вздохнул. Он уже не был маленьким, перепуганным мальчиком, да и
Петер уже не был старшим, более крупным и сильным братом.  Но  в  сердце
Эндера все так же не оставалось  чувства  любви  к  этому  двойнику  его
брата,  каким-то  непонятным  образом  сотворенному  в  Снаружи.   Петер
представлял  все  его  детские  страхи  и  ненависть.  Нынешнее  же  его
присутствие сама по себе была невыносимой и доводила до отчаяния.
   - Что ты имеешь в виду? - удивился Грего. -  Если  бы  pequeninos  не
согласились,  то  с  десколадой  они   были   бы   чрезвычайно   опасны.
Человечество не позволило бы им выжить.
   - Ну естественно, - усмехнулся Петер. - Наш физик сделался  экспертом
в стратегии.
   - Петер хочет сказать, - объяснил Эндер, - что если бы это он  правил
pequeninos... а он  этого  несомненно  желал  бы...  то  никогда  бы  по
собственной воле от десколады не отказался бы. До тех пор,  пока  бы  не
выторговал от человечества чего-нибудь взамен.
   - Вот это да! - свистнул Петер.  -  Наш  постаревший  вундеркинд  еще
сохранил  какую-то  искорку  ума,  -  воскликнул  Петер.  -  Зачем   они
отказываются от единственного оружия, которого  человечество  имеет  все
причины опасаться? Приближается Лузитанский Флот,  который  все  так  же
тащит с собой Малого Доктора. Так почему же они не приказывают этому вот
Эндрю сесть  в  его  волшебную  кастрюлю,  полететь  навстречу  флоту  и
продиктовать свои условия?
   - Потому что меня бы прибили как муху, -  ответил  на  это  Эндер.  -
Pequeninos же делают так, поскольку это правильно, честно и  благородно.
Впоследствии я объясню тебе значение этих слов.
   - Они мне известны. И я знаю, что эти слова означают.
   - Правда? - с изумлением произнесла молодая Валь.  Ее  голос,  как  и
всегда, застал всех врасплох: нежный, спокойный,  и  все  же  перебивший
беседу. Эндер помнил, что Валентина всегда была такой.  Никогда  она  не
повышала голоса, и все же ее нельзя было не слушать.
   - Правильно. Честно. Благородно, - повторил Петер. В его устах  слова
звучали просто отвратительно. - Либо особа, которая так говорит, верит в
эти понятия, либо нет. Если нет, то они означают,  что  за  моей  спиной
стоит его сторонник с ножом в руке. Если же  верит,  это  означает,  что
победа будет за мной.
   - Я тебе скажу, что это означает, - вмешалась в разговор Квара. - Это
означает, что следует поздравить pequeninos... и  нас  самих  тоже...  с
уничтожением разумной расы, которая, возможно, нигде во вселенной больше
и не существует.
   - Не следует обманываться, - буркнул Петер.
   - Вы все такие уверенные, что десколада -  это  искусственный  вирус.
Только  ведь  никто  не  рассмотрел  другой   возможности:   что   более
примитивная,   менее   сопротивляющаяся   версия   десколады    родилась
естественным  образом.  И  только  лишь  потом  преобразовалась  в  свою
нынешнюю форму. Может она и искусственный  вирус,  только  вот  кто  его
создал? Теперь же мы ее убиваем, даже не попытавшись установить контакт.
   Петер усмехнулся сначала ей, затем Эндеру.
   - Я удивлен, что это воплощение совестливости родилось  не  от  твоей
крови. У нее точно такой же бзик на почве чувства вины как у тебя или  у
Валь.
   Эндер проигнорировал его и попытался ответить Кваре.
   - Это правда, мы ее  убиваем.  Потому  что  больше  ждать  не  можем.
Десколада пытается нас уничтожить, и у нас нет времени тянуть.  Если  бы
оно у нас было, мы бы пытались.
   - Понимать то я понимаю, - согласилась Квара. - Сама  ведь  помогала.
Только  меня  на  блевоту  тянет  от  всех  этих  слов,  какие   храбрые
pequeninos. Ведь ради спасения собственной шкуры они принимают участие в
ксеноциде.
   - Либо мы, либо они, деточка, - заявил Петер. - Либо мы, либо они.
   - Ты даже понятия не имеешь, - признался  Эндер,  -  как  мне  стыдно
слышать из его уст собственные аргументы.
   Петер рассмеялся.
   - Эндрю притворяется, будто меня не любит, - объяснил  он.  -  Только
это все ложь. Он мною восхищается. Чтит. И так было всегда. И точно  так
же его милый ангелочек.
   Петер пихнул Валь. Та не  отодвинулась.  Она  вела  себя  так,  будто
совершенно не почувствовала его локтя у себя под ребрами.
   - Он почитает нас обоих. В его  помутившемся  умишке  Валь  предстает
моральным совершенством, которого сам достичь не смог. Я же -  та  самая
сила и гений, что всегда, хоть на чуточку,  повыше  возможностей  нашего
бедненького Эндрю. Честно говоря, это свидетельствует о его  скромности:
это сколько же лет носил он в своих мыслях кого-то лучшего, чем сам.
   Молодая Валь взяла Квару за руку.
   - Это самое худшее, что ты можешь  сделать  в  собственной  жизни,  -
сказала она. - Помочь людям, которых  любишь,  в  том  деле,  которое  в
глубине души считаешь абсолютно неправым.
   Квара расплакалась.
   Только Эндер беспокоился не из за нее. Он знал, что девушка  обладает
достаточной силой, чтобы без  вреда  для  психики  воспринять  моральные
противоречия собственных поступков. Эта неуверенность наверняка  смягчит
ее характер, отберет ту  абсолютную  уверенность  будто  все  ее  мнения
совершенно  истинны,  а  всякий,  кто  с  ними  не  соглашается,  делает
чудовищную ошибку. В результате Квара выйдет из этой  переделки  гораздо
более способной к пониманию и... да, более честной,  чем  в  запальчивые
дни молодости. И,  возможно,  нежное  прикосновение  молодой  Валь...  и
слова, так точно определившие боль Квары... излечат ее побыстрее.
   Эндера беспокоило то, что Грего глядел на Петера с явным восхищением.
Но ведь он лучше всех обязан понимать, к чему  могут  привести  подобные
речи. Но, тем не менее, он  восхищался  живым  кошмаром  Эндера.  Петера
необходимо куда-нибудь выслать, подумал Эндер. В  противном  случае,  он
привлечет к себе на Лузитании еще больше учеников, чем  сам  Грего...  К
тому же он воспользуется ими гораздо эффективней и приведет их к гораздо
большей трагедии.
   Эндер не надеялся на то, что этот Петер окажется похожим на истинного
Петера. Тот созрел душой и сделался мудрым и сильным  повелителем.  Этот
же  Петер  был   не   вполне   человеческим   существом,   способным   к
неожиданностям и неоднозначностям. Он был создан на основании  той  злой
карикатуры, что таилась в самых дальних  закоулках  подсознания  Эндера.
Здесь все было ясно. Пытаясь спасти Лузитанию от  десколады,  он  принес
сюда большее зло, в потенциале своем такое же разрушительное.
   Но не столь сложное для ликвидации.
   В который уже раз он подавил в себе эту мысль. Но та возвращалась раз
уже в десятый с того момента, когда до него дошло, что  рядом  с  ним  в
корабле сидит Петер. Он не настоящий; это всего лишь кошмарный сон. Если
он  убьет  его,  ведь  это  же  и  убийством  не  будет.  Это  моральное
соответствие... чего? Пробуждения? Я вывел в свет собственный кошмар,  а
когда его убью, мир всего лишь пробудится от неприятного сна. Не больше.
   Если бы речь шла только  лишь  о  Петере,  Эндер  наверняка  бы  смог
уговорить себя совершить это убийство. Во всяком случае, так ему  сейчас
это  казалось.  Удерживала  его  лишь  молодая  Валь.  Нежная,   духовно
прекрасная... Если можно убить Петера, то и  ее  тоже.  Если  его  нужно
убить, то, возможно, следует  убить  и  ее...  Она  не  имела  права  на
существование.  Она  была  такой  же,  как  и   Петер:   неестественной,
ограниченной и деформированной в акте творения. Но вот этого он  уже  бы
сделать не смог. Он обязан ее защищать, а не ранить... Но, раз кто-то из
них был в достаточной мере реальным, чтобы жить, то и второй также. Если
ликвидация Валь будет убийством, то и Петера тоже. Они  же  были  единым
созданием.
   Мои дети, с горечью размышлял Эндер. Мое любимое потомство. Выскочили
совершенно зрелые из моего разума, словно Афина  из  головы  Зевса.  Вот
только Афина мне не досталась. Скорее уж - Артемида и Аид. Дева-охотница
и владыка преисподней.
   - Пошли уж, - сказал Петер. - Уйдем, чтобы  Эндрю  не  успел  убедить
себя в необходимости убить меня.
   Эндер лишь слабо улыбнулся. Вот что  было  самое  паршивое:  то,  что
Петер и молодая Валь появились на свет, зная о его мыслях больше, чем он
сам. Со временем, надеялся он, это необычное знание уйдет. Пока же  что,
он испытывал еще большее  унижение,  когда  Петер  дразнил  его  самого,
говоря о тех мыслях, о которых никто другой не смог бы и  догадаться.  И
молодая Валь... он понимал это по тому взгляду,  которым  его  временами
окидывала, что она тоже знает. У него больше не было тайн.
   - Я проведу тебя до дома, - предложила Валь Кваре.
   - Нет. Что сделала, то сделала. Я буду там, чтобы  увидать  последний
анализ Стекла.
   - Мы же не желаем прозевать оказии  публично  пострадать,  -  влез  в
разговор Петер.
   - Заткнись, - буркнул Эндер.
   Петер ответил ему усмешкой.
   - Ша,  спокойно.  Ты  же  прекрасно  понимаешь,  что  Квара  пытается
максимально использовать  ситуацию.  Это  ее  собственный  метод,  чтобы
сделаться суперзвездой. Все начнут утешать ее, а не  поздравлять  Элю  с
успехом. Стибрить у кого-то сцену... ах, Квара, насколько же это ужасно.
Хотя, лепится к тебе в самый раз.
   Квара наверняка бы ответила, если  бы  слова  Петера  не  были  столь
шокирующими... и если бы в них  не  содержалось  зерна  правды,  которая
потрясла ее саму. В связи  с  этим  это  Валь  прошила  Петера  холодным
взглядом.
   - Заткнись, - заявила она.
   То же самое раньше говорил и Эндер, но когда его слова были повторены
Валь,  они  принесли  какой-то   результат.   Петер   оскалил   зубы   и
заговорщически подмигнул, как бы желая  сказать:  ладно  уж,  поиграйся,
Валь,  только  ведь  я  знаю,  что  этой  своей  сладостью  ты  ко  всем
подлизываешься. Но вслух он ничего не сказал, и все вместе они вышли  из
камеры Грего.
   Снаружи их ожидал бургомистр Ковано.
   - Это великий день в истории  человечества,  -  заявил  он.  -  И  по
абсолютной случайности очутится на всех снимках.
   Все  рассмеялись  -  громче  всех   Петер,   который   подружился   с
бургомистром очень быстро и легко.
   - Здесь нет никакой случайности, - сказал он. - Многие люди  в  вашем
положении давно поддались бы панике и все испортили бы. Разрешение того,
чтобы все дела пошли именно так, как  они  пошли,  требует  храбрости  и
открытого ума.
   Эндер чуть не расхохотался, слыша столь откровенную  лесть.  Но  ведь
для адресата лесть не всегда столь  очевидна.  Ясное  дело,  что  Ковано
пихнул Петера в плечо и начал протестовать, но Эндеру  было  видно,  что
слушает он с удовольствием. Петер влиял на  бургомистра  уже  в  большей
степени, чем Эндер. Да разве эти люди не видят, что  Петер  ими  цинично
манипулирует?
   Эпископ Перегрино единственный, помимо Эндера, глядел  на  Петера  со
страхом и отвращением. Но в его случае в игру  входили  еще  религиозные
предубеждения,  а  не  мудрость,  не  позволяющая   поддаваться   лести.
Буквально через несколько  часов  после  прибытия  из  Снаружи,  епископ
вызвал Миро к себе и стал настаивать, чтобы тот принял крещение.
   - Оздоровив тебя, Господь совершил чудо, - сказал он тогда. - Но  вот
сам способ, которым оно было проведено, эта замена  одного  тела  другим
вместо  непосредственного  излечения  старого...  Это  приводит  нас   к
опасности того, что дух твой помещается в теле, которое никогда не  было
окрещенным. Поскольку же крещение производится именно на теле, опасаюсь,
что это именно ты теперь стал язычником.
   Миро не интересовали никакие размышления относительно  чудес.  Он  не
считал и то, чтобы Бог имел что-то общее с его излечением. Тем не менее,
он был настолько счастлив, снова получив в свое распоряжение силы, речь,
свободу, что наверняка бы согласился на все. Обряд крещения  должен  был
состояться в начале следующей недели, во время  первого  богослужения  в
новой часовне.
   Но усердие епископа в отношении Миро Петера и Валь не касалось.
   - Это абсурд - считать эти чудовищные создания людьми,  -  решительно
заявил он. - У них не может быть души. Петер - это лишь  эхо  того,  кто
уже жил когда-то и  умер,  у  кого  имелся  собственный  счет  грехов  и
покаяний, чье место в небе или в аду давным-давно было  уже  определено.
Что  же  касается  этой...  этой  девицы,  этой  насмешки  над   женской
грацией... Она не может быть той, за кого она сама себя  принимает,  ибо
это место занято живущей в настоящее время  женщиной.  Никакие  хитрости
Сатаны не могут получить  блага  крещения.  Создав  их,  Эндрю  построил
Вавилонскую башню, пытаясь достичь небес и сделаться Богом.  Посему,  не
будет ему прощения до тех пор, пока не отведет этих  двоих  в  ад  и  не
оставит их там.
   Догадывался ли Перигрино, хотя бы  на  мгновение,  что  Эндер  именно
этого  и  желал?  Он  представил  эту  идею  Джейн,  но  та   оставалась
неумолимой.
   - Это было бы глупостью, - стояла  она  на  своем.  -  Прежде  всего,
почему ты считаешь, что они бы исчезли? Во-вторых, откуда тебе известно,
что ты не создашь вторую пару? Разве ты не  знаешь  сказку  про  ученика
волшебника? Забрать их назад - это точно то же самое, что порубить метлы
на половинки: в результате у тебя всего лишь еще больше метелок. Так что
успокойся.
   Поэтому сейчас все шли в  лабораторию.  Петер,  обвевший  бургомистра
вокруг пальца. Молодая Валь, завоевавшая доверие Квары, хотя, скорее  из
альтруистичных, а не эгоистических побуждений.  И  Эндер  -  их  творец,
взбешенный, униженный и перепуганный.
   Это я их сотворил... выходит, я отвечаю за все, что  они  сделают.  А
ведь оба сделают немало плохого. Петер, поскольку унижение людей лежит в
его натуре, во  всяком  случае,  именно  такого  я  и  зачал  в  образце
собственных мыслей. И молодая Валь, вопреки всей ее врожденной  доброте,
поскольку само ее существование доставляет боль моей сестре.
   - Не позволяй Петеру дразнить себя так, - шепнула Джейн.
   - Люди считают, будто он принадлежит мне, - не открывая рта,  ответил
ей Эндер. - Они думают, что  он  совершенно  безвредный,  потому  что  я
такой. Но у меня нет над ним власти.
   - По-видимому, они это знают.
   - Я должен каким-то образом избавиться от него.
   - Уже работаю над этим, - заверила его Джейн. - Может  мне  стоит  их
упаковать и вывезти на какую-нибудь  пустую  планету?  Ты  знаешь  пьесу
Шекспира "Буря"?
   - Калибан и Ариэль... Неужто они именно такие?
   - Изгнание, поскольку убить я их не могу.
   - Я работаю над этим, - повторила Джейн. - В  конце  концов,  они  же
ведь  часть  тебя  самого,  правда?  Фрагмент  образца  твоего   разума.
Возможно, я постараюсь использовать их вместо тебя, чтобы перенестись  в
Снаружи? Тогда бы мне удалось использовать три корабля, а не один.
   - Два, - поправил ее Эндер. - Я уже никогда туда не полечу.
   - Даже на микросекунду? Если бы я просто взяла тебя туда и  сразу  же
вернула бы назад? Нам ведь не нужно там ожидать.
   - Несчастье принесло не ожидание.  Петер  и  молодая  Валь  появились
немедленно. Если я полечу, то создам их еще раз.
   - Хорошо, - согласилась Джейн. - Тогда два корабля. Один  с  Петером,
второй - с молодой Валь. Я должна над этим подумать. Ведь  не  можем  же
мы, после единственного путешествия, навсегда оставить идею передвижения
быстрее скорости света.
   - Почему же, можем, - не согласился с ней Эндер. - Реколада у нас уже
имеется. Миро добыл для себя здоровое тело. Этого достаточно. А со  всем
остальным мы и сами справимся.
   - Ошибка, - решительно объявила Джейн. - Прежде  чем  Флот  доберется
сюда, нам следует перенести pequeninos  и  королев  на  другие  планеты.
Опять же, нам еще нужно доставить трансформирующий вирус на  Дао,  чтобы
освободить тамошних людей.
   - В  Снаружи  я  больше  не  полечу.  -  Даже  если  мне  не  удастся
использовать Петера и молодую Валь для переноса своей ai(a? Ты позволишь
уничтожить королеву улья и pequeninos,  поскольку  боишься  собственного
подсознания?
   - Ты даже не понимаешь, насколько опасен Петер.
   - Вполне возможно, что и нет. Зато понимаю,  насколько  опасен  Малый
Доктор. И если бы ты постоянно не размышлял  о  собственных  несчастьях,
Эндер, ты бы понял это сразу же. Даже если бы здесь крутилось с полсотни
маленьких  Петеров  и  Валь,  все  равно  нам  придется  воспользоваться
космолетом, чтобы перенести pequeninos и королев улья в другие миры.
   Эндер понимал, что Джейн права. Он все время знал это. Но  это  вовсе
не означало, будто он был готов признать это.
   - Попытайся перенести себя в Петера  и  молодую  Валь,  -  сказал  он
одними губами. - Хотя... да хранит нас Господь, если Петер  тоже  сможет
творить, когда окажется в Снаружи.
   - Я так не предполагаю, -  уверила  его  Джейн.  -  Он  не  настолько
шустрый, каким кажется.
   - Он такой, такой, - начал внушать ей Эндер.  -  И  если  ты  в  этом
сомневаешься, тогда ты сама не настолько умна, как тебе кажется.

***

   Эля была не единственной, которая решила проведать  Садовника,  чтобы
приготовиться к последнему испытания Стекла. Немое дерево все  еще  было
только ростком, совершенно ничтожным по сравнению с  солидными  стволами
Человека и Корнероя. Но именно вокруг этого ростка  собрались  спасенные
pequeninos. Они тоже - как и  Эля  -  пришли  сюда  молиться.  Это  была
необычная,    тихая    молитва.    Священники    pequeninos     избегали
церемониальности и помпезности. Они просто стояли вместе  с  другими  на
коленях и шептали на нескольких своих языках.  Одни  на  языке  братьев,
другие на языке деревьев. Эля  подозревала  -  то,  что  она  слышит  от
обравшихся здесь жен, это их собственный, будничный язык... но может,  и
священный  язык,  используемый  в  контактах  с   материнским   деревом.
Pequeninos  молились   и   на   человеческих   языках,   на   старке   и
по-португальски;  кто-то  из   священников,   по-видимому,   пользовался
старинно, церковной латынью. Эля очутилась посреди истинной  Вавилонской
башни, но вместе с тем она испытывала истинное единение. Они молились  у
могилы мученика - того, что от него осталось - за жизнь  брата,  который
должен был пойти по его следу. Если Стекло  сегодня  навечно  умрет,  он
лишь повторит жертву Садовника. Но если  он  перейдет  в  третью  жизнь,
благодарить за это будет пример и отвагу Садовника.
   Поскольку именно Эля принесла реколаду из Снаружи, ее почтили кратким
мгновением одиночества у древесного ствола. Она охватила руками стройный
побег, жалея о том, что  в  нем  так  мало  жизни.  Затерялась  ли  ai(a
Садовника, блуждая по бесграничности  Снаружи?  Или  же  Бог  и  вправду
забрал его душу на небо, где теперь Садовник общается со святыми?
   Помолись за нас, Садовник. Попроси за  нас.  Как  мои  благословенные
дедушка и бабушка понесли молитву мою к Богу Отцу, так и ты  попроси  за
нас Христа милости  ко  всем  твоим  братьям  и  сестрам.  Да  перенесет
реколада Стекло в  третью  жизнь,  чтобы  мы  с  чистой  совестью  могли
распространить ее по всему миру и заменить убийственную  десколаду.  Вот
тогда лев и вправду будет возлегать рядом с агнцем, и мир  воцарится  на
этом свете.
   Вот только, не впервые уже, у Эли были сомнения.  Она  была  уверена,
что они пошли собственным путем - она не переживала колебаний Квары. Она
лишь не знала, следует ли основывать реколаду на  самых  старших  пробах
десколады. Если десколада и вправду вызывала воинственность pequeninos и
их желание завоевания новых территорий, тогда Эля  могла  признать,  что
возвращает им их предыдущее, более "естественное" состояние. Но  ведь  и
это  раннее  состояние  тоже  было  эффектом  гейялогоческого   действия
десколады. Оно казалось более естественным, ибо pequeninos  были  именно
таким, когда на планету прибыли люди. Посему у Эли  могли  быть  причины
для опасений, что она производит модификацию  образцов  поведения  всего
вида, сознательно  убирая  агрессивность,  чтобы  уменьшить  вероятность
будущего кон