перед толпой, который может помешать матери встретить дочь после девяти лет разлуки.
     Петра знала, что мать боялась не толпы и не камер - ее пугала сама Петра. Утраченная пятилетняя дочка, которой никогда уже не будет пять лет, которой в первые месячные помогла флотская медсестра, которой никогда мама не помогала делать уроки и не учила готовить. Нет, не так - она же когда-то пекла пирожки с мамой. Вспоминая, Петра понимала, что ничего важного мама ей делать не давала, но тогда ей казалось, что это она печет пирожки. Что мама ей доверяет.
     Это вернуло ее мысли к тому, как Эндер в конце кампании берег ее, притворяясь, что доверяет, как раньше, но на самом деле контролируя все сам.
     Поскольку эта мысль была невыносима, Петра выглянула в окно.
     - Мы уже в той части города, где я играла когда-то?
     - Еще нет, - ответил отец, - но близко. Маралик - город не такой уж и большой.
     - Мне тут все кажется новым.
     - А ничего нового нет. Никогда ничего не меняется - только архитектура. Армяне живут по всему миру, но лишь потому, что бежали, спасаясь от смерти. По своей натуре армяне домоседы. Горы - это утроба матери, и рождаться нам неохота. - Отец засмеялся собственной шутке.
     Он всегда так смеялся? Петре слышалось в этом смехе не веселье, а неуверенность. Не только мать слегка боялась дочери.
     Машина подъехала к дому, и Петра наконец поняла, где она. Дом был маленький и обшарпанный по сравнению с тем, что ей помнилось, но она, по правде говоря, не сильно его вспоминала все эти годы. Он перестал являться Петре во сне, когда ей исполнилось десять. Но теперь, когда она вернулась, вернулось и все, что было - слезы, которые она проливала в первые недели и месяцы Наземной школы, а потом новые слезы, когда ее отвезли с Земли в Боевую школу. Именно сюда тогда она рвалась, и вот она снова здесь... и на самом деле ей это больше не нужно. Суетливый человек в автомобиле не был тем высоким богом, который так гордо вел ее за руку по улицам Маралика. А женщина, ждущая в доме, - совсем не та богиня, от которой исходила горячая еда и чья холодная рука лежала на лбу у Петры во время болезни.
     Но больше ей некуда ехать.
     Мать стояла у окна, когда Петра вышла из машины. Отец приложил ладонь к сканеру. Петра подняла руку и чуть помахала матери, улыбнувшись сначала застенчиво, потом во весь рот. Мать улыбнулась в ответ и тоже помахала рукой. Петра взяла отца за руку и пошла с ним к дому.
     Дверь открылась им навстречу. Открыл Стефан, брат Петры. Она бы не узнала его - он запомнился ей двухлетним, по-младенчески пухлым. А он, конечно, вообще ее не знал. Он сиял, как сияли встречавшие ее школьники, восхищенные встречей со знаменитостью. Но это был ее брат, и Петра обняла его, а он ее.
     - Ты и в самом деле Петра! - сказал он.
     - А ты и в самом деле Стефан! - ответила она. Потом повернулась к матери. Та все еще стояла у окна, глядя на улицу. - Мама?
     Женщина обернулась. По щекам ее текли слезы.
     - Я так рада тебя видеть, Петра.
     Но она не двинулась навстречу, даже руки не протянула.
     - Только ты все еще ищешь ту девочку, что уехала девять лет назад.
     Мать разразилась слезами и теперь уже вытянула руки, и Петра быстро подошла к ней, в ее объятия.
     - Ты совсем большая, - сказала мама. - Я тебя не знаю, но я тебя люблю.
     - И я люблю тебя, мама, - сказала Петра и была рада осознать, что говорит правду.
     Они провели вчетвером час - впятером, когда младенец проснулся. Петра отмахнулась от их вопросов - ?Обо мне все уже было напечатано и по телевизору показано. Я про вас хочу услышать?, -- и узнала, что отец все еще занимается редактированием учебников и переводов, а мать все так же заботится о соседях, зная все про всех, нося еду больным, сидя с детьми, у которых родители на работе, и кормя завтраком любого ребенка, который покажется возле дома.
     - Я помню, однажды мы с мамой завтракали только вдвоем - она и я, - пошутил Стефан. - Мы даже не знали, что говорить, а сколько еды осталось!
     - Я тоже такая была, когда была маленькая, - сказала Петра. - Я помню, как гордилась, что мою мать так любят все дети. И так ревновала, что она их тоже любила!
     - Совсем не так, как мою дочку и моего сыночка, - возразила мама. - Но я люблю детей и не стыжусь этого. Каждый из них бесценен в глазах Господа, и всем им открыты двери моего дома.
     - Ну, я знала многих, кого бы ты не стала любить, - сказала Петра.
     - Может быть, - ответила мать, не желая спорить, но явно не веря, что такой ребенок вообще может быть.
     Младенец загукал, и мама подняла рубашку дать ребенку грудь.
     - Я тоже так громко хлюпала? - спросила Петра.
     - Да нет, - ответила мать.
     - Ты правду говори! - потребовал отец. - Она соседям спать не давала.
     - Такая я была обжора?
     - Да нет, просто невоспитанная девочка, - утешил ее отец. - Совершенно не умела вести себя за столом.
     Петра решила задать щекотливый вопрос прямо - и сделала это:
     - Ребенок родился всего через месяц после снятия ограничений рождаемости?
     Мать с отцом переглянулись - мать с блаженной улыбкой, отец слегка вздрогнул.
     - Понимаешь, нам тебя не хватало. Мы хотели, чтобы в доме была девочка.
     - Ты мог потерять работу, - сказала Петра.
     - Не так сразу, -- отмахнулся отец.
     - Наши армянские чиновники не слишком спешат выполнять законы, - объяснила мать.
     - Но в конце концов вы могли потерять все.
     - Нет, - твердо ответила мать. - Половину всего мы потеряли, когда ты уехала. Все - это дети. А остальное - это ничто.
     Стефан рассмеялся:
     - А если я есть хочу? Еда - это что-то!
     - Ты всегда хочешь есть, - сказал отец.
     - А еда - всегда что-то.
     Они рассмеялись, но Петра заметила, что у Стефана нет иллюзий насчет того, к чему могло привести рождение ребенка.
     - Очень здорово, что мы выиграли войну.
     - Это лучше, чем проиграть, - сказал Стефан.
     - И так хорошо иметь ребенка, при этом не нарушая закон, - добавила мать.
     - Но девочки у вас все равно нет.
     - Нет, - согласился отец. - Зато есть наш Давидик.
     - А девочка нам оказалась и не нужна, - сказала мать. - Ведь ты вернулась.
     ?Не совсем, - подумала Петра. - И ненадолго. Четыре года или меньше - и я уеду в университет, и тогда вы по мне скучать не будете, потому что поймете, что я не та девочка, которую вы любили, а пропахший порохом и кровью ветеран какой-то противной военной школы, выпущенный оттуда в настоящие битвы?.
     Прошел час, и стали по одному собираться соседи, дальние родственники, друзья с работы отца, и только за полночь отец наконец объявил, что завтра не праздник, а перед работой надо хоть сколько-нибудь поспать. Еще час ушел на то, чтобы выпроводить всех гостей, а Петра к этому времени хотела лишь свернуться под одеялом и спрятаться от мира по крайней мере на неделю.
     К концу второго дня Петра поняла, что в доме ей делать нечего. Она не вписывалась в быт. Мать ее любила, но жизнь ее вертелась вокруг младенца и соседей, и когда она пыталась занять Петру разговором, видно было, что дочь ее отвлекает и что для матери было бы облегчением, если бы Петра днем ходила в школу со Стефаном и возвращалась бы по расписанию. Петра это поняла и вечером объявила, что хочет записаться в школу и со следующего дня начать ходить.
     - Вообще-то, - сказал отец, - люди из МКФ говорили, что ты могла бы поступать прямо в университет.
     - Мне всего четырнадцать, - возразила Петра. - И у меня серьезные пробелы в образовании.
     - Она даже про ?Дога? никогда не слышала, - сказал Стефан.
     - Про что? - спросил отец. - Про какого дога?
     - ?Дог?! - нетерпеливо объяснил Стефан, - Шумовой оркестр. Ну ты же знаешь!
     - Очень известная группа. Послушаешь их - будто автомобиль чинят, - сказала мать.
     - Ах, про этого ?Дога?, - протянул отец. - Вряд ли Петра имела в виду образование такого рода.
     - На самом деле, именно такого, - сказала Петра.
     - Она как с другой планеты, - продолжал Стефан. - Я вчера сообразил, что она вообще ни про кого не слыхала.
     - А я и есть с другой планеты. С астероида, точнее говоря.
     - Да, конечно, - сказала мать. - Ты должна быть со своим поколением.
     Петра улыбнулась, но внутренне вздрогнула. Поколением? У нее нет поколения, только несколько тысяч детей, бывших когда-то в Боевой школе, а теперь рассеянных по всей Земле и ищущих себе места в мирной жизни.
     Со школой, как вскоре выяснилось, все было не так просто. Курсов военной истории и стратегии не было. Математика была детской игрой по сравнению с тем, что узнала Петра в Боевой школе, но по литературе и грамматике она далеко отстала. Армянский она знала на уровне детского сада, и хотя она бегло говорила на том варианте английского, что был в ходу в Боевой школе, в том числе и с жаргонными словами, которые использовали тамошние ребята, правил грамматики она почти не знала и совсем не понимала смешанный армяно-английский сленг, на котором общались школьники Армении.
     Конечно, все были с ней более чем милы - самые популярные девушки немедленно завязали с ней дружбу, учителя обращались с ней как со знаменитостью. Ее всюду водили, все ей показывали, а Петра очень внимательно вслушивалась в болтовню новых друзей, чтобы выучить школьный сленг и почувствовать нюансы школьного английского и армянского языков. Она знала, что очень скоро пользующиеся успехом девушки от нее устанут - особенно когда поймут, насколько Петра безжалостно искренна, - а от этой черты она не собиралась избавляться. Петра вполне привыкла к тому, что люди, стремящиеся блистать в обществе, в конце концов начинают ее ненавидеть, а если они что-то соображают, то и боятся, поскольку в присутствии Петры притворство долго не живет. Настоящих друзей она найдет потом - если, конечно, найдутся люди, готовые воспринимать ее такой, какая она есть. Но это не важно. Здесь любая дружба, любые взаимоотношения казались ей не заслуживающей внимания мелочью. Здесь ничего не ставится на карту, только положение ученика в коллективе и его будущее в школе или в университете, а чего это стоит? Все предыдущее обучение Петры проходило в нависшей тени войны, судьба человечества зависела от ее учебы и умений. И чего все это стоит - теперь? Читать армянскую литературу она будет потому, что хочет выучить армянский, а не потому, что считает важным, что там Сароян или какой-нибудь другой экспатриант думал о жизни детей в давно забытую эпоху в далекой стране за тридевять земель.
     Единственное, что ей по-настоящему нравилось в школе, - это была физкультура. Бежать, когда у тебя над головой высокое небо, под ногами ровная дорожка, бежать и бежать ради чистой радости, когда не тикают часы, отмеривая отведенное на аэробику время, - это была действительно роскошь. Физически она не могла соревноваться с другими девочками. Должно пройти время, пока ее организм перестроится на высокую гравитацию, потому что, как ни старался МКФ добиться, чтобы тела солдат не слишком разрушались за годы в космосе, ничто не может так подготовить организм к жизни на планете, как сама жизнь на планете. Но Петру не огорчало, что она остается последней в любых забегах и не может перепрыгнуть даже самое низкое препятствие. Было приятно просто бегать свободно, а сама слабость ставила перед Петрой цели, которых надо было достичь. Очень скоро она сможет соревноваться со сверстницами на равных. Одной из тех сторон ее природной личности, из-за которых ее в первую очередь и взяли в Боевую школу, было отсутствие особого интереса к соревнованию, потому что Петра всегда исходила из такого предположения; если это будет важно, она найдет способ победить.
     И так она встроилась в эту новую жизнь. За пару месяцев она бегло заговорила по-армянски и овладела местным жаргоном. Как она и ожидала, девушки-лидеры примерно за это же время от нее отстали, а еще через какое-то время к ней охладели и девушки разумные. Среди бунтовщиц и неудачниц - вот где она нашла настоящих друзей, и вскоре вокруг нее собрался кружок конфиденток и единомышленниц, который она называла своим ?джишем? - жаргонное выражение Боевой школы, означавшее близких друзей, частную армию. Не то чтобы она там была командиром или кем-то вроде, но все они были верны друг другу, все дружно посмеивались про себя над ужимками учителей и других учеников, и когда воспитательница ее вызвала и сообщила, что администрация школы обеспокоена ее выбором друзей среди антиобщественных элементов, Петра поняла, что она теперь в Маралике по-настоящему дома.
     Потом настал день, когда Петра, придя из школы домой, нашла входную дверь запертой. Ключа у нее не было, потому что никто в округе не имел привычки запирать двери - в хорошую погоду их даже не закрывали. В доме кричал младенец, и Петра, чтобы не заставлять мать идти отпирать дверь, обошла дом сзади, вошла в кухню и тут увидела, что мать привязана к стулу, рот ее заткнут кляпом, а глаза вытаращены от страха.
     Петра не успела среагировать, как шоковая дубинка ударила ее сзади по руке, и она, не увидев даже, кто это сделал, провалилась в темноту.

2

БОБ

     Кому: Locke%espinoza@polnet.gov
     От: Chamrajnagar%%ifcom@jfcom.gov
     Тема: Больше не пишите

     Мистер Питер Виггин!
     Неужели Вы в самом деле думали, будто у меня нет способов выяснить, кто Вы такой? Пусть Вы автор ?Предложения Локи?, которое дало Вам репутацию миротворца, но Вы частично виновны в современной нестабильности мира - ведь это Вы в шовинистических целях воспользовались псевдонимом своей сестры ?Демосфен?. Относительно Ваших мотивов у меня нет иллюзий.
     Вы предлагаете мне поставить под угрозу нейтралитет Международного Космического Флота, чтобы взять под контроль детей, закончивших службу в МКФ. Это предложение возмутительно. Если Вы попытаетесь заставить меня это сделать, манипулируя общественным мнением, я раскрою оба ваши псевдонима - и Локи, и Демосфен.
     Свой адрес электронной почты я сменил и сообщил нашему общему другу, чтобы он более не передавал сообщения от Вас ко мне. Единственно утешительное, что я могу Вам сообщить, - это что МКФ не будет разбираться с теми, кто пытается установить свою гегемонию над другими народами и государствами. Даже с Вами.
     Чамраджнагар.

     Об исчезновении Петры Арканян прогремели новостные каналы по всему миру. В заголовках мелькали обвинения, выдвигаемые Арменией против Турции, Азербайджана и вообще любой тюркоязычной страны, и яростные опровержения и контробвинения этих стран. По всем каналам показывали душераздирающие интервью с матерью Петры - единственной свидетельницей, и мать была уверена, что похитители - азербайджанцы. ?Я знаю их язык, знаю их акцент, и это они похитили мою доченьку!?
     У Боба только что начались каникулы, и он со своей семьей был на пляже на Итаке, но речь шла о Петре, и он вместе с братом Николаем следил не отрываясь за новостями в сети. Оба они пришли к одному и тому же выводу.
     - Это не тюркское государство, - объявил Николай родителям. - Ни одно из них.
     Отец, много лет проработавший в правительстве, согласился:
     - Настоящие турки говорили бы только по-русски.
     - Или по-армянски, - сказал Николай.
     - Турки по-армянски не говорят, - возразила мать, и была права, поскольку настоящие турки не удостаивали этот язык изучения, а жители тюркских стран, говорящие по-армянски, настоящими турками не являлись по определению, и им бы ни за что не доверили такое ответственное задание, как похищение гениального стратега.
     - Так кто же это сделал? - спросил отец. - Провокаторы, желающие вызвать войну?
     - Я думаю, армянское правительство, - сказал Николай. - Поставить ее во главе своего военного ведомства.
     - Зачем, если они могли назначить ее открыто?
     - Взять ее из школы открыто, - объяснил Николай, - значило бы объявить о военных намерениях Армении. То есть могло бы спровоцировать превентивные действия Турции или Азербайджана.
     Поверхностное правдоподобие в словах Николая было, но Боб смотрел глубже. Такую возможность он предвидел уже тогда, когда дети с военным даром были еще в космосе. В то время главная опасность исходила от Полемарха, и Боб написал анонимное письмо двум лидерам общественного мнения, Локи и Демосфену, убеждая их использовать свое влияние для возвращения детей Боевой школы обратно на Землю, чтобы их не могли убить или захватить силы Полемарха в войне Лиги. Предупреждение помогло, но война Лиги закончилась, и почти все правительства повели себя так, будто наступил действительно мир, а не временное прекращение огня. Однако первоначальный анализ Боба сохранял силу. За попыткой переворота Полемарха в войне Лиги стояла Россия, и очень похоже было бы на Россию похитить Петру Арканян.
     Но у него не было твердых доказательств, и он знал, что их никак не добыть - только в учреждениях самого Флота можно было получить доступ к военным компьютерным системам. Поэтому Боб оставил свои сомнения при себе, а отделался шуткой.
     - Не знаю, Николай, - сказал он. - Поскольку инсценировка похищения вносит куда больший хаос, чем открытое назначение, то выходит, будто армянское правительство действительно настолько тупое, что им без Петры не обойтись.
     - Пусть оно не тупое, - сказал отец. - Тогда кто это сделал?
     - Люди, настроенные воевать и побеждать, и достаточно сообразительные, чтобы понять: для этого нужен талантливый стратег. И еще: страна достаточно большая, или достаточно незаметная, или достаточно далекая от Армении, чтобы ее не волновали последствия похищения. А вообще-то я бы предположил, что тому, кто это сделал, очень будет на руку заваруха на Кавказе.
     - Тогда получается, что это какое-то большое и сильное государство близко от Армении? - спросил отец прямо. Потому что вблизи Армении было только одно большое и сильное государство.
     - Возможно, но точно сказать нельзя, - ответил Боб. - Те, кому нужен полководец, подобный Петре, явно хотят устроить в мире бучу. Такую бучу, в которой легко выплыть наверх. Чтобы было много игроков, играющих друг против друга.
     Говоря это, Боб сам поверил своим словам. Пусть Россия и была самой агрессивной страной мира до войны Лиги, но это не значит, что другие государства не захотят поиграть в ту же игру.
     - Если мир будет ввергнут в хаос, - сказал Николай, - победит армия, у которой лучше полководец.
     - Если хотите найти похитителя, ищите страну, которая больше всех говорит о мире и согласии. - Боб мыслил вслух.
     - Слишком ты циничен, - недовольно возразил Николай. - Некоторые из тех, кто говорит о мире и согласии, хотят именно мира и согласия.
     - А ты сам подумай. Страны, предлагающие себя в арбитры, - это те, которые считают, что должны править миром, и такое предложение есть всего лишь ход в игре.
     - Не перегибай, - засмеялся отец. - В основном те страны, что предлагают себя в арбитры, хотят вернуть утраченный статус, а не обрести новый. Франция, Америка, Япония - они всегда вмешиваются, поскольку привыкли иметь за спиной силу, подкрепляющую такое вмешательство, и никак не могут привыкнуть, что этой силы уже нет.
     - Да, папа, тут не угадаешь, - улыбнулся Боб. - Но сам факт, что ты отвергаешь возможность, будто за похищением стоят они, заставляет меня их считать более вероятными кандидатами.
     Николай согласился с ним, смеясь.
     - Вот почему тяжело иметь в доме двух выпускников Боевой школы, - вздохнул отец. - Вы думаете, что раз вы владеете военным мышлением, то политическое тоже вам доступно.
     - А это одно и то же. Надо маневрировать и уклоняться от боя, пока не получишь подавляющего преимущества, - ответил Боб.
     - Есть еще вопрос воли к власти, - возразил отец. - И даже если у отдельных людей в Америке, Франции и Японии такая воля есть, у народа в целом ее нет. Лидерам никогда не поднять эти нации на войну. Смотреть надо на страны зарождающиеся. На агрессивные народы, считающие себя обиженными, недооцененными. Воинственные и злобные.
     - Целый народ люде