себя благородно, в то время как  я
сама - отвратительно? Ведь  я  предала  собственную  госпожу.  Она  была
лояльна по отношению к собственному правительству и своим богам, которые
для нее истинны, хотя я сама в них  уже  не  верю.  Как  отличить  людей
хороших от плохих, раз всем злым каким-то образом дается  убедить  себя,
что они поступают хорошо, пусть даже делают нечто ужасно? А  вот  добрые
люди могут поверить в то, что они плохие, даже если делают добро?
   Может быть, хорошие поступки становятся возможными лишь  тогда,  если
человек считает, будто он плохой. Когда  же  он  считает  себя  хорошим,
может поступать исключительно дурно.
   Вот этот парадокс девушку совершенно добил. В мире не было бы смысла,
если  оценивать  людей  как  противоположность  того,  какими  они  сами
пытаются казаться. Разве не может быть  так,  чтобы  хороший  человек  и
казался хорошим? Если же кто-либо утверждает, что  он  паразит,  то  это
вовсе не значит, будто он не такой. Да и вообще, существует ли  какой-то
способ оценки людей, раз этого нельзя делать по их намерениям?
   И сможет ли Вань-му каким-то образом осудить саму себя?
   Ведь я даже не знаю цели собственных поступков. В этот дом я прибыла,
поскольку желала большего, поскольку хотела стать служанкой  у  богатой,
богослышащей  девушки.  С  моей  стороны  это  проявление   эгоизма,   и
благородство со стороны Цинь-цзяо, которая меня  приняла.  Теперь  же  я
помогаю господину Ханю свершить измену... какая  же  моя  цель  во  всем
этом? Я не знаю, зачем делаю то,  что  делаю.  Как  же  я  могу  угадать
намерения других? И нет надежды на то, чтобы отличить добро от зла.
   Девушка уселась на подстилке в позе лотоса, крепко  прижав  ладони  к
лицу. Она чувствовала себя так, будто бы  стояла  возле  стены,  но  эту
стену возвела сама. Если бы ей удалось эту стену хоть как-то отодвинуть,
именно так, как сейчас сможет отодвинуть  ладони  от  лица...  когда  ей
только пожелается. Вот тогда бы она без труда нашла дорогу к истине.
   Вань-му опустила руки,  открыла  глаза.  Под  стеной  стоял  терминал
господина Ханя. Именно там еще недавно она видала лица  Эланоры  Рибейры
фон Гессе и Эндрю Виггина. А еще - лицо Джейн.
   Девушка помнила, что Эндрю Виггин  говорил  о  богах.  Истинные  боги
хотели бы тебя обучить тому, как стать похожими на них самих.  Зачем  он
это сказал? Откуда ему знать, какими могут быть боги?
   Некто, желающий  научить  тебя  всему,  что  умеет  сам,  и  что  сам
делает... Но ведь он же описал родителей, а не богов.
   Вот только множество родителей было совершенно иными. Многие родители
желали править над своими  детьми,  превратить  их  в  рабов.  Там,  где
Вань-му росла, такое случалось довольно часто.
   Или же Виггин описывал не  совсем  родителей.  Он  описывал  хороших,
добрых родителей. Он не говорил, какими являются боги, но объяснял,  что
такое доброта. Следует желать, чтобы другие росли, чтобы у них было  все
то добро, которым обладаешь ты сам. Чтобы защитить их от зла, если такое
тебе удастся. В этом и состоит доброта.
   Тогда, чем же являются боги? Они желают, чтобы  все  знали,  умели  и
были всем тем, что хорошее. Они учили бы,  делились  и  тренировали,  но
никогда и никого бы не заставляли.
   Как ми родители, подумала Вань-му. Временами неуклюжие и  глуповатые,
но очень добрые. Они взаправду заботились обо мне. Даже когда заставляли
делать что-то трудное, поскольку знали, что это ради моего  добра.  Даже
ошибаясь, они были добрыми. И, тем не менее, я могу  осудить  их  по  их
намерениям. Каждый утверждает, будто цели у него самые что  ни  на  есть
добрые, вот только у моих родителей они были такими на самом  деле.  Они
всегда желали мне помочь, чтобы я выросла умнее, сильнее и  лучше.  Даже
заставляя меня тяжело работать, ведь они знали, что  этот  труд  чему-то
меня научит. Даже делая мне больно.
   Вот в чем дело. Вот какими  были  бы  боги,  если  бы  на  само  деле
существовал.  Они  желают,  чтобы  каждый  получил  жизни  все  хорошее,
доброе... как добрые и хорошие родители. Но, в отличие  от  родителей  и
других людей, боги всегда знают, что есть хорошо, и могут сделать, чтобы
оно победило, даже если никто другой не понимает,  что  это  добро.  Все
так, как сказал Виггин: боги были бы мудрее и  сильнее  любого  другого.
Вся власть и разум принадлежали бы им.
   Но подобные им существа... Имела ли  Вань-му  право  осуждать  богов?
Ведь даже если бы ей объяснили, она не поняла бы их намерений. Откуда бы
ей знать, добры ли они? Но имелся  и  другой  подход:  довериться  им  и
поверить абсолютно... именно так вела себя Цинь-цзяо.
   Нет, если боги  существуют,  они  не  ведут  себя  так,  как  считает
Цинь-цзяо: они не порабощают людей, не лишают их воли, не унижают.
   Разве что сами унижения и муки являются для них добром.
   Нет! Чуть ли не вскрикнула девушка и еще раз закрыла ладонями лицо  -
на сей раз, чтобы не встревожить тишину.
   Я могу судить лишь на основе того, что понимаю. А понимаю я  то,  что
боги, в которых верит Цинь-цзяо, злые. Возможно я ошибаюсь, возможно  не
могу  понять  великих  целей,  к  которым   они   стремятся,   превращая
богослышащих в беззащитных рабов ил же уничтожая целые расы. Но в сердце
своем у меня нет выбора, как только отказаться от таких богов, поскольку
в их  деяниях  я  ничего  доброго  не  замечаю.  Может  статься,  что  я
необразованная дурочка и навсегда останусь их врагом, сражаясь против их
высших и непонятных мне целей. Но  я  обязана  жить  по  тем  принципам,
которые понимаю сама. И я поняла: нет таких богов, о которых проповедуют
богослышащие. Если же  они  и  существуют,  то  радуются  насилию,  лжи,
унижению и непониманию. Они стараются сделать людей  малыми,  а  себя  -
большими. Это не боги, пускай даже они и существуют. Это враги. Демоны.
   Тчно  так  же  и  те  неизвестные  существа,  которые  создали  вирус
десколады. Конечно, они должны были обладать могуществом, раз  произвели
орудие подобного  рода.  Но  он  же  были  бессердечными  и  злыми.  Они
посчитали, будто могут делать все, что  только  им  заблагорассудится  с
любыми проявлениями жизни во Вселенной. Они выслали десоладу  в  космос,
совершенно не заботясь о том, кого на убьет, и какие  чудесные  создания
уничтожит... Так что, это тоже вовсе не боги.
   Джейн... Вот Джейн могла быть богиней. Джейн  располагала  громадными
количествами информации, а еще она очень мудрая.  Она  действовала  ради
добра других, даже рискуя собственной жизнью... даже теперь,  когда  ее,
собственно, осудили на смерть. И Эндрю Виггин... он  тоже  мог  бы  быть
богом. Он казался мудрым и  добрым,  не  искал  собственной  выгоды,  но
пытался  защищать  pequeninos.  А  еще  Валентина,   которая   назвалась
Демосфеном  и  помогала  другим  людям  найти  истину  и  самостоятельно
принимать правильные решения. И учитель  Хань,  который  всегда  пытался
поступать  по  правоте,  даже  если  ценой  этому  была  потеря  дочери.
Возможно, даже и Эля, ученая, пускай она и не  знает  всего,  что  знать
должна... ведь она не стыдилась учиться у служанки. Понятно, что они  не
были теми  богами,  что  проживают  на  Безграничном  Западе  во  Дворце
Царственной Матери. Не были они богами и в своих  собственных  глазах...
подобную чушь они бы просто высмеяли. Но  вот  по  сравнению  с  нею,  с
Вань-му,  они  были  истинными   богами.   Намного   умнее   ее,   более
могущественные; насколько  ей  удалось  понять  их  цели,  они  пытались
сделать и других людей мудрыми и сильными. Может статься, что даже более
мудрыми и могущественными, чем они сами. Так что,  пускай  даже  Вань-му
может и блуждать, пускай  на  самом  деле  ничего  не  понимает,  но  ей
известно, что она правильно решила помогать этим людям.
   Добро она может творить  лишь  в  тех  границах,  в  которых  доброту
понимает. И по ее мнению,  эти  люди  творили  добро,  в  то  время  как
Конгресс творил зло. Она не отступит, даже если  это  и  приведет  ее  к
смерти - ведь учитель Хань теперь враг Конгресса,  его  в  любой  момент
могут арестовать и убить, а ее вместе  с  ним.  Никогда  она  не  увидит
настоящих богов, зато, по крайней мере, будет работать вместе  с  такими
людьми, которые близки к тому, чтобы  сделаться  богами,  насколько  это
возможно для обычного человека.
   Если же богам это не понравится, меня могут отравить во  сне  или  же
сжечь молнией, когда я завтра утром выйду в сад. Либо  же  сделать  так,
что руки, ноги и голова отвалятся. Если же им не удастся сдержать  такую
глупенькую, маленькую служанку как я, то  стоит  ли  забивать  ими  себе
голову.

Глава 15

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ

   Эндер прибудет встретиться с нами.
   Ко мне он тоже приходит все время и разговаривает.
   А мы можем общаться непосредственно с  его  разумом.  Только  он  все
равно настаивает на встрече. Он не чувствует, что разговаривает с  нами,
если нас не видит. Когда мы разговариваем  на  расстоянии,  ему  гораздо
трудней отличить собственные мысли от тех, которые  пересылаем  мы.  Вот
почему он прибывает.
   И это тебе не нравится?
   Он желает, чтобы мы сообщили ему ответы... Только мы не знаем никаких
ответов.
   Тебе известно все, о чем знают люди. Ведь  вы  же  летали  в  космос,
правда? Тебе даже  не  нужны  анзибли,  чтобы  разговаривать  с  другими
мирами.
   Они так жаждут ответа. Люди. У них столько вопросов.
   Насколько тебе известно, у нас тоже имеются вопросы.
   Они хотят знать, почему, почему, почему. Или же как,  как,  как.  Все
свернуто в один клубок, словно в кокон. Мы это делаем лишь тогда,  когда
производим метаморфозу королевы.
   Им хочется все понять. Но и нам тоже.
   Конечно, вам нравится считать, будто вы такие же,  как  люди.  Но  не
такие, как Эндер. Не как люди. Он должен познать причины всего, обо всем
должен сложить рассказ,  а  мы  рассказов  не  знаем.  Мы  знаем  только
воспоминания. Мы знаем лишь то, что случилось. Но не знаем,  почему  это
случилось. Все не так, как он хочет.
   Но ведь ты же знаешь.
   Нас даже и не интересует "почему", как интересует  людей.  Мы  узнаем
лишь то, чего нам нужно, чтобы чего-то  достичь.  А  они  всегда  желают
знать больше, чем это им нужно. Когда же доведут что-нибудь до дела,  им
хочется знать, почему это действует, и почему  действует  причина  этого
действия.
   Так разве мы не похожи?
   Может вы и будете, когда на вас перестанет действовать десколада.
   А может мы станем похожи на твоих работниц.
   Если так, то вас это не будет интересовать. Они все очень  счастливы.
Работницы либо голодны, либо не голодны. Больны либо не больны.  Но  они
никогда не заинтересованы, разочарованы,  раздражены  или  же  устыжены.
Если же подобные вещи у нас случаются, то по  отношению  к  людям  мы  с
тобою похожи на работниц.
   Я считаю, что ты не знаешь нас досконально, чтобы сравнивать.
   Мы были в твоей голове и в  голове  Эндера.  Мы  были  в  собственных
головах в течение тысячи поколений, но, по сравнению с этими людьми, нам
кажется, будто мы спим. Они же, даже когда спят, на самом деле не  спят.
Земные  животные  делают  нечто  подобное...  что-то   вроде   безумного
замыкания синапсов, контролируемое безумие. Во сне. Та часть их  мозгов,
которая регистрирует образы и звуки, во сне каждые  час-два  перегорает.
Даже если все образы и звуки  создают  абсолютный,  случайный  хаос,  их
мозги пытаются сложить из них нечто осмысленное. Они пытаются составлять
истории. Получается случайный  шум,  не  имеющий  никакой  корелляции  с
реальным миром, но они превращают его в эти безумные истории. А потом их
забывают. Столько труда на их создание, а потом, при пробуждении,  почти
что все они забыты. Но если уже  помнят,  то  сами  пытаются  складывать
истории про эти безумные рассказы, пытаясь приспособить  их  к  реальной
жизни.
   Нам известно об их снах.
   Может без десколады вам тоже будут сниться сны.
   Зачем нам это?  Как  ты  же  сама  говорила,  это  всего  лишь  хаос.
Случайные срабатывания синапсов нейронов у них в мозгах.
   Они пытаются. Все время. Создают истории. Делают сопоставления.  Ищут
смысла в бессмыслице.
   И что им с этого будет, раз в этом всем нет никакого значения?
   Вот именно. В них есть желания, о которых мы понятия не имеем.  Жажда
ответа. Жажда поисков смысла. Желание истории.
   У нас есть собственные истории.
   Вы  помните  деяния.  Они  же  деяния  выдумывают.  Меняют  значение.
Преобразовывают смыслы так, что одно  уже  воспоминание  может  означать
тысячи различных вещей. Даже в собственных снах  иногда  они  творят  из
хаоса нечто такое, что все проясняет. Ни у кого-либо из людских  существ
нет  разума,  походившего   бы   на   твой.   На   наш.   Ничего   столь
могущественного. И живут они так мало, так быстро умирают. Но в  течение
собственного столетия, или даже  чуточку  больше,  они  находят  десяток
тысяч значений на одно то, которое откроем мы.
   Но ведь большая часть из них фальшивы.
   Даже если и большинство фальшиво, если фальшивыми или  глупыми  будут
девяносто девять из каждой сотни, то из  десяти  тысяч  идей  все  равно
остается  сотня  хороших.  Именно  так  они  справляются  с  собственной
глупостью, с краткостью собственной жизни и небольшой памятью.
   Сны и безумия.
   Магия, тайны и философия.
   Но как ты можешь утверждать, будто никогда  не  выдумываешь  историй.
То, о чем говорила, ведь это же и есть история.
   Знаю.
   Вот видишь. Люди не могут ничего такого, чего бы не смогла и ты.
   Неужели ты не понимаешь? Даже эта  история  известна  мне  из  головы
Эндера. Она принадлежит ему. Зерно же ее он взял у кого-то  другого,  из
чего-то, что когда-то прочел. Он соединил ее с тем, о  чем  думал,  пока
наконец она не обрела для него истинного значения. Все это  там,  в  его
голове. Мы же, тем временем, похожи  на  тебя.  Мы  воспринимаем  четкий
образ мира. Без всяческих трудностей я нашла дорогу в  твой  разум.  Все
упорядочено, осмысленно, весьма выразительно. Точно так же нормально  ты
бы чувствовал и в моих мыслях. То, что находится у  тебя  в  голове,  то
реальность... более-менее... такая, какой ты  ее  понимаешь.  Но  вот  в
мыслях Эндера  -  это  безумие.  Тысячи  соперничающих,  одновременно  и
противоречащих и невозможных видений, в которых нет ни капельки  смысла,
потому что никак не могут соответствовать друг другу. Но  он  их  как-то
приспосабливает, сегодня так, завтра иначе, все по  своим  потребностям.
Он как бы творил новую мысленную машину  для  каждой  проблемы,  которую
пытался в этот момент разрешить. Как будто бы ваял для себя  собственную
Вселенную, каждый час другую. Частенько - безнадежно фальшивую, и  тогда
он совершает ошибки и сбивается. Но иногда - настолько  правильную,  что
самым чудесным образом все решает.  Я  гляжу  его  глазами  и  вижу  мир
совершенно по-новому, и все вокруг меняется. Безумие, сумасшествие  -  и
тут же проблеск. Мы бы знали все, что только можно знать, еще  до  того,
как повстречали людей, еще перед тем,  как  построили  связь  с  разумом
Эндера. Теперь  же  мы  открываем,  что  существует  множество  способов
познания одной и той же вещи... И мы никогда не познаем их все.
   Разве что люди тебя научат.
   Понимаешь? Мы ведь тоже пожиратели падали.
   Это ты пожиратель падали. Мы всего лишь нищие.
   Лишь бы были достойны своих умственных способностей.
   А разве не достойны?
   Ты же ведь помнишь, что они планируют  ваше  уничтожение?  Их  разумы
обладают огромными возможностями, но индивидуально они  остаются  такими
же глупыми,  злобными,  полуслепыми  и  наполовину  безумными.  Все  эти
девяносто девять процентов их историй до сих пор ужасно глупы и ведут  к
ужасным ошибкам. Иногда мы жалеем,  что  не  можем  их  укротить  словно
собственных работниц. Ты же  знаешь,  мы  пытались.  С  Эндером.  Но  не
удалось. Мы не смогли сделать из него работницу.
   Почему?
   Он  слишком  глуп.  Он  не  умеет  достаточно  долго  концентрировать
собственное внимание. Человеческим  умам  не  хватает  концентрации.  Им
быстро становится  скучно,  и  они  уходят  от  проблемы.  Нам  пришлось
построить внешний мост, используя компьютер, с  которым  он  был  сильно
связан. О, компьютеры...  вот  они  умеют  концентрировать  внимание.  А
память у них чистая, упорядоченная,  в  ней  все  организовано  и  легко
находимо.
   Только компьютеры не видят сны.
   Да, ни капельки безумия. Жаль.
   Валентина непрошеной стояла у дверей  Ольхадо.  Стояло  раннее  утро.
Ольхадо пойдет на работу только после полудня - он бригадир на кирпичном
заводике. Но он уже встал и оделся - видимо потому, что  его  семья  уже
тоже бодрствовала. Дети выходили из дома. Я видела  это  по  телевизору,
много лет назад, думала Валентина. Все семья, выходящая утром,  в  самом
конце - отец с небольшим чемоданчиком. По-своему, и  мои  родители  тоже
играли в подобную жизнь. И не важно, сколь странными были  у  них  дети.
Совершенно не важно, что после ухода в школу мы с Петером путешествовали
по сетям и, прикрываясь псевдонимами, пытались овладеть всем  миром.  Не
важно, что Эндера отобрали у семьи, когда тот был еще совсем малышом,  и
что он никогда уже семьи не увидал, даже во время  единственного  своего
визита на Землю - никого, кроме меня. Родители, видно, свято верили, что
поступают правильно, поскольку исполняли  известный  им  по  телевидению
ритуал.
   И вот здесь, опять. Дети выбегали за порог. Вот этот мальчонка -  это
наверняка Нимбо... Он был с Грего, когда тот встал против толпы. Но  вот
здесь - это типичный ребенок. Никто бы и  не  догадался,  что  пацаненок
совсем еще недавно сыграл свою роль в той чудовищной ночи.
   Мать целует всех по очереди.  Она  все  еще  красива,  не  смотря  на
столько родов. Такая обыкновенная,  типичная,  и  все  же  -  необычная,
поскольку вышла замуж за их  отца.  Ей  удалось  увидеть  нечто  за  его
ужасным недостатком.
   А вот и папочка... Он еще не идет на работу, так что может стоять  на
пороге, глядеть на  всех,  целовать,  что-то  там  говорить.  Спокойный,
рассудительный, любящий... предсказуемый отец. Вот  только,  что  же  не
вписывается в эту картинку? Отец - это Ольхадо. У него нет глаз.  Только
серебристые металлические шары; в одном - диафрагмы двух объективов,  во
втором - гнездо компьютерного разъема. Дети всего  этого  как  бы  и  не
замечали. Я же все еще не могу привыкнуть.
   - Валентина, - сказал он, заметив женщину.
   - Нам нужно поговорить, - перебила та его.
   Мужчина провел ее в дом, представил  ее  жене,  Жаклине:  кожа  такая
черная, что чуть ли не  синяя,  смеющиеся  глаза,  великолепная  широкая
улыбка, столь радостная, что хотелось бы в ней утонуть.  Жаклина  подала
лимонад, холодный будто лед, кувшин сразу же запотел на  утренней  жаре.
Потом она тихонечко вышла.
   - Можешь остаться, - предложила ей Валентина. - Это вовсе не личное.
   Но та не хотела. У меня много дел, объяснила она и вышла.
   - Я давно уже хотел с тобой встретиться, - заявил Ольхадо.
   - Я никуда не уезжала.
   - Ты была занята.
   - Здесь у меня нет никаких занятий.
   - Есть. Те же самые, что и у Эндрю.
   - Ладно, в конце  концов  мы  встретились.  Я  интересовалась  тобой,
Ольхадо. Или ты предпочитаешь свое настоящее имя, Лауро?
   - В Милагре тебя зовут так, как называют другие. Когда-то я был Суле,
от своего второго имени - Сулейман.
   - Соломон мудрец.
   - Но когда потерял глаза, стал  Ольхадо.  И  уже  на  всю  оставшуюся
жизнь.
   - Наблюдаемый.
   - Да, слово "Ольхадо" может  означать  и  это.  Пассивный  оборот  от
"olhar". Только в моем случае это означает - "мужик с глазами".
   - И так тебя зовут.
   - Жена обращается ко мне: Лауро, - ответил он. - Дети называют папой.
   - А я?
   - Мне все равно.
   - В таком случае, Суле.
   - Уж лучше, Лауро. "Суле" заставляет меня чувствовать так, будто  мне
снова шест