проявили волнения, когда он привел к ним врача.
   Но стоило Финкельштейну жестом показать, что он  хочет  сорвать  одну  из
повязок, здоровые  ящеры  испустили  целую  серию  жутких  звуков.  Один  из
вражеских солдат вскочил и вытянул перед собой когтистые руки.
   - Как убедить их, что я не собираюсь сделать им ничего плохого?
   "А откуда мне это знать?" - подумал Сэм. Но если  он  не  найдет  ответа,
вместо него додумается кто-то другой. Он надеялся на вдохновение, и оно  тут
же пришло. Иджер отдал свою винтовку Отто Чейзу и закатал рукав.
   - Забинтуйте мне руку, а потом снимите повязку Может, до них дойдет,  что
вы намереваетесь делать.
   - Что ж, это может сработать,  -  подумав,  согласился  Финкельштейн.  Он
раскрыл саквояж и достал бумажный пакет с бинтом. - Терпеть не могу  портить
стерильные материалы, - пробормотал он, разрывая бумагу.
   Врач обмотал бинт вокруг руки Иджера. Руки у него были умелые, быстрые  и
мягкие Ящеры внимательно следили за его действиями.
   Иджер вздохнул и изо всех  сил  попытался  жестами  передать  наступившее
облегчение. Он совершенно не представлял,  дошла  ли  эта  идея  до  ящеров.
Финкельштейн снял повязку. Потом  попытался  вновь  приблизиться  к  раненым
пленным. Хотя их здоровые товарищи о чем  то  шипели  между  собой,  они  не
предприняли попыток его остановить.
   Конец повязки подался легко.
   - Это не бинт, - сказал врач, обращаясь в равной степени к самому себе  и
к Иджеру. - Удивительно как он держится.  -  Финкельштейн  размотал  повязку
дальше и взглянул на рану в боку пришельца:
   - Думаю, там застрял осколок. Рядовой, подайте мои саквояж. - Врач достал
зонд:
   - Предупредите его, что может быть больно.
   "Кто, я?" - Иджер опять задумался. Он привлек  внимание  ящеров,  ущипнул
себя и постарался как можно точнее  воспроизвести  звуки,  которые  издавали
раненые пленники. Затем он показал на Финкельштейна, на зонд и на рану.
   Финкельштейн медленно ввел зонд. Раненый пришелец сидел очень тихо, затем
зашипел и вздрогнул в тот самый момент, когда врач воскликнул:
   - Нашел! Не слишком крупный, да и застрял не особо глубоко. - Врач извлек
зонд и взял длинные, тонкие щипцы:
   - Почти зацепил... еще чуть-чуть... есть!
   Руки Финкельштейна дернулись назад: в щипцах, извлеч„нных  из  раны,  был
зажат полудюймовый осколок. С него на пол автобуса упала капля чужой крови.
   Все пленные, в том числе сам раненый, о чем-то взволнованно заговорили на
своем языке. Тот из них, кто до этого угрожал врачу когтями,  опустил  глаза
вниз и стоял, совершенно  замерев.  Иджер  уже  видел  этот  ритуал  прежде.
"Должно быть, у них это что-то вроде отдания чести", - подумал он.
   Врач начал снова забинтовывать рану, потом остановился и быстро  взглянул
на Иджера:
   - Как думаете, стоит посыпать ему рану сульфамидом? Не известно, могут ли
земные бактерии жить на существе, явившемся Бог весть откуда. Или  я  рискую
отравить ящера?
   "А я-то почем знаю?" - эта мысль  снова  пришла  в  голову  Сэма  первой.
Почему врач задает такие вопросы игроку провинциальной бейсбольной лиги,  не
имеющему диплома медицинского колледжа?  Потом  он  сообразил:  в  том,  что
касается ящеров, он может понимать куда больше,  чем  Финкельштейн.  Недолго
думая, Сэм ответил:
   - Сдается мне, что они родом с планеты, которая не слишком отличается  от
нашей, иначе они не  стали  бы  пытаться  захватить  Землю.  Так  что  нашим
микробам они могут понравиться.
   - Да, звучит разумно. Что ж, я обработаю рану. Врач посыпал  рану  желтым
порошком и снова наложил повязку.
   К ним подошел полковник Коллинз:
   - Как справляетесь, док?
   - Благодарю вас, сэр, достаточно успешно. - Финкельштейн кивком указал на
Иджера:
   - Этот человек у вас здорово соображает.
   - Неужели? Хорошо.
   Коллинз снова направился к выходу из автобуса.
   - Извините, рядовой. Я даже не знаю, как вас зовут, - сказал врач.
   - Сэм Иджер. Был рад познакомиться с вами, сэр.
   - Мы отчасти тезки - меня зовут Сэм Финкельштейн. Ну что, Сэм, посмотрим,
чем помочь второму раненому пришельцу?
   - Не возражаю, Сэм, - ответил Иджер.

***

   Когда Йенс Ларсен уезжал из Чикаго, чтобы  предупредить  правительство  о
важности работы, которая ведется в Металлургической лаборатории,  он  меньше
всего   ожидал,   что   конечным   пунктом    его    путешествия    окажется
Уайт-Сал-фер-Спрингс в штате Западная Вирджиния. И проживание в одном  отеле
с германским поверенным в делах тоже было неожиданностью.
   Тем не менее Йенс  жил  здесь,  в  отеле  "Гринбрайер",  близ  знаменитых
источников, и опять-таки здесь же жил Ганс Томсен. Когда  Соединенные  Штаты
вступили в войну, Томсена интернировали сюда вместе с дипломатами из Италии,
Венгрии, Румынии и Японии.  Затем  Томсен  отплыл  в  Германию  на  шведском
корабле, залитом огнями, чтобы его по ошибке не  потопили  подводные  лодки.
Высокопоставленного   немца   обменяли   на   интернированных   в   Германию
американцев.
   Теперь Томсен вновь прибыл сюда. Фактически его номер находился  напротив
номера Ларсена и их разделял только коридор. В столовой отеля Томсен рокотал
на великолепном английском:
   - Да, когда я плыл домой, то очень беспокоился. Но, возвращаясь  в  Штаты
на утлой маленькой шаланде, слава Богу, слишком маленькой  и  убогой,  чтобы
стать объектом внимания ящеров, я был спокоен; Меня  так  одолевала  мерекая
болезнь, что не было ни минуты на треволнения.
   Все, кто слушал  его,  громко  хохотали;  включая  и  Йенса.  Возвращение
Томсена в Соединенные Штаты было существенным  напоминанием  о  том,  что  у
человечества есть более важные дела, нежели истребление друг друга. И все же
присутствие германского поверенного заставляло Ларсена нервничать. Для  него
Германия оставалась врагом, даже если силою обстоятельств она была вынуждена
оказаться в одном лагере с Соединенными Штатами. Это чувство было  схожим  с
тем, что Йенс испытывал при заключении  союза  с  русскими  против  Гитлера,
только сильнее.
   Но отнюдь не все в Уайт-Салфер-Спрингс придерживались того же мнения, что
и Ларсен. Здесь находилось  немало  высокопоставленных  людей,  бежавших  из
Вашингтона, когда правительство рассеялось по  разным  местам  из-за  угрозы
воздушных налетов ящеров. Говорили, что именно здесь находится  а  Рузвельт.
Йенс не знал, действительно ли это так.Каждый новый  слух  говорил  о  новом
местопребывании президента: то снова Вашингтон, то Нью-Йорк,  Филадельфия  и
даже Сан-Франциско. (Йенс не представлял, как президент мог пересечь страну,
миновав территории, занятые ящерами.)
   Ларсен вздохнул, подошел к умывальнику  и  стал  проверять,  не  идет  ли
горячая вода. Он терпеливо ждал, но струя так и  не  нагревалась.  Продолжая
вздыхать, он стал бриться холодной водой, намыливая щеки маленьким  кусочком
гостиничного мыла и  ведя  по  ним  бритвой,  которая  знавала  лучшие  дни.
Царапины, знаменовавшие конец каждой процедуры бритья, так и  подбивали  его
отпустить бороду.
   Костюмы Йенса измялись. Даже галстуки были  мятыми.  Он  долго  добирался
сюда, а сервис в гостинице оставлял желать лучшего.  Но  при  всем  при  том
Ларсен .прекрасно знал,  что  ему  повезло.  Ни  в  Вашингтоне,  ни  в  этом
курортном местечке никто не слыхал о Джералде Себринге,  который  отправился
на восток не на машине, а поездом.
   Ларсен наклонился, чтобы завязать шнурки. Один из них  порвался.  Ругаясь
на чем свет стоит, физик опустился на одно колено и связал оборванные концы.
Вид был уродливый, но Йенс уже  убедился,  насколько  скуден  ассортимент  в
гостиничном галантерейном магазине. Вначале его опустошили дипломаты,  затем
- нагрянувшие американские правительственные чиновники. Ларсен знал: шнурков
там нет. Возможно, где-нибудь в городе ему повезет.
   Когда он  вышел  в  холл,  то  поморщился.  Вместе  с  сернистым  запахом
источников здесь все еще держался букет запахов, который дипломаты  привезли
с собой из Вашингтона. "Да уж, возбуждает аппетит перед завтраком!" - горько
усмехнулся Йенс, спускаясь в столовую.
   Сам завтрак  не  особо  возбуждал  аппетит.  Выбирать  приходилось  между
черствым поджаренным хлебом с джемом и кукурузными  хлопьями,  плавающими  в
разведенном сухом молоке. Оба варианта стоили по три доллара семьдесят  пять
центов. Йенсу подумалось, что, уезжая из Уайт-Салфер-Спрингса, ему  придется
объявить себя банкротом. По военным меркам,  он  хорошо  зарабатывал,  а  по
скудным меркам тридцатых  годов  -  так  и  вообще  был  богачом.  Но  когда
вторглись  ящеры,  инфляция  подскочила  до  самой  крыши.  Спрос  оставался
высоким, а его удовлетворение благодаря этим тварям превратилось  в  чертову
карусель.
   Ларсен предпочел хлеб с джемом. Однажды он попробовал порошковое молоко и
запомнил этот вкус на всю жизнь. Закончив есть, он оставил на  столе  жалкие
чаевые, с неохотой выделив даже эту мизерную сумму. Выскользнув прежде,  чем
официант обнаружит свое нищенское вознаграждение, Йенс забрался в  машину  и
проехал пять миль до города.
   Уайт-Салфер-Спрингс был красивым городком. Наверное, он был еще  красивее
раньше, пока стада грузовиков оливкового цвета не загадили воздух выхлопными
газами и не наполнили его ревом клаксонов. Водители отчаянно сигналили  друг
другу, и это напоминало рев быков, не  поделивших  дорогу.  Противовоздушные
орудия, торчащие на каждом перекрестке, тоже не слишком украшали вид.
   Но даже сейчас густо покрытые зеленью волнистые склоны  Аллеганских  гор,
прозрачные воды находящегося рядом  Шервудского  озера  и  дымящиеся  брызги
источников, давших название этим местам, объясняли, почему  здесь  с  давних
пор существует президентский курорт. Он возник  еще  до  гражданской  войны,
когда эти земли были частью Вирджинии и никто не предполагал,  что  Западная
Вирджиния станет самостоятельным штатом.
   Снаружи белоснежное здание церкви  с  высокой  пирамидальной  колокольней
хранило прежнюю безмятежность, царившую когда-то во всем городе.  Но  стоило
Ларсену войти внутрь, как он понял, что попал в другой мир. Пастор  сохранил
половину своего кабинета, но это было все, что осталось от  прежних  времен.
Отовсюду доносился стук пишущих машинок, хриплые голос" людей, которым нужно
было много сделать и у которых  не  хватало  на  это  времени.  По  крепкому
деревянному полу деловито гремели тяжелые армейские сапоги.
   Измученный капрал оторвался  от  печатной  машинки.  Увидев  перед  собой
штатского человека, он не стал обременять себя даже воинской вежливостью:
   - Чего надо, приятель? Выкладывай и побыстрее.
   - У меня назначена на девять часов встреча с полковником Гроувзом.
   Ларсен взглянул на часы: было без пяти девять.
   - А-а... - Когда капрал сообразил, что этот штатский, вероятно,  является
важной птицей, он резко изменил свое поведение. Когда он снова раскрыл  рот,
речь его была уже совсем иной:
   - Не пройдете ли вместе со мной, сэр?
   - Благодарю вас.
   Ларсен последовал за капралом вдоль рядов высоких церковных  скамеек,  на
которых люди не молились, а напряженно работали.  Они  прошли  по  коридору,
уставленному ящиками с папками. Целые горы этих ящиков громоздились у каждой
стены.
   Полковник Лесли Гроувз сидел за письменным столом и орал в телефон:
   - Что, черт побери,  это  значит?!  Как  это  вы  не  можете  переправить
танковые гусеницы в Детройт?.. Говорите, мост разрушен и дорога вся разбита?
Ну и что? Перевезите их на барже. Ящеры не обстреливают перевозки  по  воде,
безмозглые твари. Нужно собрать танки, или  нам  останется  только  целовать
ящеров в задницу... Я позвоню тебе вечером, чтобы быть в курсе ваших дел.  И
чтобы все было сделано, Фред. Мне все равно как.
   Гроувз швырнул трубку, не попрощавшись, и вперил  в  Ларсена  пристальный
взгляд голубых глаз:
   - Вы из Чикаго?
   Сказанное прозвучало утверждением, а не  вопросом.  Быстрым  жестом  руки
полковник отпустил капрала.
   - Да, я оттуда.
   Ларсен соображал: насколько Гроувз осведомлен о проекте и в каком  объеме
следует посвящать его в их работу? Он уже понимал, что  рассказать  придется
больше, чем ему бы хотелось.
   - После Берлина, сэр, вам необходимо знать, насколько важна наша  работа.
А ящеры между тем приближаются к Чикаго.
   - Сынок, нам всем хватает бед! - загремел Гроувз.  Полковник  был  рослым
человеком с каштановыми, коротко стриженными волосами и жидкими усами.  Лицо
у него было грубоватым, но  умным.  Он  сидел,  отодвинувшись  от  стола  на
приличное расстояние, поскольку могучий живот не позволял сесть ближе.
   - Я знаю, - сказал Йенс. - То есть я хочу сказать,  что  сам  приехал  из
Чикаго.
   - Садитесь и расскажите мне об этом,  -  потребовал  Гроувз.  -  А  то  я
застрял в этой дыре почти что с момента появления ящеров. Мне нужно знать  о
происходящем за этими  стенами  больше,  чем  .можно  узнать  по  проклятому
телефону.
   Словно дождавшись своей очереди, телефон звякнул.
   - Извините.
   Пока полковник рявкающим голосом  отдавал  кому-то  распоряжения,  Ларсен
взгромоздился на жесткий стул напротив стола и постарался  упорядочить  свои
мысли. Гроувз производил впечатление человека, который не тратит  ни  минуты
понапрасну, поэтому, когда трубка  улеглась  на  рычаг,  Йенс  был  готов  к
разговору:
   - Самолеты ящеров рыщут повсюду, и мне пришлось колесить  по  проселочным
дорогам в северной части штата Нью-Йорк, чтобы не угодить к ним в ловушку  к
востоку от Питтсбурга.
   - Они уже в Питтсбурге, -  сообщил  Гроувз.  Йенс  вздохнул.  Новость  не
удивила, но все равно подействовала, как удар  в  живот.  Он  заставил  себя
продолжать:
   - Бензина днем с огнем не сыщешь. Мне пришлось проехать несколько миль на
половине галлона зернового спирта, который я купил у  какого-то  старикашки,
наверное, самогонщика. Автомобильному мотору  это  не  слишком  пришлось  по
вкусу.
   - Вы доехали, и это  главное,  -  ответил  Гроувз.  -  Спирт  -  неплохое
горючее. Одна из наших нынешних забот - это приспособить двигатели к  работе
на спирте на случай, если ящеры уничтожат наши нефтеперерабатывающие заводы.
И уж если наши власти не смогли прикрыть все эти подпольные винокурни, хотел
бы я посмотреть, как с ними справятся ящеры.
   - Неужели так везде? - спросил Ларсен.
   -  Кое-где  еще  хуже,  -  мрачно  ответил  полковник  Гроувз.  -   Ящеры
расползаются по  стране,  как  раковая  опухоль.  Они  захватывают  обширные
территории и повсюду прерывают снабжение.
   Снова зазвонил телефон.  Гроувз  отдал  ряд  коротких  приказаний,  затем
вернулся к разговору с Йенсом, не потеряв нить их беседы:
   - Можно сказать,  что  они  перерезали  наши  кровеносные  артерии  и  мы
медленно умираем.
   - Потому-то работа Металлургической лаборатории и является столь  важной,
- подхватил Ларсен. - Это единственный шанс создать оружие, которое позволит
воевать с этими существами почти на равных. - Йенс решил немного надавить на
полковника:
   - Вы же знаете, что Вашингтон может постичь участь Берлина.
   Гроувз хотел было что-то сказать, но его снова прервал  телефон.  Положив
трубку, полковник спросил:
   - Вы действительно считаете, что ваши люди сумеют вовремя создать атомную
бомбу, которой мы смогли бы воспользоваться?
   - Мы близки к управляемой реакции расщепления ядра, - сказал  Ларсен.  Он
тут же осекся - даже эти его слова нарушали меры секретности, с которыми  он
сжился с тех пор, как начал работать над  проектом.  Однако  времена  сейчас
были  другие,  и  ящеры   доказали,   что   атомное   оружие   не   является
принадлежностью одних  лишь  бульварных  журналов  фантастики.  Он  поспешно
сменил тему:
   - Раз уж мы заговорили о Берлине, скажу, что никто  не  знает,  насколько
далеко продвинулись немцы в своих исследованиях.
   Как бы ни изменилась окружающая жизнь, Ларсен не мог решиться  произнести
слово "уран" в разговоре с кем-либо, не имевшим отношения к проекту.
   - Немцы? - хмуро переспросил Гроувз. -  Я  как-то  об  этом  не  подумал.
Конечно, уничтожение Берлина подстегивает их  шевелить  мозгами.  Я  слышал,
что, когда упала бомба, Гейзенберга не было в городе.
   - Если вы  знаете  о  Гейзенберге,  значит,  вам  достаточно  известно  о
происходящем, - сказал удивленный и пораженный Ларсен.
   До сих пор он воспринимал собеседника просто как одного из людей в форме,
возможно, обладающего лучшими манерами, чем большинство военных.
   Грубоватый смех Гроувза говорил о том, что  полковник  понял  ход  мыслей
Ларс„на.
   - Я стараюсь не забывать, что живу в двадцатом столетии, - заметил он.  -
Перед тем как поступить в военную академию в Вест-Пойнте, я успел  поучиться
в Массачусетсом технологическом институте и получить докторскую степень. Так
вы действительно считаете, что эта ваша группа находится на пути к успеху?
   - Да, полковник, считаю. И  еще  считаю,  что  мы  успели  слишком  много
сделать, чтобы с легкостью срываться с места. Ящеры  движутся  на  Чикаго  с
запада, и после моей поездки сюда я лишний  раз  понял,  насколько  все  это
опасно. Если мы собираемся продолжать свои исследования.  Соединенные  Штаты
должны оборонять Чикаго.
   Гроувз поскреб подбородок:
   - Нынче то, что мы должны делать и что мы в состоянии делать,  не  всегда
совпадает. В любом случае я  не  обладаю  властью  приказать  нашим  войскам
оборонять Чикаго любой ценой и позабыть про девять миллионов неотложных  дел
в других частях страны.
   - Я знаю, - упавшим голосом произнес Йенс. - Но вы - наиболее влиятельный
человек, с кем я встречался, и я надеялся, что вы...
   - Чем могу, сынок, помогу.
   Гроувз выволок свое грузное  тело  из  кресла.  Телефон  зазвонил  опять.
Чертыхаясь, полковник снова плюхнулся в кресло, причем с "такой  силой,  что
Ларсен ожидал услышать треск дерева. Однако кресло выдержало удар, и  Гроувз
в который уже раз коротко и властно решил новый ряд проблем. Потом он  встал
и, обращаясь к физику, продолжил, словно их разговор не прерывался:
   - Я постараюсь, насколько в моих силах, убрать помехи с вашего  пути,  но
вести мяч все равно  придется  вам  самому.  -  Полковник  надел  на  голову
пилотку:
   - Пошли!
   Будучи студентом, Ларсену доводилось играть в американский  футбол.  Если
бы он вел мяч при поддержке такого мощного бокового игрока, как  Гроувз,  то
наверняка бы забил немало голов.
   - Куда мы направляемся? - спросил он у идущего впереди Гроувза.
   - К генералу Маршаллу, - бросил через плечо полковник. - Он имеет  власть
казнить и миловать. Я  договорюсь  о  вашей  встрече  с  ним.  Надеюсь,  она
состоится сегодня. Потом все будет зависеть от вас.
   - Благодарю вас, сэр, - сказал Йенс.
   Джордж Маршалл занимал пост начальника генерального штаба. Если кто и мог
приказать оборонять Чикаго любой ценой, то таким человеком был именно он.  У
Йенса снова появилась надежда. Выйдя вслед за Гроувзом на улицу,  он  набрал
полные легкие воздуха,  пропитанного  не  только  выхлопными  газами,  но  и
сернистым запахом источников.
   Гроувз тоже сделал глубокий вдох. Улыбка значительно молодила его.
   - Этот запах всегда напоминает мне о занятиях в химической лаборатории на
первом курсе.
   - Ей-богу, вы правы! - воскликнул Йенс. Ему  самому  такое  сравнение  не
приходило в голову, но полковник тонко подметил сходство. Следующий же  вдох
пробудил у Ларсена воспоминания о бунзеновских горелках и банках с  матовыми
стеклянными пробками, в которых хранились реактивы.
   Полковник Гроувз в буквальном смысле слова убирал помехи с  пути  Ларсена
на улицах Уайт-Салфер-Спрингс. Его мощная фигура прокладывала путь  напрямую
там, где человек более худощавый или менее уверенный  мог  замешкаться.  Под
слоем жира у полковника были неплохие мышцы, и вдобавок он сохранил  кипучую
энергию.
   Увидеться с начальником генерального штаба  оказалось  не  таким  простым
делом, как представил Гроувз у себя в кабинете.  Лужайка  пере