.
   - Помогите, - умоляла девушка, - пожалуйста, помогите мне, помогите...
   Хедер уселась на край койки и привлекла девушку в объятия.
   - Нет, милая, - нежно проговорила она, - мы не можем  тебе  помочь,  ты
умрешь. Не бойся, Лаура, милая, это будет очень быстро, и ведь мы с тобой.
Не плачь, милая, не плачь, бояться нечего... - Так она шептала девушке  на
ухо, крепко обнимая ее, гладя по волосам, впитывая ее страх  до  последней
капли, пока та наконец не затихла, прижавшись щекой к плечу Хедер. Так они
и сидели втроем, и неизвестно, кто плакал горше, но в конце концов дыхание
девушки успокоилось, а потом и вовсе затихло; тогда они осторожно  уложили
ее на койку, прикрыли простыней и, скорбно держась за руки, удалились  под
лучи восходящего солнца и тогда уж выплакались всласть.


   Капитан  Гарри  Лейстер  увидел,  что  начинается  рассвет,   и   потер
покрасневшие веки. Всю ночь  он  не  сводил  глаз  с  консоли  компьютера,
сторожа единственный шанс  для  этого  мира  не  скатиться  к  варварству.
Незадолго до рассвета ему показалось, что из-за двери его  зовет  Камилла,
но наверняка это ему пригрезилось. (_Когда-то она разделяла его порыв. Что
случилось?_)
   И вот теперь, то ли в дреме, то ли в трансе, перед мысленным взором его
двигалась процессия странных существ,  похожих  на  людей,  но  не  людей,
поднимающихся в красное небо на своих странных кораблях и столетия  спустя
возвращающихся. (_Что искали они среди звездных миров? Почему не  нашли?_)
Может быть, поиск бесконечен? Или замыкает полный круг  и  возвращается  к
началу?
   "Но у нас есть фундамент, на  котором  можно  строить.  История  целого
мира.
   _Другого мира. Не этого.
   А годятся ли для этого мира ответы мира другого?_
   Знание - всегда знание, - яростно напомнил он сам себе. - Знание -  это
сила, которая может спасти их...
   _...или уничтожить_. Разве после долгой борьбы за существование  им  не
захочется  прийти  на  готовенькое,  воспользоваться  старыми  ответами  и
попытаться воспроизвести исторический путь, уже заведший один мир в  тупик
- здесь,  на  другой  планете,  с  куда  более  хрупкой  экологией?  Вдруг
когда-нибудь они уверуют - как я верил всю жизнь  -  что  компьютер  знает
ответы на все вопросы?
   _А что, не так?_"
   Он встал и подошел к двери купола.  Смотровое  окошко  (специально,  по
погоде, сделанное совсем крошечным) распахнулось, когда Лейстер  отщелкнул
шпингалет, и впустило в купол первые утренние лучи красного светила.
   "Это не мое солнце. Это  их  солнце.  Когда-нибудь  они  разгадают  его
тайны. С моей помощью. В результате моей единоличной борьбы за  сохранение
наследия истинного  знания,  целой  технологии,  способной  вернуть  их  к
звездам".
   Он глубоко вдохнул и стал молча прислушиваться к звукам этого  мира.  К
шуму ветра в кронах деревьев,  к  журчанью  ручьев,  к  зверям  и  птицам,
живущим  под  пологом  леса  своей  таинственной   жизнью,   к   неведомым
пришельцам, которых когда-нибудь встретят его потомки.
   И варварами его потомки не будут. Потому что в  их  распоряжении  будет
знание. Если возникнет  у  них  искушение  ступить  на  внешне  заманчивую
тропинку,   оканчивающуюся   на   деле   тупиком,   всегда   можно   будет
проконсультироваться; протянуть руку - и получить готовый ответ.
   (Но почему в голове у него неумолчно звучат слова Камиллы? "_Это только
доказывает, что компьютер не Бог_").
   "Разве истина не есть божественное проявление? - неистово потребовал он
ответа у себя самого и у  Вселенной.  -  "_И  познайте  истину,  и  истина
сделает вас свободными_" [Евангелие от Иоанна, 8:32].
   (Или закабалит? Может ли одна истина скрывать другую?)"
   И внезапно жуткое видение представилось ему; ибо  мысленный  взор  его,
освободившись от рамок пространства и времени, заглянул далеко  вперед,  и
раскинулось перед ним живое, трепетное будущее. Раса, выученная  приходить
к этому куполу за правильными ответами,  к  святыне,  которой  ведомы  все
правильные ответы. Мир, в котором нет места дискуссиям, ибо  известны  все
ответы, а что выходит за их рамки, познанию не подлежит.
   Варварский мир, где компьютеру поклоняются как Богу. Богу. Богу. Богу.
   И этого Бога он создает собственноручно.
   "Боже! Спятил я, что ли? Нет,  -  пришел  бесстрастный  недвусмысленный
ответ. - Нет. Это с момента аварии я был безумен, но теперь пришел в себя.
Морэй был с самого начала прав. Ответы, которые хороши для  другого  мира,
здесь бессмысленны. Технология  и  наука  являются  технологией  и  наукой
только на Земле. И если мы попытаемся перенести их сюда, один к одному, мы
погубим эту планету. Когда-нибудь - не так скоро, как мне  этого  хотелось
бы, но когда-нибудь обязательно - они разовьют технологию,  укорененную  в
почве, камнях и ресурсах этого мира,  взошедшую  под  его  солнцем.  Может
быть, технология эта откроет им путь к звездам, - если им того  захочется.
Может быть, она откроет им  путь  через  время  или  в  бездонные  глубины
собственных сердец. Но это будет их путь, не мой. Я  не  Бог.  Не  в  моих
силах сотворить мир по собственному образу и подобию".
   Все, что удалось спасти с корабля,  он  когда-то  перетащил  под  купол
терминала. Теперь он тихо отыскал среди штабелей то, что ему было нужно, и
торопливо принялся соединять одно с другим, а в голове  у  него  крутились
старые слова другого мира:

   Миров и светил бесконечен ход,
   бесконечен путь мой.
   Вернувшись к началу, замкнувши кольцо,
   обретаю покой.

   Твердой рукой он зажег смоляную  свечу  и  уверенно  поднес  к  кончику
длинного фитиля.
   Услышав взрыв, Камилла и Мак-Аран со всех ног бросились к куполу -  как
раз вовремя, чтобы увидеть, как тот взметает  к  небу  фонтан  осколков  и
расцветает огненным цветком.


   Провозясь какое-то время  с  массивным  засовом,  Гарри  Лейстер  начал
осознавать, что выбраться у него не получится. На этот раз не повезло. Еле
держась на ногах, он с гордостью обвел взглядом пылающую  груду  обломков.
"Честное состязание, - завертелись в голове бессвязные  мысли,  -  никакой
форы... может быть, я все-таки действительно  Бог,  тот,  который  прогнал
Адама и Еву из рая и перестал  подсказывать  им  ответы,  чтобы  они  сами
отыскали свой путь и выросли... ни страхконцов, ни надувных подушек, пусть
сами ищут путь, жизнь или смерть..."
   Он не услышал, как они ломали дверь, и не почувствовал, как его выносят
на воздух, но ощутил гаснущим сознанием, что  рядом  Камилла,  и  разлепил
веки, и встретил сочувственный взгляд ее широко раскрытых голубых глаз.
   - Я глупый безрассудный старик... - бессвязно  зашептал  он,  чувствуя,
как ее слезы капают ему на лицо.
   - Не надо ничего говорить, - услышал он в ответ. - Я  знаю,  почему  вы
это сделали. В прошлый раз мы начали вместе, но не успели...  о,  капитан,
капитан...
   - Капитан чего? - прошептал он,  закрывая  глаза.  И  добавил,  уже  на
последнем  дыхании:  -  Капитана  нельзя  отправить  в   отставку.   Проще
пристрелить... вот я и пристрелил...
   А  потом  красное  солнце  навсегда  погасло,  рассыпалось  галактиками
ослепительного света.



        ЭПИЛОГ

   От гигантского корабельного корпуса не осталось даже шпангоутов - и  те
в конце концов отправились на склад; рудное дело будет развиваться на этой
планете очень медленно, а с металлами будет очень напряженно еще в течение
многих-многих поколений. До сих пор, проходя долиной, Камилла по  привычке
бросала взгляд на то место, где когда-то лежал  разбившийся  корабль.  Все
такой же легкой походкой шла она, следуя едва осознанному предчувствию, но
волосы ее уже слегка припорашивала седина.  За  скальным  гребнем  высился
высокий каменный памятник жертвам аварии; там же находилось кладбище,  где
жертвы первой жуткой зимы покоились бок о бок с жертвами  первого  лета  и
ветров безумия. Поплотнее укутавшись в меховой  плащ,  она  покосилась  на
один из зеленых холмиков;  но  это  было  так  давно,  что  грусть  успела
притупиться.
   Спускающийся в долину с холмов Мак-Аран узнал ее издали  (по  знакомому
меховому плащу и клановой юбке) и приветственно помахал рукой. Столько лет
прошло, но стоило  увидеть  Камиллу,  и  сердце  начинало  колотиться;  а,
приблизившись, он взял ее руки  в  свои  и  несколько  мгновений  постоял,
ничего не говоря.
   - С детьми все, в порядке, -  наконец  произнесла  Камилла.  -  Сегодня
утром я была у Мхари. А тебя можно не спрашивать, и так видно, что вылазка
была удачной.
   Продолжая держаться за руки, они зашагали  по  Нью-Скаю.  Их  хозяйство
располагалось в самом конце улицы; оттуда открывался вид на Восточный пик,
из-за которого каждое утро в облаках тумана поднималось красное солнце; на
краю участка отдельно  стояло  маленькое  сооружение  -  метеостанция,  за
которую отвечала Камилла.
   Зайдя в гостиную (общую для полудюжины семей), Рафаэль  скинул  меховую
куртку и сразу прошел к огню, Как и  большинство  колонистов,  не  носящих
кильтов, он предпочитал кожаные брюки и мягкие  клетчатые  рубашки  цветов
клана.
   - Дома никого?
   - Юэн в госпитале; Джуди в  школе;  Мак  отправился  с  погонщиками,  -
ответила Камилла. - А если Тебе не терпится взглянуть  на  детей,  то  они
все, по-моему, на школьном дворе - кроме Аластэра. Он сегодня у Хедер.
   Подойдя к окну, Мак-Аран  увидел  хорошо  знакомую  треугольную  крышу,
школы. "Как быстро вытянулись наши дети, - мелькнула у  него  мысль,  -  а
взглянешь на их мать - и не подумаешь, что четырнадцать лет  прошло".  Уже
подрастали семеро, переживших жуткий  зимний  холод  пятилетней  давности.
Каким-то образом  Мак-Аран  с  Камиллой  вытерпели  все  перипетии  первых
тяжелых лет; и хотя у Камиллы были дети от Юэна, Льюиса Мак-Леода и еще от
кого-то (от кого именно, Мак-Аран не знал;  Камилла,  как  он  подозревал,
тоже), двое старших ее детей и двое младших были от него.  Самая  младшая,
Мхари, не жила с ними; за три дня до ее рождения умер  при  родах  ребенок
Хедер, и Камилла, никогда не стремившаяся выкармливать ребенка, если  была
возможность воспользоваться услугами кормилицы, отдала Мхари на воспитание
Хедер; когда пришло время отлучать девочку от груди, Хедер  не  хотела  ее
отдавать, и Камилла согласилась, чтобы Мхари оставалась  у  Хедер  -  хотя
навещала ее почти каждый день. Хедер была одной из тех, кому  не  повезло;
за четырнадцать лет она родила семерых, но только  один  из  детей  прожил
больше месяца. Кровные связи в колонии значили не слишком  много;  матерью
ребенка считалась та, кто о нем  заботится,  отцом  -  тот,  кто  учит.  У
Мак-Арана были дети еще от трех женщин, и обо всех он заботился одинаково;
но больше всего по душе была ему. Лори, странная дочь Джуди, которая уже в
четырнадцать лет была выше мамы; полколонии  называли  ее  подменышем,  но
почти никто не догадывался, кто ее настоящий отец.
   - Ну что, бродяга, - спросила Камилла, - когда снова в дорогу?
   - Ну, несколько дней отдохну дома, - отозвался Мак-Аран, обнимая ее  за
талию, - а потом... мы все-таки хотим найти море. Наверняка где-то на этой
планете оно есть. Но сначала... у меня для тебя  сувенир.  Несколько  дней
назад обследовали мы одну пещеру - и вот  что  нашли  в  скальной  породе.
Знаю-знаю, ювелирное дело у нас пока совершенно не развито,  извлекать  их
из скалы  только  лишняя  морока  -  но  очень  уж  они  нам  с  Аластэром
приглянулись; в общем, держи - тебе и девочкам. Что-то, кажется мне,  есть
в этих камешках...
   Он извлек из кармана пригоршню  голубых  камней  и  высыпал  Камилле  в
подставленные ладони; в глазах ее  мелькнуло  сначала  удивление  -  потом
откровенная радость. Тут гурьбой ворвались дети, набросились на Мак-Арана,
и тот потонул в море гомона.
   - Па, можно мне с тобой в следующий раз в горы? Гарри ты берешь, а  ему
только одиннадцать!
   - Па, Аланна взяла мое печенье, скажи, чтобы отдала!
   - Папа, смотри, смотри, как я лезу!
   Камилла как всегда игнорировала этот бедлам и  спокойными  размеренными
жестами призывала к тишине.
   - Давайте только по очереди... что у тебя, Лори?
   Высокая сероглазая девочка с серебристыми волосами  подобрала  один  из
голубых  кристалликов  и  стала  всматриваться  во   вспыхивающие   внутри
звездочки.
   - У моей мамы есть такой же, - очень серьезно произнесла она. - Можно я
тоже возьму? Мне кажется, у меня может получиться с ним работать.
   - Хорошо, бери, - разрешил Мак-Аран  и  бросил  поверх  головы  девочки
взгляд на Камиллу. Когда-нибудь, когда Лори сочтет необходимым  объяснить,
они узнают, в чем дело; в одном они  могли  быть  уверены  -  их  странный
приемыш никогда ничего не делает просто так.
   - Знаешь, - сказала Камилла, - у меня такое чувство,  что  когда-нибудь
эти кристаллики станут для всех нас очень важны.
   Мак-Аран кивнул. Интуиция Камиллы подтверждалась уже столько  раз,  Что
это перестало удивлять; можно было позволить себе подождать. Он подошел  к
окну  и  поднял  глаза  на  знакомый  силуэт  горной  цепи  на  горизонте;
воображение унесло его дальше,  к  равнинам,  холмам  и  неведомым  морям.
Бледно-голубая луна, напоминающая цветом камешек,  в  который  зачарованно
уставилась Лори, тихо выплыла из облаков, клубящихся  у  вершины  горы;  и
начал моросить мелкий-мелкий дождь.
   - Когда-нибудь, - проговорил вдруг  Мак-Аран,  -  кто-нибудь,  наверно,
придумает этим лунам - и этой планете - названия.
   - Когда-нибудь... - эхом отозвалась Камилла. - Но мы никогда не узнаем,
какие.


   Веком позже планету назвали _Даркоувер_.
   Но на Земле услышали о них только через две тысячи лет.


        Мэрион Зиммер Брэдли.
        Королева бурь

   -----------------------------------------------------------------------
   Marion Zimmer Bradley. Stormqueen! (1978) ("Darkover" #2).
   Пер. - К.Савельев. М., "Армада", 1996.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 30 May 2002
   -----------------------------------------------------------------------


                   КЭТРИН МУР - ПЕРВОЙ ЛЕДИ НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКИ.
                   Надеюсь, я создала такое произведение, о котором  можно
                сказать, что оно воплощает в себе  самую  искреннюю  форму
                лести.  Надеюсь,  у  меня   никогда   не   умрет   желание
                соревноваться и  восхищаться,  что  проявляется  у  каждой
                женщины, работающей в жанре  фантастики,  да  и  у  многих
                мужчин тоже.


        1

   В грозе было что-то странное.
   Донел чувствовал в ней какую-то неестественность. В Хеллерах был разгар
лета,  и  сейчас  здесь  не  могло  разыграться  другой  непогоды,   кроме
нескончаемых  метелей  на  заснеженных  вершинах  и  редких,  но  яростных
штормов, прокатывавшихся по долине от одной горной гряды до  другой,  валя
деревья и срывая крыши с хижин.
   Однако, хотя небо было голубым  и  безоблачным,  где-то  вдалеке  глухо
бормотал гром, а воздух казался наэлектризованным.  Донел  сидел  у  зубца
высокой каменной стены, поглаживая  пальцем  ястреба,  примостившегося  на
запястье, и рассеянно напевал, успокаивая встревоженную  птицу.  Он  знал,
что  ястреба  пугает  насыщенная  электричеством  атмосфера,  предчувствие
грозы. Сегодня не следовало брать птицу из клетки,  и  будет  справедливо,
если старый сокольничий задаст ему выволочку. Год назад  старик,  пожалуй,
поколотил  бы  его  без  малейших  сомнений,  но   теперь   обстоятельства
изменились. Донелу  исполнилось  всего  лишь  десять  лет,  однако  в  его
короткой жизни успело  произойти  много  перемен,  и  эта  была  одной  из
наиболее значительных. Молодая луна не успела смениться и нескольких  раз,
а сокольничий, грумы и наставники  называли  его  уже  не  "это  отродье",
сопровождая  слова  щипками  и  затрещинами,  как  заслуженными,   так   и
незаслуженными, но обращались к нему  с  незнакомым,  слегка  подхалимским
уважением - "молодой хозяин Донел".
   Разумеется, теперь жизнь Донела стала более легкой,  но  сама  перемена
причиняла ему  смутное  беспокойство,  ибо  не  являлась  результатом  его
заслуг. Она  была  связана  с  тем  фактом,  что  его  мать,  Алисиана  из
Рокравена, ныне делила ложе с Микелом, лордом Алдараном, и  вскоре  должна
была разрешиться от бремени.
   Лишь однажды, давным-давно (с тех пор миновало два  праздника  середины
лета), Алисиана говорила об этом с сыном:
   - Слушай внимательно, Донел, потому что я скажу это  лишь  один  раз  и
больше повторять не буду. Женщине нелегко жить без защиты.
   Отец Донела погиб в одной из мелких войн, которые вели  вассалы  горных
лордов, прежде чем Донел успел запомнить его лицо; их жизнь  проходила  на
положении  приживал  в  доме  то  одного,  то  другого  сородича.   Донелу
доставались обноски двоюродных братьев, он  всегда  получал  самую  плохую
лошадь в конюшне и мог лишь наблюдать, как кузены и  родственники  изучали
искусство обращения с  оружием,  пытаясь  на  слух  уловить  то,  что  они
выполняли на практике.
   - Я могла бы отдать тебя на  попечение,  -  продолжала  Алисиана.  -  У
твоего отца есть родственники в этих холмах, и, повзрослев, ты бы поступил
на службу к одному из них. Но для меня это не означает ничего иного, кроме
необходимости навеки превратиться в прачку  или  швею,  а  я  еще  слишком
молода для такой  участи.  Поэтому  я  поступила  певицей  ко  двору  леди
Деонары. Она уже немолода, страдает от многих  болезней  и  не  родила  ни
одного живого ребенка. Ходят слухи, что у лорда Алдарана  острый  глаз  на
женскую красоту. А я красива, Донел.
   Донел изо всех сил обнял Алисиану. Без сомнения, она была  прекрасна  -
изящная, похожая на девочку, с огненно-рыжими волосами и  серыми  глазами.
Она казалась слишком юной, чтобы быть матерью восьмилетнего мальчика.
   - То, что я собираюсь сделать, я делаю частично и ради тебя, Донел. Мой
род отвергнет меня за этот поступок. Не суди меня, если услышишь злые речи
тех, кто ничего не понимает, но много говорит.
   Поначалу действительно казалось, что Алисиана сделала это  скорее  ради
блага сына, чем ради собственного благополучия. Леди Деонара  была  добра,
но ее одолевали приступы раздражительности, свойственные всем  хроническим
больным. Алисиана же вела себя кротко и послушно, терпеливо снося резкости
хозяйки и ее мелочную зависть. Зато Донел впервые получил  одежду,  сшитую
для него по  мерке,  собственную  лошадь  и  ястреба,  стал  заниматься  с
наставниками и оружейниками, учившими пажей лорда Алдарана. В то лето леди
Деонара родила последнего из нескольких мертворожденных  сыновей;  поэтому
Микел, лорд  Алдаран,  сделал  Алисиану  из  Рокравена  своей  барраганьей
[официальная любовница, выбираемая лордом для рождения внебрачных детей, в
случае отсутствия прямых наследников]  и  поклялся,  что  любое  ее  дитя,
женского или мужского пола, будет узаконено и станет его наследником, хотя
когда-нибудь в будущем он может стать отцом сына,  рожденного  в  законном
браке. Алисиана была признанной фавориткой лорда Алдарана -  даже  Деонара
любила ее и сама выбрала для ложа своего повелителя, - и Донел  купался  в
лучах ее славы. Однажды сам лорд Микел, седой и страшный, позвал Донела  к
себе и сказал, что получил о нем хорошие  отзывы  от  учителей.  Потом  он
ласково обнял мальчика.
   - Жаль, что ты не моей крови, приемный сын, - сказал тогда лорд. - Если
твоя мать родит мне такого сына, я буду более чем доволен, мой мальчик.
   - Благодарю тебя, родич, - с запинкой  ответил  Донел,  не  осмелившись
назвать пожилого мужчину своим отцом. Несмотря на  малолетство,  он  знал,
что если мать родит лорду Алдарану единственного живого ребенка, дочь  или
сына, то он, Донел, станет единоутробным братом наследника Алдарана.
   Но надвигающаяся гроза... она казалась Донелу дурным  предзнаменованием
перед рождением ребенка. Он невольно  вздрогнул.  То  было  лето  странных
бурь,