фликта с людьми. Нравится  им  это  или  нет,  но  сейчас  я
переделываю их в добрых христиан. Понятно, что Корнерой  и  Человек  это
воспринимают, но это никак не снимает с  меня  ответственности,  если  в
результате pequeninos вдруг понесли ущерб.
   Господи прости мне, что я притворяюсь  богом  в  жизни  детей  твоих.
Когда ai(a Садовника предстанет перед тобой,  чтобы  попросить  за  нас,
выслушай ту молитву, которую он повторит  от  нашего  имени...  но  лишь
тогда, если такое изменение расы лежит в воле Твоей. Помоги  нам  добре,
но удержи нас, если бессознательно устремимся мы в сторону зла.  Во  имя
Отца, и Сына, и Духа Святого. Аминь.
   Эля пальцем вытерла слезу и прижала ее к гладкой  коре.  Тебя  нет  в
этом дереве, Садовник, но ты - все равно - чувствуешь.  Я  верю  в  это.
Господь не позволит, чтобы благородная душа потерялась в темноте.
   Пора  возвращаться.  Руки  братьев  осторожно  касались  ее,  тянули,
подталкивали в  сторону  лаборатории,  где  в  изоляторе  Стекло  ожидал
перехода в третью жизнь.

***

   Когда  Эндер  приходил  к  Садовнику,  тот  лежал  в  постели,   весь
окруженный  медицинскими  приборами.  Теперь  же   помещение   выглядело
совершенно иначе. Стекло всегда отличался завидным  здоровьем,  и,  хотя
его тело опутывали всевозможные  датчики,  лежать  ему  не  было  нужно.
Веселый и довольный, он никак не мог дождаться следующего этапа.
   Наконец прибыла Эля и все остальные pequeninos. Можно было начинать.
   Единственной    преградой,    поддерживающей    стерильность,    было
деструктивное поле; пришедшие увидать переход pequeninos  наблюдали  все
прекрасно. Но они следили за ритуалом с открытого пространства. Люди же,
возможно по причине деликатности, то  ли  потребностью  отгородиться  от
кровавого спектакля, ожидали в  лаборатории,  где  только  лишь  окна  и
мониторы позволял проследить, что происходит со Стеклом.
   Стекло ожидал, пока, наконец,  братья  в  скафандрах,  с  деревянными
ножами в руках, не встали рядом с ним. Тогда он сорвал пучок травы capim
и  начал  жевать   ее   стебли.   Трава   была   средством,   понижающим
чувствительность,  благодаря  которому  он  мог  вынести   ритуал.   Но,
одновременно, это был первый случай, когда предназначенный  для  третьей
жизни брат жевал местную траву, уже не содержащую десколады. Если  новый
вирус Эли исполнит возлагающиеся на него ожидания, эта capim подействует
так, как перед тем действовала o?aaa, управляемая старым вирусом. - Если
я перейду в третью жизнь, - заявил Стекло, - благодарить за это  следует
Бога и слугу его, Садовника, а не меня.
   Он  поступил  благородно,  последние  слова  свои  на  языке  братьев
посвящая тому,  чтобы  отдать  честь  Садовнику.  Многие  люди  плакали,
вспоминая  ту  жертву.  Хотя  Эндер  с  трудом  интерпретировал   эмоции
pequeninos, он не сомневался в том, что чирикающие звуки,  доходящие  от
группы  туземцев,  это  тоже   плач   или   какая-то   другая   реакция,
соответствующая воспоминанию о Садовнике. Вот  только  Стекло  ошибался,
считая, будто сам славы не заслужил. Все знали,  что,  хотя  надежда  на
успех была полной, следовало ожидать и поражения. Никто не мог пребывать
в уверенности, что реколада  Эли  обладает  силой  перенесения  брата  в
третью жизнь.
   Братья-pequeninos в стерильных комбинезонах приступили к обряду.
   На сей раз это не я, пришло в голову Эндеру. Слава  Богу,  это  не  я
обязан поднять нож, чтобы умертвить брата.
   Тем не менее, он не отвел взгляда, как многие из  присутствовавших  в
лаборатории. Кровь не была для него чем-то новым, и хотя из-за этого она
не стала чем-то будничным, он, по  крайней  мере,  знал,  что  выдержать
сумеет. А то, что смог выдержать Стекло, тому Эндер обязан  предоставить
свидетельство. Ведь в этом же состоит обязанность Говорящего за Мертвых,
правда? Давать  свидетельство.  Эндер  поглощал  в  себя  все,  что  мог
заметить: как расчленили живое тело,  как  разложили  органы  на  земле,
чтобы дерево могло вырасти, пока разум жертвы живой и находится в полном
сознании. За все время Стекло не издал ни звука, не сделал ни  малейшего
движения,  которые  бы  свидетельствовали  о  его  боли.  Он  был   либо
невообразимо  мужественным,  либо  реколада  в  capim   выполнила   свое
предназначение, и трава сохранила свойство обезболивания.
   Наконец они завершили свое  дело.  Братья,  что  перенесли  Стекло  в
третью жизнь, вернулись в стерильную камеру. Они очистили  скафандры  от
реколады  и  бактерий  вирицида,  сбросили  их  и   голыми   перешли   в
лабораторию. Выглядели они совершенно серьезными,  но  Эндер  заметил  с
трудом сдерживаемые возбуждение и  радость.  Все  пошло  прекрасно.  Они
чувствовали, как  реагирует  тело  брата  по  имени  Стекло.  В  течение
нескольких часов,  возможно,  минут,  должны  были  развернуться  листья
нового дерева. И в глубиах своих сердец они  были  уверены,  что  так  и
произойдет.
   Еще Эндер заметил, что один из принимавших участие в обряде pequenino
был священником. Он подумал, а что бы  на  это  сказал  епископ.  Старик
Перегрино доказал, что может принять в лоно Церкви чужую расу,  он  смог
приспособить ритуал и доктрину к  специальным  потребностям  pequeninos.
Только это никак не отменяло факта, что Перегрино  уже  стар  и  ему  не
нравится  думать  о  священниках,  участвующих  в  ритуалах,  которые  -
несмотря на явное подобие  с  распятием  -  все  еще  не  были  признаны
священными таинствами. Ну что же, эти братья знали, что они делают. И не
важно, сообщили они или же не сообщили епископу  об  участии  одного  из
священников. Эндер  об  этом  упоминать  не  станет.  Или  же  любой  из
присутствовавших здесь людей, даже если случаем что и заметит.
   Да, дерево росло как на дрожжах, листья разворачивались буквально  на
глазах. Но  должно  пройти  еще  много  часов,  даже  дней,  прежде  чем
подтвердится уверенность, что это отцовское дерево, что Стекло  живет  в
нем в полном своем сознании и разуме. Пока же придется подождать,  когда
Стеклу придется пребывать в полнейшей изоляции.
   Вот если бы мне удалось найти такое местечко, подумал Эндер, где бы и
я сам был изолирован... Где без помех мог бы поразмышлять о произошедших
со мною необыкновенных событиях.
   Только он не был pequenino, а источником беспокойства  вовсе  не  был
недавно  ликвидированный  вирус.  Болезнь  атаковала  сами   корни   его
тождества. Он не был уверен в том, что когда-нибудь ему удастся  от  нее
избавиться, не уничтожая при этом самого себя. А может, пришло Эндеру  в
голову, Петер и Валь представляют сумму того, чем являюсь я сам.  Вдруг,
если они уйдут, ничего и не останется.  Какая  часть  моей  души,  какой
поступок в жизни  нельзя  будет  объяснить  влиянием  воли  или  решения
кого-то из них?
   Являюсь ли я суммой своего потомства? Есть ли между нами  разница?  И
что доказывает эта особенная арифметика моей собственной души?

***

   Валентина пыталась сопротивляться мании относительно той  молоденькой
девушки, которую Эндер привез с собой из  Снаружи.  Понятное  дело,  она
знала, что это ее более молодая версия, что именно такой он  ее  помнил.
Она даже подумала, что это сладостно: столько лет носить в сердце  такие
сильные воспоминания о  ней.  В  отличие  от  всех  остальных  людей  на
Лузитании, она одна знала, почему она сохранилась  в  подсознании  брата
именно в этом возрасте. До этого времени он все время пребывал в  Боевой
Школе, полностью отрезанный от семьи. И хотя сам он  об  этом  знать  не
мог,  родители  его  практически  забыли.  Понятное  дело,  не   о   его
существовании, но о его присутствии в своей жизни.  Его  просто-напросто
не было рядом, они за  него  не  отвечали.  Отдав  ребенка  Государству,
взамен они получили прощение грехов. Если бы Эндрю умер, то и тогда он в
большей мере участвовал бы в их жизни; в данной же ситуации у  них  даже
не было могилы сына, куда родители  могли  бы  приходить.  Валентина  не
обвиняла  их  -  наоборот,  они   показали   себя   гибкими,   сумевшими
приспособиться.  Но  сама  она  подражать  им  не  могла.  Эндер  всегда
оставался в ее сердце, постоянно был рядом. И  все  шло  таким  образом,
пока, внутренне разбитый постоянными требованиями Боевой  Школы,  он  не
решил выйти из этой катавасии. Говоря практически, он забастовал. И  вот
тогда офицер, который должен был превратить парня  в  послушное  орудие,
пришел к Валентине. Он привел ее  к  Эндеру.  Он  подарил  им  несколько
мгновений одиночества - тот же самый человек, который ранее  оторвал  их
друг от друга, оставляя в ее сердце глубокие шрамы. Тогда  она  излечила
брата... в достаточной мере, чтобы тот  вернулся  и  спас  человечество,
уничтожая жукеров.
   Так что совершенно ясно, что я сохранилась в его воспоминаниях именно
того периода, а не из  многочисленнейших  позднейших  событий.  Понятно,
когда подсознание обращается к  наиболее  интимным  областям  памяти,  в
самом глубоком уголке сердца находит ту девушку, какой я тогда была.
   Валентина знала  об  этом,  понимала  это,  верила...  И  все  же  ее
раздражало, ранило, что все время брат  считал  ее  такой,  чуть  ли  не
бессмысленно совершенным существом. Что  он  на  самом  деле  любил  эту
невозможно чистую девушку. Это ради  этой  родившейся  в  его  мечтаниях
Валентины он был мне столь близким товарищем в  течение  множества  лет,
пока я не вышла замуж за Якта. А может именно в связи с этим замужеством
он вернулся к своему детскому видению меня самой?
   Чушь. Нет смысла размышлять, что  означает  эта  девушка.  Не  важно,
каким образом была  она  создана.  Теперь  она  была  здесь,  и  с  этим
необходимо примириться.
   Бедный Эндер... Судя по всему, он ничего не понимал. С самого  начала
он считал, будто обязан держать молодую Валь при себе.
   - В каком-то смысле она ведь моя дочь, - заявил он как-то.
   - Ни в коем смысле она не является  твоей  дочерью,  -  ответила  ему
тогда Валентина. - А если и является, то, скорее, моей. И  уж  никак  не
следует, чтобы она жила у тебя. Тем более,  что  там  Петер,  а  я  знаю
гораздо больше стоящих доверия стражников.
   Эндер соглашался с  сестрой  не  до  конца  -  сам  он  предпочел  бы
избавиться от Петера, а не от  Валь  -  но  уступил.  С  того  дня  Валь
поселилась в доме у Валентины. Сама Валентина планировала  сделаться  ее
подругой и учительницей, только из этого ничего  не  вышло.  В  компании
Валь она чувствовала себя не  в  своей  тарелке,  всегда  искала  причин
куда-нибудь выйти, когда Валь была дома; всегда была  благодарна,  когда
Эндер забирал ее куда-нибудь вместе с Петером.
   И вдруг случилось то, что случалось уже неоднократно:  не  говоря  ни
слова в дело вмешалась Пликт и полностью  решила  проблему.  Именно  она
сделалась подругой Валь и ее опекуншей в доме Валентины. Когда  Валь  не
была рядом с Эндером, она была вместе с Пликт. Сегодня  же  утром  Пликт
предложила, что они вместе с Валь переберутся в отдельный дом.  Наверное
я слишком быстро согласилась, подумала  Валентина.  Только,  подозреваю,
что Валь точно так же жить со мною, как и мне с нею.
   Но  сейчас,  глядя,  как  Пликт  вместе  с  Валь  входят  в  часовню,
продвигаясь на коленях к алтарю, чтобы,  наряду  с  другими,  поцеловать
перстень епископа Перегрино, Валентина осознала некую истину. Она ничего
не сделала "ради добра Валь", как бы не пыталась  сама  себя  уговорить.
Валь абсолютно самодостаточна, она невозмутима и способна. Так каким  же
образом Валентина должна была бы сделать ее более или менее  счастливой?
В жизни этой девушки я являюсь совершенно  несущественным  фактором.  Но
сама она для  меня  весьма  существенна.  Одновременно  она  является  и
подтверждением, и отрицанием самой главной связи моего детства и большой
части взрослой  жизни.  Лично  я  предпочла  бы,  чтобы  в  Снаружи  она
распалась в ничто, словно старое, изуродованное тело Миро. Уж  лучше  бы
никогда не глядеть на себя в таком виде.
   Ведь глядела она именно на себя. Эля  сразу  же  провела  необходимые
испытания. Они подтвердили ее предположения.  В  генетическом  смысле  и
Валентина, и молодая Валь были идентичны.
   - В этом нет ни малейшего смысла, протестовала Валентина. -  Ведь  не
мог же Эндер запомнить мой  собственный  генетический  код.  На  корабле
образца этого кода не было.
   - Ты ожидаешь, что я тебе все объясню? - спросила Эля.
   Эндер  предложил  свое  решение:  вплоть  до  встречи  с  Валентиной,
генетический код Валь был не определен. И только  потом  филоты  в  теле
Валь сформировались по образцу, найденному у Валентины.
   Валентина никак не выдавала собственных взглядов,  но  верила,  будто
Эндер узнал правду. Молодая Валь  обладала  генами  Валентины  с  самого
начала, ибо кто-либо, столь тщательно совпадающий с видениями Эндера,  и
не мог иметь других.  Этого  требовали  законы  природы,  которые  Джейн
пыталась сохранить внутри корабля. Но, возможно,  существовала  какая-то
сила, придающая  форму  и  порядок  в  пространстве  абсолютного  хаоса.
Впрочем, это не имеет значения -  кроме  одного:  какой  бы  раздражающе
совершенной, без малейшего пятнышка и не похожей на меня и  кажется  эта
новая  псевдо-Валь,  видение  Эндера  было  достаточно   верным,   чтобы
сотворить генетически идентичное  существо.  То  есть:  она  не  слишком
сильно расходится с истиной. Вполне возможно, что тогда я и вправду была
совершенной, а все недостатки появились потом. Может и на самом  деле  я
была такой красивой. Может и вправду была такой молодой.
   Они стояли на коленях перед  епископом.  Пликт  поцеловала  перстень,
хотя и не обязана была участвовать в покаянии Милагре.
   Но когда пришла очередь Валь, епископ отвел руку и  отвернулся.  Один
из священников выступил вперед и приказал верующим занять места.
   - Я не могу, - запротестовала Валь. - Ведь мои грехи еще не отпущены.
   - Нет для тебя  отпущения,  -  объяснил  священник.  -  Епископ  меня
предупредил, еще до того, как ты пришла:  когда  грех  совершался,  тебя
здесь еще не было. Поэтому ты в покаянии не участвуешь.
   Молодая Валь печально поглядела на него.
   - Меня создал не Господь, а некто иной,  -  сказала  она.  -  Поэтому
епископ меня и отвергает. Пока я живу, он не допустит меня к причастию.
   Священник тоже опечалился. Трудно было не пожалеть молодую Валь,  ибо
ее простота и красота заставляли считать ее очень  хрупкой.  И  человек,
который ранил ее, чувствовал себя грубым  и  неуклюжим,  повредив  нечто
такое тонкое и хрупкое.
   - Пока папа не примет решение, - ответил священник. -  Очень  сложное
дело.
   - Я знаю, - шепнула Валь. Она повернулась и  уселась  между  Пликт  и
Валентиной.
   Наши локти касаются, размышляла Валентина. Дочка, мое верное подобие,
как будто бы тридцать лет назад я клонировала ее.
   Только ведь мне не хочется иметь еще одну дочку. И  уж  наверняка  не
нуждаюсь я в собственном дубликате. Ей известно об этом.  Она  чувствует
это. И переживает именно то, чего я сама никогда  не  испытала  -  я  не
желаема и не любима теми, которые более всего похожи на нее.
   А вот что чувствует по отношению к ней Эндер? Тоже мечтает, чтобы она
испарилась? Или же хочет быть ее братом, как  был  моим  так  много  лет
назад? Когда мне было столько же, сколько ей, а сам он еще  не  совершил
ксеноцид. Но и не говорил еще за умерших.  "Королева  Улья",  "Гегемон",
"Человек" - все это еще было впереди. Тогда же он был ребенком  -  ни  в
чем не уверенным, отчаявшимся, перепуганным. Так разве может он  мечтать
вернуться в те дни?
   И вот появился Миро, он тоже прополз на коленях к алтарю и  поцеловал
перстень. Епископ освободил его от  какой-либо  ответственности,  но  он
каялся вместе с остальными. Валентина слыхала перешептывания, когда Миро
продвигался вперед. Каждый, кто помнил его еще до несчастья, видел явное
чудо - возрождение того самого Миро, который жил среди них.
   Я не знала тебя тогда, Миро, подумала Валентина.  Всегда  ли  ты  был
такой отстраненный, задумчивый? Тело твое  излечилось,  но  вот  сам  ты
остался ли страдавшим человеком?  Сделало  ли  тебя  чудо  холодным  или
сочувствующим?
   Парень повернулся и уселся рядом с нею,  на  том  месте,  которое  бы
занял Якт, если бы не находился сейчас в космолете. Раз десколада  скоро
погибнет,  кто-то  должен  доставить  на  поверхность  Лузитании  тысячи
замороженных микробов, растений и животных. Они должны жить здесь, чтобы
обеспечивать  нормальную  гейялогию  и   стабилизировать   климатическую
систему. Такое производилось уже множество раз.  Но  сейчас  будет  даже
труднее, ведь земные  виды  не  должны  вытеснить  местные,  от  которых
зависела жизнь pequeninos. Якт был там, наверху, и работал ради всеобщей
пользы. Причина была разумной, но, несмотря на это, Валентине не хватало
мужа. И еще сильнее нуждалась она в  нем  потому,  что  создания  Эндера
пробуждали в ней чувство опасения. Миро не мог заменить Якта, тем более,
что новое его тело постоянно напоминало о том, что произошло в Снаружи.
   А что бы создала она сама, если бы полетела туда?  Скорее  всего,  не
вернулась бы сюда с другим созданием; боюсь, что никакая  иная  душа  не
прячется столь глубоко в моей психике. Вполне возможно, что  там  нет  и
моей собственной. Чем, если не  поисками  человечности,  были  страстные
занятия историей? Другие люди ищут ее, заглядывая в собственные  сердца.
Одни лишь запутавшиеся души ищут вне себя.
   - Очередь уже заканчивается, - шепнул Миро.
   Через мгновение начнется служба.
   - Ты готов очиститься от грехов?
   - Епископ говорит, что очистит от грехов только это новое тело. Но  я
обязан  исповедываться  и  каяться  за  грехи,  совершенные  в   старом.
Телесные,  скорее  всего,  исключались,  но  осталось   много   зависти,
презрения, злобы  и  жалости  над  самим  собой.  Думаю  вот,  стоит  ли
признаваться в грехе самоубийства. Когда распадалось  старое  тело,  оно
отвечало желаниям моей души.
   - Не надо было, чтобы к тебе возвращалась нормальная речь, - буркнула
под нос Валентина.  -  Теперь  ты  болтаешь  лишь  затем,  чтобы  самому
слыхать, как прекрасно ты с этим справляешься.
   Тот улыбнулся и похлопал ее по плечу.
   Епископ начал службу с молитвы, благодаря Господа за  все  достижения
последних месяцев. По неосторожности он  обратил  внимание  на  создание
двух новых обитателей Лузитании. Зато уж оздоровление  калеки  наверняка
произошло божьим промыслом. Перегрино чуть ли не сразу  призвал  Миро  к
алтарю и провел обряд крещения. А потом, поскольку  нынешняя  служба  не
была мессой, он перешел к проповеди.
   - Бесконечна милость Божия, - сказал он. - Мы можем  лишь  надеяться,
что нам будет дано больше, чем мы того заслужили, что нам будут  прощены
грехи отдельных лиц и всех людей вместе. Мы можем  питать  надежду,  как
Ниневия, что покаянием отвернула уничтожение, что мы еще упросим Господа
нашего спасти нас от флота, который он выслал в  качестве  кары  за  все
наши прегрешения.
   Миро шепнул так тихо, что услыхала одна только Валентина:
   - И он выслал этот флот еще до сожжения леса?
   - Возможно Господь принял решение лишь относительно  прибытия,  а  не
отправления, - ответила на это Валентина. И  тут  же  пожалела  о  своей
шутке. То, что происходило сейчас, требовало серьезности.  Она  не  была
глубоко верующей католичкой, но знала  -  очень  важно,  когда  общество
признает собственную ответственность за совершенное им  зло  и  от  всей
души кается.
   Епископ говорил о тех, кто упокоился в нимбе святости: Ос  Венерадос,
которые первыми спасали человечество от ужаса десколады; отец Эстеваньо,
тело которого лежит под полом часовни, и который погиб,  защищая  истину
от ереси; Садовник, который умер доказывая, что это Господь, а не  вирус
дал разум его братьям; pequeninos, павшие как невинные жертвы.
   - Все они когда-нибудь могут с