язана была понять и то, что перешла
определенную границу.
   - В этом доме все мы - лояльные слуги Звездного Конгресса, -  заявила
Цинь-цзяо. Она говорила ласково, с  самым  добрым  выражением  на  лице,
которое только сумела удержать. - И ты сама, если  только  желаешь  быть
верна этому дому, тоже от всего сердца служишь Конгрессу.
   Разве могла она объяснить Вань-му, с каким трудом ей  самой  довелось
усвоить этот урок... с какими усилиями она до сих пор его  воспринимала?
Вань-му нужна была ей затем, чтобы ей стало легче, а не труднее.
   - Я  не  знала,  святейшая,  -  ответила  на  это  Вань-му.  -  И  не
догадывалась. Всегда я слыхала имя  Хань  Фей-цы,  упоминаемое  как  имя
наиблагороднейшего слуги Дао. И я считала, что и ты сама служишь Дао,  а
не Конгрессу. В противном случае, я бы никогда...
   - Никогда бы не пришла сюда работать?
   - Никогда бы не выразилась плохо о Конгрессе, - закончила Вань-му.  -
Я бы служила тебе, пускай даже пришлось бы жить в доме дракона.
   А может так оно  и  есть,  подумала  Цинь-цзяо.  Возможно,  бог,  что
приказывает мне очищаться, на самом деле это дракон, жаркий и  холодный.
Ужасный и прекрасный одновременно.
   - Помни, Вань-му: мир, называемый Дао, это еще не Дао. Он был  назван
так, только лишь для того, чтобы напоминать нам, чтобы в будничной своей
жизни мы не свернули с Дао, с Пути.  Мой  отец  и  я  служим  Конгрессу,
поскольку тот правит по воле небес. И Дао, следовательно, требует, чтобы
желания Конгресса  предпочесть,  ставить  выше  желаний  и  потребностей
обитателей конкретного мира, называемого Дао-Путем.
   Вань-му глядела на хозяйку с широко открытыми глазами.  Она  даже  не
мигала. Поняла ли она? Поверила  ли?  Не  важно.  Придет  время,  и  она
поверит.
   - А теперь уходи, Вань-му. Мне надо работать.
   -  Хорошо,  Цинь-цзяо.  -  Вань-му  немедленно  поднялась  и,   низко
поклонившись, вышла.
   Цинь-цзяо уселась за терминалом. Но  как  только  стала  вызывать  на
экран новые сообщения, вдруг осознала, что в комнате  еще  кто-то  есть.
Она повернулась на своем стуле; в дверях стояла Вань-му.
   - Что тебе надо?
   - Является ли обязанностью тайной  наперсницы  выявлять  тебе  всякую
мудрость, что  приходит  ей  на  ум,  пускай  даже  потом  это  окажется
глупостью?
   - Ты можешь говорить мне все, что только  пожелаешь,  -  заверила  ее
Цинь-цзяо. - Разве когда-либо я наказывала тебя?
   - Тогда прости меня, Цинь-цзяо, если я осмелюсь кое-что сказать о той
великой задаче, над которой сейчас трудишься.
   Ну что могла Вань-му знать о Лузитанском Флоте?  Она  была  способной
студенткой,  но  ведь  Цинь-цзяо  учила  ее  всего  лишь  основам   всех
дисциплин. Это абсурд, чтобы девочка смогла даже  постичь  проблему,  не
говоря уже о нахождении решения. Тем  не  менее,  отец  учил  ее:  слуги
всегда счастливы, видя, что их голос доходит до хозяина.
   - Ну скажи, - предложила Цинь-цзяо. - Как  могла  ты  выдумать  нечто
более глупое чем то, что я уже говорила?
   - Моя любимая старшая сестра, - начала Вань-му. - Идея эта,  по  сути
своей, идет от тебя. Ты много раз повторяла, что ничто, известное физике
или  истории,  не  могло  вызвать,  чтобы  флот  мог   исчезнуть   столь
совершенным образом. И к тому же - в один и тот же момент.
   - Но ведь так случилось. И, следовательно, несмотря ни на что,  такое
возможно.
   - Кое-что, сладчайшая Цинь-цзяо,  пришло  мне  в  голову,  -  сказала
Вань-му, - когда мы изучали логику. О причинах и следствиях.  Все  время
ты искала причину: что же вызвало исчезновение флота. А вот подумала  ли
ты о следствиях: чего хотел достичь некто,  разрушая  связь,  или  даже,
уничтожая флот?
   - Все знают, почему люди хотели его остановить. Они пытаются защитить
права колонии либо же  верят  в  безумный  тезис  о  том,  что  Конгресс
намеревается уничтожить pequeninos вместе со всеми людскими поселениями.
Миллиарды людей желают остановить этот флот. У каждого из этих  людей  в
сердце тлеет бунт, и все они неприятели богов.
   - Тем не менее, кому-то это удалось, - ответила на это Вань-му.  -  Я
только подумала: раз ты не можешь  прямо  установить,  что  произошло  с
флотом, то, возможно, тебе удастся найти того, кто это сделал, и вот это
приведет тебя к открытию, каким образом он это сделал.
   - Мы даже не знаем, был ли это кто-то, - объявила Цинь-цзяо. - Вполне
возможно, что это что-то. У природных  явлений  нет  собственных  целей,
поскольку они не обладают разумом.
   Вань-му поклонилась.
   - Выходит, я только зря заняла твое время,  Цинь-цзяо.  Прости  меня,
пожалуйста. Мне нужно было уйти еще тогда, когда ты мне приказывала.
   - Ничего страшного, - заверила ее девушка.
   Вань-му уже исчезла. Цинь-цзяо даже не знала, услыхала ли  ее  тайная
наперсница последние слова  утешения.  Ну  ничего,  подумала  она.  Если
Вань-му почувствовала себя оскорбленной, я извинюсь перед  нею  попозже.
Она очень добра, поскольку хотела мне помочь. Следует ее  заверить,  что
меня радует такое ее рвение.
   Оставшись одна в комнате, Цинь-цзяо вернулась  к  терминалу  и  стала
перелистывать рапорты. Она их все уже неоднократно прочитала, но  ничего
полезного так и не обнаружила. Почему  же  сегодня  должно  быть  иначе?
Возможно, все эти  рапорты  и  сопоставления  ничего  и  не  показывают,
поскольку в них ничего и нет. Может статься так, что  флот  исчез  из-за
какого-то  обезумевшего  бога.  Рассказы  давних  времен   упоминали   о
подобного рода случаях. Не осталось  ни  малейшего  следа  человеческого
вмешательства, поскольку  не  человек  это  совершил.  Интересно,  чтобы
сказал на  это  отец.  Как  сам  Конгресс  справился  бы  с  сумасшедшим
божеством? Ведь им не удалось отыскать даже  этого  мятежного  писателя,
Демосфена... Так моги бы они надеяться выследить и схватить бога?
   Кем бы ни был Демосфен, размышляла  Цинь-цзяо,  сейчас  он  наверняка
смеется. Он так долго пытался убедить людей, что правительство поступило
несправедливо, высылая флот. А теперь флот исчез, именно так, как  этого
желал Демосфен.
   Как желал Демосфен... Впервые Цинь-цзяо сопоставила  в  мыслях  столь
очевидную вещь, что даже не  могла  поверить  в  то,  что  ранее  ее  не
заметила. Даже полиция на многих планетах приняла как утверждение, что в
исчезновении флота наверняка замешаны  приверженцы  взглядов  Демосфена.
Они арестовали всех, кого подозревали в мятежных  взглядах,  и  пытались
вырвать у них  показания.  Но,  ясное  дело,  самого  Демосфена  они  не
допрашивали, поскольку никто не знал, кто он такой.
   Демосфен, столь хитрый, что  уже  много  лет  избегает  демаскировки,
несмотря на все расследования и попытки Звездного Конгресса; Демосфен  -
столь же таинственный, как и исчезновение флота. И если первый трюк  ему
удался, так почему не  может  пройти  и  другой?  Возможно,  если  бы  я
обнаружила Демосфена, то установила бы и то, каким образом была нарушена
связь с флотом.
   Пока же у нее не было ни малейшего понятия, где начинать поиски.  Но,
во всяком случае, это уже  означало  совершенно  новый  подход.  Уже  не
придется читать эти пустые, никому не нужные рапорты.
   И внезапно Цинь-цзяо вспомнила, кто только что говорил практически то
же самое. Она почувствовала, что краснеет, как горячая кровь приливает к
щекам. Я поступила очень грубо, отнесясь к ней столь покровительственно,
свысока. Девочка считала, что сможет мне  помочь  в  моем  столь  важном
задании. И вот теперь, пять минут спустя, засеянная ею мысль расцвела  и
обратилась в план. И даже если план ее окажется бесплодным, то ведь  это
она его мне предложила, во всяком случае, благодаря ей я  начала  о  нем
размышлять. Так что я сама была дурой, считая девочку глупышкой.
   Слезы стыда встали в глазах Цинь-цзяо.
   И   внезапно   ей    вспомнились    великие    строчки    песни    ее
прародительницы-сердца:

   Хотелось бы призвать
   Ежевичные цветы
   Которые опали
   Хоть персиков цветы ласкают взор

   Поэтесса Ли Цинь-цзяо  знала  о  боли,  вызванной  словами,  что  уже
слетели с уст, и  которые  нельзя  отменить.  Но  она  была  мудра;  она
помнила, что, хоть те слова и улетели, имеются и  новые,  которые  ждут,
когда их скажут... будто цветы персиков.
   Чтобы утешиться в стыде от собственной  огромной  гордыни,  Цинь-цзяо
начала читать вслух строки песни. Во всяком случае, начала читать. Когда
же она дошла до строчки

   Драконьи лодки на реке

   Мысли ее обратились к Лузитанскому Флоту. Она представила космолеты в
виде речных лодок, разрисованных страшными мордами, но,  тем  не  менее,
дрейфующих по течению... Они так далеко  были  от  берега,  что  как  бы
громко не кричали люди, их никто уже не услышит.
   От драконьих лодок в мыслях своих она перешла к драконовым  воздушным
змеям. Теперь Лузитанский Флот представился ей в виде воздушных змеев, у
которых  порвались  бечевки,  и  их  подхватило  ветром.  Ничто  уже  не
соединяет их с ребенком, который позволил  им  взлететь.  Как  прекрасно
выглядят они на свободе, и сколь перепуганы должны они быть, раз никогда
не желали стать свободными.

   Не боялась я ветров безумных
   Ни внезапного ливня

   Вновь вернулись к девушке слова песни.

   Не боялась. Ветры шальные.
   И ливень внезапный. Я ж не боялась
   Когда пили за счастье
   Нагретое в чайнике вино ежевичное
   И не знаю теперь я
   Как призвать
   Время то

   Моя прародительница-сердце могла заглушить собственный  страх,  когда
выпивала, думала Цинь-цзяо. У нее был кто-то, с кем могла пить это вино.
И даже сейчас,

   Одинокая с чаркой на подстилке своей
   Печально глядя в пустоту

   Поэтесса вспоминает давнего друга. Кого должна вспоминать я? Где  моя
любовь? Чудесные времена, когда великая  Цинь-цзяо  была  еще  смертной,
когда мужчины и женщины могли быть вместе  любовниками  и  друзьями,  не
заботясь о том, кто из них является, а кто - нет, богослышащим.  Женщина
в те времена могла вести такую жизнь,  что  даже  в  одиночестве  у  нее
оставались воспоминания. Я же не помню даже  лица  своей  матери.  Всего
лишь плоские картинки; не удается вспомнить, как я отворачивалась, когда
на меня глядели ее глаза. У меня есть только отец, но он подобен богу. Я
могу его почитать, слушаться, даже любить, но не могу с ним  играть,  во
всяком случае, не так, как по-настоящему. Когда я шучу с ним, то  всегда
держу в мыслях, а достойны ли такие шутки. И Вань-му: я так убеждала ее,
что мы станем подругами, а ведь сама отношусь к ней как к  служанке,  ни
на миг не забывая, кто из нас богослышащая. Это  стена,  которую  нельзя
пробить. Я одинока сейчас, и навсегда останусь одинокой.

   Свежий холодок струится через
   Окон занавески
   Растущая луна за прутьями златыми

   Девушка вздрогнула. Разве древние  греки  не  считали  Луну  холодной
девственницей, охотницей? И я, разве, не такая? Шестнадцать лет, и  меня
еще не касался.

   В музыке флейты
   Слышатся чьи-то шаги
   Вот он идет

   Я прислушиваюсь, только не слышу мелодии чьих-либо шагов...
   Ничего. Только лишь отзвуки подготовки к трапезе: бряцание тарелок  и
ложек, смешки из кухни. Выйдя из задумчивости, Цинь-цзяо отерла  ладонью
непрошеные слезы. Как могла я думать,  что  одинока,  раз  живу  в  этом
заполненном людьми доме, и все они всю мою жизнь заботились обо мне? Вот
я сижу здесь и повторяю старинные стихи, а меня ждет работа.
   Девушка  вызвала  на  терминал  все   рапорты   следствия   по   делу
отождествления Демосфена.
   На какое-то мгновение ей показалось, что и здесь она попала в  тупик.
Почти на четырех десятках планет кого-нибудь арестовывали за  публикацию
бунтовщических документов, подписанных этим  именем.  Звездный  Конгресс
сделал  очевидные  выводы:  Демосфен  -  это   всего   лишь   псевдоним,
используемый  всяким  мятежником,  желающим  обратить  к  себе  всеобщее
внимание. Настоящего Демосфена не существует, нет никакой организованной
группы под таким именем.
   Относительно этого у Цинь-цзяо имелись некоторые  сомнения.  Демосфен
имел потрясающие успехи, поднимая замешательства во  всех  мирах.  Разве
мог найтись на каждой из планет изменник, обладающий  такими  талантами?
Мало правдоподобно.
   А кроме того, вспоминая свое собственное  чтение  текстов  Демосфена,
Цинь-цзяо осознала, что замечает в них непоколебимую последовательность.
Необычный сплав видений...  отчасти,  именно  они  становились  причиной
того, что демагог был столь убедителен.  Все  согласовывалось,  создавая
новый смысл.
   Разве не Демосфен  создал  Иерархию  Чуждости?  Утланнинг,  фрамлинг,
рамен, варельсе. Нет. Это было написано давным-давно. Автором должен был
быть совершенно другой Демосфен. Может,  современные  изменники  считали
себя наследниками давнего Демосфена?  И  они  писали,  чтобы  поддержать
независимость  Лузитании,  единственной  планеты,  где  была  обнаружена
разумная раса инопланетян.  Тогда  они  по  праву  подписывались  именем
первого человека, который дал  понять  человечеству,  что  Вселенная  не
делится между людьми и не-людьми, даже между  разумными  и  не-разумными
расами.
   Некоторые  из  инопланетян,  утверждал  давний   Демосфен,   являются
фрамлингами - людьми из других миров. Другие - это рамены  -  из  чужого
разумного вида, все же способные  к  взаимопониманию;  мы  можем  сообща
решить проблемы и предпринимать  какие-то  решения.  Но  имеются  еще  и
варельсе: "разумные чудовища", разумные, но  совершенно  неспособные  на
контакт с людьми. Только лишь с варельсе война оправдана; с раменами  же
люди способны жить в  мире  и  делить  готовые  к  заселению  миры.  Так
подсказывал непредубежденный, открытый разум, наполненный надеждами, что
даже чужие могут стать  друзьями.  Размышляющие  подобным  образом  люди
никогда бы не выслали флот с Малым Доктором против  планеты,  населенной
разумной расой.
   Это была весьма неприятная мысль: что Демосфен -  творец  Иерархии  -
тоже осудил бы высылку Лузитанского Флота. И тут же Цинь-цзяо  поправила
себя.  Ведь  неважно,  что  считал  давний  Демосфен.  Новый   Демосфен,
мятежный, это не тот мудрый философ, что пытается привести  к  согласию.
Вместо этого он пробуждает склоки и недовольство среди миров, а может  -
даже и войны между фрамлингами.
   Но  этот  мятежный  Демосфен  не  был  общим  псевдонимом   множества
бунтовщиков  на  различных   планетах.   И   компьютерный   анализ   это
подтверждал. Действительно, многие изменники использовали имя Демосфена,
только всегда это было связано с мелкими,  малоэффективными,  ничего  не
стоящими публикациями - никогда они не были теми по-настоящему  опасными
документами, которые  появлялись,  казалось,  одновременно  на  половине
миров. И все же местная полиция с радостью объявляла, что  их  фальшивый
Демосфен является автором всех текстов,  собирала  награды  и  закрывала
дело.
   Звездный Конгресс, особо  не  задумываясь,  поступил  точно  так  же.
Обследовали несколько  десятков  местных  случаев  арестов  и  осуждения
бунтовщиков, которые, что было доказано, что-то публиковали  под  именем
Демосфена. Чиновники облегченно вздохнули и объявили, что это  вовсе  не
конкретная личность, а только повсеместно используемый псевдоним.  И  на
этом следствие закончили.
   Короче говоря, они пошли по линии наименьшего сопротивления. Какие же
они эгоистичные и нелояльные... Цинь-цзяо охватил гнев из-за  того,  что
подобные люди до сих пор еще  находятся  на  очень  высоких  постах.  Их
следовало наказать, причем сурово, ибо по причине собственной  лени  или
желания незаслуженных наград они допустили прекращение следствия по делу
Демосфена. Неужто они не понимали, насколько он опасен? Что  его  тексты
известны каждому по меньшей мере в одном мире, а уж если на одном, то и,
наверняка, во многих? Это же  сколько  людей  и  на  скольких  планетах,
именно по его причине, радовалось бы, узнав, что Лузитанский Флот исчез?
И  неважно,  сколько  людей  арестовано  полицией  как  подозреваемых  в
качестве Демосфена - работы его появлялись все время, написанные  в  том
же тоне льстивой рассудительности. Нет... Чем  дольше  Цинь-цзяо  читала
рапорты, тем более была она уверена, что Демосфен - это один человек, до
сих  пор  неидентифицированный.  Всего  лишь   один   человек,   который
невероятно эффективно хранит свою тайну.
   От кухни пришел звук флейты - призыв на ужин.  Цинь-цзяо  глянула  на
пространство экрана, на котором все еще оставался  последний  рапорт.  В
нем неоднократно повторялось слово "Демосфен".
   - Я знаю, что ты существуешь, Демосфен, -  шепнула  девушка.  -  И  я
знаю, что ты весьма хитер. Но я найду тебя. И вот  тогда  ты  прекратишь
свою войну с владыками и скажешь мне, что  же  случилось  с  Лузитанским
Флотом. А я покончу с тобой. Конгресс накажет  тебя,  а  отец  сделается
богом Дао и вечно будет жить  на  Безграничном  Западе.  Вот  цель  моей
жизни; это боги избрали меня для решения этой задачи. Поэтому, ты можешь
открыться мне уже сейчас, поскольку,  в  конце  концов,  все  мужчины  и
женщины преклонят свои головы у божьих стоп.
   До нее все так же долетала летучая, тихая мелодия флейты.  Сладостные
звуки отрывали Цинь-цзяо от мучительных размышлений и манили в  компанию
домашних. Для нее эта наполовину шепотом напеваемая мелодия была  песнью
глубины души, едва слышимой беседой деревьев над  гладью  пруда,  звуком
непрошеных воспоминаний, пробуждающихся в  душе  погруженной  в  молитвы
женщины. Именно так созывали на трапезу в доме благородного Хань Фей-цы.
***

   Так вот каков вкус  предсмертного  страха,  размышляла  Джейн,  слыша
вызов Цинь-цзяо. Люди испытывают его все время, но, тем не менее, как-то
живут  изо  дня  в  день,  зная,  что  в  любой  миг  могут   прекратить
существование. Но все это потому, что они могут  о  чем-то  знать  и  не
помнить. Я же все помню. Я знаю, что Хань Цинь-цзяо близка к тому, чтобы
открыть  факты,  что  оставались  тайной  лишь  потому,  что  никто   не
разыскивал их слишком настойчиво. Когда  же  они  станут  известными,  я
погибну.
   - Эндер, - шепнула она.
   Что там на Лузитании: день или ночь? Спит или бодрствует  Эндер?  Для
Джейн задать вопрос означало: "знать" или "не знать". Поэтому она  сразу
же знала, что на Лузитании ночь. Эндер спал, но сразу же  проснулся.  Он
все еще был  настроен  на  ее  голос,  поняла  Джейн,  хотя,  в  течение
последних трех десятков лет меж ними неоднократно царила тишина.
   - Джейн, - шепнул он.
   Его жена, Новинья, пошевелилась во сне. Джейн слышала ее, чувствовала
вибрации ее  движения,  благодаря  сенсору  в  ухе  Эндера,  она  видела
изменчивые тени. Хорошо еще, что она не научилась ревновать,  ибо  могла
бы возненавидеть Новинью за то, что она там лежит: теплое тело  рядом  с
Эндером. Зато сама Новинья, как женщина, была талантливейшей ревнивицей.
Джейн знала, как та бесится, зная, что Эндер разговаривает  с  женщиной,
проживающей в драгоценном камне, который ее муж носит в ухе.
   - Тише, - сказала она. - Людей разбудишь.
   Эндер ответил ей, шевеля губами и языком,  но  не  издавая  при  этом
звуков, громче чем дыхание..
   -  Ну,  как  там  наши  летящие  враги?  -  Вот  уже  много  лет   он
приветствовал ее именно таким образом.
   - Им не очень хорошо.
   - Может тебе и не стоит их  блокировать?  Может,  мы  бы  чего-нибудь
придумали? Тексты Валентины...
   - Вскоре будет открыто, кто является их автором.
   - Вскоре будет открыто все. - Он не добавил: из-за тебя.
   - Только лишь потому, что над Лузитанией повис приговор,  -  ответила
Джейн. И тоже не прибавила: из-за тебя. Можно было много кого обвинить.
   - Они узнали про Валентину?
   - Девушка вскоре узнает. В мире Дао.
   - Я не знаю такого места.
   - Относительно новая колония; ей несколько сотен лет.  Китайцы.  Свое
время  посвящают  культивации  странной  смеси  давних  религий.  К  ним
обращаются боги.