запомнила,  поскольку  те
вызвали очень  яркий  образ  в  ее  мыслях.  Когда  отец  читал  их,  ей
вспомнилась одна сцена: мать что-то сказала, а отец рассердился. Нет, он
не ударил ее, но напряг мышцы, и рука легонько подскочила, как бы  желая
ударить, сам же он как бы с трудом ее удерживал. Когда же он сделал так,
мать склонила голову, что-то шепнула, и напряжение спало. Вань-му знала,
что увидала то,  что  описывал  Демосфен:  мать  признала  власть  отца,
поскольку он располагал силой, чтобы сделать ей больно. И Вань-му  тогда
перепугалась, а  потом  и  во  второй  раз,  когда  все  это  вспомнила.
Потому-то, услыхав слова Демосфена, она знала, что они правдивы. Она  не
понимала, как это отец может повторять их, даже соглашаться с ними, и не
понимать, что сам является их примером.  И  потому  Вань-му  с  огромным
интересом слушала великого... ужасного...  Демосфена,  поскольку  знала,
что - великий он или ужасный - он всегда говорит правду.
   - Не он, - поправила девушку Цинь-цзяо. - Демосфен - женщина.
   Это сообщение совершенно ошеломило Вань-му. Ну  да!  Женщина.  Ничего
удивительного, что я слыхала в ее словах такое сочувствие; она  женщина,
и потому  знает,  что  это  означает,  когда  в  любое  мгновение  тобой
управляют другие. Она женщина и мечтает о свободе, о том времени,  когда
ее не ждет никакая обязанность. Ничего удивительного, что  в  словах  ее
пылает огонь мятежа, но все же, они остаются  только  лишь  словами,  не
превращаясь в насилие. Но вот почему Цинь-цзяо не может  этого  увидать?
Почему она признала, что мы обязаны ненавидеть Демосфена?
   - Женщина по имени Валентина, -  сообщила  Цинь-цзяо,  а  затем,  уже
удивленным голосом, прибавила:
   - Валентина Виггин, родившаяся на  Земле  более  трех...  более  трех
тысяч лет назад.
   - Неужто она богиня, что живет так долго?
   - Путешествия. Она перелетает из  одного  мира  в  другой,  нигде  не
задерживаясь  дольше,  чем  на  несколько  месяцев.  Достаточно,   чтобы
написать книгу. Все великие произведения, подписанные именем "Демосфен",
создала одна и та же женщина, но, тем не менее, об этом никто не  знает.
Почему же она не сделалась знаменитой?
   - Наверняка она пытается скрыть свое тождество, -  заметила  Вань-му.
Она прекрасно понимала, почему женщина  предпочла  скрыться  за  мужским
именем. Если бы смогла, я бы и сама так  сделала,  чтобы  путешествовать
среди миров, увидать тысячи мест и пережить десять тысяч лет.
   - Субъективно же она только-только разменяла шестой десяток лет.  Она
еще молодая. Осталась на одной из планет несколько лет, вышла  замуж,  у
нее есть дети.  Но  потом  снова  улетела.  На...  -  Цинь-цзяо  затаила
дыхание.
   - Куда же? - спросила Вань-му.
   - Она оставила дом и забрала семью с собой. Сначала  они  направились
на Небесный Покой, пролетели рядом с  Каталонией,  а  затем  взяли  курс
прямо на Лузитанию!
   Первой мыслью Вань-му была: ну конечно! Потому-то у Демосфена столько
симпатии и  понимания  к  лузитанцам.  Она  разговаривала  с  ними...  с
взбунтовавшимися ксенологами,  с  самими  свинксами.  Она  узнала  их  и
считает, что те - рамены!
   А потом она подумала: когда Лузитанский  Флот  прибудет  на  место  и
выполнит  свою  миссию,  Демосфена  схватят,  и  эта  женщина   навсегда
умолкнет.
   И тут же она осознала, что это просто невозможно.
   - Как она может находиться на  Лузитании,  раз  Лузитания  уничтожила
собственный анзибль? Ведь именно с этого они и начали свой  бунт.  Каким
же образом до нас доходят ее произведения?
   Цинь-цзяо покачала головой. - Она еще не добралась  до  Лузитании.  А
если и добралась, то всего лишь пару месяцев назад. Вот уже тридцать лет
она в пути. Отправилась еще перед бунтом.
   - Выходит, все свои тексты она создает во  время  полета?  -  Вань-му
попыталась представить, каким образом можно преодолеть разницу в течении
времени. - Чтобы с момента старта Лузитанского Флота написать так много,
ей пришлось бы...
   - Ей пришлось бы посвящать творчеству каждое мгновение бодрствования,
- закончила Цинь-цзяо. - Тем не менее, нет ни малейшего следа, чтобы  ее
космолет высылал  какие-либо  сигналы...  за  исключением  навигаторских
рапортов. Как могла она распространить собственные  тексты  на  стольких
планетах, если все это время находилась  в  космолете?  Это  невозможно.
Где-то должна существовать запись передач анзибля.
   - Все время эти анзибли,  -  буркнула  Вань-му.  -  Лузитанский  Флот
перестает передавать сообщения, а ее корабль  передает  их,  хотя  и  не
делает  этого.  Кто  знает?  Может  и  Лузитания  тоже  тайком  передает
информацию.
   Она вспомнила о "Жизни Человека".
   - Нет, тайком передавать они не могут.  Филотические  связи  анзиблей
постоянны. Любая передача на любой частоте  должна  быть  обнаружена,  а
компьютеры обязаны сохранить это в собственных регистрах.
   - Вот видишь. Анзибли все так  же  соединены,  а  в  компьютерах  нет
никаких регистров передачи сообщений. Тем не менее,  нам  известно,  что
какие-то передачи имелись, раз Демосфен все это писала. Ошибка  сидит  в
регистрах.
   -  Нет  никакого  способа  скрыть  передачу  по  анзиблю,  -  заявила
Цинь-цзяо. - Кто-то должен был находиться  на  месте  в  момент  приема,
отключить  нормальные  программы  записи  и...  в  любом  случае,  такое
невозможно. Заговорщик должен был бы торчать возле каждого  анзибля  все
время и работать так быстро, что...
   - А может у них имеется программа, которая делает это автоматически.
   -  О  такой  программе  мы  бы  узнали.  Она  занимала   бы   память,
использовала время процессоров.
   - Но если кто-то смог создать программу перехвата передаваемых  через
анзибль сообщений, разве не смог бы он спрятать  ее  так,  чтобы  та  не
проявляла своего появления в памяти и не регистрировалась процессором?
   Цинь-цзяо гневно глянула на свою тайную наперсницу.
   - Где это ты узнала так много о компьютерах? И все равно,  так  и  не
поняла, что такие вещи невозможны?
   Вань-му склонила голову и коснулась лбом пола. Она  знала,  что  если
станет унижаться подобным образом, Цинь-цзяо станет стыдно за свой гнев,
и тогда они вновь смогут поговорить.
   - Нет, - сказала Цинь-цзяо. - Я не имела  права  сердиться  на  тебя.
Извини. Поднимись, Вань-му. Продолжай спрашивать. Это  хорошие  вопросы.
Наверняка такое возможно, раз ты можешь представить подобное. Ведь  если
можешь подумать, кто-то другой может подобное реализовать. Но  я  скажу,
почему считаю это невозможным: каким образом удалось  бы  инсталлировать
столь мастерски написанную программу? Ведь она должна была очутиться  во
всех компьютерах анзиблей, на  всех  планетах  одновременно.  В  тысячах
машин. А если одна из них перестает работать, и другая обязана взять  на
себя ее работу, программа должна была бы немедленно перемещаться в новый
компьютер. А ведь она не может храниться в постоянной памяти:  ее  сразу
же бы открыли. Она должна была  бы  все  время  перемещаться,  совершать
отскоки, сходить с пути других программ, занимать и освобождать  память.
Способная на это программа была  бы...  разумной,  она  должна  была  бы
хотеть скрываться, все время изобретать  новые  способы...  в  противном
случае мы давным-давно ее обнаружили бы, а ведь так не случилось.  Такой
программы не существует. Да и каким образом кто-либо мог ее создать? Как
можно было бы ее ввести в действие? И еще одно, Вань-му.  Эта  Валентина
Виггин, которая пишет все тексты Демосфена, скрывается уже  тысячу  лет.
Если бы подобная программа существовала, она должна была бы  действовать
все это время. Ее не могли создать  враги  Конгресса,  поскольку,  когда
Валентина  Виггин  начала  скрывать  свое  настоящее   лицо,   Звездного
Конгресса еще не существовало. Ты же видела, какими старинными  были  те
файлы, в которых мы обнаружили ее имя? Не существовало  никаких  видимых
связей между ней и Демосфеном, даже в самых ранних рапортах, еще  тех...
с Земли. Еще до космолетов. Еще до...
   Цинь-цзяо замолкла, но Вань-му уже поняла,  заметила,  к  чему  ведет
логика событий. - Следовательно, если в компьютерах  анзиблей  действует
тайная программа, - подтвердила Вань-му, - она  должна  была  находиться
там все время. С самого начала.
   - Невозможно, - шепнула Цинь-цзяо.
   Но, поскольку все остальное тоже было невозможным, Вань-му уже знала,
что  Цинь-цзяо  эта  теория  нравится.  Она  и  на   самом   деле   была
неправдоподобной, но, по крайней мере, о такой можно было  поразмышлять,
представить... а следовательно, она могла быть и правдивой. И это  я  об
этом догадалась, думала Вань-му. Правда, я не богослышащая, зато  умная.
Я понимаю. Все  относятся  ко  мне  будто  к  маленькому  ребенку,  даже
Цинь-цзяо, хотя ведь ей известно, как быстро я учусь, и что мне в голову
приходят такие мысли, до которых никто другой бы  не  додумался...  Даже
она меня презирает. Только я не глупее других. Я даже не глупее госпожи,
хотя она того не замечает, хотя она теперь будет считать, будто сама все
придумала. Ну конечно, ты, госпожа, признаешься, что я помогала,  только
будет все это вот каким  образом:  Вань-му  тут  кое-чего  сказала,  что
навело меня на одну идею, а уже потом я осознала нечто  важное.  Никогда
она не скажет так: это Вань-му кое-что поняла и объяснила мне,  пока,  в
конце концов и я сама это поняла. Всегда так, будто я глупая  собачонка,
щенок, который только что  залаял,  заскулил,  клацнул  зубами  или  там
подпрыгнул, совершенно случайно, и так уж сложилось, что  направил  твои
мысли в сторону истины. Я же ведь не собачка. Я все понимаю. Я  задавала
тебе вопросы, потому что уже тогда понимала  всю  последовательность.  И
понимаю даже гораздо больше, чем ты до сих пор сказала...  но  объяснить
все это я должна тебе, спрашивая, делая вид, будто не понимаю, ведь  это
ты  у  нас  здесь  богослышащая.  А  обычная  служанка  никак  не  может
предлагать готовых решений тому, кто слышит голоса богов.
   -  Госпожа,  управляющие  этой   программой   располагают   громадным
могуществом, но ведь мы никогда о них не слыхали. Они никогда, вплоть до
нынешнего дня, им не воспользовались.
   -  Воспользовались,  -  не  согласилась  Цинь-цзяо.  -  Чтобы  скрыть
истинное лицо Демосфена. Эта Валентина Виггин чрезвычайно богата, только
ее состояние спрятано, и никто понятия не имеет, что все  эти  богатства
являются элементами одного состояния.
   -  Столь  могущественная  программа  работала  во  всех   компьютерах
анзиблей еще до того, как начались полеты к  звездам.  Но  единственное,
что эта программа сделала, это скрывала состояние этой женщины?
   -  Ты  права,  -  согласилась  Цинь-цзяо.   -   Все   это   абсолютно
бессмысленно. Ну почему, располагая такой силой, некто не воспользовался
ею, чтобы захватить власть? А  может  и  воспользовался?  Это  произошло
перед созданием Звездного Конгресса, так что, может  это  они...  Но,  в
таком случае, почему сейчас они идут против Конгресса?
   - А может... - заколебалась Вань-му. - Может власть им и не нужна?
   - Кому же не нужна власть?
   - Тем, кто управляет программой.
   -  Тогда  зачем  они  создавали  подобную  программу?   Вань-му,   ты
совершенно не думаешь.
   Ну конечно же. Я никогда не думаю.
   - То есть, ты думаешь, но не принимаешь во внимание вот  чего:  Никто
бы не создал столь могущественную программу, если бы не  желал  подобной
власти. Ну, знаешь... ты только подумай, что она может...  перехватывать
все сообщения флота, как будто те и не были  высланы.  Передавать  книги
Демосфена  на  все  планеты  и  одновременно  скрывать,  что  те  вообще
передавались. Они могут сделать  все,  могут  изменить  любую  передачу,
могут пробудить хаос, убедить людей... убедить людей, будто идет  война,
отдать им приказ сделать все, что угодно... и каким это образом кто-либо
может установить, что все это неправда? Если бы  у  них  на  самом  деле
имелась такая власть, они ею бы воспользовались. Наверняка!
   - Разве что, сама эта программа не желает, чтобы  ею  воспользовались
подобным образом.
   Цинь-цзяо расхохоталась.
   - Вань-му, ведь это  же  было  на  твоем  первом  уроке,  посвященном
компьютерам. Простые люди могут считать, будто компьютеры сами о  чем-то
решают, но ты и я знаем, что это всего лишь слуги, что они  делают  лишь
то,  что  мы  им  прикажем,  что  они  никогда  не  желают   действовать
самостоятельно.
   Еще немного, и Вань-му потеряла бы контроль над собой, мало  отделяло
ее от взрыва бешенства. Ничего не желают...  Неужели  ты  считаешь,  что
именно этим они похожи на слуг? Ты думаешь, будто мы делаем то, что  нам
приказывает   кто-то   другой,   и   никогда   не   хотим    действовать
самостоятельно? Раз боги не заставляют нас, чтобы мы  елозили  носом  по
полу и драили руки до крови, то у нас уже и нет других желаний?
   Если слуги и компьютеры похожи друг на друга, то лишь потому,  что  у
компьютеров имеются собственные желания, а не потому, что у слуг  их  не
может быть. Потому что мы желаем.  Хотим.  Мечтаем.  Вот  только  мы  не
пытаемся реализовать собственные мечтания. Если бы мы попытались,  тогда
бы вы, богослышащие, отослали бы нас от себя и нашли себе других,  более
послушных.
   - Почему ты сердишься? - спросила Цинь-цзяо.
   Испугавшись,  из-за  того,  что  лицо  выдало  ее  чувства,   Вань-му
склонилась в поклоне.
   - Прости меня.
   - Ну конечно же, я тебя прощаю.  Только  мне  хочется  и  понять.  Ты
рассердилась, потому что я смеялась над тобой? Извини. Мне  нельзя  было
так поступать. Ты учишься у меня всего лишь несколько месяцев;  понятно,
что иногда что-то забываешь  и  возвращаешься  к  давним  суевериям.  Не
следует этого высмеивать. Пожалуйста, прости меня.
   - О, госпожа, ведь это не я должна прощать. Это  ты  должна  простить
меня.
   - Нет, я плохо поступила. Боги указали мне недостойность этого смеха.
   В таком случае, боги твои просто  дураки,  раз  считают,  будто  меня
разозлил твой смех. Либо  это,  либо  тебя  обманывают.  Ненавижу  твоих
богов, ненавижу за то, что тебя унижают, но пока что ни разу не  открыли
тебе такого, что стоило бы знать. И пускай меня даже покарают смертью за
подобные мысли.
   Но Вань-му знала, что ничего подобного и  не  произойдет.  Боги  даже
пальцем ее не коснутся. Они лишь приказывают Цинь-цзяо - которая,  чтобы
там ни было, ей подруга - склониться над полом и  прослеживать  слои  на
досках. До тех пор, пока Вань-му не умрет от стыда.
   - Госпожа, ты не сделала ничего  недостойного,  и  я  ни  на  миг  не
почувствовала себя униженной.
   Только все понапрасну. Цинь-цзяо  уже  ползла  на  коленях  по  полу.
Вань-му отвернулась и закрыла лицо руками. Она молчала;  даже  плача  не
издавала ни  звука,  ведь  в  противном  случае  Цинь-цзяо  пришлось  бы
начинать все сначала. Либо, ей могло показаться, что она ранила  Вань-му
столь глубоко, что в наказание следует проследить два слоя, три, либо  -
да уберегут нас от этого боги! - весь пол, как это  случилось  в  первый
день. Как-нибудь, подумала Вань-му, боги прикажут  Цинь-цзяо  проследить
все слои во всех досках, и та умрет  от  жажды  или  же  сойдет  с  ума,
пытаясь это совершить.
   Чтобы удержать всхлип, Вань-му заставила себя  глянуть  на  терминал,
желая самостоятельно изучить рапорт, который читала Цинь-цзяо. Валентина
Виггин  родилась  на  Земле  в  период  Войн  с  Жукерами.   Псевдонимом
"Демосфен" она начала пользоваться еще в детстве, когда ее брат,  Питер,
опубликовал свои собственные  тексты  под  именем  "Локи".  Впоследствии
Питер стал Гегемоном... Так  что  Валентина  не  была  из  каких-то  там
Виггинов - она была из тех самых, легендарных Виггинов,  сестрой  Питера
Гегемона и Эндера Ксеноубийцы. Только сама она появлялась только лишь  в
сносках учебников истории. До этого момента Вань-му  даже  имени  ее  не
помнила; знала только, что у великого Питера и у этого чудовища, Эндера,
имеется сестра. Но сестра  оказалась  столь  же  необыкновенной,  как  и
братья; она  достигла  бессмертия,  своими  словами  до  сих  пор  меняя
человечество.
   Вань-му все еще никак не могла поверить в это.  Демосфен  был  важной
фигурой в ее  собственной  жизни.  Но  узнать,  что  это  еще  и  сестра
Гегемона! Того самого, о котором  говорили  святые  книги  Говорящих  За
Мертвых. "Королева Улья" и "Гегемон". И святыми эти книги были не только
для них. Практически любая религия принимала эти книги к  сведению,  ибо
рассказ этот заключал в себе необыкновенную силу: рассказ об уничтожении
первой чужой расы, с которой встретилось  человечество,  и  о  том,  как
ужасно сражались добро и зло в душе первого человека, который  объединил
все человечество в рамках единого правления. Столь сложный  рассказ,  но
написанный таким простым и ясным языком, что многие читали и  переживали
его еще в детстве. Вань-му сама впервые прочитала его  вслух,  когда  ей
было пять лет.
   Ей снилась, причем два раза, и встреча с самим Гегемоном, Питером. Он
желал, чтобы она обращалась к нему по имени, которым сам он  пользовался
в  сети:  Локи.  Вань-му  испытывала  одновременно   и   отвращение,   и
возбуждение; во сне она  не  могла  оторвать  от  него  глаз.  Тогда  он
протянул руку и сказал: Си Вань-му, Царственная  Мать  Запада,  лишь  ты
одна достойна сделаться супругой повелителя  всего  человечества.  И  он
женился на ней, и она сидела рядом с ним на троне.
   Сейчас она, конечно же, знала, что практически каждая бедная  девушка
мечтает выйти замуж за богача или же открыть, что на самом деле родилась
в богатой семье, и  о  всяческой  тому  подобной  чепухе.  Но  ведь  сны
посылают  боги,  и  во  сне,  который  повторился  более  одного   раза,
содержится истина. Все об этом знали.  Потому-то  сама  она  чувствовала
себя накрепко связанной с Питером Виггином. А вот  теперь,  узнать,  что
Демосфен, к которому испытывала такой же пиетет,  это  его  сестра...  в
такое почти невозможно поверить. И мне все  равно,  что  скажет  на  это
госпожа, Демосфен! Прокричала девушка беззвучно. Я люблю тебя и так, ибо
всю жизнь ты говорила мне только правду. И еще я люблю тебя  как  сестру
Гегемона, супруга снов моих.
   Вань-му почувствовала, что атмосфера в комнате изменилась,  и  знала,
что кто-то открыл дверь. Она оглянулась; на пороге стояла Му-пао, старая
и вызывающая испуг ключница, ужас для всех  слуг  -  не  исключая  самой
Вань-му, хотя Му-пао  обладала  относительно  и  небольшой  властью  над
тайной наперсницей.
   Вань-му тут же подошла к двери, делая это как можно  тише,  чтобы  не
прервать ритуала очищения Цинь-цзяо.
   Когда она вышла, Му-пао закрыла дверь, чтобы Цинь-цзяо не услыхала.
   - Господин призывает к себе свою  дочь.  Он  очень  взволнован.  Даже
кричал только что и всех перепугал.
   - Я слыхала крик, - сообщила ей Вань-му. - Он что, болен?
   - Не знаю. Но он очень взволнован и послал меня за твоей госпожой. Он
твердит, что должен немедленно с нею поговорить. Но раз она  общается  с
богами, он поймет. Как только же она закончит,  передай  ей,  чтобы  она
пришла.
   - Нет, я сообщу ей немедленно. Она говорила, что сразу же ответит  на
зов отца.
   Му-пао даже остолбенела.
   - Но ведь запрещено прерывать, когда боги...
   - Потом Цинь-цзяо  проведет  обряд  большего  покаяния.  Она  обязана
узнать, что ее зовет отец.
   Вань-му с удовольствием указала Му-пао на ее место. Можешь  управлять
домашними слугами, Му-пао, зато я имею право прервать беседу между своей
богослышащей хозяйкой и самими богами.
   Как она и ожидала,  первой  реакцией  Цинь-цзяо  на  вмешательство  в
ритуал была злость, взбешенность и слезы. Но Вань-му покорно поклонилась
до земли, и Цинь-цзяо тут же успокоилась.  Потому-то  я  и  люблю  ее  и
потому-то могу выносить эту службу, подумала Вань-му. Потому что она  не
радуется власти надо мной и проявляет больше жалости,  чем  кто-либо  из
богослы