, не  могут.  Бормоча  себе
под нос, он встал и открыл дверь.
   - Ого, - произнес он.
   К ящерам это не  имело  никакого  отношения.  На  пороге  стояла  Барбара
Ларсен.
   - Можно войти? - спросила она.
   - Ого, - снова произнес Сэм и тут же добавил:
   - Конечно. Ты уж входи, а не то комната выстудится.
   Сесть в комнате можно было лишь на койку,  куда  и  села  Барбара.  После
случившегося на "Каледонии" и ее поведения с тех пор Иджер не знал, стоит ли
ему садиться рядом. Сэм решил вести безопасную  игру.  Он  стал  расхаживать
взад-вперед перед печкой.
   Некоторое время Барбара наблюдала за ним, потом сказала:
   - Сэм, все нормально. Вряд ли ты станешь приставать ко  мне.  Об  этом  в
общем-то я и хотела поговорить.
   Иджер опасливо устроился в изголовье койки, на противоположном  конце  от
Барбары.
   - О чем здесь говорить? - спросил он. - То была одна из  безумных  вещей,
которые иногда происходят. Если  ты  хочешь  делать  вид,  будто  ничего  не
было... - Он хотел закончить фразу словами  "что  ж,  пожалуйста".  Нет,  не
совсем то. Сэм сказал по-другому:
   - Можешь так и поступить.
   Так звучало лучше.
   - Нет. Я давно хочу перед тобой извиниться. - Барбара глядела не на него,
а на истертые, серовато-желтые доски пола. - Я не должна  была  потом  вести
себя с тобой так, как вела. Прости меня. Просто после  того,  как  у  нас  с
тобой это произошло, я наконец-то  осознала,  что  Йенс...  он  мертв...  он
должен быть мертв... Все это разом навалилось... Прости, Сэм.
   Она закрыла лицо руками. Сэм почти сразу понял, что она плачет.
   Он приблизился к Барбаре и нерешительно положил свою руку  ей  на  плечо.
Она оцепенела от его  прикосновения,  но  потом  повернулась  вполоборота  и
спрятала лицо у него на груди. Сэм едва  ли  мог  удержаться,  чтобы  ее  не
обнять.
   - Все хорошо, - сказал он, даже не зная, действительно ли все хорошо.  Он
не знал даже, слышит ли Барбара эти слова. - Все хорошо.
   Через какое-то время ее рыдания сменились икотой.  Барбара  отпрянула  от
него, затем полезла в сумочку и прикрыла рот носовым платком.
   - Должно быть, я похожа на ведьму, - сокрушенно произнесла она.
   Сэм внимательно поглядел на нее. Слезы все еще блестели на щеках  Барбары
и наполняли ее глаза.  На  ней  не  было  ни  туши  для  ресниц,  ни  другой
косметики, способной оставить потеки. Если ее лицо и  опухло  от  слез,  при
свете керосиновой лампы этого не было видно. Но даже если оно и  так,  разве
это важно?
   - Барбара, мне ты кажешься красивой, - медленно сказал он. - Я давно  так
думаю.
   - Давно? - удивилась она. - Но ты никогда этого не показывал, пока не...
   - Я не имел на это права, - ответил он и больше ничего не стал говорить.
   - Ты хочешь сказать: пока оставалась хоть какая-то надежда, что Йенс жив?
- докончила за него Барбара.
   Он кивнул. Ее лицо сморщилось, но она заставила себя остаться спокойной.
   - Ты - джентльмен, Сэм. Ты знаешь об этом?
   - Я? Об этом я ничего не знаю. Все, что я знаю... - Он  снова  умолк.  Он
мог бы сказать: "Все, что я знаю, - это бейсбол, и там я крутился черт знает
сколько лет". Это было правдой,  но  в  данный  момент  Барбаре  требовалось
услышать совсем другое. Сэм предпринял новую попытку:
   - Я знаю лишь то, что постараюсь заботиться о тебе, если ты этого от меня
хочешь.
   - Да, именно этого я и хочу, - серьезно ответила она. - В  такие  времена
никому не выжить  по  одиночке.  Если  мы  не  будем  помогать  Друг  другу,
держаться друг за друга, что тогда вообще остается?
   - У тебя есть я.
   Сэм немало лет одолевал жизненный путь сам по себе. Фактически он не  был
одинок: у него всегда была команда, гонка  за  призами,  надежда  прорваться
выше (хотя она постепенно угасла) - все это заменяло  ему  семью,  жизненную
цель и мечты.
   Он покачал головой. Как бы глубоко ни пустил бейсбол корни  в  его  душе,
сейчас не время думать об  этом.  Все  еще  с  опаской,  все  еще  испытывая
неуверенность, он снова обнял Барбару. Она уставилась в пол  и  так  глубоко
вздохнула, что он чуть не разжал руки. Но потом  Барбара  тряхнула  головой.
Сэм достаточно ясно понимал: она заставляет себя забыть про  Йенса.  Барбара
склонила свое лицо к его лицу.
   Спустя какое-то время он спросил:
   - Хочешь, я задую лампу?
   - Делай, как тебе нравится, -  ответила  она.  Наверное,  Барбара  меньше
стеснялась раздеваться при  свете,  чем  он.  Она  же  привыкла  к  интимным
отношениям с мужчиной, напомнил себе Сэм. Под одеяло они забрались вместе, и
не из-за скромности, а ради тепла.
   Уже позже, когда оба достаточно  согрелись,  чтобы  сбросить  большинство
одеял на пол, они легли обнявшись. Койка была  настолько  узкой,  что  места
вдвоем едва хватало. Иджер провел  рукой  по  спине  Барбары,  запоминая  ее
очертания и стремясь прочувствовать Барбару. Тогда, на борту "Каледонии",  у
них для этого не было времени; там у них ни на что не  было  времени,  кроме
слепой, обуявшей их страсти. То, что сейчас испытывал Сэм^было  не  сравнимо
ни с чем, - возможно, даже с той ночью, когда он потерял невинность. Правда,
тогда  ему  тоже  было  очень  приятно.  Сейчас  он  ощущал  в  себе  больше
уверенности, словно мог рассчитывать, что  нынешний  сон  продлится  намного
дольше..

***

   - Позади Остолопа Дэниелса пылал салун под названием "Не  проходи  мимо".
Всегда грустно видеть, как история исчезает в дыму, а  двухэтажное,  обшитое
деревом   здание   в   стиле   греческого   Ренессанса   было    одной    из
достопримечательностей Нейпервилля с 1834 года. Надо заметить, что  это  был
далеко не единственный горящий дом в Нейпервилле.  Остолоп  не  представлял,
как армия сумеет удержать город. А ведь  у  них  практически  не  оставалось
тылов - Чикаго находился совсем рядом.
   И уж если быть совсем точным, "Не проходи мимо"  являлся  лучшим  салуном
Нейпервилля. Дэниелс находился  в  городе  недавно,  но  успел-таки  вкусить
квинту доброго бурбона. На его рукавах теперь уже красовались  три  нашивки,
и, если раньше зеленые юнцы учились у  него  играть  в  бейсбол,  нынче  ему
приходилось показывать  им,  как  быть  солдатами.  Но  вместо  советов  его
давнишних тренеров  сейчас  он  заимствовал  свои  наставления  у  покойного
сержанта Шнейдера.
   Примерно каждые полминуты внутри  горящего  салуна  взрывалась  очередная
бутылка со спиртным, словно снаряд внутри  подожженного  танка.  Оглянувшись
назад, Остолоп увидел маленькие голубые язычки спиртового пламени,  мигающие
среди ненасытных красных сполохов от горящих деревянных конструкций.
   - И все коту под хвост, - со вздохом произнес Остолоп.
   Рядовой, находившийся подле Дэниелса, щуплый очкастый парнишка  по  имени
Кевин Донлан, который, судя по лицу, возможно, даже бриться  еще  не  начал,
сказал:
   - Могу поспорить, сержант, этому домику явно больше сотни лет.
   - Я не столько имел в виду дом... - опять вздохнул Дэниелс.
   Визгливый грохот, послышавшийся в небе и быстро приближающийся,  заставил
их обоих нырнуть в ближайший окоп. Снаряд разорвался, не долетев до земли, и
осколки с шипением понеслись во все стороны. Вместе с ними  полетели  другие
осколки, ударяясь о землю и отпрыгивая, словно крупные градины.
   - Теперь, сынок, следи, куда ступаешь,  -  предупредил  Дэниелс.  -  Этот
придурочный снаряд раскидал целую кучу маленьких мин или бомб,  называй  как
хочешь. Я их впервые увидел возле Шаббоны. Только наступи  на  такую,  и  до
конца своих дней будешь ковылять, как Пит Деревянная  Нога  из  диснеевского
мультика.
   Падали новые снаряды, из них  выпрыгивали  новые  маленькие  юркие  мины.
Несколько из них взорвалось с короткими, заурядными хлопками.
   - Сержант Дэниелс, они продолжают бросать  в  нас  своими  штучками.  Нам
отсюда никуда не двинуться, - сказал Донлан.
   - В этом-то вся и штука, сынок, -  сухо  отозвался  Остолоп.  -  Какое-то
время они будут кидать в нас эти игрушки, чтобы  заморозить  нас  на  месте.
Затем пошлют танки и заберут у нас  эту  территорию.  Будь  у  них  побольше
танков, они давным-давно прекратили бы швырять мины.
   Донлан еще не нюхал  пороху.  Он  присоединился  к  отряду  во  время  их
отступления из Авроры.
   - Как эти твари могут так теснить нас? Ведь они даже не люди.
   - Постарайся  побыстрее  усвоить  одну  вещь,  сынок.  Пуле  или  снаряду
начхать, кто их выпускает и кто оказывается на их пути, - ответил Дэниелс. -
К тому же у ящеров много разных штучек. Знаю, радио продолжает  называть  их
"вояками, нажимающими кнопки". Но это - все из той  же  говорильни,  которая
лишь злит нас и поддерживает моральный дух гражданского населения. Только не
позволяй никому говорить, будто они не умеют воевать.
   Заградительный артиллерийский огонь все не смолкал и не смолкал.  Остолоп
выдерживал его, как когда-то выдерживал  подобные  обстрелы  во  Франции.  В
каком-то смысле во Франции было хуже. Каждый из выпускаемых ящерами снарядов
был куда смертоноснее тех, что кидали боши.  Однако  немцы  выпускали  массу
снарядов,  и  потому  временами  казалось,  что  в  небесах  крутятся  целые
мельницы, сыплющие сталь на американские окопы. Солдаты  нередко  сходили  с
ума от этого - подобное состояние называлось контузией. У бомбардировок было
больше шансов отправить человека на тот свет, но бомбы хотя бы не сводили  с
ума.
   Во время секундного затишья Дэниелс услышал позади топот бегущих ног.  Он
обернулся, держа наготове ручной пулемет, - вдруг ящеры  снова  высадили  со
своих винтокрылых машин десант в тылу людей.
   Но то были не ящеры.  То  был  какой-то  седой  негр  в  синих  брюках  и
потрепанном пальтишке, который вприпрыжку несся  по  Чикаго-авеню,  держа  в
одной руке большую плетеную  корзину.  Два  снаряда  разорвались  в  опасной
близости от него. Он заорал и прыгнул  в  окоп,  где  находились  Дэниелс  и
Донлан.
   Остолоп посмотрел на него:
   - Знаешь, парень, ты просто свихнутый ниггер, который шастает где попало,
под самой сранью, падающей вокруг.
   Остолоп не собирался вкладывать ничего дурного в свои слова. На Миссисипи
он привык так разговаривать с неграми. Но здесь были другие края,  и  прежде
чем ответить, негр с нескрываемой злостью поглядел на него.
   - Я тебе не парень и не ниггер. Наверное, я действительно свихнутый, если
решил, что смогу принести солдатам жареной куры и не быть обруганным.
   Остолоп разинул рот, потом закрыл снова. Он не знал, что делать. Пожалуй,
еще никто из негров не отвечал ему таким образом,  даже  здесь,  на  Севере.
Умненькие негры знали свое место... Но умненький негр не стал  бы,  наплевав
на снаряды, тащить ему еду. Да,  именно  наплевав.  Дэниелс  ни  за  что  не
согласился бы сейчас выбраться из окопа.
   - Надо бы замять это долбаное недоразумение, - произнес он, не  обращаясь
ни к кому.
   Он хотел заговорить с негром, но осекся. Как того назвать? Не парнем  же.
"Дядюшка" тоже вряд ли исправит положение. Остолоп  не  мог  заставить  себя
выговорить мистер. Он нашел другое слово:
   - Друг, большое тебе спасибо.
   - Я вам не друг, - ответил негр.
   Он и сам мог бы добавить пару отборных  выражений,  но  его  пальтишку  и
корзине с жареной курятиной противостояли  сержантские  нашивки  Дэниелса  и
ручной пулемет. Потом Остолоп все-таки извинился. Темнокожий храбрец покачал
головой:
   - Что в этом толку? Давайте, угощайтесь. Кура оказалась  жирной,  печеные
картофелины - холодными и пресными, без соли или масла. Но Дэниелс все равно
проглотил это с волчьим аппетитом.
   - Когда подворачивается случай, надо есть, - сказал он Кевину Донлану.  -
А то ведь случай не подворачивается так часто, как хотелось бы.
   - Вы правы, сержант. - Солдат обтер рот рукавом. Он избрал свою тактику в
разговоре с негром:
   - Это было замечательно, полковник. Вы - настоящий спаситель.
   - Полковник? - Негр сплюнул на дно окопа. - Вы же, черт вас дери, знаете,
что я не полковник. Почему бы вам просто не  назвать  меня  по  имени?  Меня
зовут Чарли Сандерс, и об этом вы могли бы меня спросить.
   - Чарли, курятина была потрясающая, - важно произнес Остолоп. - Я у  тебя
в долгу.
   - Хм, - только и ответил Сандерс. Затем он выбрался из убежища и  понесся
к следующим окопам, находящимся где-то ярдах в тридцати отсюда.
   - Берегись маленьких взрывающихся штучек, которые выскакивают из снарядов
ящеров, - крикнул  вдогонку  Дэниелс.  Он  снова  повернулся  к  Донлану.  -
Надеюсь, он меня понял. Правда, если этот парень и дальше  будет  так  здесь
носиться, он быстро схлопочет билет на небеса.
   - Да. - Донлан всматривался туда, куда побежал Чарли Сандерс. - Тут нужна
смелость. У него нет даже винтовки. Не  думал,  что  ниггеры  бывают  такими
смелыми.
   - Ты находишься под обстрелом, сынок, и снарядам все  равно,  есть  ли  у
тебя винтовка или нет, - ответил Остолоп. Но суть заключалась не в том, и он
об этом знал. Помолчав, Остолоп добавил:
   - Один из моих дедов, сейчас  не  помню,  который  именно,  участвовал  в
Гражданской войне. Как-то ему пришлось воевать против  негров.  Он  говорил,
что те ничем не отличались от остальных янки. Может, он был прав.  А  сам  я
уже вообще ничего не пойму.
   - Но вы же сержант, - сказал Донлан. Он  произнес  это  точь-в-точь,  как
когда-то заявляли Остолопу его игроки: "Но ты же тренер".
   - Допустим, сынок, - вздохнул Остолоп, - у меня есть все ответы,  но  это
не значит, что я могу вытащить их из-под каски всякий раз,  когда  они  тебе
требуются. Черт побери, по правде сказать, еще неизвестно, действительно  ли
они там находятся. Доживешь до моих лет, тогда тоже  начнешь  сомневаться  в
собственной правоте.
   - Да, сержант.
   "Судя по тому, что творится вокруг, - подумал Остолоп, -  у  парнишки  не
ахти сколько шансов дожить до этих лет".

***

   - Нет, - отрезал генерал Паттон. - Говорю вам, нет, черт побери.
   - Но, сэр, - Йенс Ларсен обиженно развел руками,  -  я  хочу  всего  лишь
связаться с моей женой, дать ей знать, что я жив.
   - Нет, - повторил Паттон. - Еще раз говорю вам: нет! Никаких контактов  с
Металлургической лабораторией или кем-либо из ее  персонала,  кроме  случаев
особой  надобности.  При  этом  всякие  вопросы  личного   порядка   начисто
исключаются. Это, доктор Ларсен, непосредственные  распоряжения,  полученные
мною от генерала Маршалла, и я не намерен их нарушать. Таковы самые основные
требования безопасности относительного любого важного проекта, не говоря уже
об этом. Маршалл почти ничего не сообщил мне о проекте,  и  я  не  собираюсь
получать дополнительные сведения. Раз мне нет необходимости знать  об  этом,
мне не следует... точнее, я не должен об этом знать.
   - Но Барбара не имеет отношения к Метлабу, - возразил Йенс.
   - Разумеется. Зато вы имеете, - сказал Паттон.  -  Неужели  вы  настолько
слабовольны, что  готовы  выдать  ящерам  надежду  Соединенных  Штатов  ради
собственного спокойствия? Ей-богу, доктор Ларсен, надеюсь, что нет.
   -  Я  не   понимаю,   почему   короткое   сообщение   расценивается   как
предательство, - удивился Йенс. - Скорее всего ящеры даже не заметят его.
   - Возможно, - согласился Паттон. Он встал из-за стола и  потянулся.  Рост
генерала позволял ему смотреть на Йенса  сверху  вниз.  -  Возможно,  но  не
наверняка. Если тактические соображения ящеров похожи на наши, а пока что  у
меня не было повода усомниться в этом, то они  стремятся  перехватывать  как
можно больше наших сигналов и пытаются выуживать оттуда конкретные сведения.
Я говорю на основе собственного опыта, что никто - никто! - не  может  знать
заранее, какой кусочек головоломки окажется тем самым недостающим  кусочком,
который позволит врагу составить целостную картину.
   Йенс знал о требованиях  безопасности.  Но  ему  никогда  не  приходилось
сталкиваться с военной дисциплиной, поэтому он продолжал спорить:
   - Вы могли бы послать сообщение, даже не  указывая  моего  имени.  Просто
"Ваш муж жив и здоров" или что-то в этом роде.
   - Я отказываюсь выполнить вашу просьбу, - ответил Паттон.  Затем,  словно
прочитав скрытые мысли Ларсена, добавил:
   - Любая попытка игнорировать сказанное мною и склонить связиста к  тайной
отправке подобного сообщения приведет к вашему аресту и заключению, если  не
хуже. Напоминаю вам, у меня есть свои военные секреты, и я  не  позволю  вам
подвергать их опасности. Вам вполне понятны мои слова?
   - Да, сэр, вполне, - уныло ответил Ларсен. Он действительно пытался найти
какого-нибудь сочувствующего радиста. Что бы там  ни  говорил  Паттон,  Йенс
по-прежнему не верил, что подобное невинное сообщение сдерет завесу тайны  с
Метлаба. Однако он был не в состоянии оценить, насколько сильно передаваемые
сообщения могут повредить американским войскам, все еще находящимся здесь, в
западной  части  Индианы.  Крупномасштабное  наступление  должно  окончиться
победой, или же все происходящее в Чикаго потеряет смысл,  поскольку  Чикаго
окажется в чешуйчатых лапах ящеров.
   - Я вполне сочувствую вам, доктор  Ларсен,  если  эти  мои  слова  вообще
способны вам помочь, - сказал Паттон.
   "Сказано резко, но, возможно, он действительно  считает,  что  сочувствие
способно помочь", - подумал Йенс.
   - Благодарю вас, генерал, - кивнул он и вышел из кабинета Паттона.
   Под ногами, среди  тающего  снега,  торчали  клочья  пожухлой  желтоватой
травы. Над головой катились желто-серые облака. Дул северо-западный ветер, и
его жгучие порывы быстро начали превращать орлиный нос Йенса в сосульку. Все
признаки метели налицо, только снега нет.
   Мысли  Ларсена  были  столь  же  угрюмыми,  как  и  погода.  Он  шагал  в
направлении Оксфорда. "Потемкинская деревня", - пришло ему на ум. С  воздуха
городок определенно казался тихим, как любой другой лишенный горючего  город
на Среднем Западе. Но  за  стенами  домов  и  гаражей,  за  копнами  сена  и
поленницами дров собрались мощные бронетанковые силы. Йенс подумал, что  они
здорово могли бы влепить  нацистам.  Вот  только  враг,  противостоящий  им,
намного опаснее немцев.
   Ларсен зашел в кафе "Синяя Птица".  У  стойки  сидели  несколько  местных
жителей и несколько солдат в гражданской одежде (на улицах  Оксфорда  никому
не разрешалось появляться в форме). Позади них повар жарил блины на дровяной
жаровне вместо бесполезной теперь газовой плиты. Вытяжки у нее  не  было,  и
дым шел прямо в зал. Обернувшись, повар взглянул на Ларсена:
   - Чего желаешь, приятель?
   - Я знаю, чего желаю. Как насчет хвоста омара в топленом масле, спаржи  в
голландском соусе и аппетитного салата из свежей зелени? А теперь  -  что  у
вас есть?
   - Твой омар плавает в море, дружище, - ответил повар. -  А  есть  у  меня
оладьи, яичница из порошка и консервированная свинина с бобами. Если  не  по
иутру, можешь проваливать.
   - Идет, - сказал Йенс.
   Именно этим он все время и питался после удивительного обеда  у  генерала
Паттона, когда они  ели  жареные  куриные  ножки.  Йенс  уже  не  был  таким
исхудавшим, как в день встречи с Эдди Вагнером. Но он давно поклялся:  когда
кончится война (если она кончится),  он  больше  никогда  не  притронется  к
консервированным бобам.
   Единственное достоинство такого обеда заключалось в том, что за  него  не
надо  было  платить.  Паттон  забрал  несколько   городских   закусочных   и
присоединил их к своей интендантской службе. Ларсен считал это  великолепным
решением. Без армейского продуктового снабжения  эти  забегаловки  давно  бы
позакрывались.
   Чтобы лучше замаскировать своих солдат, Паттон вдобавок разместил  их  на
постой к местным жителям. Насколько было известно Йенсу, разрешения  генерал
ни у кого не спрашивал. Если Паттона это и тревожило, внешне он не показывал
виду. Возможно, на это у него  были  причины:  отцы-основатели  американской
демократии не предвидели вторжения из космоса.
   Но если начать  вольно  обращаться  с  конституцией  и  оправдывать  свои
д