ше общего, чем у ящеров и
американцев.
     -- Мы тоже будем выполнять наш договор, и да поможет нам Бог, -- сказал
Дэниелс.
     -- Значит,  мы  договорились, --  сказал  Вуппа. Он вновь выпрямился во
весь  свой  рост,  хотя его макушка  едва  доставала  Остолопу до  груди,  и
добавил: -- Я заключил с вами договор как с самцом Расы.
     Остолоп решил, что  его  слова  следует воспринимать как  комплимент, и
сделал ответный ход.
     -- Я  заключил  договор с вами как с  человеческим существом, Вуппа, --
сказал Дэниелс и непроизвольно протянул руку.
     Вуппа ее взял. Маленькая  ладонь ящера оказалась теплой, почти горячей,
но пожатие получилось на удивление сильным.
     Когда они опустили руки, Вуппа спросил:
     -- Ваша рука ранена?
     Остолоп  посмотрел на свою  ладонь. Он забыл, какие у  него  шишковатые
пальцы: на руке  кетчера навсегда остается  множество мелких шрамов. Сколько
раз он выбивал и  ломал пальцы? Теперь уже и  не сосчитать.  Вуппа терпеливо
ждал ответа.
     -- Много лет назад, еще до того, как вы сюда прилетели.
     -- Я сообщу своим командирам, что мы заключили перемирие.
     -- Хорошо. -- Остолоп  обернулся и закричал: -- Прекращаем огонь на три
часа! Не стрелять до... -- он посмотрел на часы, -- без четверти пять.
     Люди  и ящеры  осторожно  выбрались  из своих укрытий и  разбрелись  по
огромному зданию,  разыскивая  раненых  товарищей. И люди, и ящеры держали в
руках оружие; один случайный выстрел  мгновенно превратил бы завод "Свифт" в
бойню. Однако никто не выстрелил.
     Условия  перемирия  запрещали  перемещение  войск.  Остолоп намеревался
сдержать  все  свои  обещания:  если ты  нарушаешь данное  слово,  то должен
понимать, что в следующий раз перемирия не будет. Тем не менее он постарался
запомнить все места, откуда появились ящеры.
     "И если Вуппа  не  сделал того же,  -- подумал Остолоп,  -- значит,  он
глупее, чем я думал".
     Ящеры  и американцы  сталкивались  друг  с другом  во  время поисков  и
вступали в короткие переговоры.  Некоторые офицеры потребовали бы немедленно
прекратить  это.  Остолоп  вырос, слушая  истории о солдатах, которые меняли
табак  на  кофе  во  время  Гражданской войны.  Он внимательно  наблюдал  за
происходящим,  но ничего  своим людям  не  запрещал.  Дэниелс  совершенно не
удивился,  увидев,  что Дракула  беседует с  двумя  ящерами.  Когда  Дракула
вернулся, он широко ухмылялся.
     -- Что удалось достать? -- спросил Остолоп.
     -- Точно  не знаю, лейтенант, -- ответил  Сабо, -- но начальство просит
нас добывать приборы чешуйчатых парней -- а они охотно со мной поменялись.
     И он показал Остолопу какое-то устройство, назначение которого осталось
для  лейтенанта тайной.  Может  быть,  ребята в  очках  с толстыми  стеклами
разберутся.
     -- А что ты отдал взамен?
     Дракулы улыбнулся таинственно и немного хищно.
     -- Имбирное печенье.
     * * *
     Дэвид Гольдфарб  вошел в  зал "Друга в беде" и сразу окунулся  в шумное
веселье. В баре клубился дым. К сожалению, он шел от камина, а не от сигарет
или трубок. Гольдфарб уже забыл, когда курил в последний раз.
     Он  сразу же направился к стойке. "Друг  в  беде"  был забит  людьми  в
темно-синей  форме  РАФ  [ВВС   Великобритании]  --  в  основном  офицерами.
Поскольку  Гольдфарб был  всего лишь специалистом  по радарам, ему следовало
пропускать старших по званию.
     Если бы не военно-воздушные силы, "Друг в беде" уже давно закрылся  бы,
поскольку  пивнушка   находилась   в  Брантингторпе,  небольшой  деревеньке,
расположенной  чуть  южнее  Лестера.  Магазин  зеленщика, аптека,  несколько
домов,  бар  -- вот и все достопримечательности. Однако сюда приходили сотни
измученных жаждой мужчин, которые работали или служили  на экспериментальной
базе. В результате для пивной настали дни процветания.
     -- Гольдфарб! -- крикнул кто-то пьяным голосом.
     Дэвид  обернулся.  За соседним  столиком сидел Бэзил Раундбуш. Вместе с
Гольдфарбом он  входил в  группу  капитана Фрэда Хиппла, которая  занималась
изучением  радаров и двигателей самолетов ящеров. Гольдфарб часто думал, что
это  примерно  то  же самое, что познакомить  пехоту  герцога Веллингтона  с
бездымным порохом, но продолжал работать.
     Рядом с Раундбушем -- вот чудо! -- оказалось свободное место. Гольдфарб
направился туда со смешанными  чувствами. Конечно, приятно дать отдых ногам,
но, с другой  стороны, если  он  сядет за столик  с лейтенантом летчиком, на
него  не  посмотрит  ни одна официантка.  Высокий,  светловолосый красавец с
роскошными усами и обаятельной улыбкой, вся грудь украшена медалями -- разве
он оставит скромному соседу хотя бы самый крошечный шанс!
     Гольдфарб  и сам  имел медаль  за военные заслуги...  но у  него  более
низкий  военный чин,  кроме  того, природа  наделила  его  средним  ростом и
худощавым  телосложением, а  темные курчавые волосы и черты лица безошибочно
выдавали  восточноевропейского  еврея.  Рядом с Раундбушем  это  становилось
особенно заметно.  Родители  Дэвида выехали  из Польши  незадолго  до начала
Первой мировой войны.  Гольдфарб прекрасно понимал,  что  очень немногим так
повезло.
     --  Стелла,  дорогая!  --  позвал  Раундбуш.  На  его  крик  немедленно
откликнулась официантка, на лице которой тут же расцвела  широкая улыбка. --
Пинту горького для моего друга и еще одну для меня.
     -- Сейчас принесу, дорогуша. -- И Стелла ушла, покачивая бедрами.
     Раундбуш посмотрел ей вслед.
     -- Видит бог, я бы с удовольствием ущипнул эту попку! -- заявил он.
     Его акцент выпускника престижной английской школы звучал здесь довольно
странно, но  не казался фальшивым. .  --  Откровенно говоря, я  бы  тоже  не
отказался, -- сказал Гольдфарб.
     Он вздохнул.  У него шансов мало, в особенности рядом с Раундбушем,  не
говоря  уже  о  множестве  других  офицеров  в  пивной  --  да  и  на   всей
экспериментальной базе.
     Стелла вернулась  с высокими кружками пива. Раундбуш прищелкнул зубами.
Если бы такое позволил  себе Гольдфарб, то немедленно заработал бы пощечину.
Стелла кокетливо взглянула на усатого пилота и хихикнула.
     "Где справедливость?" -- подумал Гольдфарб.  Мысль достойная Талмуда --
если бы речь не шла о шансах переспать с хорошенькой официанткой.
     Бэзил   Раундбуш  высоко   поднял  свою  кружку,   Гольдфарбу  пришлось
последовать  его  примеру.  Вместо  того  чтобы провозгласить  тост  в честь
прелестей Стеллы, как предполагал Гольдфарб, Раундбуш неожиданно заявил:
     -- За "метеор"! -- И сделал большой глоток.
     --  За "метеор"! -- Гольдфарб вновь последовал примеру летчика  и выпил
свое пиво.
     Если  уж  быть  честным  до  конца, то истребитель гораздо  важнее, чем
прелести официантки, -- да и драку такой тост не спровоцирует.
     -- Ради "метеора"  мы будем хорошими мальчиками и вернемся в казармы до
отбоя, --  сказал Раундбуш. -- А завтра утром встанем и постараемся привести
себя в приличный вид -- хотя и пьем здесь верблюжью мочу за двенадцать часов
до вылета.
     Слабое,  кисловатое пиво  оставляло желать лучшего даже  по  стандартам
военного  времени.  Гольдфарб  уже  собрался   согласиться  с   Бэзилом,   с
подобающими  преувеличениями,   конечно...  когда   до  него   дошел   смысл
сказанного.
     -- _Мы_  собираемся лететь?  -- переспросил он. -- Значит, на  "метеор"
наконец установили радар?
     -- Да,  -- кивнул  Раундбуш.  -- Теперь  у нас появится  больше  шансов
против ящеров, не так ли?
     Он  говорил  небрежно.  Раундбуш  пилотировал  "спитфайр"  в  битве  за
Британию,  когда жизнь летчиков измерялась днями.  Однако у "спитфайра" были
практически  равные  возможности с  "Мессершмиттом-109".  Вступив  в  бой  с
истребителями ящеров, пилот,  желавший вернуться  на  базу, мог рассчитывать
только на  удачу.  А уж  сбить вражеский самолет  -- надежды  не больше, чем
выиграть в ирландском тотализаторе.
     -- Неужели ты думаешь, что теперь мы сумеем им что-то противопоставить?
-- спросил Гольдфарб.
     -- Мы добавили радар, ты и сам знаешь, как он важен, а еще  нам удалось
существенно поднять скорость, -- ответил Раундбуш. -- Вместе это значительно
увеличивает наши шансы -- теперь они стали всего лишь паршивыми.
     Шутка  могла  бы  получиться  неплохой.  Беда в том,  что  Раундбуш  не
собирался шутить.  Гольдфарбу при помощи находящегося на базе в Дувре радара
удавалось  засечь самолеты  ящеров  до того, как  их присутствие становилось
очевидным для  остальных.  Самолеты  ящеров  летали  так  высоко  и с  такой
поразительной  скоростью,  что многие  начинали  сомневаться  в  исправности
прибора. Теперь сомнений уже ни у кого не возникало.
     --  Ты  ведь  летал с  радаром, не так ли? --  сказал Раундбуш. --  Да,
конечно; вот почему капитан  Хиппл хотел, чтобы ты  вошел  в нашу группу. Не
обращай на меня внимания. Сегодня я веду себя, как осел.
     --  Верно. --  Гольдфарб  надеялся,  что пилот  поймет: он согласился с
замечанием  насчет опыта,  а  не  осла.  Дэвид  действительно  разбирался  в
радарах.  --  Однако  в бомбардировщике  больше  места  для  радара,  чем  в
"метеоре".
     -- Точно, -- кивнул Раундбуш, допивая пиво.
     Гольдфарб  тоже  прикончил  свою кружку, а  затем  поднял  руку,  чтобы
заказать выпивку. Так требовал обычай: двое друзей заказывают  по две кружки
каждый;  четверо  -- четыре; если в  компании  восемь человек,  они вряд  ли
сумеют самостоятельно добраться до дому.
     Стелла далеко не сразу обратила внимание на простого оператора,  однако
полкроны  Гольдфарба  ничем  не  отличались  от  денег остальных посетителей
пивной. Впрочем, когда Стелла ушла за сдачей, она  совсем не так старательно
виляла бедрами.
     -- Жаль, что у нас нет управляемых ракет,  как у ящеров. Тогда мы могли
бы  сбивать  их  самолеты даже  с  двадцати миль.  Когда мы  оказываемся  на
расстоянии прицельного выстрела,  у нас появляются приличные  шансы, но  вот
осуществить их трудно.
     -- Да, я знаю, -- ответил Гольдфарб.
     Ящеры  обстреливали своими  ракетами  "Ланкастер", в котором  он летал.
Выключение радара  приводило  к  тому, что  они не попадали  в цель,  но  от
неработающего  радара  еще меньше пользы, чем если бы его не было  вовсе, --
дополнительный вес делал самолет более тяжелым и менее маневренным.
     --  Хорошо.  Я  поставил  тебя в известность  о том,  что  нас ждет. --
Раундбуш опустошил свою  кружку одним глотком и махнул  Стелле  рукой, чтобы
она принесла добавки. -- Выпьем еще, а потом поплетемся домой, на базу.
     Еще одна кружка превратилась в две: Гольдфарб настоял на том, что  тоже
должен угостить Раундбуша.  Отчасти  потому, что так полагалось, а с  другой
стороны, он хотел развеять  миф  о  жадности  евреев.  Родители  Гольдфарба,
которые являлись типичным  продуктом более  жестокого мира, с  детства учили
его,  что он ни в коем случае не  должен выставлять себя  на посмешище перед
людьми другой национальности.
     Возвращаясь на велосипеде на базу после четырех  кружек пива, Гольдфарб
переосмыслил слова Раундбуша о том, что они "поплетутся" домой. Он радовался
тому, что  в  таком  состоянии  ему  не  нужно вести  машину.  Гольдфарб  не
сомневался, что назавтра проснется с жестокой головной  болью, но совершенно
точно знал,  что  она  не помешает ему хорошо делать свою работу. И  уж ни в
коем случае не станет преградой полету в истребителе.
     Впрочем, головная  боль, с  которой  он  проснулся  на следующий  день,
катастрофически отвлекала его от разумных  мыслей,  когда он  направлялся на
работу  в  барак, где группа  Хиппла  ютилась  вместе с метеорологами. Дэвид
постоянно думал  о предстоящем  полете и  никак  не мог  сосредоточиться  на
решении  ребуса, коим представлялся  ему  радар, снятый  со сбитого самолета
ящеров.
     Бэзил  Раундбуш выпил  накануне больше четырех кружек --  Гольдфарб  не
знал,  сколько,  --  но  казался  свежим,  точно  майская   роза,  и  весело
насвистывал мотивчик,  показавшийся  Гольдфарбу  незнакомым.  Капитан  Морис
Кеннан поднял голову от кипы трехмерных чертежей и сказал:
     -- Во-первых, ты перевираешь мотив, а во-вторых, слова -- а это уже кое
о чем говорит.
     --  Спасибо,  сэр,  --  весело  ответил  Раундбуш,  и  Кеннан  поспешно
склонился над своими чертежами.
     Не будь Раундбуш летчиком, он мог бы стать отличным военным психологом.
     Около  десяти  часов утра  Гольдфарб перестал делать  вид,  что сегодня
самый обычный день: Лео Хортон, его коллега, ткнул его в бок и прошептал:
     -- Вечно тебе везет.
     После  этого Гольдфарб только изображал, что  работает. Примерно  через
час к нему подошел Раундбуш и хлопнул по плечу.
     --  По-моему,  пришла  пора  нарядиться  в  наши блистающие  доспехи  и
проверить, на что способна боевая лошадка.
     Лексика времен  короля  Артура  в других  устах  звучала  бы  глупо, но
Раундбуша природа наградила  беспечным нравом,  который  помогал  ему делать
подобные  заявления  совершенно хладнокровно и без малейшего смущения. Кроме
того,  он  принял  участие  в  огромном  количестве  воздушных  поединков  и
чувствовал себя  уверенно и  спокойно.  Гольдфарб кивнул и молча встал из-за
рабочего стола.
     Под   яркими   лучами  летнего  английского  солнца  в  кожаном  летном
комбинезоне на меху было ужасно жарко, но Гольдфарб без единого слова жалобы
застегнул все  крючки  и  молнии. На высоте трех или четырех  миль  о летнем
тепле придется забыть. "Метеор" мог подняться гораздо выше, чем "Ланкастер",
на котором Гольдфарб летал раньше.
     В "Ланкастере" он управлялся с радаром в просторном бомбовом отсеке.  В
новом  двухместном  "метеоре"  Дэвид  сидел  за  спиной  пилота в удлиненной
кабине.  Сам  радар  крепился  к корпусу самолета и  находился  за пределами
кабины -- перед Гольдфарбом располагались  лишь монитор и панель управления.
Если возникнут  какие-либо  неполадки, разобраться  с ними  Гольдфарб сможет
только после приземления.
     Механики  и  охрана  вывели  самолет  из ангара на  посадочную  полосу.
Гольдфарб множество раз слышал рев реактивных двигателей, но  еще никогда не
находился  внутри самолета во время старта. Он бы  с удовольствием  обошелся
без новых ощущений: уж очень они напоминали свидание с бормашиной.
     --  Немного  шумновато, не  так  ли?  -- спросил Раундбуш по внутренней
связи.
     В тот момент, когда "метеор" начал  разбег, Гольдфарб понял, что сменил
лошадь   с   пивоварни   на   чистокровного   скакуна.  Вой  двигателя  стал
оглушительным,  и  истребитель  взмыл  в  воздух,  словно его  выпустили  из
катапульты.
     Во всяком случае Гольдфарб думал  именно так,  пока  Бэзил Раундбуш  не
сказал:
     -- Этот двигатель  еще не выведен на проектную мощность, зато следующий
будет обладать дополнительными возможностями.
     --  Благодарю,  я  и так  потрясен,  --  проговорил  Дэвид.  --  Какова
максимальная высота полета?
     -- Около  сорока  тысяч футов,  --  ответил Раундбуш.  -- Мы наберем ее
менее чем за полчаса, полагаю, оттуда откроется превосходный вид.
     --  Наверное,  ты  прав,  --  сказал  Гольдфарб,  вдыхая  воздух  через
кислородную маску.
     "Ланкастеру", на котором  он  летал раньше,  приходилось тратить  вдвое
больше времени, чтобы набрать вдвое меньшую высоту, а Раундбуш жалуется, что
двигатель недостаточно хорош! Слова пилота показались Гольдфарбу абсурдными.
С  другой  стороны,  не  следует  забывать,  с  каким  врагом  им  предстоит
встретиться.
     "Метеор" слегка  накренился.  Сквозь разрывы в  белых облаках Гольдфарб
любовался зеленым лоскутным одеялом английского пейзажа.
     -- Хорошо еще,  что мы поднялись в  воздух  сейчас, а  не  пару месяцев
назад, -- небрежно проговорил Раундбуш. -- Тогда наши зенитки стреляли, едва
заслышав шум реактивного двигателя  --  в уверенности,  что  он  принадлежит
ящерам. Несколько "пионеров" и  "метеоров"  получили  небольшие повреждения.
Впрочем, ни один из них зенитчики не сбили.
     -- Да уж, -- пробормотал Гольдфарб.
     К счастью, эта мысль не пришла ему  в голову раньше. Он прекрасно знал,
что, как только раздавался  рев  реактивных  двигателей,  зенитки немедленно
открывали огонь.
     -- Как работает радар? -- спросил Раундбуш, напоминая Дэвиду, зачем они
поднялись в воздух.
     Гольдфарб  проверил  электронно-лучевую   трубку.  Он   никак   не  мог
привыкнуть к  тому,  что  с ее  помощью  получил возможность  видеть намного
дальше, чем если  бы  смотрел глазами.  А в  особенности  на высоте орлиного
гнезда, где Дэвид начинал чувствовать себя королем бесконечного пространства
-- весь мир лежал у его ног.
     -- Вроде бы  все работает,  как положено, -- осторожно сказал он.  -- Я
вижу  несколько  точек  на  экране.  Судя по  высоте  и  скорости, это  наши
самолеты. Мы можем взять южнее, я поищу самолеты ящеров?
     --  Смена курса на  один-восемь-ноль,  -- отозвался Раундбуш  в  манере
викторианского кучера, всегда  готового  ублажить пассажира-франта и отвезти
его  в  Будлз  [Лондонский  аристократический клуб]. Как и  положено  пилоту
истребителя, Раундбуш внимательно  смотрел  вперед,  пока  "метеор" совершал
поворот. -- Я ничего не вижу.
     Гольдфарб тоже  ничего  не  замечал  --  его  экран  оставался  пустым.
Пожалуй, он  был  разочарован. С  другой стороны, теперь он мог  вздохнуть с
облегчением: ведь если он не видит самолеты ящеров, значит, и они не засекли
"метеор".  Раунд-буш ясно  дал ему  понять,  насколько  велико  преимущество
самолетов ящеров.
     Затем Дэвиду  показалось,  что  на экране что-то  промелькнуло  -- а  в
следующее мгновение появились полосы помех, похожие на северное сияние.
     --  Кажется,  нас  засекли,  -- возбужденно  доложил  Гольдфарб.  -- На
пределе  возможностей радара я заметил вражеский самолет, а  потом  возникли
помехи -- из чего следует, что они нас увидели.
     --  Из  чего  следует,  что в  самом ближайшем будущем к  нам  в  гости
пожалует  пара  ракет,  --   ответил  Раундбуш.  --  Полагаю,  при  нынешних
обстоятельствах дожидаться их не стоит.
     И  он стремительно бросил "метеор" вниз. Желудок Гольдфарба -- так  ему
показалось -- отстал на несколько  тысяч футов.  Дэвид изо всех сил старался
удержать  завтрак  внутри:  блевать,  когда  на тебе  кислородная  маска, не
рекомендуется. Раундбуш  проводил  самые  сложные  противозенитные  маневры,
крылья  самолета стонали. Гольдфарб решил,  что  пилот проверяет возможности
"метеора". Оставалось надеяться, что самолет не подведет.
     Дэвид выключил радар, чтобы ракета не нашла цель. Теперь он превратился
в  простого  пассажира, бесполезный  балласт. Раундбуш  продолжал  снижение.
Земля неслась  им навстречу. Они так и не узнали, пустили ящеры в них ракету
или потеряли след "метеора". Последние минуты  полета  показались Гольдфарбу
особенно страшными.
     Как только шасси истребителя коснулись земли, Дэвид сказал:
     -- Спасибо. -- И после короткой  паузы  добавил: --  Нам  предстоит еще
очень много работы, не так ли?
     * * *
     Теэрц теперь управлялся с ниппонскими палочками для еды очень ловко. Он
отправлял  в рот рис и кусочки сырой рыбы, не  уронив ни крошки. В последнее
время Большие Уроды кормили его гораздо лучше, чем раньше. Он содрогнулся --
прежде еда почти всегда внушала ему отвращение.
     Палочки наткнулись на тонкий красноватый кусочек  маринованного имбиря.
Теэрц  взял его, наставив  на  лакомство  оба  глазных  бугорка.  Еще совсем
недавно он  был  пилотом  истребителя, гордым самцом  атакующего флота Расы.
Удача  отвернулась  от него,  и  он попал в лапы  Больших  Уродов, живущих в
империи, где  принято считать,  что настоящий  воин в плен не сдается. Чтобы
получить  от  Теэрца  интересующую  их   информацию,  они  приучили  его   к
употреблению предательского тосевитского зелья.
     Теэрц быстро бросил  кусочек имбиря в рот.  Затем  принялся нетерпел