о встали в ряд перед глайдерами.  Только  жесты  были  бы
излишними. Достаточно было самого  вида,  пробуждающего  воспоминания  о
давних кошмарах и ужасающих рассказах.
   - Deus nos perdoe! - выкрикнуло несколько  человек.  Господи,  прости
нам все прегрешения. Они уже ожидали смерти.
   - Возвращайтесь по домам, - приказал Миро. - И не выходите за ограду.
   - Кто это? -  Детский  голосок  Нимбо  задал  вопрос  от  имени  всех
стоящих.
   Ему ответили шепотом:
   - Дьяволы.
   - Ангелы истребления.
   - Смерть.
   И в самом конце - правда, из уст Грего, поскольку он знал, что это за
существа.
   - Жукеры, - объявил он. - Жукеры здесь, возле Милагре.
   Они не бросились бежать. Ушли, пугливо  оглядываясь,  отступая  перед
этими  странными  существами,  о  присутствии  которых  здесь  никто  не
подозревал, о могуществе которых могли только лишь догадываться  или  же
помнить из старинных видео, которые  смотрели  еще  в  школе.  Это  были
жукеры, которые когда-то уничтожили чуть ли не все человечество, пока их
самих,  в  свою  очередь,  не  уничтожил  Эндер  Ксеноубийца.  В  книге,
называющейся "Королева Улья", заявлялось, что на  самом  деле  они  были
прекрасны и не должны были погибать. Но  сейчас,  глядя  на  лоснящиеся,
черные экзоскелеты, на тысячи линз в блестящих зеленых глазах,  люди  не
видели красоты - один только ужас. Когда же они  возвратятся  домой,  то
будут знать, что это они, а не карликовые, отсталые  поросята,  ждут  за
оградой. Если до сих пор люди жили в тюрьме, то сейчас очутились в одном
из кругов преисподней.
   В конце концов под двумя деревьями  остались  только  Миро,  Грего  и
Нимбо.  Стоящие  вокруг  них  pequeninos  следили   за   пришельцами   с
удивлением... но без какого-либо  страха,  поскольку  им  были  неведомы
связанные  с  насекомыми  кошмары,  затаившиеся  в  нервной  системе   и
подсознании людей. Кроме того,  жукеры  прибыли  сюда  как  спасители  и
защитники. Но прежде всего, pequeninos  испытывали  не  любопытство,  но
боль того, что они утратили.
   - Человек просил у королевы улья помощи, но та сказала, что не  может
убивать людей, - объяснил Миро. -  Потом  Джейн  со  спутников  заметила
пожар и сообщила об этом Эндрю Виггину. Тот поговорил с королевой улья и
объяснил, что та должна  сделать.  Это,  чтобы  ей  не  пришлось  никого
убивать.
   - Нас не убьют? - спросил Нимбо.
   Грего понял, что последние несколько минут  Нимбо  ожидал  смерти.  А
потом до него дошло, что он тоже ждал ее. Только лишь  после  объяснений
Миро он  удостоверился,  что  жукеры  прилетели  сюда  не  затем,  чтобы
наказывать за то, что он с Нимбо натворили нынешней ночью. А точнее,  за
то, что  он,  Грего,  запустил  в  движение,  так  что  достаточно  было
малейшего толчка. И Нимбо, в невинности своей, этот толчок сделал.
   Грего осторожно встал на колени и поставил мальчика на землю. Руки  у
него совершенно отнялись, а боль в плече  сделалась  невыносимой.  И  он
заплакал, но не от страданий. Жукеры задвигались и быстро  приступили  к
делу. Большинство из  них  осталось  на  земле.  Они  отбежали,  занимая
позиции вокруг города. Некоторые же возвратились к глайдерам, по  одному
на  машину.  Они  пролетели  над  горящим  лесом  и  занявшейся  травой,
опрыскивая все чем-то, что покрыло и постепенно загасило огонь.

***

   Епископ Перегрино стоял на невысоком фундаменте,  выстроенном  только
лишь сегодня утром. Люди же из Милагре уселись на траве. Здесь собрались
все, до последнего человека. Епископ пользовался  небольшим  усилителем,
чтобы все слыхали его слова. Хотя, в этом не было никакой необходимости.
Царила ничем не нарушаемая  тишина.  Мрачное  настроение  охватило  даже
самых маленьких детей.
   За епископом был лес: почерневший,  но  не  совершенно  безжизненный.
Несколько деревьев  даже  зеленело.  Перед  епископом,  каждое  у  своей
могилы,  лежали  тела.  Ближе  всего  находились  останки  Квимо,   отца
Эстеваньо. Все остальные принадлежали людям, что погибли два дня назад -
под упавшими деревьями или же в пламени.
   - Эти могилы стали полом часовни. Входя сюда, мы будем идти по  телам
покойных. По телам тех, которые погибли, неся смерть и уничтожение нашим
братьям pequeninos. И по телу отца Эстеваньо, который умер,  неся  слово
Христово в еретический лес. Он умер как мученик.  Другие  же  умерли  со
злобой в сердцах  и  кровью  на  руках.  Говорю  это  откровенно,  чтобы
Говорящему за Мертвых уже ничего  не  пришлось  прибавлять  после  меня.
Говорю откровенно, как Моисей обращался к  детям  израилевым,  когда  те
отдали честь золотому тельцу и отбросили завет с Господом. Из  всех  нас
лишь малая горстка не виновна в этой крови. Отец Эстеваньо умер  чистым,
но, тем не менее, имя его кощунственно повторяли уста  убийц.  Говорящий
за Мертвых и те, что  оправились  вместе  с  ним,  чтобы  привезти  тело
замученного  священника.  И  Валентина,   сестра   Говорящего,   которая
предупреждала бургомистра и меня о том, что произойдет. Валентина  знает
историю, знает людей, но мы с бургомистром верили, будто знаем вас,  что
вы сильнее истории. Позор нам, ибо мы пали как и остальные.  И  я  тоже.
Грех лежит на каждом из нас, кто мог все удержать, но не  сделал  этого.
На мужчинах, которые присматривались в молчании. На  женах,  которые  не
пытались удержать мужей дома. И на тех, которые, держа факела  в  руках,
убивали племя наших  христианских  братьев,  мстя  им  за  преступление,
совершенное их дальними родичами, живущими на другой стороне континента.
   Право, по-своему, тоже пытается помочь справедливости. Герао Грегорио
Рибейра вон Гессе находится  в  тюрьме,  но  за  другую  свою  вину.  За
преступление  обмана  доверия,  за  выдачу  секретов,  которые  не   ему
принадлежали. Он сидит в заключении не за  резню  pequeninos,  поскольку
вина его не больше,  чем  вина  всех  вас,  которые  за  ним  пошли.  Вы
понимаете меня? Виновны мы все, и все должны жалеть свои грехи,  все  мы
обязаны каяться и молиться  Христу,  чтобы  он  простил  нам  чудовищное
преступление, совершенное с его именем на устах!
   Я стою на  фундаменте  новой  часовни,  посвященной  отцу  Эстеваньо,
Апостолу Среди Pequeninos. Плиты этих фундаментов вырваны из стен нашего
собора... Теперь в них зияют дыры, сквозь которые во время мессы на  нас
может дуть ветер и лить дождь. И таким  собор  останется,  израненным  и
искалеченным, пока мы не закончим  постройку  этой  часовни.  А  как  мы
закончим ее строить? Мы возвратимся, каждый к себе,  и  каждый  разберет
одну стену в доме, соберет кирпичи, которые выпадут и принесет их  сюда.
И вы тоже оставите свои дома разбитыми, пока  не  завершим  строить  эту
часовню.
   А после того, мы извлечем кирпичи из стен  каждой  из  наших  фабрик,
каждого строения нашей колонии, чтобы не осталось ни одного, на  котором
не было бы ран нашего  греха.  И  раны  эти  останутся,  пока  стены  не
вырастут достаточно высоко, чтобы уложить крышу. И балками и  стропилами
для нее мы сделаем из этих вот обугленных деревьев,  что  пали  в  лесу,
защищая своих собратьев от преступных рук.
   И вот после того мы придем сюда, все, и войдем сюда на коленях,  один
за другим. Пока каждый из нас не  пройдет  в  смирении  по  телам  наших
мертвецов и под телами тех древнейших  братьев,  что  были  деревьями  в
третьей  жизни,  которое  Господь  наш  милосердный  даровал  им,  а  мы
отобрали. И все мы будем молить о прощении. Мы будем молиться достойному
нашему отцу Эстеваньо, чтобы тот заступился за нас.  Мы  будем  молиться
Иисусу Христу, чтобы он чудовищные вины наши взял  в  своем  искуплении,
дабы мы не провели целую вечность в аду. Будем  молиться,  дабы  Господь
очистил нас.
   И только лишь после того исправим мы наши стены, излечим дома. В этом
наше  покаяние,  дети  мои.  И  будем  молиться,  чтобы  оно   оказалось
достаточным.

***

   Посреди засыпанной пеплом поляны стояли Эндер, Валентина, Миро,  Эля,
Квара, Оуанда и Ольгадо. Они глядели на то, как самую из  уважаемых  жен
четвертуют живьем и высаживают в землю, чтобы из тела второй  жизни  она
выросла в новое материнское дерево. А когда она умирала, спасшиеся  жены
забрали из щели старого дерева мертвых новорожденных  и  малых  матерей,
которые жили там. Их укладывали  на  истекающем  кровью  теле,  пока  не
получился холмик. Через несколько часов росток через  останки  пробьется
на свет.
   Используя их материю, она  будет  расти  быстро,  пока  не  достигнет
достаточной высоты и толщины, чтобы открыть дупло в собственном  стволе.
Если  она  выростет  достаточно  быстро,  если  откроется  вовремя,   то
несколько спасшихся детей, которые сейчас ползают по  стенкам  открытого
дупла  старого  материнского  дерева,  можно  будет  поместить  в  новой
пристани, которой станет молодое дерево. Если кто-то из  детей  окажется
малой матерью, ее перенесут к спасшимся отцовским деревьям,  Корнерою  и
Человеку, для оплодотворения. Если новые дети  родятся  в  их  маленьких
тельцах, тогда выживет и лес, познавший как наилучшие, так  и  наихудшие
черты человеческой расы.
   Если же нет... если все дети будут самцами, что вполне возможно, если
самки окажутся бесплодными, что тоже вполне возможно, либо если все  они
ранены жаром огня, поглотившим ствол материнского дерева, либо же,  если
они слишком  ослабели  за  эти  дни  голода,  что  пройдут,  пока  новое
материнское дерево сможет принять их... тогда лес умрет, когда умрут  их
братья и жены. Человек  с  Корнероем  проживут  еще  с  тысячу  лет  как
бесплеменные отцовские деревья. Может быть, другие племена почтят их,  и
принесут  малых  матерей.  Возможно.  Но  они  уже   не   будут   отцами
собственного   племени,   окруженные   своими   сыновьями.   Они   будут
деревьями-одиночками без собственного  леса,  единственными  памятниками
дела, ради которого жили: сосуществования людей и pequeninos.
   Что же касается злости  на  Поджигателя,  то  она  прошла.  Отцовские
деревья Лузитании согласились с тем, что моральный долг, повисший на них
в связи со смертью отца Эстеваньо,  был  полностью  и  даже  с  добавкой
оплачен резней леса Корнероя и Человека. Более  того,  Поджигатель  даже
завоевывал новых сторонников своей ереси. Разве люди  не  показали,  что
они не достойны Христовой любви? Это pequeninos, утверждал  Поджигатель,
отмечены, чтобы нести в себе Дух Святой, ибо людские существа явно  Бога
в себе не имели. Мы уже не должны убивать  людей,  проповедовал  он.  Мы
должны только ждать, пока Дух Святой не поубивает их всех. Тем  временем
же, Господь послал нам королеву улья, чтобы она построила нам космолеты.
Мы понесем с собою Дух Святой, чтобы  он  осудил  все  миры.  Мы  станем
ангелами смерти. Мы станем Иисусами Навиными и теми израелитами, которые
очистили Ханаан, дабы дать место народу, избранному Богом.
   Многие pequeninos верили ему сейчас. Поджигатель уже  не  казался  им
безумным; в языках пламени, поглощающих невинный лес, они видели  первые
признаки апокалипсиса.  Многие  pequeninos  признали,  что  человечество
ничему большему уже их не научит. Господь Бог уже не нуждался в  людских
существах.
   Но здесь, на поляне в лесу, по  щиколотки  в  золе,  братья  и  жены,
стоящие на  страже  перед  новым  материнским  деревом,  не  подчинялись
доктрине Поджигателя. Именно они, которые более всего узнали людей, даже
вызвали  их  сюда,  чтобы  те  помогали  и  были   свидетелями   попытки
возрождения.
   - Поскольку нам известно, - объяснил Садовник,  который  стал  теперь
представителем спасшихся братьев, - что не все люди одинаковы, равно как
не одинаковы и все pequeninos. Христос живет в некоторых, в других же  -
нет. Не каждый из нас как лес Поджигателя, и не каждый из вас - убийца.
   Вот почему случилось так, что в  тот  день,  перед  самым  рассветом,
когда материнское дерево смогло открыть щель в  стройном  своем  стволе,
Садовник держал за руку Миро и Валентину.  Жены  осторожно  перенесли  в
новый   дом   слабых,   оголодавших   детей.   Сложно   было    что-либо
предусматривать, но существовала надежда: новое материнское дерево  было
готово буквально за полтора дня, и  более  трех  дюжин  детей  выжили  к
моменту переезда. Целая дюжина  из  них  может  оказаться  способными  к
оплодотворению самками, и даже если только четвертая часть из них  родит
малышей, лес вновь расцветет.
   Садовник дрожал от охвативших его чувств.
   - Братья никогда еще не видали этого за всю историю  нашего  мира,  -
сказал он.
   Несколько братьев опустились на колени и осеняли себя знаком  креста.
Многие молились во время  бдения.  Валентине  вспомнила  то,  о  чем  ей
рассказывала Квара.
   - Эля тоже молилась, - шепнула она Миро.
   - Эля?
   - Перед пожаром. Квара была с нею возле  часовни  Ос  Венерадос.  Она
молилась, чтобы Бог открыл дорогу к разрешению наших проблем.
   - Каждый тогда молился об этом.
   Валентина подумала о том всем, что произошло после молитвы Эли.
   - Могу предположить, она разочарована тем  ответом,  который  дал  ей
Бог.
   - Люди обычно всегда разочарованы.
   - Но может то... что материнское  дерево  открылось  столь  быстро...
может это и есть началом ответа.
   Миро с удивлением пригляделся к ней.
   - Разве ты верующая?
   -  Скажем  так,  что  я  предполагающая.   Предполагаю,   что   может
существовать некто, кто заботится о том, что нас ожидает. Это  на  целый
шаг больше, чем просто желать. Но и на целый шаг меньше, чем надеяться.
   Миро слегка усмехнулся, и Валентине было трудно сказать, означает эта
усмешка удовлетворение или же просто веселье.
   - И что Бог сделает теперь, в ответ на молитвы Эли?
   - Подождем и увидим, - ответила ему Валентина.  -  Именно  мы  должны
решить, что  сделаем.  А  решать  нам  исключительно  глубинные  секреты
Вселенной.
   - Ну что же, это уже воистину божественное дело, - подтвердил Миро.
   Через мгновение появилась  Оуанда.  В  качестве  ксенолога  она  тоже
участвовала в  бдении,  и  хотя  сейчас  было  и  не  ее  дежурство,  ей
незамедлительно  передали  известие  о  том,  что   материнское   дерево
раскрылось. Ее прибытие, обычно, означало быстрое исчезновение Миро.  Но
не на сей раз. Валентина с радостью отметила, что  взгляд  Миро  уже  не
следит,  равно  как  и  не  избегает  Оуанды.   Женщина   здесь   просто
присутствовала, точно как и он сам она работала с pequeninos.  Наверняка
эта  нормальность  была  несколько  натянутой.   Только   Валентина   по
собственному опыту знала, что нормальность всегда в чем-то притворна,  и
люди беспрерывно играют роли, которые, по их мнению, они обязаны играть.
Просто-напросто, Миро  достиг  того  этапа,  когда  уже  мог  сыграть  в
нормальные  отношения  с  Оуандой,  хотя  они  находились  в  абсолютном
противоречии с его истинными чувствами. Впрочем, может и не таком уже  и
противоречии. Оуанда в два раза старше  его.  Это  уже  не  та  девушка,
которую он когда-то любил.
   Они любили друг друга, но никогда вместе  не  спали.  Валентина  была
рада этому, когда Миро признался, хотя говорил с печалью и злостью.  Она
уже  давно  заметила,  что  в  обществах,  требовательных  к  чистоте  и
верности, как на Лузитании, молодежь, которая усмиряла и  контролировала
свои  юношеские  эмоции,  становилась  людьми  одновременно  сильными  и
цивилизованными. Те же, кто был либо слишком слаб, чтобы  взять  себя  в
руки, либо слишком уж презирал общественные нормы, чтобы пытаться,  чаще
всего становились овцами или же волками: либо бездумными представителями
стада, либо хищниками, которые хватают все, что угодно, ничего не  давая
взамен.
   Когда Валентина встретила Миро в первый раз, она боялась, что это  то
ли  плачущий  над  своей  долей  слабак,  то  ли   эгоистичный   хищник,
ненавидящий собственную ограниченность. К счастью, все оказалось  иначе.
Возможно, он жалеет  о  давнем  благочестии.  Это  естественно,  ему  бы
хотелось соединиться физически с Оуандой, когда он был  еще  сильным,  и
оба находились в соответствующем возрасте. Только  Валентина  не  жалела
парня.  Миро  доказал  этим  собственную  внутреннюю  силу   и   чувство
ответственности перед обществом. Валентина совершенно не удивилась тому,
что Миро, абсолютно сам, удержал толпу на тот решающий момент, который и
спас Корнероя и Человека.
   Не удивило ее и то, что сейчас Миро с Оуандой с большим трудом делали
вид, что они всего лишь пара людей, исполняющие свои обязанности...  что
их отношения совершенно нормальны. Внутренняя сила и  внешнее  уважение.
Такие люди удерживают общество в рамках, руководят им. В отличие от овец
и волков, они играют роль, гораздо более  важную,  чем  им  предписывает
сценарий страхов и приманок. Они  реализуют  сценарий  приличий,  долга,
чести... цивилизации. И тогда игра становится действительностью. Если  в
человеческой истории и можно заметить цивилизацию,  подумала  Валентина,
то она существует исключительно благодаря таким вот людям. Пастырям.

***

   Новинья встретила его в дверях школы. Она  опиралась  на  плечо  Доны
Кристы, с момента прибытия Эндера на Лузитанию уже четвертого принципала
Детей Разума Христова.
   - Мне нечего тебе говорить, - заявила она. - По закону мы до сих  пор
являемся супругами, но это и все.
   - Я не убивал твоего сына, - сказал Эндер.
   - Но и не спас его, - парировала она.
   - Я люблю тебя.
   - Лишь настолько, насколько способен к любви. Да и  то,  лишь  тогда,
когда у тебя останется свободная минутка позаботиться обо  всех  других.
Ты думаешь, будто являешься каким-то ангелом-хранителем и  отвечаешь  за
всю вселенную. А мне хотелось только, чтобы ты взял  ответственность  за
мою семью. У тебя великолепно получается любить людей миллиардами, а вот
десятками  уже  не  так  хорошо,  с  одной  же  женщиной  совершенно  не
справляешься.
   Это был суровый приговор. Эндер знал - что несправедливый, только  он
пришел сюда не ссориться.
   - Прошу тебя, возвращайся домой, - сказал он. - Ты же любишь меня,  и
я нужен тебе точно так же, как и я тебе.
   - Теперь мой дом здесь. Я уже перестала нуждаться в тебе и в ком-либо
ином. И если ты хотел сказать только это, то понапрасну  тратишь  мое  и
свое время.
   - Нет, это не все.
   Она ждала.
   - Файлы в лаборатории. Ты поставила на них пароли. Мы  должны  решить
проблему десколады раньше, чем вирус нас убьет.
   Новинья усмехнулась, и в усмешке этой была горечь и издевка.
   - Зачем ты обращаешься ко мне с этим? Ведь Джейн  сможет  обойти  мои
пароли.
   - Она не пыталась, - сказал он в ответ.
   - Ну конечно же, чтобы меня не оскорбить. Но ведь сможет, разве нет?
   - Скорее всего.
   - Тогда пускай этим и займется. Ведь сейчас тебе нужна только она.  А
в о мне ты никогда по-настоящему и не нуждался. У тебя ведь была она.
   - Я старался быть тебе хорошим мужем,  -  сказал  Эндер.  -  Я  и  не
утверждал, что смогу защитить тебя от всего, но делал, что мог.
   - Если бы ты старался, мой Эстеваньо был бы жив.
   Она повернулась к нему спиной, и Дона Криста провела ее по  коридору.
Эндер следил за ними, пока они  не  исчезли  за  поворотом.  После  чего
повернулся сам и покинул школу. Он не знал, куда направляется; знал лишь
одно, что обязан туда дойти.
   - Мне очень жаль, - тихонько сказала Джейн.
   - Да, - буркнул Эндер в ответ.
   - Когда я уйду, Новинья, возможно, вернется к тебе.
   - Ты не уйдешь, если только мне удастся как-то справиться с этим.
   - Но ты не успеешь. Через два месяца меня отключат.
   - Заткнись, - буркнул он.
   - Но ведь такова правда.
   - Заткнись и дай мне подумать.
   - И что? Теперь ты уже собираешься меня  спасать?  Роль  спасителя  в
последнее время тебе как-то не удается.
   Эндер не ответил, а Джейн уже не заговаривала с ним до конца дня.  Он
вышел за ограду, но к лесу не приближался. Весь день он провел,  валяясь
в траве, один, под жарким солнцем.
   Время от вре