займет несколько  минут.  Я  думаю  Дети  Разума  оставят  нам  достаточно
времени, чтобы провести преобразования.
     - Как вы думаете, сколько времени  вам  понадобится?  -  спросил  дон
Кристиан.
     - Немного. Десять минут от силы.
     Боскуинха была удивлена и в тоже время благодарна. Она опасалась, что
епископ будет настаивать на скорейшем преобразование в первую очередь  его
информации,  воспользовавшись  своим  верховным  положением  по  церковной
иерархии.
     - Благодарю вас, -  произнес  дон  Кристиан,  целуя  протянутую  руку
епископа.
     Епископ холодно посмотрел на Боскуинху.
     - Не стоит удивляться. Дети  Разума  работают  и  используют  знания,
накопленные  межмировым  опытом.  Они   больше   зависят   от   межмировых
компьютеров. Материнская Церковь проповедует  творения  Духа,  поэтому  мы
используем  память  компьютеров  только  для  служебных,  административных
целей. А что касается Библии - в этом мы не отстали от люда  и  скопили  в
хранилище Собора достаточно печатной литературы. Конгресс  Звездных  Путей
никогда не сможет добраться  до  нашего  собрания  Учения  Господа.  -  Он
улыбнулся. Ехидно, естественно. В ответ Боскуинха послала  самую  радушную
улыбку.
     - Маленькая загвоздка, - сказал дон Кристиан. - После  того,  как  мы
восстановим  информацию  обратно  из  файлов  Говорящего,   что   помешает
Конгрессу повторить свою акцию снова? А потом еще и еще раз?
     - Это трудный вопрос, - сказала Боскуинха. -  Все  зависит  от  того,
какие цели преследует Конгресс. Может, они вообще  не  намерены  разрушать
нашу информацию. Может, они заново восстановят ее,  продемонстрировав  нам
свою силу. Я не имею понятия, чем вызвано подобное наказание,  поэтому  не
могу предположить, как далеко  зайдет  их  акция.  Если  они  оставят  нам
возможность  действовать  в  рамках  закона,  тогда  мы  не  будем  ничего
предпринимать и подождем отмены наказания.
     - Но если существует веская причина и они решили  покарать  нас,  как
повстанцев?
     - Хорошо, если  произойдет  худшее,  мы  скопируем  все  в  локальную
память, а затем отключим ансибл.
     - Господь поможет нам, - произнесла донна Криста, - мы будем в полной
изоляции.
     На лице епископа Перегрино появилась досада.
     - Что за абсурд, Сестра Дитестай о Пекадо. Или вы думаете  -  Христос
зависит от ансибла?  Или  у  Конгресса  достаточно  сил,  чтобы  заставить
замолчать Святых?
     Донна Криста покраснела и вернулась к свой работе. Секретарь епископа
протянул ему бумагу со списком файлов.
     - Вы можете исключить из списка мою личную корреспонденцию, -  сказал
епископ, - я уже отослал свои сообщения. Пусть Христос  решает,  стоит  ли
хранить мои письма. Для меня они не имеют значения.
     - Епископ, мы закончили, - сказал дон Кристиан.  Сразу  же  его  жена
встала из-за терминала, а секретарь занял ее место.
     - Между прочим, - сказала Боскуинха, - я думаю, вам будет  интересно.
- Говорящий объявил, что сегодня вечером, на прассе, он будет Говорить  от
имени смерти Махроса Рибейры. - Боскуинха взглянула на часы. -  Уже  Очень
скоро, правда?
     - Почему, - сказал епископ с обидой, - вы думаете это волнует меня?
     - Я полагаю, вам следует послать представителя.
     - Спасибо, что предупредили, - сказал дон Кристиан, - я  думаю  лично
присутствовать. Я хочу услышать Речь человека, которые  Говорил  от  имени
смерти Сан Анджело. - Он повернулся к  епископу.  -  Если  вы  хотите,  мы
запротоколируем каждое его слово.
     Епископ откинулся назад и скупо улыбнулся.
     - Спасибо, один из моих секретарей будет присутствовать.
     Боскуинха вышла из офиса епископа, спустилась по ступеням и вышла  за
ворота Собора. Она шла  к  себе  домой,  поскольку,  что  бы  не  замышлял
Конгресс, она первая получит их сообщение.
     Она не стала обсуждать свои догадки с религиозными лидерами,  это  не
входило в сферу их деятельности. Но она была уверена в главном, она  почти
знала, почему Конгресс  предпринял  подобную  акцию.  Пункты,  по  которым
Конгресс мог объявить Луситанию мятежной колонией  были  тесно  связаны  с
ограничением контактов со свиноподобными.
     Вероятно, зенологи допустили грубейшую оплошность. Хотя Боскуинха  не
знала ни о каких нарушениях, это должно было быть  что-то  очень  крупное,
очевидность которого была  обнаружена  сателлитами.  Только  их  подробные
отчеты шли прямо в Конгресс и не  попадали  в  руки  Боскуинхи.  Боскуинха
пыталась предположить, что же сделали Майро с  Аундой  -  разожгли  пожар?
Рубили деревья? Развязали войну между родами свиноподобных? Все, о чем она
думала, звучало более чем абсурдно.
     Она пыталась связаться и поговорить с ними, но  их,  конечно  же,  не
было. Они находились за калиткой в лесу  и,  безусловно,  продолжали  свою
деятельность,  обусловившую  возможность  ликвидации  Колонии.   Боскуинха
напомнила себе, что они еще слишком молоды, поэтому ошибка может оказаться
смехотворно детской.
     Но они не были детьми, они представляли два  блестящих  ума  колонии,
которая взрастила  многих  талантливых  людей.  Было  хорошим  делом,  что
правительствам, руководимым Конгрессом Межзвездных Путей,  было  запрещено
использовать инструменты наказания  и  орудия  пыток.  Теперь,  впервые  в
жизни, Боскуинха была настолько зла, что непременно  воспользовалась  ими,
если бы имела. Я не знаю, что вы хотели сделать, Майро и Аунда. Я не знаю,
что вы добивались, что сделали, но каковы бы не  были  ваши  цели,  нашему
сообществу придется дорого заплатить  за  ваши  игры.  И  если  существует
справедливость, я заставлю и вас поплатиться.


     Многие твердили, что не пойдут слушать никаких Говорящих - разве  они
не добропорядочные католики? Разве не говорил им  епископ,  что  Говорящий
разговаривает голосом Сатаны?
     Но и другие тоже  шепталось  по  углам  с  самого  момента  появления
Говорящего. Конечно,  это  были  только  слухи,  ведь  Луситания  -  очень
маленький городок, где слухи плодились как грибы. Молва не имела значения,
пока в нее не начинали верить. Ходили сплетни, что  меньшая  дочь  Макрама
Квора молчала с момента его смерти, а сейчас  стала  настолько  болтливой,
что в школе всерьез забеспокоились. А Олхейдо, плохо воспитанный мальчик с
отталкивающими  металлическими  глазами,  вдруг  стал  очень  любезным   и
приветливым,  веселым  до  маниакальности.  Возможно,   одержимым.   Молва
шептала,  что  руки  Говорящего  могут  исцелять,  но  у  него  нехороший,
дьявольский глаз, его благословение может осчастливить,  а  его  проклятье
накликать смерть, его слова заставляют замирать в почтении. Безусловно, не
каждый слышал об этом, и не каждый, слышавший, верил в слова. Но за четыре
дня пребывания Говорящего все  население  Луситании  решило,  безо  всяких
объяснений, что пойдет на митинг и будет слушать речь Говорящего, несмотря
на запреты епископа.
     Это  было  ошибкой  епископа.  Воспользовавшись  своим  преимуществом
называть  Говорящего  отродьем  сатаны  и  отодвигать  его   от   себя   и
добропорядочных  католиков:  Говорящий  один  составил   оппозицию   всему
сообществу. Но для тех, кто не верил слепо теологической софистике, Сатана
был таким же могущественным и пугающим, как и Бог. Они  понимали  извечную
борьбу добра и зла, как учил их епископ, но они куда больше интересовались
другой вечной  борьбой  -  силы  и  слабости.  Именно  это  противоборство
встречали они каждый день. В этой борьбе они были слабы,  а  Бог,  сатана,
епископ  обладали  реальной  силой.  Епископ,  не  желая  того,   возвысил
Говорящего до себя, до человека, наделенного реальной силой. Поэтому  люди
приготовились верить чудесам, предсказанным сплетнями.
     И хотя объявление о митинге прозвучало всего за час  до  его  начала,
прасса была заполнена до отказа все ведущие  к  ней  улицы  и  аллеи  были
переполнены народом. Мэр Боскуинха - как того требовал  закон  -  снабдила
Говорящего небольшим микрофоном, который она использовала во время  редких
народных собраний. Люди сориентировались на платформу, где  должен  стоять
Говорящий, затем стали оглядываться  по  сторонам,  выискивая  знакомых  и
представителей властей. Почти все  присутствовали  здесь.  Конечно,  семья
Макрама, конечно же, мэр. К удивлению, здесь были дон и донна Кристианы. И
много других священников. Доктор Найвио. Вдова Пайпо,  старая  Концейзамо,
архивариус.  Вдова  Лайбо,  Брузинха,  с  детьми.   Они   надеялись,   что
когда-нибудь Говорящий расскажет от имени смерти Пайпо и Лайбо.
     И, наконец, когда Говорящий поднялся на платформу, невероятная  весть
облетела прассу: епископ Перегрино тоже пришел на митинг. Но  не  в  своих
одеждах, а в  простой  рясе  монаха.  Епископ  самолично  пришел  услышать
богохульство Говорящего! Многие почувствовали слабый трепет и щекотливость
ожидаемого. Поднимется ли он и низвергнет ли сатану? Разгорится ли борьба,
подобная апокалипсису Св.Джона?
     Говорящий стоял перед микрофоном и дожидался  тишины.  Он  был  очень
высок и моложав, но белизна кожи носила оттенок болезненности по сравнению
с тысячами оттенков коричневой кожи луситанцев.  Благодарение  богу.  Все,
наконец, угомонились, и он начал речь.
     -  Его  знали  под  тремя  именами.  Первое  записано  в  официальных
документах:  Махрос  Мария  Рибейра.  Официальные  данные  его  биографии.
Родился в 1929. Умер в 1970. Работал на сталелитейном заводе. Имел хороший
послужной список. Жена, шестеро детей. Образцовый гражданин, поскольку  не
совершал проступков и не попадал в сводки правонарушений.
     Многие из слушавших испытали мимолетное  разочарование.  Они  ожидали
блеск ораторства, а в голосе Говорящего не было ничего примечательного.  В
его словах не было привычной сухости религиозных речей. Речь была  простой
и доходчивой, почти задушевной. Только немногие заметили, что простота его
слов и простодушие голоса делали его  речь  очень  правдоподобной.  Он  не
козырял правдой, он  говорил  правду,  говорил  так,  что  ни  у  кого  не
возникало мысли усомниться в  его  словах,  они  звучали  как  само  собой
разумеющиеся. Епископ Перегрино  тоже  заметил  это  и  почувствовал  себя
неловко. Этот Говорящий будет грозным противником, не из тех, кто  сжигает
алтари.
     - Второе имя - Макрам. Большой Макрос. Потому что он  был  гигантским
человеком. Он достиг своих взрослых размеров еще в раннем детстве. Сколько
ему было лет, когда его рост  достиг  двух  метров?  Одиннадцать?  Он  был
вызывающе высоким в двенадцать лет. Его рост и  сила  сделали  его  ценным
работником завода,  где  выплавки  стали  настолько  небольшие,  что  весь
процесс управляется фактически вручную.  Человеческие  жизни  зависели  от
силы Макрама.
     На  прассе  мужчины  с  завода  одобрительно  закивали.   Они   могли
поклясться друг другу, что не разговаривали с этим неверующим  фрамлингом.
Вероятно, кто-то проговорился, и теперь даже очень хорошо,  что  Говорящий
все правильно понял и узнал, как им запомнился Макрам. Каждый из  заводчан
захотел стать тем,  кто  рассказал  Говорящему  о  Макраме.  Они  даже  не
догадывались, что Говорящий и не пытался заговорить  с  ними.  Уже  долгие
годы Эндрю Виггин узнавал о многом, не задавая вопросы.
     - Его третье имя было Рам. Собака.
     О,  да,  думали  луситанцы.  Именно  этого  и  следовало  ожидать  от
Говорящего от имени Мертвых. У них нет уважения  к  Мертвым,  им  неведомо
приличие.
     - Именно так вы его называли, когда слышали, что у его жены, Новинхи,
снова синяк под глазом, что она с трудом ходит, что у  нее  опять  разбита
губа. Он был животным, поступая так с ней.
     По какому праву он говорит такое? Ведь человек умер! Но  под  внешним
гневом другая причина скребла сердца луситанцев. Они вспомнили, что каждый
из них когда-то произносил точно такие же слова.  Невежливость  Говорящего
как раз состояла в том, что он публично высказал то, о чем они  шептались,
когда Макрам был еще жив.
     - Никто из вас не любил Новинху. Эта гордая женщина никогда  ни  разу
не пожелала вам доброго утра. Но она была хрупкой и маленькой по сравнению
с ним, и она была  матерью  его  детей,  поэтому,  когда  он  ее  бил,  он
заслуживал имя Рам.
     Тяжелый вздох и ропот прокатились по прассе. Те, кто  сидел  рядом  с
Новинхой, уставились на нее, горя желанием увидеть ее реакцию на слова,  с
болью сознавая, что Говорящий был прав, они действительно  не  любили  ее,
они боялись и жалели ее одновременно.
     - Скажите, разве не этого человека вы  знали?  Проводящего  все  свое
время в барах, не имеющего друзей, жадного до выпивки. Вы  даже  не  могли
определить, много ли он выпил. Он был  угрюмым  и  замкнутым  до  принятия
рюмки, таким же он оставался и когда все было уже выпито. Никто не слышал,
чтобы он с кем-нибудь дружил, никто не радовался  встрече  с  ним.  Именно
этого человека знало большинство из вас. Рам. Едва ли он был человеком.
     Да,  думали  они.  Он  был  таким.  Первоначальный   шок   неприличия
постепенно  угас.  Они  привыкли  к  мысли,  что  Говорящий  и  не  думает
приукрашивать или смягчать историю. Хотя им до сих пор было  не  по  себе.
Чувствовалась нотка иронии, но не в его голосе, она пронизывала его слова.
"Едва ли он был человеком", - сказал он, конечно же, он был человеком,  но
они смутно чувствовали, что Говорящий понимает, что они думают о  Макраме,
но не совсем соглашаются с этим.
     - Другая часть людей,  работающих  с  ним  на  заводе  в  Байрро  дас
Фабрикадорас, знали его как сильную руку, на которую можно положиться.  Он
никогда не хвастал, что сделает больше, чем мог, и всегда выполнял  то,  о
чем обещал. Они могли рассчитывать на него. Внутри стен завода вы  уважали
его. Но когда вы выходили после смены, вы забывали о  нем,  как  о  всяком
другом, - не замечали и не думали о нем.
     Снова ирония в словах. Хотя в его голосе не было намека на насмешку -
такая же доступная и простая речь, с какой он  начал  -  те,  кто  работал
вместе с  ним,  почувствовали  словно  внутри  себя:  мы  не  должны  были
игнорировать его. Если бы  мы  его  очень  ценили  и  уважали  на  заводе,
возможно, мы бы оценили его вне его стен.
     - Некоторые из вас помнят еще кое-что, о чем никогда не рассказывают.
Вы дали ему прозвище Рам много лет назад, задолго до того, как он заслужил
его. Вы были десяти-двенадцатилетними детьми. Он вырос очень  высоким.  Вы
стыдились быть с  ним  рядом.  И  боялись,  потому  что  чувствовали  себя
слабыми.
     Дон Кристиан прошептал своей жене:
     -  Они  пришли  за  сплетнями,  а  он   заставил   их   почувствовать
ответственность.
     - Таким образом вы стали обходиться с ним так, как обходятся с  любым
человеком, который больше, чем все, - сказал Говорящий. - Вы  объединились
против  него.  Подобно  охотникам,  желающим  загнать   мамонта.   Подобно
тореадорам, стремящимся измотать  быка,  чтобы  затем  убить  его.  Тычки,
насмешки, оскорбления. Вы  окружали  его.  Он  не  знал,  откуда  поступит
следующий удар. Вы кололи его острой соломой, и занозы  застревали  в  его
коже. Он слаб от боли, сходил с ума. Вы проделывали все только потому, что
он был больше и выше вас. Вы хотели заставить его кричать, убегать от вас,
плакать. Правда? Он был слабее вас всех вместе.
     Эла была зла. Она  думала,  что  он  будет  обвинять  Макрама,  а  не
оправдывать его. То, что у него было по-своему  трудное  детство,  еще  не
давало ему права унижать мать.
     - Я не упрекаю вас. Вы были детьми, а все дети  жестоки,  не  понимая
того. Сейчас вы бы так не поступили. Но теперь, когда я напомнил  вам,  вы
быстрее отыщете ответ. Вы называли его собакой,  и  он  стал  ей.  На  всю
оставшуюся жизнь. Издевался  над  слабыми.  Бил  жену.  Так  грубо  и  зло
выговаривал своему сыну Майро, что он убегал из дома. Он вел себя так, как
вы обращались с ним, и постепенно стал тем, кем вы его дразнили.
     Это же глупо, думал епископ Перегрино. Если человек реагирует тем  же
способом, каким люди обращаются с ним, то  некого  винить.  Если  в  ваших
грехах виновны не вы, как можно сокрушаться?
     Словно услышав доводы епископа, Говорящий поднял руку и изменил  свои
слова.
     - Но наиболее легкий ответ не всегда правильный. Ваши издевки и уколы
не сделали его ярым насильником, они сделали его  замкнутым.  И  когда  вы
выросли от мучений, он вырос от ненависти к вам.  В  нем  не  было  вечной
злобы и зависти. Его гнев остыл и превратился в подозрения. Он  знал,  что
вы презираете его и научился жить без вас. В мире с собой.
     На мгновение Говорящий замолчал, затем задал  вопрос,  который  мучил
всех.
     - Каким образом он стал таким жестоким? Подумайте. Кто испробовал его
жестокость сполна? Его жена. Его  дети.  Некоторые  люди  избивают  жен  и
детей, так как их распирает желание насилия,  но  они  слишком  слабы  или
глупы, чтобы утвердить свою силу другим способом. Беззащитные жена и дети,
связанные с таким человеком нуждой и обычаями, реже любовью,  единственные
жертвы для расправы, с которыми у него достаточно силы.
     Да, думала Эла, смотря на мать. Именно этого я и ожидала. Поэтому я и
пригласила Говорящего рассказать от имени Смерти Отца.
     - Существует немало подобных  людей,  -  продолжил  Говорящий.  -  Но
Махрос был не из их числа. Задумайтесь. Вы когда-нибудь слышали, чтобы  он
поднял руку на своих детей? А кто работал с ним - замечали ли вы, чтобы он
унижал вас? Кажется возмутительным, что факты говорят  против?  Макрам  не
был слабым и злым человеком. Он был сильной  личностью.  Он  хотел  любви,
признания.
     Епископ  Перегрино  презрительно  улыбнулся.  Путь  дуэлянта  ожидает
любого слабого противника. Ты идешь ложным путем, Говорящий, ты бродишь  в
потемках вокруг правды, притворяясь, что нашел ее. А когда  ты  поймешь  и
восстанешь, твоя рука будет мертва. Эти  люди  пришли  на  развлечение,  а
оказались твоей мишенью, ты пронзаешь их до самого сердца.
     -  Некоторые,  наверное,  еще  помнят  случай.  Макраму  тогда   было
тринадцать, как и вам. Вы насмехались и дразнили его за школой, на  холме.
Вы нападали на него более злобно, чем обычно. Вы швыряли в  него  камнями,
забрасывали травой. Вы слегка поцарапали его, у него выступила  кровь,  но
он вынес это. Он пытался убежать от вас. Просил вас прекратить. Затем один
из вас сильно пнул его в живот, это причинило ему такую боль, какую вы  не
предполагали. Потому что уже тогда он  был  болен  той  болезнью,  которая
привела к его гибели. Он не  мог  справиться  с  охватившей  его  болью  и
сознанием собственной хрупкости. Боль для него была подобна смерти. Он был
загнан в угол. Вы убивали его. И он бросился на вас.
     Как он узнал? - думали десятки мужчин. -  Это  было  так  давно.  Кто
рассказал ему? Это не укладывалось в голове. Мы не хотели  ничего  такого.
Когда он размахнулся, его огромный кулак, как копыто кабры - он  собирался
ударить меня...
     - Кто-то из вас упал на землю. Вы  знали,  что  он  сильнее,  чем  вы
опасались. Это пугало вас больше всего, хотя вы  знали,  что  заслуживаете
наказания. Струсив, вы позвали на помощь. А когда подошли учителя, что они
увидели? Один маленький мальчик лежал на земле, плача  и  истекая  кровью.
Другой громадный ребенок с ссадинами и царапинами лепетал: "Извините, я не
хотел..." А остальные сказали, что он только что ударил его. Что он  начал
убивать его безо всяких причин. Мы пытались остановить его, но  Рам  такой
большой. Он всегда обижает маленьких.
     Маленький Грего вклинился в речь.
     - Лгуны! - закричал он. - Они лгали.
     Люди вокруг захихикали. Квора шикнула на него.
     - Было так много свидетелей, - сказал Говорящий. - Учителям ничего не
оставалось, как поверить всему сказанному. Пока одна девочка,  проходившая
мимо, не вмешалась и спокойно не рассказала, как все  происходило.  Макрос
защищался от абсолютно необъ