лась поздно, когда  солнце  напекло  спину.
Девушка открыла глаза и  вскрикнула  -  над  самым  ее  носом  паук  успел
развесить паутину, и  капельки  росы  блистали  на  ней,  как  драгоценные
камешки. Она засмотрелась на них - впервые за эти  дни  позабытое  чувство
довольства, потаенной радости, что она жива, охватило  ее.  Солнце  палило
ласково, травка ровнилась, густела...  Что-то  ткнулось  в  левую  ногу  -
Ромили осторожно перевела взгляд. Кустарниковая попрыгунья  вела  четверых
своих детишек прямо через штанину. Хвосты, голубые, пушистые, у всех  были
гордо задраны. Девушка невольно рассмеялась, и зверьки  замерли,  опустили
хвосты. Ромили тут же замолчала, однако грызуны молниями метнулись  вперед
и скрылись в траве.
   В лесу было удивительно тихо. Ясно, что  никакого  человеческого  жилья
здесь и в помине не было. На много лиг  вокруг...  Если  уж  кустарниковые
попрыгуньи вели себя так беззаботно, то, значит, они никогда не  встречали
человека.
   Она лениво потянулась, размяла затекшие члены. Очень хотелось пить,  но
ручья поблизости не оказалось. Пришлось собрать в большой лист скопившуюся
за ночь росу. На поваленном мшистом стволе  девушка  обнаружила  несколько
старых грибов и съела их, потом полакомилась ягодами. Некоторое время  она
бесцельно бродила по лесу, пока  не  наткнулась  на  выпирающий  из  земли
корень. Корень  был  съедобен,  и  Ромили  при  помощи  заостренной  палки
выковыряла его из земли, очистила  от  грязи  и  с  большим  удовольствием
съела. Режущий запах выдавил слезы на глазах, тем не менее она насытилась.
   Теперь, когда прошел запал первых  дней,  когда  неумолимо  гнавшие  ее
вперед гнев и ярость растаяли, девушка как бы  протрезвела  и  бродила  по
лесу, словно в полудреме. А то  сидела,  грелась  на  солнышке.  Когда  же
наступала ночь, там и засыпала.
   Каждую ночь во сне ее кто-то окликал  -  звал  из  немыслимого  далека,
томил несказанной печалью. Чей это голос, она не могла разобрать.  Орейна?
Вряд ли. С чего бы ему звать ее? Он дружил с ней, когда Ромили переоделась
мальчишкой, однако стоило ему узнать, кто она на самом деле, и вся  дружба
врозь. Отец старался мысленно докричаться? Тоже не может быть - "Соколиная
лужайка"  слишком  далеко  от  этих  лесов.  Вот  было  золотое  времечко,
спокойное, безмятежное... Если  бы  только  она  не  научилась  там  этому
дьявольскому ремеслу - объезжать коней, усмирять ястребов!  Те,  кого  она
любила, оказались в руках смерти. Во сне ей часто являлся  Солнечный,  она
взбиралась  на  него  и  скакала  по  бледно-серой,   подернутой   туманом
равнине... Эта картина каждый раз  будила  ее,  и  Ромили  просыпалась  со
слезами на глазах.
   Спустя день, а может, два она осознала, что где-то  оставила  сапоги  и
портянки и носки изодрались в клочья. Теперь так и шаталась по лесу.  Ноги
до середины голени покрылись коркой грязи и налипших травинок. Ромили  все
глубже и глубже забиралась в лес - питалась  фруктами,  выкапывала  корни,
вечерами охлаждала натруженные ступни в ручьях, но ни разу не  подумала  о
том, что их следует вымыть.  Ела,  когда  находила  еду;  пила,  обнаружив
источник или речушку, при этом не  обращала  внимания,  что  пьет,  где...
Однажды она три дня не могла найти еду -  в  общем-то  ее  это  ничуть  не
обеспокоило, как-то смутно свербило в желудке, но девушке было  плевать...
Спустя какое-то время она уже не удосуживалась счищать грязь с  выкопанных
корней - так и пожирала  с  землей.  Случилось  найти  несколько  ореховых
деревьев - Ромили было встрепенулась, влезла; полакомилась плодами...  Это
была такая вкуснятина, как... Как что - она не могла припомнить. Наевшись,
слезла и побрела дальше, даже  не  сделав  запас,  не  рассовав  орехи  по
карманам.
   Как-то раз она проснулась ночью - диск Лириэля стоял в небе и с упреком
смотрел на нее. Ромили задумалась.
   "Я что,  точно  сошла  с  ума?  Куда  я  бреду,  зачем?  Сколько  можно
безумствовать?"
   На следующий день все было забыто. Теперь, правда, тот далекий  зовущий
голос стал яснее, громче: "Ромили, где ты?" В голове смутно проблескивало,
что Ромили - это она. Непонятно, зачем они ищут ее?
   Проходило  несколько  минут,  и  сознание  меркло  вплоть   до   нового
мысленного оклика: "Ромили, где  ты?"  Кто  бы  это  мог  быть  -  Ромили?
Странное имя, недоумевала девушка. Сколько можно звать эту самую Ромили?
   На следующий день она  неожиданно  вышла  на  опушку  леса.  Перед  ней
распахнулась обширная холмистая  степь.  Лишь  кое-где  по  распадкам  еще
копились мелкие рощицы  и  заросли  колючника,  но  это  вблизи,  а  далее
открывалось бескрайнее приволье. Ветер шевелил высокую нетронутую траву  -
по ней бежали волны. Злаки давно заколосились, и зерна  уже  созрели.  Она
налущила их и с шелухой - сдуть не догадалась - отправила в  рот.  Девушка
сплюнула... Что-то она делала не так...
   Ромили долго стояла, разглядывая степь. Тут бы жить людям,  распахивать
целину; здесь и влаги вдосталь. Девушка замычала - что-то смутно  теребило
ее сознание, какой-то непорядок, но чем взволновала ее эта  земля,  понять
было трудно. Как тень мелькнуло трудное слово - "безлюдье". Но что бы  это
могло значить? Когда-то ей был ясен тоскливый смысл этого понятия,  теперь
смысл ушел, осталась тоска. Все нагоняло тоску - и ширь необъятной  степи,
раскатившаяся с запада на восток, и хмурая стена леса позади (то  там,  то
здесь робкие рощицы деревьев  мелькали  в  степи),  и  серовато-жемчужные,
прикрытые лиловой дымкой горы на севере - чуть скошенные зубья  побеленных
снегами вершин...
   Сплюнула еще раз и догадалась, что надо сдуть шелуху... Принялась  дуть
на ладонь, пока чистые крупные зерна  не  освободились  и  не  застряли  в
ложбинках между пальцами. Вот это  другое  дело!  Какая  вкуснятина...  Из
зерен еще что-то ухитряются добывать... А  может,  печь?..  Она  нахмурила
брови, глянула вверх, на солнце, и, прикрыв ладошкой глаза,  разглядела  в
серо-розовой выси ястреба. Что это он?
   Девушка без страха следила, как хищник, сложив крылья, камнем  бросился
вниз и только у самой земли, распустив маховые перья, спланировал и сел ей
на плечо. Человек и птица долго смотрели  друг  другу  в  глаза  -  Ромили
удивлялась, зачем он сел  ей  на  плечо?  Что-то  упорно  стучалось  в  ее
сознание, какие-то  мысли  о  прошлом  пытались  проникнуть  в  ее  разум.
Прошлое? Что такое прошлое? Это как-то связано со странной птицей?  Да-да,
она когда-то кормила ее с руки. И  в  сознании  ясно  обозначилось  темное
помещение соколятника, насест, она сама и эта ястребица, гордо отвергающая
мясо. Точно, она еще обучала ее охотиться. Не как дикие звери и  птицы,  а
так, как нужно человеку, которому следует  принести  добычу  и  только  по
свистку взять выделенный тебе кусочек. Человек? Что такое человек? Человек
- это тот, у кого есть имя. Без имени ты не человек. Но у  этой  ястребицы
тоже было имя. Как же ее звали? Девушка мучительно пыталась  вспомнить,  а
хищник тем временем пытливо, не мигая, смотрел ей в глаза.
   Нет, никак не вспомнить... Значит, она не  человек.  Ну  и  пусть!  Все
равно она хорошая... Прилетела и села на плечо... Ромили потянулась, чтобы
погладить  ястребицу,  но  что-то  остановило  ее...  Нельзя  касаться  ее
оперения. Почему? Непонятно... Девушка, так  же  не  мигая,  уставилась  в
круглые, с черными зрачками золотистые  глаза  ястребицы  и  все  пыталась
вспомнить, где же ее видела раньше.
   Ночью Ромили опять проснулась  -  сердце  билось  неровно,  воздуха  не
хватало. Как никогда стало ясно, что она сходит  с  ума,  что  дальше  так
продолжаться не может. Надо как-то выбираться из этой привольной безлюдной
пустыни. Но куда идти? В какую сторону? И спросить не у кого... В этот миг
девушка ясно сознавала, кто она. Ее зовут Ромили Макаран, она  сбежала  из
дома, после долгих приключений принимала  участие  в  битве...  Тут  мысли
несколько расплывались, она не помнила - то ли ударилась головой о  землю,
то ли настолько сильным оказался шок от увиденного,  что  она,  очнувшись,
бежала с поля  боя;  потом  заблудилась  и  теперь  плутает  в  незнакомой
местности. Рядом с ней ее любимая Пречиоза - вон сидит на суку  над  самой
головой. Как она разыскала ее - тоже непонятно. Может, почувствовала,  что
Ромили изнемогает  от  затмения  рассудка.  Глупо!  Пречиозе  должно  быть
известно, что ей нельзя оставаться рядом; что  всякая  тварь,  попавшая  в
руки  Ромили,  обречена;  что  всякое  обучение  есть  не  что  иное,  как
подготовка к гибели. Впрочем - девушка сделала себе поблажку, это касается
не только ее, но и всякого другого человека.
   Пять дней Ромили брела по степи - никакой надобности считать дни она не
видела, но делала это по привычке, машинально, надо же что-то считать! Вот
и Лириэль талдычит о том же. Луна уже  обрела  свое  истинное  полукруглое
лицо. Когда же последний, четвертый месяц вошел  в  фазу  полнолуния,  она
возненавидела вернувшуюся память. Слишком обжигающи, нестерпимо болезненны
были картины прошедшего. Еды  ей  хватало,  воды  тоже  довольно.  Однажды
ястребица принесла ей добычу, села на плечо,  вскрикнула  от  негодования.
Ромили долго смотрела на мертвую тишину,  так  и  не  вспомнив,  что  надо
срочно выделить птице долю. Вот что привлекло ее внимание -  окровавленный
клюв. Ромили  содрогнулась  -  опять  кровь.  Всюду  кровь!  Лицо  девушки
исказилось, она отшвырнула тушку и  отбежала  подальше  от  убитой  птицы.
Затмение разума в тот день было особенно плотным, беспробудным.
   К ночи Ромили добрела до  небольшой  рощицы,  нашла  дерево,  усыпанное
плодами, орехов было столько - ешь, не хочу! Поужинав, она,  не  в  пример
прошлым дням, набила орехами карманы. Разум  медленно,  но  возвращался  -
теперь Ромили инстинктивно забирала все севернее и севернее. Ее  тянуло  к
людям... Двигалась быстро и бесшумно... сама не знала почему.
   К вечеру Ромили насторожило кряканье, долетевшее с небес.  Утка  летела
высоко в поднебесье, и в той стороне,  откуда  появилась  птица,  блеснула
гладь озера. Ромили замерла,  приставила  к  глазам  ладонь.  Белая  башня
возвышалась на берегу.
   Батюшки, куда же она забрела?
   В ту ночь она почти не спала  -  все  четыре  луны-красавицы  плыли  по
испещренному звездами небосводу. Лириэль и  Киррдис  находились  в  полной
фазе, две другие обозначили себя бледно-палевыми полудисками. Душа девушки
была полна предчувствий - может, на самом деле, когда  все  четыре  месяца
полностью откроют свои лики, случится что-то необычайное.  Или  случилось?
Только она не могла вспомнить что. Тем не менее чувствительно  ныло  тело,
какое-то смутное вожделение томило плоть... Спать она устроилась на мягком
мху, ковром покрывшем землю под одиноким деревом,  однако  сон  не  шел  -
хотелось прижаться к чему-то. Или к кому-то?..
   Скорее она угадала, чем услышала, шорох в кроне дерева.  Большая  дикая
кошка ползла по ветви, сжигаемая тем же  огнем,  который  не  давал  покоя
Ромили. Та же страсть, то же вожделение... Вот во мраке  блеснули  крупные
зеленые глаза - зверь не спеша,  мурлыкая,  спустился  по  стволу.  В  нос
девушки ударил острый, сладковатый, с мускусным припахом аромат -  Ромили,
спрятавшись  за  корнями,  внимательно  следила  за  самкой.   Впечатления
мешались - на мгновение  ей  почудилось,  что  она  не  прячется  в  ямке,
поросшей мхом, а спускается вниз, перебирая когтистыми лапами и вздрагивая
сильным гибким телом.
   Зверь ударил  по  земле  хвостом,  и  в  тот  же  момент  совсем  рядом
послышался глухой рык, потом мурлыканье;  наконец  кот,  приближавшийся  к
дереву, начал отчаянно колотить толстым, шерстистым хвостом по  стволу,  и
звуки,  издаваемые  им,  слились  в  какое-то  хриплое  причитание,  некую
исступленную  песнь  любви.  Кошка,  учуяв  приближение  самца,   визгливо
замяукала, потом принялась злобно шипеть. Прошло несколько секунд,  и  она
уже более удовлетворенно заурчала,  хотя  кота  встретила  ударом  лапы  и
шипением. Однако сопротивление  было  недолгим,  и  вот  уже  кот  оседлал
подругу, и дикое мяуканье огласило округу. Ромили  не  могла  совладать  с
собой - она каталась по мшистой подстилке, сцепив зубы, чтобы не закричать
от боли и вожделения.
   - Ранальд!..  -  исступленно  шептала  она.  Это  имя  открылось  ей  в
сжигающем тело угаре. Между  тем  огромные  кошки,  сцепившись  в  клубок,
вопили во все горло.
   Долго потом Ромили лежала как бездыханная, смотрела  на  проглядывающие
сквозь редкую крону звезды, пока разом, переполненная чувствами, так и  не
утолив похотливый голод, не провалилась в сон.
   На следующее утро после пробуждения девушка едва  ли  могла  вспомнить,
что произошло. Разве что все тело ломило и  какая-то  неутоленная  страсть
гнала ее. С прежним пылом и стремительностью она шагала  через  лес.  Шире
шаг, здесь можно пробежаться -  скоро  обрела  второе  дыхание  и  быстрой
рысцой  мчалась  вперед,  как   вдруг   визгливое   досадливое   мяуканье,
переходящее в рев, остановило ее. Гигантская лесная  кошка  преградила  ей
дорогу. Сначала Ромили даже не почувствовала  испуга  при  виде  разинутой
пасти  с  длинными  острыми  клыками.  За  кошкой  ощущалось   присутствие
маленьких пушистых комочков - в листве прятались котята.
   "Кошка защищает свой выводок. И ты, Ромили,  без  спросу  ворвалась  на
чужую территорию, пересекла невидимую черту..." Она отступила на несколько
шагов, с трудом подавив искушение убежать  сломя  голову.  В  этом  случае
спасения не будет - прощай, жизнь! - кошка моментально нагонит ее. Все так
же медленно девушка отступала назад, изо всех сил стараясь поймать  взгляд
хищника, овладеть его сознанием с помощью ларана.
   "Тише, тише, я не причиню вреда ни тебе, ни котятам..."
   Когда-то ей удалось это, а  в  те  минуты  опасность  была  куда  более
велика; тогда ей, в снегах, удалось притушить холодную ярость и неодолимое
чувство голода...
   Спокойней, спокойней, вот так, по шажочку, назад, назад... "Тише, тише,
я не причиню вреда ни тебе, ни котятам..."
   Затем, когда Ромили уже отступила к краю поляны, кошка, словно  молния,
метнулась вперед и одним прыжком достигла ног девушки.
   "Тише, тише, моя хорошая. Спокойней..."
   Кошка неожиданно зевнула, обнажив  огромные  клыки,  и  улеглась  возле
Ромили.
   "Тише, тише".
   Вдруг девушка замерла.
   "Нет, нет! Я погубила Солнечного, я завлекла его в ловушку,  там  он  и
погиб... Я поклялась, что никогда больше не воспользуюсь  лараном.  Больше
никогда. Никогда... Чтобы вновь погубить невинных..."
   Передняя лапа взметнулась в воздух и мелькнула у самых глаз  Ромили,  в
тот же миг рука окрасилась кровью и вдруг странно  отяжелела.  И  по  щеке
заструилась кровь - девушка невольно слизнула натекшую на губы солоноватую
влагу.
   "Теперь она отведала моей  крови!  Теперь  она  убьет  меня  и  отнесет
котятам. Вот оно, возмездие за гибель Солнечного..."
   Мягкое звериное рычание огласило поляну, и  Ромили  машинально  кубарем
отскочила в сторону, прикрыла лицо. Приемы рукопашного боя не годятся  для
схватки  с  многопудовым  хищником,  ловким  и  безжалостным;  кошка  явно
сознавала это - теперь добыче никуда не деться, и она чуть помедлила перед
решающим прыжком. Это мгновение  и  спасло  Ромили.  В  воздухе  захлопали
могучие крылья, и тут же в звериную морду вцепились когти  павшей  на  нее
сверху ястребицы.
   "Пречиоза! Это она спасла меня!.."
   Девушка быстро вскарабкалась на ближайшее дерево, и ястребица  взлетела
с морды ошеломленной кошки, не ожидавшей нападения  сверху.  Тут  же  она,
чуть поведя крыльями, опять ударила зверя сверху, вцепилась  когтями  и  с
такой силой долбанула клювом, что кошка взревела, перекатилась через спину
и скрылась в траве,  где  уже  спрятались  соскочившие  с  дерева  котята.
Воспользовавшись моментом, Ромили тоже спрыгнула с дерева и  со  всех  ног
бросилась в противоположную сторону. Пречиоза тут же присоединилась к  ней
- она летела невысоко, почти над самой ее головой.  Ромили  слышала  свист
рассекаемого  крыльями  воздуха.  Пречиоза  как-то  ворчливо  клекотала  в
полете.  Наконец  девушка  в  изнеможении  остановилась,   повернулась   и
выставила вперед руку. Так же, как делала много раз до этого  злополучного
дня.
   "Пречиоза!" - мысленно воскликнула она, и сразу  гигантские,  длиной  в
человеческий палец когти нежно обняли ее запястье.
   Ромили все вспомнила, подергала головой и разрыдалась.
   - О Пречиоза, ты вернулась!


   Этим же днем в тихой заводи, образованной звонким ручьем, она тщательно
вымылась - натрясла с мыльного дерева листьев  и  обтерлась  жгутом  сухой
травы.  Потом  постирала  одежду  -  всю,  до  трусиков...  Поискала  знак
принадлежности к Ордену Меча, потрогала зажившую мочку, однако  так  и  не
сумела  вспомнить,  где  обронила  сережку.  Теперь   девушка   попыталась
сориентироваться. Скорее всего, башня,  увиденная  ею  с  пригорка  -  это
Нескья, но,  возможно,  она  ошибается.  В  любом  случае  она  до  вечера
доберется туда - направление запомнила. Там постарается все выяснить - чем
окончилась битва, что с Каролином, где теперь его  армия?  От  мысли,  что
придется вернуться в строй, девушка вздрогнула, однако  нельзя  всю  жизнь
плутать по лесам и степям. Наступит день, когда придется вернуться.


   Позже, ночью, так и не достигнув башни, она нашла сухое место  и  долго
не засыпала, надеясь,  что  голос,  столько  ночей  окликавший  ее,  вновь
раздастся в телепатическом эфире.
   Точно, ближе к полночи,  когда  земля  окончательно  притихла,  до  нее
донеслось:
   "Ромили! Ромили!.. Ищем-ищем ее с помощью ларана, и все  напрасно.  Где
она  может  упрятаться?..  Она  жива.  Я  бы  почувствовал,  если  бы  она
погибла..."
   С усилием она определила, кому принадлежали слышимые ею голоса.
   "Если тебе удастся связаться с ней, уговори ее вернуться к нам".
   Так могла говорить только ее любимая Яндрия, и, хотя Ромили  не  знала,
как это делается, сверхсильным напряжением она послала:
   "Где ты, Яндрия? Что случилось? Война кончилась?"
   "Кончилась, кончилась!.. Каролин разбил лагерь  в  предместье  Хали,  -
последовал ответ. -  У  нас  сложная  ситуация  -  Лиондри  держит  Орейна
заложником где-то в городе".
   И Ромили тут же воскликнула:
   - Я возвращаюсь, и как можно быстрее! Лечу, лечу...



        9

   В эту ночь ей так и не удалось заснуть  -  маялась  до  самых  утренних
сумерек и, едва на востоке забрезжило, отправилась  в  путь.  Шла  быстро,
доверившись  ларану,  и  после  полудня  набрела  на  деревню.  Здесь  она
столкнулась с  человеком,  который  сдавал  внаем  лошадей.  Ромили  сразу
подступила к нему:
   - Мне нужен самый быстрый конь. Я принадлежу к Ордену Меча  и  выполняю
важное задание короля Каролина. Мне срочно надо быть в Хали.
   - Не так быстро, местра, и за горло меня  брать  не  надо.  Мы  сами  с
усами. Я главный повар Его величества, а также хранитель винного  погреба.
- Он презрительно усмехнулся. - А платить тебе есть чем?
   Ромили взяла себя в руки, глянула со стороны - изможденная, похожая  на
чучело, босоногая женщина в рваной блузке и бриджах. Лицо  исцарапано,  на
руке кровь запеклась...
   - Это после сражения!  -  решительно  заявила  она,  потом  порылась  в
карманах и неожиданно вытащила горсть медных монет.
   -  Возьми  это,  -  презрительно  сказала  она  и,  не  считая,  сунула
опешившему мужику в руку. - Клянусь,  что  остальное  пришлю,  как  только
доберусь до постоялого двора. Заплачу в два раза больше, если  ты  отыщешь
мне сапоги и дашь еды.
   Смущенный ее решительным тоном, мужчина заколебался:
   - Вообще-то моя  цена  тридцать  серебряных  монет  или  медных,  но  с
королем. И только при том условии, что вернешь мне лошадь.
   Глаза Ромили сверкнули гневом, и где-то  в  глубине  сознания  какой-то
ехидный голо