ук висели, а странные очертания разноцветных пятен на них прямо-таки завораживали его.
     Он часто подходил к ним и читал написанные мелким шрифтом слова, и однажды наткнулся на знакомое название реки.
     Тут он понял, что голубые линии - это реки, а еще более обширные синие пятна - такие места, где воды больше, чем в реках. Еще позже Боб уяснил, что некоторые названия на карте звучат так же, как названия улиц, которые он видел на указателях, и тогда он вдруг осознал, что перед ним картина Роттердама. Все стало понятным, все обрело свои места. Это был Роттердам, такой, каким его увидела бы птица, если бы отдельные дома стали невидимы, а улицы пусты. Он даже отыскал место, где находилось "гнездо", а потом и еще одно - где умерла Недотепа, а там и множество других мест.
     Когда сестра Карлотта обнаружила, что Боб понимает карту, она жутко разволновалась. Она показала ему и другие карты, на которых Роттердам был изображен в виде небольшого пятнышка, от которого отходили какие-то линии, или в виде точки, а то его и вообще не было видно, хотя Боб знал, что город должен был находиться вот здесь. Бобу было очень трудно понять, что мир так огромен. Или что в нем живет такое. множество людей.
     Потом сестра Карлотта снова подвела его к плану Роттердама и попыталась узнать у Боба, где расположены те места, которые были ему знакомы в самые далекие дни его детства.
     Но на карте-то все выглядело по-другому, так что Бобу понадобилось много времени и сил, чтобы определить те места, где, например, его кормили какие-то люди. Он показал эти места Карлотте, и та отметила на карте их положение. И вдруг Боб заметил, что все они находятся в одном районе, причем вытягиваются в линию или в тропу, по которой он дошел до места, где убили Недотепу, тропу, ведущую обратно во время, когда...
     Когда он находился в "месте, где было чисто"!
     Только найти его оказалось страшно трудно. Он тогда был так запуган - в тот раз, когда выходил оттуда вместе со сторожем. Он не знал, где оно находится. А еще, как сказала сама сестра Карлотта, сторож-то мог жить и далеко от "места, где было чисто". Так что все, на что могла надеяться Карлотта, следуя по тропе, уходящей в детство Боба, это найти квартиру сторожа или, вернее, то место, где он жил три года назад. И даже найдя сторожа, что можно было извлечь из его слов?
     Он мог бы рассказать, где находилось "чистое место", вот и все. А больше ничего. И тогда Боб понял: сестре Карлотте очень хочется узнать, откуда взялся он - Боб.
     Узнать, кто он такой на самом деле. Только... Он же знает, кто он такой. И Боб попытался внушить это Карлотте.
     - Я - вот он. И я такой, какой есть в действительности.
     Я никем не прикидываюсь.
     - Я знаю это, - воскликнула она, смеясь и обнимая его, что ему, в общем, понравилось. Это было приятно. Когда она сделала это впервые, он просто не знал, куда девать руки.
     Тогда она показала, как он должен обнять ее за шею. Когда-то он видел, как маленькие дети с мамами и папами делают то же самое, но всегда считал, что они просто хватаются так крепко за родителей, чтобы не упасть на землю и не потеряться на улице. Боб не знал, что так делают, чтобы стало приятно. У сестры Карлотты на теле были места жесткие, а были и мягкие, так что обнимать ее было странно. Он припомнил обнимающихся и целующихся Недотепу и Ахилла, но целовать Карлотту Бобу не хотелось. Даже после того как он привык обниматься, то и тогда делать это ему не слишком хотелось.
     Правда, обнимать себя он ей разрешал. Но сам обниматься не стремился. Вернее, ему это в голову не приходило.
     Он знал, что иногда сестра Карлотта обнимает его, когда не хочет ему объяснить что-то. Это Бобу было особенно противно. Она, например, не захотела объяснить ему, почему ей так хочется найти "чистое место". Вместо этого она обнимала его и говорила "ах ты, малыш" и "ах ты, бедняжка". Все это могло означать только одно: дело было гораздо важнее, чем хотела показать Карлотта, а самого Боба она считает глупым и невежественным, таким, которому даже пытаться объяснять не стоит.
     Он снова и снова старался что-нибудь припомнить, но теперь уже кое-что скрывал от сестры Карлотты, потому что и Она не была с ним откровенна, а справедливость должна быть Для всех одинакова. Да, он сам отыщет "место, где чисто"! Без нее! А затем расскажет, если сочтет, что ему выгодно дать ей знать об этом. Что, если она узнает что-то плохое для него?
     Вдруг она снова выбросит его на улицу? Или помешает ему отправиться в ту школу, что находится в небе? Ведь сначала она пообещала ему это, но потом, уже после тестов, которые, по ее словам, были хороши, выяснилось, что Бобу придется провести здесь до отправки в школу некоторое время, пока ему не исполнится пять лет. А может, и больше, так как решение зависит не только от Карлотты. Вот тогда-то Боб и понял, что у сестры Карлотты не хватает сил даже на выполнение собственных обещаний. Поэтому если она узнает о нем что-нибудь плохое, то может случиться так, что она и другие свои обещания выполнить не захочет. Например, обещание защитить его от Ахилла. Значит, узнавать о себе ему надо самому.
     Боб опять принялся изучать карту. Рисовал в уме всякие картинки, восстанавливая прошлое. Разговаривал сам с собой перед тем как заснуть, вспоминал лицо сторожа, комнату, в которой тот жил, ступеньки лестницы, на которых стояла та злющая дама, которая орала на них.
     В один прекрасный день, когда Боб решил, что вспомнил достаточно много, он отправился в туалет - ему нравились туалеты, нравился звук спускаемой воды, хотя и пугала мысль: куда все-таки уносит вода все, что лежит в унитазе? Вместо того чтобы вернуться в комнату для занятий, он прокрался по коридору и добрался до двери, которая выводила прямо на улицу. Никто его не задержал.
     И тут же понял свою ошибку. Он так сильно старался вспомнить место, где жил сторож, что совершенно забыл, что не знает, где на карте находится тот дом, где живет сейчас он сам. Во всяком случае, это была совсем другая часть города, не та, которую он знал хорошо. Больше того, это был совсем другой мир. Вместо улиц, набитых людьми, идущими пешком, толкающими перед собой коляски и тележки, едущими на мотоциклах и на роликах, здесь тянулась широкая пустая дорога, а машины стояли только вдоль тротуаров. И ни одной лавки. Только жилые дома, офисы, жилые дома, переделанные в офисы с маленькими табличками на дверях. Единственное здание, не похожее на другие, - дом, из которого он только что вышел: мощное, приземистое, куда больше окружающих домов. И при этом вообще без вывески.
     Боб знал, куда ему надо попасть, но не имел ни малейшего представления о том, как ему добраться туда.
     Его первой мыслью было: надо спрятаться. Но Боб тут же вспомнил, что сестра Карлотта отлично знает, как он прятался в "чистом месте", а потому тут же догадается, что он прячется и теперь, и сейчас же обыщет все закоулки вблизи этого большого здания.
     Тогда он побежал. Он удивился, увидев, каким сильным и быстрым стал. Казалось, он может бежать так же быстро, как летают птицы, и не устанет, будет бежать хоть вечно. Промчался от угла до угла, свернул за угол, и вот он уже на совсем другой улице. Потом еще одна, потом еще и еще, и вот он уже сам не понимает, где он, хотя он ведь и без того выскочил из неизвестного ему дома. Так что заблудиться еще основательнее - невозможно.
     Боб то шел, то бежал трусцой, то стрелой проносился по улицам и переулкам, пока не сообразил, что ему надо отыскать какой-нибудь канал или речку, которые выведут его к главной реке или к знакомому месту. С первого попавшегося мостика он определил, куда течет вода, и потом выбирал уже только те улицы, которые шли близко к воде и в нужном направлении. Пока он все еще не знал, где находится, но, во всяком случае, действовал по плану.
     И план сработал. Боб вышел к главной реке и пошел вдоль ее берега, пока не понял: вон там вдали, скрытый за изгибом русла, идет Маас-бульвар, а уж он-то приведет его прямо к тому месту, где была убита Недотепа.
     Этот изгиб реки Боб хорошо запомнил по карте. Теперь он знал, где находятся те отметки, которые делала на ней сестра Карлотта. Он решил, что ему следует, пройдя по запомнившимся ему улицам, обойти по порядку все те места, где он когда-то жил. Когда они останутся за спиной, то где-то совсем рядом окажется район, в котором находилась квартира сторожа. Однако следует соблюдать особую осторожность, так как в тех местах Боба могут узнать, да и сестра Карлотта почти наверняка свяжется с полицией и его обязательно станут разыскивать в районах скопления беспризорников, ибо решат, что Боб захотел опять вернуться к прежнему образу жизни.
     Только они забыли, что он не голоден. А раз не голоден, то и торопиться ему ни к чему.
     Боб сделал большой крюк в сторону. Подальше от реки, подальше от деловой части города, куда со всех сторон стекаются беспризорники. Когда ему встречались улицы с густым движением людей и транспорта, Боб снова делал крюк, чтобы оказаться в стороне от деловых кварталов. Весь этот вечер, а также утро следующего дня ушли на то, чтобы завершить этот огромный круг, так что на какое-то время Боб оказался вообще вне Роттердама и впервые в жизни увидел сельский пейзаж, похожий на картину: пашни, дороги, лежащие выше окружающих полей. Сестра Карлотта рассказывала ему, что большая часть обрабатываемых земель находится ниже уровня моря и что только огромные плотины удерживают море от того, чтобы прорваться и залить всю страну. Но Боб знал, что к плотинам он не пойдет. Во всяком случае, пешком.
     Потом он снова вернулся в город уже в районе Шибрук и во второй половине того же дня обнаружил знакомое название Риндийк-страат - улицу, которая пересекалась с Эразмус Сингел. Теперь было нетрудно добраться до места, которое в его воспоминаниях было самым ранним - черный ход ресторана, где его подкармливали, когда он был совсем маленьким. Он тогда даже и говорить-то почти не умел, а потому добросердечные взрослые сами выбегали, чтобы его покормить, а не для того, чтобы дать ему пинка и прогнать прочь.
     Боб долго стоял там в сгущающихся сумерках. Тут мало что изменилось. Перед ним, как на фотографии, возникло лицо той женщины, которая вынесла ему маленькую мисочку еды, размахивая зажатой в другой руке ложкой и произнося какие-то странные слова. Теперь-то он мог прочесть название ресторана и понял, что он армянский, так что женщина, вероятно, говорила именно на этом языке.
     Каким же путем пришел ты сюда, Боб? Почувствовал запах еды, когда проходил мимо? Но откуда ты шел? Боб прошелся по улице сначала в одну сторону, потом в другую, все время оглядываясь, пытаясь что-то вспомнить.
     - Чего шныришь, толстяк?
     Двое ребят, лет восьми. Воинственные, настороженные, но не хулиганы. Вероятно, члены местного кодла. Нет, скорее все-таки семьи - перемены, вызванные Ахиллом, вероятно, дошли и сюда. Хотя кто знает, распространились ли они на эту часть города?
     - Я должен здесь встретиться со своим папой, - сказал Боб.
     - А кто твой папа?
     Боб не был уверен, что они не путают два понятия: папа - глава "семьи" и папа - отец ребенка. Он все же рискнул ответить - "Ахилл".
     Ребята отнесли к этой идее с сомнением.
     - Так он же там - ниже по течению. И с чего это он будет тут встречаться с таким жирным поросенком, как ты?
     Впрочем, их сомнения ничего ровным счетом не значили.
     Важно было другое - слава Ахилла разнеслась по всему городу.
     - С чего это я стану чесать с вами языки о делах моего папы? - ответил Боб. - А что до "поросенка", то в семье моего папы все такие толстые. Мы едим до отвала.
     - И все такие же коротышки?
     - Нет, я раньше был повыше, да вот тоже стал задавать дурацкие вопросы, - дерзко ответил Боб и протискался мимо ребят. Он пошел по Розенлаан, в ту сторону, где, как ему представлялось, мог жить сторож.
     Ребята за Бобом не увязались. То ли то была магия имени Ахилла, то ли уверенность, с которой говорил с ними Боб.
     Как если бы не боялся ничего на свете.
     Потом все опять стало совсем чужим. Боб все время осматривался, стараясь не пропустить ничего, что мог бы заметить в те времена, когда он, спотыкаясь, уходил от дома сторожа. Так он бродил до темноты, но и тогда решил не бросать поисков.
     Стало совсем темно. Боб остановился под уличным фонарем, стараясь разобрать надпись на прибитой к фонарному столбу табличке, и вдруг заметил, что на самом столбе выцарапай набор знаков и букв, который почему-то приковал к себе его внимание. PDVM - вот что там было вырезано. Боб не имел ни малейшего представления о том, что это означало. Он вообще не думал об этой надписи, не вспоминал о ней за все долгие часы поисков. А тут - узнал! Он видел ее раньше! Даже не раз. Несколько раз! Значит, квартира сторожа была совсем рядом!
     Боб медленно огляделся кругом, тщательно фиксируя все детали. Вот оно! Небольшой многоквартирный жилой дом с наружной и внутренней лестницами.
     Сторож жил на самом верху. Цокольный этаж, бельэтаж, второй, третий. Боб подошел к почтовым ящикам и попробовал прочесть фамилии квартиросъемщиков, но они были слишком высоко, да и надписи сильно выцвели, а кое-где вообще отсутствовали.
     Какая разница - ведь фамилии-то сторожа Боб все равно не знал. Нечего было и надеяться, что он ее распознает по надписи на почтовом ящике.
     Внешняя лестница до верха не доходила. Ее, надо думать, пристроили к офису доктора, расположенного на втором этаже. А поскольку ночь уже наступила, то и дверь была заперта.
     Ничего не оставалось делать, как ждать. Если придется, то всю ночь напролет. Тогда утром он войдет в одну из дверей. А может, кто-нибудь придет домой ночью, и тогда Боб проскользнет внутрь дома вслед за ним.
     Боб уснул, проснулся, снова уснул и снова проснулся. Он беспокоился, что его заметит полицейский и прогонит отсюда, а потому, когда проснулся вторично, то решил не изображать из себя дежурного, а забрался под лестницу и свернулся калачиком, надеясь без помех провести тут всю ночь.
     Проснулся он от пьяного хохота. Было еще темно, шел мелкий дождик - такой слабый, что еле-еле смочил ступеньки лестницы, а одежда Боба вообще не промокла. Он высунул голову наружу, чтобы посмотреть, кто там хохочет. Это были мужчина и женщина, оба пьяные и возбужденные. Мужчина щупал, щекотал и щипал женщину, а она в шутку отбивалась от его приставаний.
     - Ты что - обождать не можешь, что ли? - спрашивала она.
     - Никак не могу, - отвечал он.
     - А сам опять тут же захрапишь, так ничего и не сделав? - ворчала женщина.
     - Не в этот раз! - оправдывался мужчина. И тут его вырвало.
     Женщине стало противно, и она пошла вперед, не дожидаясь своего спутника. Он тащился за нею, пошатываясь.
     - Мне уже лучше, - бормотал он. - Теперь все пойдет как надо.
     Женщина ответила холодно:
     - Но и цена теперь будет выше. Да не забудь зубы почистить.
     - Конечно, почищу. А как же иначе...
     Теперь они стояли перед домом. Боб готовился проскользнуть в дверь за ними.
     И вдруг понял, что ждать больше незачем. Мужчина - тот самый сторож, из далекого-далекого прошлого.
     Боб выступил из темноты.
     - Спасибо за то, что вы доставили его домой, - вежливо сказал он женщине.
     Оба рассматривали его с безмерным удивлением.
     - А ты еще кто такой? - задал вопрос сторож.
     Боб поглядел на женщину и поднял глаза к небу.
     - Но не настолько же он пьян, я надеюсь, - сказал он и обратился к сторожу:
     - Мамочка не обрадуется, увидев, что ты опять явился домой надравшись.
     - Мамочка? - возопил сторож. - Что за чушь ты несешь, черт бы тебя подрал?
     Женщина с силой оттолкнула сторожа. Он так плохо удерживал равновесие, что отступил на несколько шагов, ударился спиной о стену и медленно сполз по ней, хлопнувшись задницей о тротуар.
     - Мне надо было раньше сообразить! - заорала женщина. - Значит, ты притащил меня к своей жене?
     - Да не женат я! - ругался сторож. - И парень этот не мой!
     - Да послужит он тебе утешением, если ты говоришь правду. - ядовито сказала женщина, - но ты лучше позволь ему помочь тебе взобраться по лестнице. Мамочка-то ждет. - И она пошла прочь.
     - А как же мои сорок гильдеров! - жалобно завопил сторож, уже заранее зная ответ.
     Женщина сделала непристойный жест и растаяла в ночи.
     - Ах ты паршивый недоносок! - прорычал сторож.
     - Мне надо было поговорить с вами наедине, - ответил Боб.
     - Да кто ты такой, негодяй? И кто твоя мать?
     - Вот это-то я и хочу выяснить, - ответил Боб. - Я тот ребенок, которого вы нашли в туалете и принесли домой. Три года назад.
     Мужчина смотрел на него, онемев.
     Внезапно темноту прорезал луч света. Потом другой. Боб и сторож оказались в перекрестье ярких полицейских фонариков.
     Их окружили четверо полицейских.
     - Не пытайся бежать, малыш, - сказал один коп. - И ты тоже, мистер Забавник.
     Боб услышал голос сестры Карлотты.
     - Они не преступники, - сказала она. - Мне нужно только поговорить с ними. Вон там - наверху, в его квартире.
     - Вы за мной следили? - спросил ее Боб.
     - Я знала, что ты его разыскиваешь, - ответила Карлотта. - Я не хотела вмешиваться до тех пор, пока ты его не отыщешь. А на всякий случай, если вы, молодой человек, считаете себя непревзойденным ловкачом, разрешите вам сказать, что мы перехватили четырех уличных бандитов и двух сексуальных маньяков, которые охотились за вами.
     Боб снова закатил глаза.
     - Вы думаете, я забыл, как с ними следует расправляться?
     Сестра Карлотта пожала плечами.
     - Я просто не хотела, чтобы ты впервые в жизни совершил ошибку. - И хихикнула. С насмешкой.

***

     - Итак, я уже говорил вам, что от Пабло де Ночеса мы не узнали почти ничего. Он иммигрант, который живет только ради того, чтобы иметь возможность покупать себе проституток. Просто один из тех отбросов общества, которые стекаются сюда со всех сторон с тех самых пор, как Голландия стала Интернациональной Зоной.
     Сестра Карлотта спокойно ожидала, когда же инспектор полиции закончит свою речь, обильно пересыпанную всякими "как-я-уже-говорил-вам". Но когда он упомянул о полной бесполезности сторожа, она не могла удержаться от возражения.
     - Он принес ребенка, - сказала она. - Накормил его и заботился о нем.
     Инспектор отмахнулся от ее возражений.
     - А нам что - беспризорников не хватает, что ли? Потому что такие, как он, только и способны производить на свет этих несчастных ребятишек.
     - Но все-таки вы от него кое-что узнали, - сказала сестра Карлотта. - Например, где он нашел ребенка.
     - Дело в том, что найти людей, которые арендовали это здание, мы не сможем. У нас есть название той фиктивной компании, но начинать не с чего. Никакой возможности проследить, кто они такие.
     - Это ничего. Кое-что все равно уже есть. Я говорила вам, что эти люди держали в том помещении много детей, что они прикрыли свое заведение в большой спешке и забрали оттуда всех детишек, кроме одного. Вы говорите мне, что компания фиктивная и ее отыскать невозможно. Но разве опыт не подсказывает вам что-нибудь насчет того, чем занимались в том помещении?
     Инспектор пожал плечами.
     - Конечно. Это было предприятие по производству органов для пересадки.
     - Других вариантов нет?
     - В богатых семьях рождается множество неполноценных детей, - сказал инспектор. - Существует обширный черный рынок различных органов новорожденных и маленьких детей. Мы закрываем фирмы такого рода, когда получаем о них сведения. Вполне можно допустить, что мы уже начали подбираться и к этой фирме, а они об этом узнали и быстренько самоликвидировались. Но в нашем департаменте нет никаких документов, которые бы относились к фирмам такого рода, обнаруженным в интересующий вас год.
     Так что ничего у нас нет.
     Сестра Карлотга спокойно отреагировала на неспособность инспектора оценить всю важность уже полученной информации.