тайная наперсница  осталась...  а  кто  такая
перед ними Цинь-цзяо, чтобы отказывать требованиям богов?
   Она возвратилась в угол и вновь вернулась  к  совершению  ритуала.  С
облегчением убедилась она, что боги остались к ней столь же милостивыми.
На следующих половицах они указывали ей самые четкие, самые  легкие  для
прослеживания слои. Когда же иногда она получала от них слой  потруднее,
более легкий обязательно исчезал на полдороги или же сворачивал к  краю.
Боги заботились о ней.
   Вань-му старалась,  как  могла.  Пару  раз,  возвращаясь  с  западной
стороны в  восточную,  Цинь-цзяо  заметила,  что  девочка  заснула.  Но,
продвинувшись к тому месту, где лежала Вань-му, она замечала, что тайная
наперсница проснулась и перешла в то место, где Цинь-цзяо  уже  была.  И
прошла она так тихонько, что Цинь-цзяо даже не  слышала  даже  малейшего
звука  ее  перемещений.  Хорошая  девочка.  Прекрасный  выбор  в  тайные
наперсницы.
   В  конце  концов,  после  долгого  времени,  Цинь-цзяо  добралась  до
последней половицы в самом углу комнаты. Она чуть ли  не  вскрикнула  от
радости, но вовремя удержалась. Рассеявшись от звука собственного голоса
и неизбежного ответа Вань-му, ей наверняка  пришлось  бы  все  повторить
сначала. А это недопустимое безумие. Цинь-цзяо склонилась над доской,  в
неполном метре от северо-западного угла комнаты, и  начала  продвигаться
вдоль самой четкой, самой толстой линии... прямо к стенке.
   Она закончила.
   Цинь-цзяо оперлась о стенку и  облегченно  рассмеялась.  Но  она  так
устала, что для Вань-му  ее  смех  наверняка  прозвучал  словно  всхлип.
Девочка тут же очутилась рядом и прикоснулась к плечу хозяйки.
   - Цинь-цзяо? - спросила она. - Неужели ты так страдаешь?
   Та придержала руку Вань-му.
   - Нет. Во всяком  случае,  не  так,  чтобы  этих  страданий  не  смог
излечить сон. Я закончила. И теперь я очищена.
   Да, очищена, чтобы без всякого держать Вань-му за руку, чтобы ее кожа
могла  касаться  другой  кожи.  Она  не  испытывала   никакого   чувства
нечистоты. Она получила дар от богов: кого-то, кого могла взять за руку,
когда ритуал пришел к концу.
   -  Ты  вела  себя  очень  здорово,  -  похвалила   Цинь-цзяо   тайную
наперсницу. - Мне было легче сконцентрироваться на прослеживании,  когда
ты была со мной в комнате.
   - Но один раз я точно заснула.
   - Может и два. Только ведь ты вовремя проснулась, и ничего плохого не
произошло.
   Вань-му заплакала. Она даже не прикрыла лицо руками, позволяя,  чтобы
слезы катились по щекам.
   - Почему ты плачешь, Вань-му?
   - Я и не знала... Ведь это так  трудно  быть  богослышащей.  Я  и  не
представляла.
   - Настоящей подругой богослышащей тоже трудно быть, - ответила на это
Цинь-цзяо. - Именно потому я и не хотела, чтобы ты стала моей служанкой,
называла меня "святейшей" и дрожала от страха при  звуке  моего  голоса.
Такую  служанку  мне  пришлось  бы  отсылать  всякий  раз,  когда   боги
обратились бы ко мне.
   Слезы Вань-му покатились настоящим ручьем.
   - Си Вань-му, неужели тебе так трудно находиться  рядом  со  мной?  -
спросила Цинь-цзяо.
   Девочка отрицательно покачала головой.
   - Если тебе станет слишком тяжко, я пойму. И тогда  ты  сможешь  меня
покинуть. Я уже была одна и одиночества не боюсь.
   Вань-му снова покачала головой, на сей раз еще сильнее.
   - Как же я могу покинуть тебя теперь, когда знаю, как это трудно  для
тебя?
   - Значит, в рассказах и записях будет  повторено:  Во  время  ритуала
очищения Си Вань-му всегда находилась рядом с Хань Цинь-цзяо. Вдруг лицо
Вань-му осветилось улыбкой. Она глянула весело на хозяйку, хотя на щеках
все еще блестели слезы.
   - Неужели  ты  не  поняла  той  шутки,  которую  только  что  сама  и
произнесла? - спросила она. Мое имя... Си  Вань-му.  Когда  эту  историю
станут рассказывать, никто и нее догадается, что рядом была твоя  тайная
наперсница. Все подумают, что это Царственная Мать Запада.
   Цинь-цзяо тоже рассмеялась. Но ей пришло в  голову,  что  Царственная
Мать и вправду является прародительницей-сердцем Вань-му. И если Вань-му
останется рядом с нею, сама  она  особенным  образом  сблизится  к  этой
богине, одной из древнейших.
   Вань-му разложила спальные подстилки, хотя Цинь-цзяо  и  пришлось  ей
показать, как  это  делается.  Конечно,  это  было  обязанностью  тайной
наперсницы, и Цинь-цзяо позволила ей сделать это, хотя и сама  могла  бы
этим заняться, не испытывая ни малейшего  стеснения.  Когда  же  девушки
улеглись на матах, сдвинутых так близко, что между ними не было видно ни
единого слоя дерева, сквозь щели в окнах уже сочился серый рассвет.  Они
не спали целый день, а теперь  уже  и  чуть  ли  не  всю  ночь.  Вань-му
благородно  отказалась  от  собственного  отдыха.  Она  будет  настоящей
приятельницей.
   Но, через несколько минут,  когда  Вань-му  уже  спала,  Цинь-цзяо  -
которая и сама начала  подремывать  -  внезапно  задумалась.  Каким  это
образом Вань-му,  безденежной  девочке,  удалось  подкупить  надзирателя
группы праведного труда, чтобы тот позволил ей без  помех  поговорить  с
Цинь-цзяо? Возможно, за нее заплатил какой-нибудь шпион,  чтобы  девочка
проникла в дом  Хань  Фей-цзу?  Нет...  Ю  Кунь-мей,  страж  Дома  Хань,
немедленно узнал бы об этом, и никогда не принял бы Вань-му  на  службу.
Выходит,  Вань-му  совершила  подкуп  не  деньгами.   Ей   было   только
четырнадцать лет, но она была красивой девушкой.  Цинь-цзяо  прочла  уже
достаточно  исторических  и  биографических  книг,  чтобы  знать,  каким
образом женщины обычно оплачивали подобного рода услуги.
   Она решила тайно проверить это  подозрение.  Если  оно  подтвердится,
надзирателя с позором выгонят. Во время следствия имя Вань-му  не  будет
названо, так что с ней никакой беды не случится.  Цинь-цзяо  всего  лишь
намекнет обо всем этом Ю Кунь-мею, а тот уже за всем проследит.
   Цинь-цзяо  поглядела  на  сладкое  личико  спящей   служанки,   своей
достойной приятельницы.  Более  всего  ее  печалила  нее  цена,  которую
Вань-му заплатила надзирателю, но  то,  что  заплатить  ее  пришлось  за
бесполезное, болезненное, чудовищное  положение  тайной  ее  наперсницы.
Если уж женщина вынуждена продать врата собственного лона, как  пришлось
это сделать стольким женщинам в  истории  человечества,  боги  наверняка
обязаны вознаградить ее чем-то ценным.
   Вот  почему  Цинь-цзяо  уснула  только  под  самое  утро,  еще  более
укрепившись в решении учить Вань-му. Она не может позволить,  чтобы  это
помешало в борьбе с тайной Лузитанского Флота,  но  станет  использовать
любую свободную минутку.  Вань-му  обретет  надлежащее  благословение  в
доказательство уважения к понесенной жертве. И наверняка боги, взамен за
предоставление ей такой замечательной тайной наперсницы, требуют,  самое
малое, этого.

Глава 8

ЧУДЕСА

   В последнее время Эндер не дает нам покоя. Все время талдычит он нам,
что мы обязаны найти какой-нибудь способ путешествовать быстрее скорости
света.
   Ты же говорила, что такое невозможно.
   Мы так считаем. Так считают ученые людей.  Только  Эндер  утверждает,
что раз анзибли переносят информацию, то должен быть возможен и  перенос
материи  с  той  же  скоростью.  Понятно,  что  это  бессмыслица.  Между
информацией и физической реальностью нет никакого сравнения.
   А почему же его так волнует передвижение со скоростью быстрее света?
   Ведь дурацкая идея, правда? Добраться  куда-либо  еще  раньше  своего
изображения. Это все равно, что пройти через зеркало, чтобы  встретиться
с самим собой на другой стороне.
   Эндер и Корнерой частенько беседовали об этом. Я сам их слыхал. Эндер
предполагает, что, возможно, материя и энергия состоят исключительно  из
информации.  Физическая  реальность  -  это  ничто  иное  как  известия,
которыми обмениваются между собою филоты.
   И что на это Корнерой?
   Он утверждает, что  Эндер  наполовину  прав.  Корнерой  считает,  что
физическая реальность - это  и  вправду  известие...  и  известием  этим
является вопрос, который филоты безустанно задают Богу.
   Что же это за вопрос?
   Всего лишь одно слово: Зачем?
   И как отвечает им Бог?
   Жизнью. Корнерой утверждает,  что  жизнь  -  это  способ,  с  помощью
которого Бог указует цель Вселенной.
   Вся семья вышла приветствовать  возвращающегося  на  Лузитанию  Миро.
Ведь его же любили. Он тоже  всех  их  любил,  а  после  проведенного  в
космосе месяца уже успел по всем ним соскучиться. Он  знал,  по  крайней
мере, умом понимал, что этот месяц превратился для них в четверть  века.
Он уже приготовился к морщинам на лице мамы... даже Грего  и  Квара  уже
станут взрослыми людьми, старше тридцати лет. Он не  мог  предусмотреть,
во всяком случае, не почувствовал того, что они сделаются  чужими.  Нет,
даже хуже. Чужими, которые жалели  его,  считали,  будто  прекрасно  его
знают, и глядели как на пацана. Все были старше его. Все... И  все  были
моложе, поскольку боль и утрата не коснулись их так, как его самого.
   Эла, как и всегда, оказалась самой лучшей - обняла его и расцеловала.
   - Рядом с тобой я чувствую себя более смертной, - сказала она. - Но я
рада, что вижу тебя молодым.
   У нее, по крайней мере,  хватило  отваги  признать,  что  между  ними
имеется барьер, хотя и притворялась, что этим барьером стал возраст. Да,
так, Миро вернулся точно таким, каким его запомнили... во всяком случае,
внешне. Давным-давно потерявшийся брат, возвращенный теперь из  мертвых;
упырь, что прибыл  сюда  для  преследования  семьи;  вечно  молодой.  Но
истинным барьером для всех было то, как Миро двигался. Как разговаривал.
   Все явно уже позабыли, что он калека, и  тело  его  не  реагирует  на
приказы поврежденного мозга. Неуклюжие шаги, с трудом понимаемый язык...
их память давно уже ликвидировала эти неприятные  факты,  и  теперь  все
вспоминали его таким, каким он был до аварии. В конце концов,  они  ведь
видели его калекой всего несколько месяцев,  пока  он  не  отправился  в
сжимающее время путешествие. О  неприятностях  забыть  легко  и  помнить
Миро,  которого  они  все  знали   столько   лет.   Сильным,   здоровым,
единственным, который  был  способен  противостоять  человеку,  которого
называли отцом. Теперь же они не были  способны  скрыть  своего  испуга.
Миро  видел  это  в  их   сомнении,   неуверенных   взглядах,   попытках
игнорировать факт, что он ходит медленно, и что так трудно понять то,  о
чем он говорит.
   Миро чувствовал их нетерпение. А через несколько минут  заметил,  что
по крайней мере некоторые пытаются уйти. Ведь столько еще  работы...  На
ужине  встретимся.  Все  были  настолько  ошарашены,  что   предпочитали
сбежать, а потом уже потихоньку привыкать к этому вернувшемуся  Миро.  А
может и продумать, как в будущем избегать его. Грего и Квара  были  хуже
всех, им больше всех хотелось уйти. Вот это  кольнуло  больнее  всего...
когда-то они его чуть ли не обожествляли. Естественно, Миро понимал, что
именно потому им так трудно согласиться с появившимся перед ними  братом
калекой. Их представление о Миро было наиболее наивным, следовательно  -
и шок самым сильным.
   - Мы думали о торжественном ужине,  -  сообщила  Эла.  -  Маме  очень
хотелось этого, только я подумала, что  лучше  немножко  обождать.  Дать
тебе чуточку времени.
   - Надеюсь, что вы все эти годы не ждали меня с ужином, -  ответил  на
это Миро.
   По-видимому, только лишь Эла и Валентина поняли, что Миро шутит. Лишь
они отреагировали естественно - тихим смехом.  А  остальные...  возможно
они не поняли ни слова.
   Они стояли в высокой траве возле посадочной  площадки  -  вся  семья.
Маме уже больше шестидесяти, с серо-стальными  волосами,  с  лицом,  как
всегда стянутым в выражении собранности.  Но  теперь  это  же  выражение
глубоко вошло в морщины на лбу, в  черточки  возле  губ.  Шея  сделалась
ужасной. Миро неожиданно пришло в голову, что  когда-нибудь  она  умрет.
Нет, не в ближайшие тридцать или сорок  лет,  но  когда-нибудь.  Но  вот
приходило ли ему хоть однажды, насколько красивой женщиной она была? Ему
казалось, что  супружество  с  Говорящим  за  Мертвых  каким-то  образом
успокоит ее, возродит. И, возможно, Эндрю Виггин  и  вправду  сделал  ее
молодой духом. Но вот тело поддалось действию времени. Мать была старой.
   Эла, сорокалетняя... Рядом с нею не было мужа, хотя, возможно,  замуж
она и вышла, а тот просто не пришел. Но,  скорее  всего,  нет.  Или  она
вступила в брак со своей собственной работой? Могло показаться, что  она
и в  самом  деле  рада  его  видеть,  хотя  ей  и  не  удавалось  скрыть
озабоченности и сочувствия. Но неужели она и на самом деле ожидала,  что
брат излечится за этот месяц  путешествия  со  скоростью  света?  Неужто
рассчитывала на то, что он выйдет  из  космического  парома  пружинистым
шагом, сильный и смелый, словно космический бог из чьего-то романа?
   Квимо в облачении священника...  Джейн  говорила,  что  младший  брат
сделался великим  миссионером.  Он  уже  окрестил  более  десятка  лесов
pequeninos и, согласно  полномочиям,  данным  ему  епископом  Перегрино,
помазал избранных свинксов в  священники,  чтобы  те  уделяли  священные
таинства собственному народу. Эти же крестили всех  свинксов,  выходящих
из  материнских  деревьев,  всех  малых  матерей  перед  смертью,   всех
стерильных жен, которые заботились о маленьких матерях и молодняке, всех
братьев, ищущих славной смерти и все деревья. Но только  братья  и  жены
могли принимать причастие. Что же касается брака, то трудно  подумать  о
каком-нибудь осмысленном ритуале  между  отцовским  деревом  и  слепыми,
неразумными червями, которые с ним копулируют. Тем не менее, Миро  видел
в глазах Квимо некий вид возбуждения, отблеск мудро  используемой  силы.
Квимо, единственный из семейства Рибейра, всю свою жизнь знал, чего  ему
хочется делать. Он и теперь делал это. Ему было плевать на теологические
проблемы - он сделался святым  Павлом  свинксов,  и  это  наполняло  его
радостью. Ты служил Богу, братишка, и Бог сделал тебя своим слугой.
   Ольгадо стоял с блестящими глазами, обнимая рукой  красивую  женщину.
Их окружало шестеро детей; самый младший всего лишь ползал, старший  уже
был подростком. Хотя глаза у всех детей были здоровыми, но от  отца  они
переняли одинаковое, безразличное выражение. Они не видели, а  только...
наблюдали. Миро был обеспокоен мыслью, что  Ольгадо,  возможно,  породил
семейство  наблюдателей,  ходячих  регистраторов,  которые  воспринимают
опыт, чтобы впоследствии его только лишь воспроизвести.  Но  никогда  до
конца не увлекаются делом.
   Но нет, наверняка это только так кажется. В присутствии Ольгадо  Миро
всегда чувствовал себя не в своей тарелке, и все подобие детей  с  отцом
тоже будило  его  беспокойство.  Мать  у  них  была  очень  красива.  Ей
наверняка еще нет сорока. Сколько же ей  было,  когда  она  выходила  за
Ольгадо? Что же это за женщина, раз  приняла  мужчину  с  искусственными
глазами? Не случалось ли так, что  Ольгадо  записывал  их  сближения,  а
впоследствии  воспроизводил  картины  того,  как  выглядела  она  в  его
глазах?
   И сразу же Миро устыдился собственных мыслей. Неужто только  лишь  об
одном может он думать, видя Ольгадо: о его физическом недостатке? Ведь я
же знаю его столько лет. Как же я сам могу требовать,  чтобы,  глядя  на
меня, они видели нечто иное?
   Нет, улет был прекрасной идеей. Я рад, что Эндрю Виггин предложил мне
это сделать. Вот только возвращаться смысла не имело. Что я тут делаю?
   Чуть ли не вопреки себе Миро обернулся и поглядел  на  Валентину.  Та
улыбнулась ему, обняла рукой и прижала к себе.
   - Все не так уж и плохо, - сказала она.
   Не так плохо, как что?
   - Ко мне на встречу вышел только брат, - объяснила  она.  -  Тебя  же
встречает вся семья.
   - Это правда.
   И вот только теперь отозвалась Джейн; в ее голосе слышалась издевка:
   - Не вся.
   Заткнись, беззвучно приказал ей Миро.
   - Только один брат? - спросил Эндрю Виггин. - Только я?
   Говорящий за Мертвых подошел и обнял сестру. Неужто  Миро  и  у  него
заметил неуверенность? Разве возможно такое,  чтобы  Валентина  и  Эндрю
Виггин чувствовали себя не в своей тарелке? Ведь это же смешно. Твердая,
словно сталь, Валентина - ведь это же она была Демосфеном  -  и  Виггин,
ворвавшийся в их жизни и перестроивший всю семью даже без  малейшего  d(
licen(a1. Испытывали ли они робость? Или уже были чужими друг другу?
   - Ты ужасно постарела, - заявил Эндрю. - Худая как  палка.  Разве  не
мог тебя Якт кормить получше?
   - А Новинья что, тоже не умеет готовить? - парировала Валентина. -  К
тому же ты выглядишь более глупым, чем когда  либо.  Я  прибыла  сюда  в
самую  пору,  чтобы  стать   свидетелем   твоей   полнейшей   умственной
деградации.
   - А я тут считал, будто ты прибыла спасать мир.
   - Вселенную. Но вначале - тебя.
   Валентина вновь обняла Миро, а  второй  рукой  -  брата,  после  чего
обратилась к собравшимся:
   - Нас тут очень много, только мне кажется, что я знаю всех.  Надеюсь,
что вскоре вы приметете всех.
   С каким изяществом... Как легко ей удавалось сделать так, чтобы  люди
почувствовали себя свободнее. Она управляла ими. Точно  так  же,  как  и
Эндрю Виггин. Он научил ее этому, или она  его?  А  может  это  была  их
семейная черта? В конце концов, Питер был величайшим манипулятором  всех
времен, он был Гегемоном. Что за семья! Такая же странная,  как  и  моя.
Вот только их семья необычна в связи с гениальностью, а моя - в связи  с
болью, которую мы делили столько лет, в связи с деформациями наших  душ.
А я из всех них самый странный, самый  ущербный.  Эндрю  Виггин  прибыл,
чтобы лечить нашу раздвоенность, и ему это удалось. Вот только  все  эти
внутренние раны... можно ли вылечить их?
   - Может устроим пикник? - спросил Миро.
   На сей раз рассмеялись все. Ну как это возможно? Неужели сейчас это я
позволил им расслабиться? Благодаря мне, все пошло как по маслу? Я помог
всем притвориться, что они радуются моему возвращению,  что  они  знают,
кто я такой?
   - Она хотела прийти, - сообщила Джейн на ухо Миро.
   Заткнись, повторил он. И так мне не хотелось видеть ее.
   - Но попозже она встретится с тобой.
   Нет.
   - Она вышла замуж. У нее четверо детей.
   Для меня это уже не имеет никакого значения.
   - Вот уже несколько лет она не зовет тебя во сне.
   А я думал, что ты дружишь со мной.
   - Я и не отрицаю этого. Просто я могу читать в твоих мыслях.
   Ты старая бабища,  только  и  способная  совать  свой  нос,  куда  не
следует, и ничего ты читать не можешь.
   - Она придет к тебе завтра утром. В дом твоей матери.
   Меня там не будет.
   - Тебе кажется, что тебе удастся сбежать от всего этого?
   Разговаривая с Джейн, Миро не слыхал, что говорят окружающие, но  это
было совершенно неважно. Муж и дети Валентины вышли из корабля, и теперь
она их всех представляла по очереди. Прежде  всего,  конечно  же,  дяде.
Миро был изумлен, с каким почтением те обращались к Эндрю.  А  ведь  они
знали, кто он такой. Эндер Ксеноубийца, это понятно, но ведь и Говорящий
за Мертвых,  тот  самый,  кто  написал  "Королеву  Улья"  и  "Гегемона".
Теперь-то это было известно и самому Миро, но когда  он  встретил  Эндрю
Виггина впервые, то приветствовал его как врага... тогда это  был  всего
лишь  бродячий  говорящий  за  мертвых,  жрец  гуманистической  религии,
решивший перелицевать  семью  Миро.  И  сделал  это.  Мне,  по-видимому,
повезло больше, чем им, пришло в голову Миро. Я узнал его  как  человека
еще до того, как мне стало известно,  что  это  величайшая  историческая
личность. Они же, наверняка, как я его так и не узнают.
   Только на самом деле, я ведь его тоже совсем не знаю. Никого не знаю,
и меня тоже не знают. Мы тратим жизни на догадки того, что происходит  в
умах других  людей.  Когда  же  удачно  угадываем,  нам  кажется,  будто