Руку надо держать вот так...
   - У меня пальцы болят и кисть  отваливается,  -  захныкала  Мэйлина.  -
Зачем мне все это надо - портить глаза? Никто из  дочерей  лорда  "Высоких
скал" не умеет ни писать, ни читать, а они уже обручены,  и  то,  что  они
неграмотны, вовсе не помешало им.
   -  Тебе  следовало  бы  задуматься  о   будущем,   -   строго   сказала
воспитательница.  -  Твой  отец  не  желает,  чтобы  его  дочери   выросли
невежественными, умеющими  только  штопать,  прясть  и  вышивать.  Те,  из
"Высоких скал", не могут написать на банках: "Яблочное варенье". Куда  это
годится! Когда я была в твоем возрасте,  мне  пришлось  немало  трудиться,
чтобы приобрести знания. Твой отец смотрит  вперед,  ему  хватает  разума,
чтобы понять, что в нынешнее время благородные девицы должны знать столько
же, сколько сыновья лордов. Имей в виду, пока ты  не  перепишешь  страницу
без клякс, из-за парты не  выйдешь.  Ромили,  дай-ка  я  взгляну  на  твою
работу. Вот, можно же все  сделать  аккуратно!..  Пока  я  буду  проверять
решение, Ромили, послушай, как твой братец читает вслух.
   Девушка живо поднялась и подсела к Раэлю - все интереснее, чем сидеть и
пялиться в окно. Калинда склонилась над плечом Мэйлины, наблюдая,  как  та
со страдальческим видом водит пером по листу. Раэль прижался к сестре, она
обняла его и указала пальцем, откуда начинать. Книга  была  очень  старая,
девушка сама училась по ней читать, и, наверное, Руйвен и Дарен тоже.  Том
был прошит еще бабушкой в ту пору, когда ее отец начинал  учить  буквы.  О
том свидетельствовала надпись на  титульном  листе,  выполненная  большими
кособокими литерами: "Книга Микела Макарана". Чернила уже немного выцвели,
но все же буквы еще хорошо различались.
   - "Лошадь стоит в конюшне, - медленно, торжественно выговорил  мальчик.
- Птица сидит в гнезде. Птица летит. Дерево растет в лесу. Лодка плывет по
воде.  Орех  на  дереве.   Мальчик..."   -   Он   нахмурился   и,   гадая,
полувопросительно сказал: - В амбаре?
   Ромили коротко и чуть слышно хохотнула:
   - Думаю, он, как и ты, с куда большим удовольствием прибежал  бы  туда,
но это неправильно. Посмотри, какая первая буква? Назови ее.
   - "Мальчик на кухне, - мрачно буркнул Раэль.  -  Хлеб  поставлен..."  В
миске?
   - Раэль, ты опять угадываешь. Читай, что написано.  Ты  же  знаешь  эту
букву.
   - "Хлеб поставлен в печь".
   - Правильно. Теперь на следующей странице. Отсюда...
   - "Повар печет хлеб. Крестьянин..." - Он запнулся, подвигал  губами.  -
Собирает?
   - Правильно, продолжай.
   - "Крестьянин собирает орехи. Солдат скачет на  лошади.  Конюх  седлает
коня". Роми, когда же я научусь читать что-нибудь интересное?
   Девушка вновь рассмеялась.
   - Когда ты хорошенько запомнишь все буквы. Теперь давай посмотрим  твою
тетрадь. Так, вот ты написал буквы... А что же они у  тебя  все  вкривь  и
вкось? Переваливаются с боку на бок, как утки... Они  ведь  должны  стоять
ровно, прямо, как солдаты в строю. Вот взгляни на  образец,  здесь  писала
Калинда...
   Мальчик перевел умоляющий взгляд на старшую сестру.
   - Хорошо, я скажу домне Калинде, что ты выполнил задание.
   - Мы побежим на конюшню? - шепотом спросил  Раэль.  -  Роми,  тебя  уже
выпороли за то, что ты приручила ястреба? Я слышал,  мама  говорила  отцу,
что он обязан принять меры.
   "Не сомневаюсь в этом", - подумала Ромили про себя.  Обидело  другое  -
леди Люсьела могла бы