ил, трогал, где трогать нельзя, - это грех, щекотал, потом  нанес
удар. Не рукой - нет... Чем-то жутким, здоровенным. Было очень больно. Так
же нельзя делать, так не велят, потом это очень  больно,  но  как  окажешь
сопротивление каменной глыбе, сопящей,  похрюкивающей  от  удовольствия...
Это так унизительно, даже когда боль покинула тело, растаял страх...
   Затем явилась картина праздничного вечера, когда он  встретил  служанку
на галерее, и девочка догадалась, что он намерен взять  ее  снова,  желает
она того или не желает. И невозможность сопротивляться - от этого на  душе
становилось еще противней, потому что теперь она знала,  что  он  хочет  и
почему...
   "Бард вовсе не хочет меня; только из-за ущемленного самолюбия он жаждет
мое тело. Как же, он спит с королевской дочерью! Кто посмеет бросить упрек
в  незаконном  происхождении  зятю  короля!  Сам  по  себе  он  ничего  не
представляет, у него даже самолюбие кособокое  -  мечтает  утвердиться  за
счет унижения другого. Когда  все  падут  на  колени,  тогда  он  окажется
намного выше их всех. А меня он хочет как самку... Больше ничего..."
   Бард почувствовал отвращение,  которое  испытывала  Карлина,  когда  он
прикасался к ней. Когда пытался впихнуть свой язык ей в рот,  по  ее  телу
пробежали  судороги.  Его  руки,  объятия  -  это  что-то   омерзительное,
неуклюжее, отбивающее всякую охоту. Вот  он,  совершенно  ополоумевший,  с
перекошенным от ярости лицом, бросается на Джереми с  кинжалом  в  руке  -
затем доносится вскрик Джереми, наконец конвульсии...
   - Все, достаточно, - воскликнул он,  однако  телепатическая  сила  туго
спеленала его - он даже глаз закрыть не мог. Тут же почувствовал, что  был
момент, когда она восхищалась им, что-то даже шевельнулось в ее душе...  И
все ушло! Точнее, он сам все  разломал  идиотским  требованием  немедленно
отдаться.  Ладно  бы  только   требование   -   следом   опять   сминающая
сопротивление попытка овладеть ею. Вот так, приспичило - и  будь  любезна,
королевская  дочь!  Вот  почему  Карлина  оставалась  холодна,  когда  его
отправили в изгнание. Все еще тогда было кончено. О какой  женитьбе  после
этого могла идти речь? Когда король предложил  ей  выйти  за  Джереми,  ее
охватил такой ужас, что, только сбежав на  остров  Безмолвия,  прожив  там
тихо, как мышь, несколько декад, она наконец пришла в себя.  Святая  жизнь
излечила ее...  Почти  совсем...  Бард  замер,  ощутив  смертельный  ужас,
который изведала Карлина, обнаружив, что связана, похищена... _беспомощна,
совершенно беспомощна_... В темном, завешенном паланкине лежала,  тряслась
в такт ходу коней и мучительно размышляла, кто  ее  украл,  куда  везут...
Каждая мельчайшая жуткая мыслишка отдавалась в нем  ударом  молота.  Чужие
руки, ужас, испытанный ею,  когда  она  увидела  лицо  Барда,  -  так  она
подумала в первую минуту... Узнав, в чьи руки она  попала,  она  не  могла
рассчитывать  на  милосердие.  Разве  животному  известно  сострадание   и
жалость, тем более в момент, когда жертва оказалась в его  лапах?  Тут  же
плеснуло запахом свободы, ненавистный ей мужик развязал ей руки -  ох  как
она помчалась, совсем как молоденькая червин. Тут же  она  была  схвачена,
затем борьба, она отбивалась и руками и ногами (в тумане ужаса  мгновенным
облегчением мелькнул момент, когда она вцепилась ногтями в щеку  мучителя,
впервые вид человеческой крови доставил ей радость) и вот  опять  связана,
закинута в паланкин. Какое унижение находиться там и  каждый  час  ожидать
насилия! Постоянно усиливающийся ужас, когда ее провели в  ее  собственные
комнаты. И где? В родном доме! Все здесь было пропитано страхом -  одежда,
еда, теплая вода в ванне, куда ее почти насильно  засунули.  "После  всего
этого я никогда не смогу считать себя человеком..."
   Когда Бард вошел  к  ней,  она  уже  была  наполовину  сломлена.  Опять
нарастающий ужас, охвативший ее. "Мать Аварра, помоги мне, но силы мои  на
исходе. Не позволяй этому случиться... Зачем, зачем это, чем я провинилась
перед тобой, богиня, за что меня так наказывать? Почему ты покинула меня в
трудную минуту? Я верно служила тебе, служила во славу твою..."
   Тут бездонное чувство одиночества, ее бросили на  произвол  судьбы.  Но
почему, почему богиня отвернулась от нее? Кто ей теперь поможет?  Что  она
против Барда, вон он какой здоровила! Животное!..
   Смертельный  ужас,  обида  и  унижение,  когда  Карлина  лежала   почти
обнаженная. Разорванная одежда разбросана по комнате...  Страшная  боль  в
низу живота... Неужели Лизарда тоже так мучилась? И хуже  всего  ощущение,
что ты не более чем вещь,  которую  использовали.  Мартышка,  над  которой
посмеялся злой человек. Человек?  Это  вряд  ли.  Скорее  негодяй!  Так  и
запишем - злой негодяй. Урод, незаконнорожденный... Что-то  в  глубине  ее
тела было  раздавлено,  сплющено...  Как  гадко  ощущать  себя  никчемной,
оскверненной! От этого не отмоешься... И гнев, отвращение к самой себе  за
то, что оробела, не заставила  его  убить  себя.  Надо  было  бороться  до
погибели. Ничего, ничего, кроме облегчения, это не принесло бы. А так  она
не более чем червь. Он мог раздавить ее одним пальцем... Или это он червь?
Паразит, напившийся крови, раздувшийся от  несчастий  других...  посмевший
обесчестить ее. Она позволила ему  совершить  насилие  -  и  от  этого  не
уйдешь. Она должна была бороться отчаянней...
   Бард не  заметил,  как  оказался  на  полу.  Он  был  повержен,  громко
вскрикнул. Оглушительно громко, когда, ломая сопротивление ее губ, пытался
втиснуть свой язык в ее рот. Это был  ее  несостоявшийся  вопль,  это  она
должна  была  вскрикнуть.  Теперь  кричал  он.  Этот  хриплый,  вызывающий
тошноту, отвращение стон был  неотвратим,  неодолим.  И  следом  увесистым
добавком волна мерзкой темноты - видно, в тот момент,  когда  он  вторично
овладел ею, Карлина на мгновение потеряла сознание. Уже во  мраке  родился
гнев и ярость, крупно замешенные на ужасе и неприятии самой себя, -  опять
ее использовали. И он пытался добыть удовольствие в  этом  ужасе,  пытался
вызвать оргазм? Барда стошнило. На грани сознания он еще старался взмахами
рук отогнать эту жуть, стряхнув налипшую на камзол блевотину, но ничего не
вышло.
   Но это было еще не все. Тут все убыстряющейся  чередой  поплыли  другие
лица, другие образы  потекли  через  сознание.  Вот  явились  расширенные,
заряженные  страхом  и   отвращением   глаза   Лизарды.   Глаза   ребенка,
изнасилованного и выброшенного. Он  почувствовал  ее  боль,  ее  судорогу,
непонимание, что  с  ней  происходит,  -  каждая  волна  поражала,  словно
хлестала бичом  его  сжавшуюся  от  страха  душу...  Увидел  себя  глазами
Мелисендры, самодовольного и скверно ухмыляющегося... Неужели  у  него  на
самом деле такая гнусная усмешка? В мыслях Мелисендры было только  одно  -
горечь, раскаяние о потере ясновидения. Потом уже пришли боязнь наказания,
ожидание сурового приговора, который вынесут дом Рафаэль и  леди  Джерана.
Но этого не может быть! Богиня, этого быть не может, ведь с ней  я  провел
так много ночей,  неужели  ни  разу  она  не  вскрикнула  от  радости,  не
потянулась блаженно?.. Не веришь? Смотри... Найдешь - это  тебе  зачтется.
Следом выплыло полное жалости лицо Мелоры.
   Внезапно он обнаружил, что стоит на берегу озера Безмолвия - и  старуха
жрица в черной рясе - капюшон наброшен  на  голову  -  корит  его,  грозит
пальцем. Тогда и началось - все, что явилось ему в  наплывах  зеленоватого
тумана, теперь вновь завертелось в зримой дьявольской свистопляске.  Опять
ребенок, размахивая ручками и ножками, летит со  стены.  Безмолвный  вопль
его матери, ее глаза, руки, простертые вперед...  К  небу?  Изнасилованная
женщина, минуту назад ставшая вдовой. Все случилось у трупа мужа.
   Вот  этого  не  надо!  Бард  забился  в  корчах,  взвыл,  как  волк   с
Киллгардских холмов. Даже звания животного он оказался  недостоин  -  так,
бездумная, уверенная в своем превосходстве над другими вещь... _Чем  можно
смыть эти грехи, где найти спасение..._ Со всем согласен, все  правда.  Но
подскажи, чем очистить  душу,  как  выгрести  грязь?  Ответа  не  было,  а
картинки все наплывали, все лезли в глаза. Конца им долго не будет -  Бард
знал это. Когда он наступит, все повторится снова? И  так  раз  за  разом?
Лучше смерть... Смерть...


   Оборвалось все разом. Он  лежал,  свернувшись  клубком  на  грязном,  с
пятнами блевотины, полу. Где-то, в миллионах миль  отсюда,  подальше,  чем
луны,  пробегающие  по  небесам,  отомстившая  Аварра  отключила  звездный
камень.
   Прошло  несколько  часов.  За  окнами  светало.  Начинался  день.  Бард
пошевелился, узрев свет. Следом до него донесся тихий голос:
   "Бард, в тебе уживаются две ипостаси... и ту,  другую,  человеческую  я
всегда буду любить..."
   Чей это голос? Он с трудом разлепил склеившиеся веки. Кто подал  весть?
Неужели это она? Мелора? Ты, которая всегда любила меня, восхищалась мной.
Мелора, единственная женщина, которую он не сломал...
   "Боги,  даже  мой  брат,  даже   Аларик,   этот   незлобивый   простак,
возненавидит меня, когда узнает, что я натворил. Только  Мелора,  ведающая
обо мне все, знающая, что за мной числятся поступки  и  похуже  этого,  не
станет отвращать взор. Только она..."
   Голова разламывалась от боли, в глазах плыли разноцветные  круги,  руки
подрагивали - Бард с трудом  натянул  на  себя  одежду.  Поискал  взглядом
Карлину - она по-прежнему лежала на кровати. Пошевелиться сил у нее уже не
было, не то чтобы набросить  на  себя  одеяло.  На  ней  была  все  та  же
разорванная, в пятнах крови сорочка. Глаза были открыты, но жило ли в  ней
еще сознание - этого никто не мог сказать. "Карли, Карли, я же  не  хотел,
мне и в голову не могло  прийти,  что  я  способен  на  такое!  Что  же  я
наделал?!" На цыпочках он дошел до двери, там оглянулся - она смотрела  на
него и, когда заметила, что он видит ее, вздрогнула. Бард тут же  выскочил
в коридор. Здесь едва сумел унять дрожь. Одно имя сидело у него в голове -
_Мелора!_ Поскорее добраться до нее. Там - спасение! Она вылечит его!..  С
трудом сдержался, чтобы в ту же минуту не броситься вниз по лестнице,  там
на коня и галопом в  Башню  Нескьи.  Он  сжал  челюсти,  потом  зашагал  в
обратную сторону. Зашел в свои апартаменты.
   Пол, заметив его, открыл рот - вернее, его нижняя челюсть опустилась до
подбородка. Во взгляде мелькнул испуг.
   Он что-то быстро заговорил - какую-то глупость, что-то вроде:
   - Боже правый, я думал, ты провел счастливую ночь с женой, а  выглядишь
так, будто явился из ада.
   Тут же заткнулся, когда Бард взглянул на него.
   - Да что же случилось, - уже  в  растерянности  вымолвил  Пол.  В  этот
момент в комнату вышла посвежевшая Мелисендра, на ней был купальный халат,
волосы распущены - видно, только  что  из  ванны.  Увидев  его,  она  даже
замерла на ходу.
   - Бард! Что с тобой, дорогой? - воскликнула она. - Ты не заболел?
   Он отрицательно покачал головой.
   - Я не имею права... не могу рассказать... - И Пол, и  Мелисендра  были
сражены, услышав его голос. Рык какой-то, а не речь. -  Самое  главное,  -
глотнув, продолжил Бард, -  ты  же  добрая  женщина.  Прошу  тебя,  именем
Аварры, пойди  к  Карлине.  Я  не  могу  позволить...  нельзя  унижать  ее
присутствием служанок и прочей  челяди.  Только  ты,  одна.  -  Его  голос
внезапно сел. - Я убил ее. Снасильничал, погубил - не  знаю.  Она  в  свою
очередь погубила меня.
   Бард, защищаясь, поднял руку, словно молил  -  никаких  вопросов.  Было
видно,  что  он  на  грани...  Потом,  повернулся  к  Полу  и  уже   зычно
распорядился:
   - Пока я не вернусь... На все время моего отсутствия ты -  лорд-генерал
армии Астуриаса. - Помолчал, потом  загадочно  добавил:  -  Это  случилось
раньше, чем мы оба ожидали. Вот так.
   Пол было собрался возразить, однако Бард стремительно покинул комнату.
   Когда звуки его шагов стихли, Пол удивленно глянул на Мелисендру:
   - Что же, черт побери, с ним случилось? Он выглядит так, словно на него
пал гнев богов.
   - Не богов, - возразила Мелисендра. -  Богини!  Когда  она  рассержена,
беспощадно карает оскорбивших ее. - Она  положила  руку  Пола  к  себе  на
талию. - Я пойду к Карлине. Бард молил именем Аварры, и на  такую  просьбу
ни одна женщина не может не откликнуться.



        6

   Долгий путь до Башни Нескьи показался  Барду  нескончаемой  пыткой.  Он
гнал коня, а сам при этом едва мог удержаться в седле.  Невыносимо  болело
тело, голова раскалывалась от каждого удара копыт. Скакал, не смея поднять
глаза от седельной луки, в которую вцепился обеими руками.  Он  был  один,
вокруг расстилались поля, перелески, солнце  заглядывало  ему  в  лицо,  в
рыжеватом небе молча висели облака - они тоже корили его? Презирали? Как и
былинки,  что  росли  по  обочине,  как  острые  камешки,  что  наполовину
выглядывали из утрамбованной земли? Они  тоже,  заметив  его  приближение,
решили попрятаться в почву? Это что, род помешательства? Если нет, то  как
назвать то, что он сотворил с Карлиной? Затмение нашло? Теперь Бард пришел
в  себя.  Если  все  нормально  -  выпрямись  в  седле,   окинь   взглядом
окрестности. Боги, она проклинала себя за то, что не смогла заставить  его
убить ее! Вспомнился проникновенный - или проникающий? -  ласковый  -  как
нож? - голос Мелисендры: "Бард, что с тобой, дорогой? Ты  не  заболел?"  А
ведь он поступил с ней так же, как с Карлиной. Она не таит зла,  Бард  был
уверен в этом, ее забота о нем искренна. Может, потому, что он -  отец  ее
ребенка? Или прощение  возможно?  После  долгого  покаяния,  после  многих
трудов во имя твое, Аварра... Неужели  твоя  милость  беспредельна?  Тогда
подскажи,  дай  знак.  Ох,  Великая  Мать,  почему  ты  не  защитила  свою
служительницу, почему наказала после, а не до? Или с ее помощью ты  решила
проучить меня?  Но  почему  при  этом  должна  страдать  Карлина?  Я  тоже
свихнулся. Какие вопросы задаю?
   В поздних сумерках в прогале между холмами  мелькнул  гигантский  шпиль
Башни Нескьи. Собственно сама Башня -  пристанище  лерони  -  представляла
собой замок из нескольких, один выше другого, донжонов. Вот почему  издали
похожие на единое сооружение подобные крепости получили названия Башен.
   Теперь Бард скакал при мерцающем лунном свете - хотя  бы  голову  можно
было поднять.  Он  совсем  забыл  о  еде,  отдыхе,  разве  что  спешивался
несколько раз,  чтобы  дать  передохнуть  коню.  Теперь,  у  Башни,  вдруг
несколько оробел  -  решил  спешиться,  чтобы  привести  себя  в  порядок.
Поливший на закате землю дождь промочил  плащ  -  он  выжал  его,  смахнул
остатки воды, потом глянул на небо. Тучи  разошлись,  стояла  ясная  ночь,
подсвеченная зеленоватым ликом Идриэля. Оставшиеся в небесах редкие хлопья
облаков тоже сияли ласково, безмятежно.
   "Она ждет меня, - с неожиданной уверенностью решил Бард. - Это ее ликом
воспользовалась богиня.
   Точно-точно... Она сошла с ума. Нет, наверно, это я сошел  с  ума.  Эх,
если бы!.."
   Горько было сознавать, что, к сожалению, он находится в полном  здравии
и боль, смятение получил по  заслугам.  Сама  мысль  об  этом  говорила  о
полноценности рассудка.
   "Было бы проще простого сойти с ума и с хихиканьем указывать на  самого
себя пальцем. Ты вот так, при ясном сознании, найди опору. Кто подаст руку
такому, как я? Выходит, у меня хватает ларана, чтобы проникнуть  взором  в
запредельное? Мелисендра! Все дело в ней, это она возбуждает во  мне  этот
дар. Но почему  Мелисендра  никогда  не  открывала  мне  то,  что  открыла
Карлина? У нее хватило бы сил. Какая жалость, что я потерял ее! Но  почему
она простила меня, ведь я поступил с ней так же?"
   Мелора! Вот кто ему поможет, вот кто сможет  открыть  глаза  на  самого
себя. Ну, почему он не обращал внимания на то, что творится  вокруг?  Ведь
все в Карлине буквально вопило - она не желает быть твоей женой! Оставь ее
в покое! Почему накатило на него такое ослепление? Зачем уперся в мысль  о
необходимости жениться на дочери короля, чтобы упрочить свое положение при
дворе? Кто, мол, посмеет посягнуть на зятя короля? Поддался гордыне и даже
наказание семилетним изгнанием не вразумило его. Бард  тяжело  вздохнул  -
когда  и  где  один  человек  мог  вразумить  другого?  И,   словно   эхо,
откликнулась душа - было такое, было. И не раз...  Ты  же  сам  пришел  за
помощью к человеку, перед ним готов смириться. Перед Мелорой.
   Да, все дело  в  гордыне,  в  оскорбленном  самолюбии.  Его  с  детства
шпыняли... Тут у Барда даже дыхание перехватило. Он  рос  без  матери!  Он
недестро! Зачем ссылаться на обстоятельства? Отец усыновил его, и даже при
таком пятнышке в происхождении он вполне  законно  стал  главнокомандующим
армией Астуриаса. У него были отличные  перспективы  -  с  его-то  умением
орудовать  мечом!  В  раннем  возрасте   его   уже   сделали   королевским
знаменосцем. Вот так бы и шло все своим путем.  Всему  свой  срок  -  и  с
Карлиной, законной своей женой, он сумел  бы  найти  общий  язык.  Сколько
таких пар, живущих без любви, но в согласии при дворах. Но  ему  все  было
мало, мало! Почему  жизнь  не  могла  идти  накатанной  дорогой?  Характер
помешал?  Или  злоба,  которая  все  время  душила  его?  Вот   правильное
объяснение. Сколько он помнил себя, она постоянно грызла его. Когда где-то
кому-то было хорошо, он хотел испортить ему настроение, потом, когда занял
должность главнокомандующего, считал это своим долгом... Скольких  друзей,
знакомых он ни перебирал в памяти,  только  Мелора  относилась  к  нему  с
душой. Все остальные либо восхищались воинской славой, либо верно служили,
либо старались не попадаться на  глаза.  Даже  Пола  и  того  нельзя  было
назвать другом. На чем сошлись они? На пакости! Использовали вдвоем одну и
ту же девчонку. Устроили соревнование!..
   Выходит, только Мелора? Да, только она. Родная мать сразу отказалась от
него, когда отец решил взять его в дом. Без колебаний... Так,  по  крайней
мере, ему рассказывал отец. А он сам?  Любил  ли  он  Барда  или  провидел
будущее и решил, что из этого мальчика выйдет  толк?  Придет  час,  и  его
можно  будет  использовать  как  орудие  для  удовлетворения   собственных
амбиций. Аларик - вот кто на самом деле любил его... "Однако он никогда не
знал меня, вдохновлялся мечтой о старшем брате. Если бы он заглянул в  мою
душу, то возненавидел бы меня". Ни одна из женщин, с  которыми  он,  Бард,
спал, не любила его. У всех вызывал отвращение,  потому  что  брал  силой,
против воли.
   Сводные  братья  любили  его  -  зачем  отрицать!  В  ответ  он  одного
искалечил, другого оскорбил, а затем убил.
   "Почему Белтран стал моим врагом? Как же я мог посмеяться  на  ним?  Он
открылся, обнажил душу, признался в страхе. Он гордился мной,  по-хорошему
завидовал. Странно, только теперь понял, что, открывая  душу,  он  показал
себя куда большим храбрецом, чем я. Я не смог признаться, что и  мне  было
страшно в первом бою. И испугался, что он сочтет меня  ровней,  таким  же,
как и он. Выходит, я испугался быть человеком? В этом все дело.
   Как встретит меня Мелора, когда я доберусь до Башни? Она вывернет  меня
наизнанку, ткнет носом в это дерьмо, скажет, что я окончательно  выжил  из
ума,  если  рассчитываю,  что  она  позаботится  обо  мне...  Или,  может,
пожалеет. Она лерони, кому, как не ей, знать, что сделать, чтобы вернуться
на путь истины. На праведный путь. Я ведь только заблудился. Я не свалился
в пропасть. Я бы и оттуда попытался выбраться...  Может,  мне  никогда  не
выйти на верную дорогу, но я должен попытаться. Возможно,  богиня  простит
меня..."
   Если не поздно!
   Передохнув немного, он  вновь  отправился  в  путь.  Только  с  большой
натяжкой эту краткую остановку можно было назвать отдыхом. Даже  конь  еле
плелся, а у Барда не было ни сил, ни желания подгонять его.