ительно
того, что слышал от Русси. -  Почему  вам  нужно  время  на  обдумывание?  -
Губернатор что-то сказал в аппарат, стоявший возле него на столе. Это был не
телефон, но оттуда все равно раздался  ответ.  Иногда  Мойше  казалось,  что
машина думает за Золраага. Губернатор объявил:
   - Наши исследования показывают, что угроза  против  семьи  тосевита  чаще
всего оказывается наиболее эффективным способом добиться его послушания.
   От Русси не ускользнуло то, как Золрааг произнес эту фразу.
   - А для Расы это тоже справедливо? - спросил он, надеясь отвлечь Золраага
от умозаключений насчет того, зачем ему понадобилось дополнительное время на
обдумывание.
   Уловка  сработала  -  по  крайней  мере  дала  несколько  лишних   минут.
Губернатор совсем по-человечески хмыкнул, рот его широко  раскрылся.  Видно,
вопрос Мойше его позабавил.
   - Вряд ли, гepp Русси. Спаривания среди нашего вида происходят  только  в
определенный сезон. Тогда самки выделяют особый запах, способствующий этому.
Самки высиживают и воспитывают наш молодняк - это их роль в жизни. Но у  нас
нет постоянных семей, как у тосевитов. Да и как могли бы мы их иметь, если у
нас нет определенности относительно родителей?
   "Тогда все ящеры - ублюдки в самом буквальном смысле этого слова".  Мойше
про себя улыбнулся.
   - Так это в равной степени относится и к вашему Императору?
   При упоминании титула своего правителя Золрааг опустил глаза.
   - Конечно же нет, глупый тосевит, - сказал он. - У Императора есть самки,
предназначенные  специально  для  него,  чтобы  его  линия   могла   надежно
продолжаться. Так было в  течение  тысячи  поколений,  а  может,  и  больше,
поэтому так будет всегда.
   "Гарем", - понял Русси. Казалось" после этого он  должен  был  бы  с  еще
большим презрением думать о ящерах, но такого не случилось. Золрааг  говорил
о своем Императоре с почтением, с каким  еврей  говорил  бы  о  своем  Боге.
Тысяча поколений - неудивительно, что  Золрааг  видел  будущее  как  простое
продолжение того, что уже было.
   Губернатор вернулся к вопросу, который задавал прежде:
   - Зная, что ваша семья является гарантией вашего послушания, почему вы до
сих пор колеблетесь? Это явно противоречит  результатам  наших  исследований
вашего вида.
   "Каких еще исследований?" - подумал Русси. Говоря по правде, он не  хотел
этого знать. Скорее всего, под  этим  бесцветным  словом  скрывается  больше
страданий, чем способен выдержать  его  рассудок.  Ящеры  в  конечном  счете
недалеко ушли от нацистов - они тоже творили с людьми все, что  пожелают,  и
не задумывались о  последствиях.  Только  масштаб  покрупнее:  для  них  все
человечество значит столько же, сколько для нацистов - евреи. "Я должен  был
понять это раньше", - думал Русси. Тем не менее он не  мог  винить  себя  за
прошлые действия. Его соплеменники тогда вымирали, и он помог их  спасти.  И
как нередко случается, краткосрочное решение оказалось  частью  долгосрочной
проблемы.
   - Прошу вас отвечать, герр Русси, - резко сказал Золрааг.
   - Ну как я могу ответить сейчас? - взмолился Русси.  -  Вы  ставите  меня
перед невозможным выбором. Мне нужно время на обдумывание.
   - Я дам вам один день, - сказал губернатор  так,  словно  сделал  великую
уступку. - После этого срока я более не потерплю вашу тактику проволочек.
   - Да, ваше превосходительство. Благодарю вас, ваше превосходительство.
   Русси выскользнул из кабинета Золраага, прежде чем  тому  придет  здравая
мысль приставить к нему двоих охранников. Несмотря  ни  на  что,  Мойше  был
вынужден признать, что  пришельцы  смыслят  в  тонкостях  оккупации  намного
меньше, чем нацисты.
   "Что же теперь делать? - раздумывал он, выходя на уличный холод. - Если я
воздам ящерам хвалу за уничтожение Вашингтона, то заслужу себе пулю в спину.
Если откажусь..." Он подумал  о  самоубийстве,  которое  положило  бы  конец
требованиям Золраага. Это спасло бы его жену и сына. Но он не хотел умирать,
он вынес слишком  много,  чтобы  расстаться  жизнью.  Если  существует  хоть
какой-то иной выход, нужно воспользоваться им."
   Русси не удивило, что ноги его сами  собой  направились  к  штаб-квартире
Мордехая Анелевича. Если кто-то и мог ему помочь,  то  таким  человеком  был
этот еврейский боевой командир. Беда лишь в том, что Мойше не знал, можно ли
вообще ему чем-то помочь.
   Когда он подошел, вооруженные часовые у входа  в  штаб-квартиру  если  не
встали по стойке "смирно", то во всяком случае уважительно вытянулись. Русси
сумел без труда пройти к Анелевичу. Тот лишь взглянул ему в  глаза  и  сразу
спросил:
   - Чем ящер пригрозил вам?
   - Не мне, моей семье...
   Русси в нескольких словах пересказал ему разговор с  Золраагом.  Анелевич
выругался.
   - Пойдемте-ка прогуляемся, реббе Мойше. У меня такое чувство,  что  ящеры
способны слышать все, что мы здесь говорим.
   - Пошли.
   Русси снова оказался на улице. В эту зиму даже за пределами бывшего гетто
Варшава имела  давяще  унылый  вид.  Дым  от  печей,  топившихся  дровами  и
низкосортным углем, висел над городом, окрашивая облака и  выпавший  снег  в
грязно-бурый цвет. Деревья, зеленые и пышные летом, сейчас устремляли к небу
голые ветви, напоминая Русси руки и пальцы скелетов. Повсюду валялись  груды
хлама, облепленные поляками и евреями, тащившими оттуда что только можно.
   - Ну, - резко проговорил Анелевич. - Что вы решили?
   - Не знаю, просто не знаю. Мы ждали, что это случится... Вот и случилось.
Но я думал, они будут целить только в меня, а не в Ривку и Рейвена.
   Русси раскачивался взад-вперед, словно оплакивая упущенные возможности.
   Глаза Анелевича прищурились.
   - Они учатся. По всем меркам, ящеры - не дураки,  просто  наивны.  Ладно,
теперь надо выбрать одно из трех. Что вы  хотите:  исчезнуть  самому,  чтобы
исчезла ваша семья  или  же  чтобы  вы  все  одновременно  исчезли?  У  меня
разработаны планы на все три случая, но я должен знать, какой вы изберете.
   - Я бы избрал тот, где исчезают ящеры.
   - Ха, - коротко рассмеялся Анелевич. - Волк нас кушал, потому мы  позвали
тигра. Тигр пока нас не ест, но мы по-прежнему состоим из мяса, так что и он
нежелательный сосед.
   - Сосед? Лучше скажите, владелец, - возразил Русси.  -  И  он  съест  мою
семью, если я не брошусь к нему в пасть.
   - Я только что спросил вас о том,  каким  образом  вы  намерены  избежать
подобного исхода.
   - Я не могу просто взять и исчезнуть, - через силу проговорил Русси, хотя
ничего лучшего он бы и не желал. -  Золрааг  просто  найдет  среди  нас  еще
кого-то и заставит повторять свои слова. Такое может прийти ему в голову  Но
если я останусь, то послужу в качестве упрека всякому, кто вдруг захочет  на
это польстится, а также - самому Золраагу. Дело не в том, что  его  особенно
волнуют какие-то там упреки. Но если вы сумеете вывести из-под удара Ривку и
Рейвена...
   - Думаю, что смогу. Во всяком случае,  я  кое-что  придумал.  -  Анелевич
нахмурился, мысленно просматривая свой план. Потом  ни  с  того  ни  с  сего
поинтересовался:
   - Кажется, ваша жена умеет читать?
   - Конечно умеет.
   - Хорошо. Напишите ей записку и сообщите все, что нужно, об исчезновении.
Могу поклясться, ящеры прослушивают и вашу квартиру тоже. С их техникой я бы
сумел это устроить.
   Русси посмотрел на боевого еврейского командира в немом удивлении. Иногда
Анелевич  с  поразительной  обыденностью  говорил  о  хитросплетениях  своих
планов. Возможно, только обстоятельства  рождения  не  позволили  ему  стать
гестаповцем. Мькль эта была тягостной. Но еще более тягостным было  то,  что
во времена, подобные нынешним, евреи отчаянно нуждаются в таких людях.
   Анелевич не дал Мойше долго раздумывать. Он продолжал:
   - Ну а вслух вы скажете жене, что все втроем отправитесь за покупками  на
рынок на Гесьей улице. Затем идите туда, но не сразу, выждите  часа  два.  И
пусть ваша жена наденет какую-нибудь заметную шапку.
   - А что произойдет потом?
   - Реббе Мойше, - устало усмехнулся  боевой  командир,  -  чем  больше  вы
знаете, тем больше смогут из вас выжать. Ваша жена и ваш сын исчезнут  прямо
у вас ва глазах - но и тогда всего вы знать не будете. И это к  лучшему,  уж
поверьте мне.
   - Ладно, Мордехай. - Русси бросил быстрый взгляд на  своего  спутника.  -
Надеюсь, из-за меня вы не подвергаете себя слишком большой опасности?
   - Жизнь - это игра, - пожал плечами Анелевич. - За минувшие два года мы в
этом убедились, не так ли?  Рано  или  поздно  вы  проигрываете,  но  бывают
моменты, когда все равно нужно делать ставку. Идите и действуйте так, как  я
вам сказал. Рад, что вы сами не хотите прятаться. Мы нуждаемся в вас,  вы  -
наша совесть.
   Всю дорогу до своего  дома  Мойше  ощущал  себя  виноватым.  По  пути  он
остановился, чтобы настрочить жене записку о предложениях Анелевича. Однако,
засовывая записку в карман, он все же сомневался,  нужна  ли  она  на  самом
деле. Когда Русси завернул за последний угол, то увидел  часовых  -  ящеров,
стоявших у подъезда дома. Вчера их тут не  было.  Чувство  вины  испарилось.
Чтобы спасти семью, он сделает все, что нужно.
   Ящеры внимательно оглядели его.
   - Вы - Русси? - спросил один из них на ломаном немецком языке.
   - Да, - отрывисто бросил он и быстро пошел дальше.
   Отойдя на несколько шагов, он подумал:  "Может,  следовало  им  соврать?"
Похоже, ящеры с таким же трудом различают людей,  как  те  -  ящеров.  Мойше
сердито топал по ступенькам, поднимаясь к  себе  в  квартиру.  Возможно,  он
упустил прекрасный шанс...
   - Что случилось? - недоуменно моргая, спросила Ривка, когда  он  с  шумом
захлопнул за собой дверь.
   -  Ничего.  -  Русси  ответил  как  можно  беззаботнее:   сообразительные
приспешники Золраага могли подслушивать. - Слушай, почему  бы  нам  всем  не
сходить днем за покупками? Поглядим, чем сегодня торгуют на Гесьей улице.
   Жена посмотрела на него так, словно он  внезапно  тронулся  умом.  Он  не
только никогда не любил болтаться по магазинам, но и его оживленный  тон  не
вязался с тем, как Мойше  ворвался  в  квартиру.  Прежде  чем  Ривка  сумела
раскрыть рот, он достал записку к подал ей.
   - Что это... - начала было она, но  поспешно  умолкла,  увидев,  как  муж
энергично трясет пальцем около  рта.  Глаза  Ривки  расширились,  когда  она
прочла записку. Женщина отреагировала по-военному.  -  Конечно,  обязательно
пойдем, - весело сказала она.
   Но взгляд ее  при  этом  стремительно  зашарил  по  сторонам,  в  поисках
микрофонов, о которых предупреждали строчки записки.
   Остолоп рассмеялся, но смех вышел вперемешку с кашлем. Изо рта валил пар,
густой, как сигаретный дым. Даже в  бараньем  тулупе  его  пробирала  дрожь.
Сквозь дыры в крыше падал снег. Руки он поплотнее засунул  в  карманы.  Если
ненароком схватиться за заиндевелый металл станка, тот сдерет кожу с пальцев
не хуже рыбочистки, снимающей чешую с какой-нибудь рыбешки  перед  отправкой
ее на сковородку.
   Со стороны улицы, заваленной обломками камней, послышался лязг металла. В
нескольких футах от Остолопа, забившись под станину  другого  станка,  лежал
сержант Шнейдер.
   - Это танк ящеров, -  шепнул  Дэниелс.  Может,  Шнейдер  скажет,  что  он
ошибся? Но бывалый сержант лишь кивнул. Дэниелс выругался.
   - В Первую мировую не нужно было дергаться из-за этих чертовых штук.
   - Ясное дело, такой гадости там не было, - согласился  Шнейдер.  -  Но  и
тогда я все время думал, что может стать  хуже.  -  Он  сплюнул  на  пол.  -
Выходит, я знал заранее, так?
   - Ага, - ответил Дэниелс.
   Холод пробирал его до самых  костей,  но  не  это  сейчас  было  основной
причиной дрожи Остолопа. С самого начала Второй мировой  войны  он  читал  о
танках, видел их в кино.  Но  пока  ящеры  не  перевернули  весь  мир  вверх
тормашками, он толком не понимал, какова же роль танков в  бою.  Дело  не  в
том, что они двигаются на гусеницах  и  имеют  длинноствольные  пушки.  Хуже
всего было то, что сидящие внутри за толстым слоем  брони  и  стреляющие  из
этих пушек остаются почти недосягаемыми для пехоты.
   Остолоп стремительно пополз на четвереньках. Стоит первому  танку  ящеров
пробраться на восточный берег Фокс-Ривер, как оборона Чикаго рухнет.
   Танк, открыл пулеметный огонь, хаотично выпуская  очереди  по  защитникам
Авроры, чтобы заставить людей замереть. Здесь боевые действия  велись  между
домами, на ограниченной территории. Это напоминало Дэниелсу окопную войну, с
которой он познакомился во Франции. Аврора находилась  на  западной  границе
пояса промышленных городов, тянущегося по прериям от Чикаго.
   И там, в громадном городе, боевые действия будут во многом похожи на эти,
если кто-нибудь уцелеет, чтобы, отступая, добраться  до  Чикаго.  Остолоп  в
этом сомневался. Он сомневался и в восемнадцатом году, но тогда у  них  было
больше людей и оружия. Теперь он на собственной  шкуре  испытывал  то,  что,
должно быть, испытывали под их огнем эти чертовы боши.
   Но немцы тогда дрались,  как  оголтелые,  до  самого  перемирия.  Остолоп
чувствовал, что и он обязан сражаться, пока -  достанет  сил.  Незадолго  до
того, как он укрылся в развалинах фабрики, в ее фасад попала бомба.  Обломки
кирпичей составляли часть уличного завала,  через  который  пробирался  танк
ящеров. Остолоп пополз туда, где некогда находилось окно,  а  теперь  просто
зияла дыра. Неимоверно острые осколки стекла рвали брюки и царапали колени.
   Соблюдая  все  меры  предосторожности,  Дэниелс  выглянул  наружу.   Танк
находился где-то ярдах в тридцати к  востоку  -  сбавил  ход,  проталкиваясь
сквозь  обгоревшие   грузовики,   поставленные   американцами   в   качестве
заграждений. Командир танка был не из  трусливых.  Несмотря  на  винтовочную
стрельбу, он стоял, высунувшись из башни, чтобы видеть происходящее вокруг.
   К  Дэниелсу  командир  был  повернут  спиной.  Мальчишкой  Остолоп  много
охотился на белок и опоссумов, поставляя мясо к семейному столу.  Сейчас  он
приложил к плечу винтовку, выстрелил и увидел, как из головы  ящера  брызнул
красный туман. Остолоп тут же покинул свою огневую позицию.
   - Пришпилил этого сукина сына! - закричал он сквозь ружейную  канонаду  и
грохот взрывов.
   Остальные  американцы,  скрывающиеся  в  развалинах   фабрики,   ответили
ликующими возгласами. Такая зримая боевая удача выпадала им  слишком  редко.
Будь солдаты ящеров под стать  их  потрясающим  машинам,  люди  давным-давно
проиграли бы эту войну.
   Но долго наслаждаться своим снайперским выстрелом  Остолопу  не  удалось.
Пулемет танка начал хлестать по фабрике. Дэниелс схоронился  за  глыбой  еще
одного разрушенного станка,  благодарный  толстым  кускам  чугуна  и  стали,
спасающим его от летающей смерти.
   - Хорошая работа. Остолоп! - прокричал сержант Шнейдер. - Ты  вывел  танк
из наступления. В конце концов, с точки зрения стратегии то, что нас  отсюда
выбьют, особого значения не имеет.
   "Интересно, - подумал Остолоп, - я что, буду менее мертв, если меня убьют
в результате какой-нибудь стратегически незначительной операции?" Его всегда
удивляло, что, скрючившись под пулеметным  огнем,  Шнейдер  был  по-прежнему
способен думать и говорить как профессиональный солдат.
   Снаружи полыхнуло горячее желтое  зарево,  словно  посреди  улицы  взошло
солнце. Оно сопровождалось грохотом, за которым последовал еще более сильный
грохот разорвавшегося снаряда, выпущенного из танкового орудия. На  Дэниелса
посыпались куски кирпича. Деревянная балка, которая раздавила  бы  его,  как
букашку, вместо  этого  сама  разлетелась  в  щепки,  ударившись  о  станок,
служивший ему прикрытием.
   Танк выпустил по фабрике еще два снаряда. Остолоп орал во все  горло,  но
не слышал ни себя, ни других. Может, он вообще оглох? В настоящий момент это
заботило его меньше всего. Остолоп обнаружил, что намочил штаны, но и на это
ему тоже было наплевать. Когда он попытался выбраться, руки и ноги настолько
дрожали, что он едва мог шевельнуться.
   - Контузия, - произнес Дэниелс, ощущая слова на губах, но  совершенно  не
слыша их.
   В окопах Первой мировой после шквального огня немцев у  солдат  случались
контузии. Товарищи подтрунивали над ними, но не особенно зло. Да и  контузия
вскоре проходит...
   Дэниелс считал чудом то, что вообще остался жив.
   - Эй, Шнейдер! -  крикнул  он.  -  Ты  думаешь,  мы  достаточно  отвлекли
внимание этих долбаных ящеров?
   Ответа Шнейдера Дэниелс не услышал, чему не удивился - он не слышал  даже
собственного вопроса. Дэниелс бросил взгляд туда, где прятался сержант.  Все
прочие шутки застряли у него в горле. От ветерана остались лишь брызги крови
и беспорядочно валяющиеся куски мяса.
   Дэниелс хватанул ртом воздух.
   - Боже, - прошептал он.
   По меркам этой идиотской войны, Шнейдер был самым лучшим из всех  солдат,
каких он только знал. И лучшим из всех старших сержантов, с которыми Дэниелс
служил во Франции.  Хорошего  солдата  всегда  можно  отличить  от  плохого.
Хорошие солдаты, пока  живут,  учатся  новому,  а  плохие  лишь  суетятся  и
повторяют все те же ошибки.  Когда  видишь  хорошего  солдата  мертвым,  это
напоминает тебе, что и тебя может ждать такой же конец. Подобных напоминаний
Остолопу не хотелось.
   Он почувствовал резкий запах дыма, которого прежде не было. Вот тебе  еще
одно напоминание, - о  том,  что  существуют  более  отвратительные  способы
умереть, чем смерть от осколков, разносящих тебя на куски. По  крайней  мере
Шнейдер так и не узнал, что лишило его жизни. А  если  будешь  поджариваться
живьем, у тебя с избытком хватит времени на сожаления. Трясущиеся конечности
Дэниелса мгновенно заработали - если и не на все сто, то достаточно сносно.
   Он обвел глазами сумрачное помещение  фабричного  цеха  (теперь,  правда,
куда менее сумрачное, поскольку ящеры добавили  свежих  пробоин  в  фасадной
стене), разыскивая товарищей, скрывавшихся здесь вместе с  ним.  Двоим  было
некуда спешить; они погибли такой же ужасной смертью, как и  Шнейдер.  Троим
или четверым повезло, как самому Дэниелсу, и теперь они стремились как можно
быстрее спастись от пожара. Еще двое были ранены и бились  на  полу,  словно
пойманная рыба на дне лодки.
   У Остолопа оба деда воевали в войне между штатами и  оба,  как  то  любят
старики, рассказывали  о  ней  внуку,  слушавшему  их  с  широко  раскрытыми
глазами. Он помнил, как дед с отцовской стороны (у того была  длинная  седая
борода с желтыми полосами от табака возле рта) говорил о битве в прериях и о
том, как раненые добивали себя сами, прежде чем это сделает огонь  вражеских
ружей.
   Эти воспоминания - они многие годы не всплывали в его памяти - подсказали
Дэниелсу, что он должен  делать.  Он  бросился  вперед,  схватил  одного  из
раненых и потащил прочь от надвигающегося  огня,  к  полуразрушенной  стене,
которая могла прикрыть беднягу на время.
   - Спасибо, - еле слышно сказал раненый.
   - Все нормально.
   Дэниелс быстро перевязал самые серьезные из  его  ран,  затем  отправился
вытаскивать другого товарища. Винтовку пришлось повесить  на  плечо:  второй
раненый потерял сознание, и его надо было тащить на себе. Не  успел  Остолоп
взвалить его на плечи, как среди развалин появился и засновал один из солдат
ящеров.
   Дэниелс был уверен: все кончено. Через какое-то время, которое показалось
ему вечностью, хотя на самом деле прошли  считанные  секунды,  ящер  опустил
дуло оружия вниз и свободной  рукой  сделал  жест:  мол,  вытаскивай  своего
раненого друга отсюда.
   Иногда, но далеко не всегда немцы во Франции проявляли такое великодушие;
иногда, но также далеко  не  всегда  американцы  отвечали  тем  же.  Дэниелс
никогда не ожидал столкнуться с проявлением великодушия со стороны существа,
похожего на чудовищ из сериалов, которые любили смотреть его игроки.
   - Благодарю, - сказал он ящеру, хотя  знал,  что  тот  не  поймет.  Затем
крикнул своим товарищам, пря