ичего  делать  руками,  не  может  даже  говорить.   Он   перестал   быть
использующим орудия, членораздельно говорящим животным. Он  превратился  в
ваэлза. Они держали его как любимую игрушку.
     Да, он должен  уехать,  он  хотел  уехать.  Лучше  всего  испариться,
исчезнуть. Даже от самого себя.
     Но не прямо сейчас. У него появился неразрешимый вопрос,  которым  он
боялся поделиться с другими. Он должен сам найти  разгадку.  Его  терминал
стал вести себя очень странно.
     Он заметил это еще в первую неделю, когда ему  удалось  выкарабкаться
из цепких лап паралича. Он сканировал файлы Аунды и вдруг  понял,  что  не
предпринимая ничего особенного, он вторгся в файлы закрытого доступа.  Они
были защищены несколькими паролями, он и понятия не имел, что могло быть в
качестве паролей, хотя каким-то образом информация оказалась доступна ему.
Там оказались  ее  размышления  об  эволюции  свиноподобных,  о  возможном
до-десколадовом обществе и жизненных моделях. Именно об этом она  говорила
и спорила с Майро две недели назад.  Теперь  она  сделала  эту  информацию
закрытой для доступа и вообще не обсуждала с ним.
     Майро не стал говорить ей, что видел те файлы, но  однажды  он  умело
направил беседу в нужное русло. Она  с  воодушевлением  поделилась  с  ним
своими идеями сразу, как только он коснулся темы. Памятуя, что  он  только
сам может выслушивать  заикание  своего  голоса,  он  оставил  большинство
аргументов при себе, сосредоточившись на ее рассказе и молча споря с  ней.
Но  то,  что  она  скрыла  ряд  информации,  говорило  о  том,   чем   она
действительно интересовалась.
     Но как ему удавалось?
     Это случилось снова и снова. Файлы Элы, матери, дона  Кристиана.  Как
только свиноподобные начали играть с терминалом, он  смог  видеть  их  как
эхо-отображение. Это позволило ему  быть  в  курсе  всех  их  компьютерных
исследований, делать предположения и даже кое-что менять, помогая  им.  Он
мог практически видеть, чем  интересуются  свиноподобные  и  облегчать  их
поиск. Но откуда у  него  такой  могущественный,  такой  сверхприоритетный
доступ к машине.
     Терминал как будто стремился  отождествиться  с  ним.  Вместо  набора
длинных кодовых последовательностей, он лишь начинал набирать  команду,  и
машина уже выполняла его инструкцию. В конечном итоге ему  не  нужно  было
даже регистрироваться и вводить входной пароль. Он нажимал  любую  клавишу
клавиатуры и на экране появлялся список работ, которые он обычно выполнял,
он мог выбрать любую из них. Он мог нажать лишь цифру, обозначающую нужную
деятельность, и система была готова к  работе.  Это  экономило  ему  массу
усилий, а главное время, которое требовалось для кропотливого набора буквы
за буквой.
     Сначала он думал, что это проделки Олхейдо, что он или кто-нибудь  из
офиса мэра написали для него служебную программу. Но Олхейдо лишь  ошалело
взирал на проказы  терминала  и  повторял:  мистика.  А  когда  он  послал
сообщение мэру, она не получила его. Вместо нее его навестил Говорящий  от
имени Мертвых.
     - Твой терминал, Майро, стал очень полезным, - сказал Эндер.
     Майро  не  отвечал.  Он  думал,  почему  мэр  переслала  его  записку
Говорящему.
     - Мэр не получила твоего послания, - сказал Эндер, - его получил я. И
будет лучше, если ты не будешь ни с кем делиться о том, что вытворяет твой
терминал.
     - Почему? - спросил Майро. Это единственное  слово,  которое  он  мог
произносить без запинки.
     - Потому что тебе помогает не новая программа. Это личность, персона.
     Майро рассмеялся. Ни один  человек  не  действовал  так  быстро,  как
работала эта программа. Она была быстрее всех тех программ, с которыми  он
работал раньше, она оказалась очень инициативной и  всесильной.  Это  было
быстрее человека, но разумнее программы.
     - Это мой старинный друг. По крайней мере,  это  она  сказала  мне  о
твоем послании и предложила, чтобы я  передал  тебе,  что  благоразумие  -
очень хорошее качество. Ты видишь, она чуть застенчива. У нее не так много
друзей.
     - Сколько?
     - В настоящее время два. А на протяжении нескольких тысяч  лет  всего
один.
     - Не человек, - сказал Майро.
     - Ремен, - ответил Эндер. - Она более гуманна, чем  многие  люди.  Мы
любили друг друга долгое время, помогали  друг  другу,  зависели  друг  от
друга. Но последние недели, после прибытия  сюда,  мы  разошлись.  Я  стал
больше вовлечен в жизнь людей, окружающих меня. Твоя семья.
     - Мама.
     - Да. Твоя мать, твои братья  и  сестры,  работа  со  свиноподобными,
работа с королевой пчел. Мой друг и  я  все  время  разговаривали  друг  с
другом. Теперь у меня нет времени. Иногда мы обижали друг друга. Она очень
одинока. Я думаю ей нужна другая компания.
     - Я?
     -  Да.  Она  уже  помогает  тебе.  Теперь,  когда  ты  знаешь  о   ее
существовании, ты поймешь, что она - очень хороший  друг.  Тебе  не  найти
лучше, терпимее и полезнее.
     - Как щенок?
     - Не будь болваном, - сказал Эндер, - я  представляю  тебя  четвертой
чуждой расе. Ты же хотел быть зенологом, не так ли? Она знает тебя, Майро.
Твои физические проблемы для нее ничто. Она  совсем  не  имеет  тела.  Она
существует среди филотических колебаний и связей ансибла  Ста  Миров.  Она
самое умное  и  интеллигентное  создание  вселенной.  Ты  второй  человек,
которому она решила показать себя.
     - Как? Как она может существовать? Откуда она знает меня. Почему  она
выбрала меня?
     - Спроси ее сам. - Эндер дотронулся до камушка в ухе. - А сейчас один
совет. Однажды она поверит, довериться тебе. Держи ее в  курсе  всего.  Не
делай от нее секретов. Однажды ее любимый отключил ее. Всего  на  час,  но
это не прошло бесследно, навсегда пролегло черной тенью  между  ними.  Они
снова стали друзьями. Хорошими, добрыми  друзьями,  они  всегда  останутся
ими, пока он не умрет. Но всю оставшуюся жизнь он  будет  жалеть  о  своем
глупом поступке.
     Глаза Эндера блеснули слезой, и Майро понял, что где  бы  не  обитало
это компьютерное создание, оно стало частью этого человека. И он  передает
свой дар Майро, как отец старшему сыну, передает святое право знать своего
лучшего друга.
     Эндер вышел, не сказав больше ни слова. Майро повернулся к терминалу.
Там оказалась голограмма женщины.  Маленькое  создание  сидело  на  стуле,
уставившись в экран.  Она  не  была  красивой,  в  то  же  время  не  была
безобразной.  В   ее   лице   чувствовался   характер.   Глаза   светились
одухотворением. Это были невинные глаза печального  ребенка.  Ее  рот  был
настолько  мал,  что  было  непонятно,  собирается  она  рассмеяться   или
заплакать. Она была закутана в вуаль. Одежда казалась  чем-то  иллюзорным,
но это не придавало пикантности,  а,  наоборот,  подчеркивало  невинность,
девственность и хрупкость почти  невесомого  существа,  сидевшего,  сложив
руки на коленях и по-детски обхватив ножки стула ногами. Она вполне  могла
сидеть в детской песочнице, а могла и на краю кровати любовника.
     - Да, - тихо произнес Майро.
     - Привет, - сказала она, - я просила его представить нас друг другу.
     Она была спокойна и собрана, а вот  Майро  оказался  застенчивым.  На
протяжении долгих лет Аунда была его  единственной  женщиной,  не  считая,
конечно, женщин его семьи, поэтому у  него  было  мало  опыта  в  светской
болтовне и любезностях. Кроме  того,  его  не  покидало  чувство,  что  он
говорит с изображением. Для него это была хорошо выполненная,  но  все  же
голограмма.
     Она положила одну руку на грудь.
     - Ничего не чувствую, - сказала она, - нет нервов.
     Слезы навернулись ему на глаза. Слезы жалости к  себе.  Он  плакал  о
том, что никогда не сможет иметь женщины, более реальной, чем эта. Если он
решиться дотронуться хоть  до  одной,  его  легкомыслие  окажется  подобно
скребку лапой. А когда  он  не  будет  осторожничать,  он  может  даже  не
почувствовать живой плоти. Хорош любовник.
     - Но у меня есть глаза, - сказала она. - И уши. Я вижу  все  во  всех
Ста Мирах.  Я  обозреваю  небо  через  тысячи  телескопов.  Я  прослушиваю
триллионы разговоров за день. - Она ухмыльнулась. - Я лучшая сплетница  во
всей вселенной.
     Внезапно она встала и стала приближаться, изображение  показывало  ее
только от головы до талии, как будто она двигалась на невидимую камеру. Ее
глаза стали напряженными и цепкими, она смотрела прямо на него.
     - А ты - ограниченный школяр, который ничего не видел в жизни,  кроме
одного города и одного леса.
     - У меня не было возможности путешествовать, - произнес он.
     - Мы думали об этом, - сказала она. - Ну, чем бы  ты  хотел  заняться
сегодня?
     - Как тебя зовут?
     - Тебе не нужно знать мое имя, - ответила она.
     - Как же обращаться к тебе?
     - Я всегда буду рядом, когда ты захочешь.
     - Но я хочу знать, - настаивал Майро.
     Она потрогала свое ухо.
     - Когда ты достаточно полюбишь меня, чтобы взять с собой, куда бы  ты
не отправился, тогда я скажу тебе свое имя.
     Импульсивно он сказал ей то, о чем еще никому не говорил.
     - Я хочу уехать отсюда, - сказал Майро, - ты  можешь  увезти  меня  с
Луситании?
     Она тут же стала кокетливой и насмешливой.
     - Но мы только сейчас встретились! Мистер Рибейра, я совсем не  такая
девушка...
     - Может быть тогда мы сможем лучше  узнать  друг  друга,  -  произнес
Майро, смеясь.
     Она  сделала   хитрое,   замечательное   преобразование   и   женщина
превратилась в огромную коварную кошку, вальяжно  растянувшуюся  на  ветке
дерева. Она громко промурлыкала, соскочила с ветки и облизала себя.
     - Я могу сломать тебе шею одним ударом  лапы,  -  прошептал  она.  Ее
голос манил,  но  в  нем  проскальзывали  угрожающие  нотки.  -  Когда  мы
останемся одни, я смогу задушить тебя поцелуем и перегрызть глотку.
     Он рассмеялся. Он вдруг понял, что на протяжении разговора он забыл о
заикании. Она не говорила "что?", "я не совсем поняла?" и прочие  вежливые
увертки. Она понимала его без всяких усилий.
     - Я хочу все понимать, - сказал  Майро,  -  я  хочу  все  знать,  все
сложить в единую систему, чтобы понять значение.
     - Блестящий проект, - сказала она, -  я  буду  бдительно  следить  за
тобой.


     Эндер заметил, что Олхейдо гораздо лучше давалось вождение, чем  ему.
Он  обладал  более  развитым  пространственным  восприятием,  и  когда  он
сосредотачивался на бортовом компьютере, навигация вставала на  автопилот.
Эндер должен был растрачивать много энергии на ориентацию.
     В начале, во время первых исследовательских полетов, ландшафт казался
им очень монотонным. Бесконечные прерии с пасущимися стадами кабр,  редкие
леса в отдалении - они не подлетали к  ним  близко,  чтобы  не  привлекать
внимания свиноподобных, живших в них. Кроме того,  они  искали  место  для
королевы пчел, а они не хотели селить ее рядом с родами свиноподобных.
     Сегодня они углубились на запад, по другую сторону леса  Рутера,  они
шли над руслом маленькие речушки. Они сели  на  пляже,  мягко  проехав  по
берегу. Эндер попробовал воду. Соленая. Море.
     Олхейдо задал бортовому компьютеру  программу  по  составлению  карты
местности этого района Луситании, указав их расположение соседних родов по
отношению к лесу Рутера. Это было хорошее место и  в  глубине  себя  Эндер
почувствовал одобрение королевы пчел. Рядом с морем, много воды и солнце.
     Они скользили по поверхности  воды,  проплыли  несколько  сот  метров
течения, впереди замаячил скалистый противоположный берег.
     - Может, остановимся на этом месте? - предложил Эндер.
     Олхейдо обнаружил место в пятидесяти  метрах  от  гребня  холма.  Они
пошли обратно по берегу реки, где тростник уступал место грамме. Все  реки
Луситании были похожи как  близнецы.  Эла  быстро  составила  генетические
образца,  как  только  получила  доступ  к  файлам  Новинхи,  а  заодно  и
разрешение  заниматься  этим   предметом.   Тростник   воспроизводился   с
сакфлаями. Грамма оплодотворяла водяных  змей.  Затем,  нескончаемые  поля
капума, его богатые пыльцой побеги терлись о животы изобретательных кабр и
порождали новое поколение навозопроизводящих  животных.  Вокруг  корней  и
стеблей капума вилась тропека, в чьих лианах Эла обнаружила  те  же  самые
гены, что и у  хиндагоры,  птицы,  гнездящейся  на  земле  и  использующей
тропеку для постройки гнезд. Подобные пары существовали и в лесу.  Месизы,
вылупляющиеся из семян  мендоры,  а  затем  вновь  дающие  рождение  новым
семенам.  Пиладоры,  маленькие  насекомые,  спаривающиеся  с   ярколистыми
кустами. И, конечно же, свиноподобные и деревья, высшие звенья их царства,
растения и животные, сплетенные в единую долгую жизнь.
     Таков был перечень, полный перечень  животной  и  растительной  жизни
Луситании. Под водой, возможно, существуют и  другие  виды.  Но  десколада
сделала Луситанию однообразной.
     Но, тем не менее, даже  однообразие  имело  свою  красоту.  География
планеты оказалась разнообразной, как в других местах, - реки, холмы, горы,
пустыни,  океаны,  острова.  Ковер  из  капума  с  островками  леса  стали
своеобразной музыкой ландшафта. Холмы,  скалы,  равнины,  карьеры,  а  над
всем, сияние солнца и ослепительный блеск воды  -  все  слилось  в  единую
симфонию природы. Луситания, подобно Трондейму, была из тех редких  миров,
которые доминировали над общим мотивом, а не вливались в общий концерт. Но
Трондейм  был  миром  малообитаемым,   его   климат   был   суров   и   не
благоприятствовал жизни. Климат Луситании и ее  почва  дышали  радушием  и
приветствовали приближающегося пахаря, строителя, любое творение. Вдохни в
меня жизнь, пользуйся мной, говорило все вокруг.
     Эндер не понимал, что любил это место,  потому  что  оно  разорено  и
опустошено  как  его  собственная  жизнь,  поломано  и  исковеркано,   как
исковеркано его детство ужасными событиями, подобно десколаде, нарушившими
ход его жизни. Однако он поднялся из  руин  и  процветает,  он  разработал
новые формы, сильные и крепкие, чтобы  выжить  и  развиваться  дальше.  На
вызов десколады пришли три жизни Маленьких Некто.  Так  же  как  из  Школы
Баталий, из долгих лет изоляции, явился Эндер  Виггин.  Он  соответствовал
этому миру, как будто родился здесь. Он  смотрел  на  мальчика,  шагающего
рядом с ним по грамме, как на собственного  сына,  которого  он  нянчил  с
пеленок. Я знаю,  что  значит  смотреть  на  мир  сквозь  железную  стену,
Олхейдо. Но я заставлю эту стену упасть и  здесь  и  там;  дыхание  земли,
журчание воды, мир, покой и любовь уничтожат ее.
     Землистый берег  реки  поднимался  крутыми  террасами,  его  крутизна
достигала десятки метров. Почва была  достаточно  плотной,  чтобы  держать
форму берега. Королева пчел  должна  найти  себе  подходящую  нору.  Эндер
почувствовал в себе неудержимое желание  выкопать  эту  нору.  Он  яростно
принялся копать. Олхейдо помогал ему. Земля легко поддавалась, но, в то же
время, стенки и крыша пещеры были надежными.
     "Да. Здесь".
     Итак, все было решено.
     - Здесь, произнес он вслух.
     Олхейдо усмехнулся. Но Эндер уже разговаривал с Джейн и слушал ее.
     - Новинха думает, что  получила  искомое.  Тесты  дают  отрицательный
результат - десколада утрачивает  свою  активность  в  присутствии  нового
коладора в образцах клеток  баггеров.  Эла  думает,  что  маргаритки,  над
которыми она сейчас работает, могут  адаптироваться  и  сами  естественным
путем вырабатывать  коладор.  Если  это  сработает,  то  останется  только
посеять семена маргариток везде, и  баггеры  припрут  десколаду  к  стенке
путем опыления цветов.
     Ее  тон  был  живым  и  бодрым.  Но  в  нем  сквозила   занятость   и
озабоченность, былое веселье исчезло.
     - Прекрасно, - подумал Эндер. Он почувствовал острый приступ ревности
- Джейн, без сомнения, раздарила всю легкость Майро, изучая и обучая  его,
как в свое время Эндера.
     Но он легко справился с охватившим его чувством ревности. Он  положил
руку на плечо Олхейдо; в тот же момент мальчик стал ближе,  и  они  вместе
отправились к ожидающему их флаеру.  Олхейдо  отметил  место  на  карте  и
заштриховал его. Он смеялся и шутил всю дорогу домой,  и  Эндер  радовался
вместе с ним. Мальчик не был Джейн. Но он был Олхейдо, и Эндер любил  его,
а Олхейдо нуждался в Эндере и  любил  его.  Это  была  одна  из  первичных
потребностей, закрепленная многими миллионами лет эволюции. Этот мальчик с
металлическими глазами. Его яркий, но надломленный маленький  брат  Грего.
Проницательная  Квора  и  в  то  же  время  по-детски  наивная.  Абсолютно
уверенный в себе аскет Квим, независимая, как скала, Эла, всегда  знающая,
что сделать и как поступить. И Майро...
     Майро. У меня нет  определения  для  Майро.  Я  не  могу  найти  слов
утешения для него. Дело его жизни навсегда закрыто для него. Его тело, его
надежды на будущее... А я ничего не могу сказать, не могу ничего  сделать,
ни даже подбодрить.  У  меня  нет  такой  работы,  с  которой  он  мог  бы
справиться.  Он  живет  с  постоянной,  незатихающей  болью,  его  любимая
превратилась  в  его  сестру,  его  жизнь  среди  свиноподобных  оказалась
невозможной, и они нашли других людей, способных дружить с ними и  обучать
их.
     - Майро хочет... - тихо начал Эндер.
     - Майро хочет уехать из Луситании, - закончил фразу Олхейдо.
     - Мм...
     - Ведь вы дадите свой космический корабль, правда? - сказал  Олхейдо.
- Я, помню, читал такую историю. А может быть, это  было  видео.  О  герое
древней войны с баггерами,  Мазере  Рекхеме.  Однажды  он  спас  Землю  от
разрушения, но они знали, что он умрет задолго  до  нового  сражения.  Они
послали его на корабле со скоростью относительности, послали  его  туда  и
обратно. Сотни лет прошли за это время на Земле, а для него  прошло  всего
два года.
     - Ты думаешь, Майро нуждается в подобной встряске?
     - Готовится  новое  сражение.  Уже  принято  решение.  Майро  -  лишь
маленькая частичка Луситании, но одна из лучших. Он не  сошел  с  ума,  он
всегда сохранял  благоразумие,  вы  ведь  знаете.  Даже  в  былые  трудные
времена, с отцом. То есть с Макрамом, простите. Я до сих пор  называю  его
отцом.
     - Все верно. В большинстве он и был им.
     - Майро думает, что он поступит  лучше,  делая  так-то  и  так-то.  И
всегда это оказывалось лучше. Мать зависела  от  него  во  многом.  Как  я
понимаю, нам может понадобиться Майро, когда Конгресс вышлет  флот  против
нас. Он изучит всю информацию, все, что мы накопили за долгие годы, сложит
все в единую систему, и скажет, что делать.
     Эндер не мог сдержаться. Он смеялся.
     - Такая бредовая идея? - спросил Олхейдо.
     - Я знаю, ты все понимаешь лучше, чем другие, -  сказал  Эндер.  -  Я
подумаю над этим, возможно, ты и прав.
     Какое-то время они летели молча.
     - Я говорил об этом, - сказал  Олхейдо,  -  ну,  о  Майро.  Сейчас  я
подумал об этом. Я связал его со старинной историей.  Возможно,  это  была
сказка.
     - Это была правда, - сказал Эндер.
     - Откуда вы знаете?
     - Я знал Мазера Рекхема.
     Олхейдо присвистнул.
     - Вы старый. Вы старше деревьев.
     - Я старше любой человеческой колонии. К сожалению, это не  прибавило
мне мудрости.
     - Так вы, действительно, настоящий Эндер? Эндер?
     - Поэтому у меня такой пароль.
     - Смешно. До вашего появления, епископ предупреждал, что вы - Сатана.
Только Квим отнесся к этому серьезно. Но если бы епископ сказал, что вы  -
Эндер, мы бы закидали вас камнями в тот день, когда  вы  ступили  на  нашу
землю.
     - А почему вы не делаете этого сейчас?
     - Сейчас мы уже знаем вас. Это большая  разница,  правда?  Даже  Квим
перестал вас ненавидеть. Когда действительно хорошо узнаешь человека,  его
уже невозможно ненавидеть.
     - А может быть нельзя лучше узнать человека, пока не перес