тов. -- В этом  нам  уже помогло  прибытие  американца.  Работая один в
полную силу, Максим Лазаревич дал нам много ценных указаний.
     -- Я на это надеялся, -- сказал Молотов.
     Именно  сообщение о прибытии Макса Кагана в  колхоз No 118 привело  его
сюда. Он пока не сказал Сталину, что  американцы  выбрали  для  посылки сюда
умного еврея. Сталин не был русским,  но  совершенно  по-русски не переносил
тех,  кого называл "безродными космополитами". Сам женатый на умной еврейке,
Молотов не разделял его чувств.
     -- Это лишь одна проблема. Какие еще?
     -- Самая худшая, товарищ  нарком, это  получение окиси  урана и графита
для ядерного котла без примесей, -- сказал  Курчатов. -- В этом Каган,  хотя
он опытный специалист в своей области, помочь нам не  может, как бы я  этого
ни желал.
     --  Вы  знаете,  какие меры  должны  предпринять  производители,  чтобы
поставить  вам  материалы  требуемой  чистоты?  --  спросил  Молотов.  Когда
Курчатов кивнул, Молотов задал другой вопрос. -- Знают ли производители, что
подвергнутся  высшей  мере наказания,  если  не  обеспечат  выполнение ваших
требований?
     Ему доводилось писать "ВМН" -- что означало "высшая мера  наказания" --
против имен множества врагов революции  и советского государства,  и  вскоре
после  этого  их  расстреливали.  Что  заслужили,  то  и  получайте  --  без
снисхождения.
     Но Курчатов сказал:
     -- Товарищ  комиссар иностранных дел, если  вы ликвидируете этих людей,
их менее  опытные преемники  не  смогут  поставить  улучшенные материалы. Вы
знаете,  требуемая чистота находится на  самом  пределе того,  чего достигли
советская химия и промышленность. Мы делаем все, что можем для борьбы против
ящеров. Временами того, что мы делаем, недостаточно. Ничего тут не поможет.
     --  Я отказываюсь принять  "ничего" от  академика в  кризисные  моменты
точно так, как и от крестьянина, -- сердито сказал Молотов.
     Курчатов пожал плечами.
     --  Тогда вернитесь и скажите генеральному секретарю, чтобы он  заменил
нас, и пожелаем большой удачи вам и родине с шарлатанами, которые займут эту
лабораторию.
     Он и его люди  были  во власти Молотова,  потому что только Молотов изо
всех сил сдерживал гнев Сталина.  Но  если Молотов лишит их своей защиты, он
нанесет  вред  не только  физикам,  но  и  советской родине.  Это  создавало
интересный и неприятный баланс между ним и личным составом лаборатории.
     Он сердито выдохнул.
     -- Есть у вас еще проблемы в создании этих бомб?
     --  Да, одна небольшая имеется, -- ответил Курчатов с иронией в глазах.
-- Как только  часть урана в атомном котле превратится в плутоний, мы должны
извлечь его и переработать  в материал для  бомбы  -- и это надо сделать, не
допустив утечки  радиоактивности в  воздух или в реку. Мы это уже  знали, но
Максим Лазаревич особенно настаивает на этом.
     -- В чем  тут  трудность? -- спросил Молотов.  --  Признаю, я не физик,
чтобы понять тонкие материи без объяснений.
     Улыбка Курчатова стала совсем неприятной.
     --  Этот  вопрос  не  такой  уж тонкий.  Утечку  радиоактивности  можно
обнаружить. Если ее  обнаружат, и это  сделают ящеры,  то вся  эта местность
станет гораздо более радиоактивной.
     Молотову понадобилось некоторое время, чтобы усвоить, что именно имел в
виду Курчатов. После этого он кивнул -- резко и коротко дернул головой.
     -- Смысл вопроса ясен, Игорь Иванович. Вы можете пригласить Кагана сюда
или  провести меня  к  нему?  Я  хочу  выразить  ему благодарность советских
рабочих и крестьян за его помощь нам.
     --  Подождите, пожалуйста, здесь, товарищ народный комиссар иностранных
дел. Я приведу его. Вы говорите по-английски или по-немецки? Нет?  Не важно,
я буду переводить.
     Он поспешил  по  белому  коридору,  который  так  не вязался с топорным
внешним видом здания лаборатории.
     Через  пару  минут  Курчатов  вернулся,  ведя  с  собой  парня  в белом
лабораторном халате. Молотов удивился  тому, как молодо выглядел Макс Каган:
на  вид ему было чуть  больше тридцати.  Он был среднего  роста, с вьющимися
темно-каштановыми волосами и умным еврейским лицом.
     Курчатов заговорил с Каганом по-английски, затем обратился к Молотову.
     -- Товарищ нарком, я представлю  вам Максима Лазаревича Кагана, физика,
присланного на время из Металлургической лаборатории Соединенных Штатов.
     Каган  энергично   пожал  руку  Молотова  и  пространно  сказал  что-то
по-английски. Курчатов взял на себя честь перевода.
     -- Он говорит, что  рад познакомиться с вами  и что его цель -- загнать
ящеров в ад и уехать. Это --  идиома,  и он интересуется тем, что вы думаете
по этому поводу?
     --  Скажите  ему,  что разделяю его  желания  и надеюсь, что  они будут
реализованы.
     Он  принялся изучать  Кагана и  изумился, увидев, что тот  делает то же
самое. Советские ученые с почтением относились к человеку, который  по рангу
был в  СССР  вторым после генерального  секретаря  ВКП(б).  Если  судить  по
поведению Кагана,  тот  счел  Молотова лишь очередным бюрократом, с  которым
приходится иметь дело. В небольших дозах такое поведение забавляло.
     Каган  заговорил  по-английски  со скоростью пулемета.  Молотов не  мог
понять,  о чем  он  говорит, но  интонации  чувствовались  безапелляционные.
Курчатов неуверенно ответил на том же  языке. Каган заговорил  снова, ударив
кулаком  по  ладони  для  большей  убедительности. И снова  ответ  Курчатова
прозвучал настороженно. Каган вскинул руки, выражая явное отвращение.
     -- Переведите, -- велел Молотов.
     -- Он жалуется на качество нашего оборудования, он жалуется на пищу, он
жалуется  на  сотрудника НКВД, который постоянно сопровождает его, когда  он
выходит наружу. Он приписывает сотруднику нездоровые сексуальные привычки.
     --  Во всяком случае, у него сложившееся  мнение,  -- заметил  Молотов,
скрывая усмешку. -- Вы можете сделать что-нибудь с оборудованием, на которое
он жалуется?
     -- Нет, товарищ нарком, -- ответил Курчатов, -- это  самое лучшее,  что
есть в СССР.
     -- Тогда ему придется  пользоваться им и получать  максимум возможного,
-- сказал  Молотов.  --  Что касается  остального, то "колхоз" и  так  имеет
лучшее  снабжение  продовольствием,  чем  большинство   остальных,   но   мы
посмотрим, как можно его улучшить. И если он не хочет, чтобы сотрудник  НКВД
сопровождал его, больше этого не будет.
     Курчатов передал все это Кагану. В ответ американец разразился довольно
длинной речью.
     -- Он постарается наилучшим образом  использовать наше  оборудование  и
говорит, что может сконструировать получше, -- перевел Курчатов, -- и что он
в целом доволен вашими ответами.
     -- И это все? -- спросил Молотов. -- Он сказал гораздо больше. Скажите,
что именно?
     --  Пожалуйста,  товарищ  народный  комиссар иностранных дел.  -- Игорь
Курчатов  заговорил  с некоторым сардоническим удовольствием. --  Он сказал,
что, поскольку я  ответствен  за  этот  проект, я  должен иметь  возможность
решать  эти вопросы сам.  Он сказал, что я  должен  иметь достаточно власти,
чтобы подтирать свой зад без разрешения какого-то партийного функционера. Он
сказал,  что  шпионство НКВД  в отношении ученых, как будто они  вредители и
враги народа, может и  на самом деле  превратить  их  во вредителей и врагов
народа. И  еще сказал, что угрожать ученым высшей мерой наказания за то, что
они  не  выполняют нормы, которые невозможно  выполнить,  --  это наибольшая
глупость,  о  которой он когда-либо слышал.  Вот его  точные слова,  товарищ
нарком.
     Молотов вперил  ледяной взгляд в Кагана.  Американец,  и свою  очередь,
смотрел на него, совершенно не понимая, что речь идет о его судьбе. Немножко
агрессии  -- это  ободряет. А вот если ее  в  Советском Союзе будет  слишком
много, случится катастрофа.
     Курчатов  ведь  тоже  согласен с  Каганом. Молотов это понял. Что  ж, в
данное время  государство  и партия  нуждаются  и  опыте  ученых.  Но  может
наступить день, когда он не потребуется. Молотов это предвидит.
     * * *
     Если  вы  не  собираетесь раздеваться,  вряд ли можно  получить большее
удовольствие,  чем  скачка   на  лошади  по  извилистой  дороге  через  лес,
покрывшийся весенней листвой. Свежая, вселяющая надежду зелень пела для Сэма
Игера. Воздух  был  наполнен  магическим  пряным  ароматом,  который  нельзя
ощутить ни в каком другом времени года: запахом живого и растущего.
     Птицы пели так, словно завтра не будет.
     Игер глянул на Роберта Годдарда. Если Годдард и чувствовал магию весны,
то внешне не показывал этого.
     -- Вы в порядке, сэр? -- обеспокоено спросил Игер. -- Я так и знал, вам
надо было ехать в повозке.
     -- Я  в  полном  порядке,  -- ответил  Годдард  голосом более высоким и
раздраженным,  чем обычно.  Лицо  его было  почти серым, а не  розовым,  как
должно  было быть. Он  вытер  лоб рукавом, словно  делая  небольшую  уступку
слабости, овладевшей его плотью. -- Как там, еще далеко?
     --  Нет, сэр, --  ответил Сэм с возможно большим  энтузиазмом. На самом
деле  им предстоял  еще один день езды верхом, а то и все  два. -- Когда  мы
доберемся до места, то прижмем хвост ящерам, так ведь?
     Улыбка Годдарда получилась не совсем вымученной.
     -- Таков план, сержант. Пока он не сработает, остается только ждать, но
надежда у меня есть.
     -- Сработает, сэр,  не может не сработать, -- сказал Игер. -- Должна же
у  нас  появиться   возможность   сбивать   космические  корабли  ящеров  не
чем-нибудь,  а  ракетами большой дальности.  Слишком  много  уже  смельчаков
погибло -- таковы факты.
     -- И довольно грустные, -- сказал Годдард. -- Так что теперь посмотрим,
что мы сможем сделать.  Единственная проблема -- наведение ракет должно быть
во  много раз точнее. -- Он криво ухмыльнулся.  -- А этого не так-то  просто
добиться -- и это еще один факт.
     -- Да, сэр, -- сказал Игер.
     Тем  не менее  он по-прежнему  чувствовал себя как герой рассказа Джона
Кэмпбелла:  изобрети оружие сегодня,  испытай его  завтра и пусти в массовое
производство послезавтра. С ракетами дальнего действия Годдарда все обстояло
куда сложнее. При их конструировании ему потребовалась  помощь не только  от
ящеров,  но и  от  немцев. И ракеты  еще не были  готовы  к тому дню,  когда
разбомбили  Рим. Но  потом  работа пошла быстрее,  и Сэм радовался, что и он
приложил к ним руку.
     Как он и опасался, они не смогли добраться до Фордайса к закату солнца.
Это означало ночевку на обочине шоссе 79. За себя Игер не беспокоился. Но он
волновался  из-за  того, как скажутся походные условия на Годдарде, даже при
наличии  в  их  снаряжении  спальных  мешков  и  палатки.  Ученому-ракетчику
требовались  все  возможные  удобства,  но  в  разгар  войны  на  многое  он
рассчитывать не мог.
     Когда они  остановились,  он чувствовал себя как загнанная дичь, но  не
жаловался. Он с трудом глотал паек, который они открыли, но зато  выпил пару
чашек напитка из  цикория, который  заменял  кофе.  Он даже шутил по  поводу
комаров, хлопая по  открытым участкам кожи.  Сэм тоже шутил, но  при этом не
обманывался. Когда после ужина Годдард забрался в  свой  спальный мешок,  то
уснул как мертвый.
     На  следующее утро  даже  дополнительная  порция  цикорного  эрзаца  не
взбодрила  его. Тем не менее, после того как ему удалось забраться в  седло,
он сказал:
     -- Сегодня мы преподнесем ящерам сюрприз.
     Похоже,  что это помогло ему больше, чем все  остальное, в том числе  и
ненастоящий кофе.
     Фордайс,  Арканзас, развивался бурно, после нашествия ящеров Игер видел
нечто  подобное  всего  в нескольких  городах.  Город  гордился  несколькими
лесопилками,  хлопкоочистительными предприятиями  и фабрикой  гробов. Телеги
увозили продукцию последнего из названных предприятий, нот уж у кого никогда
не было  простоя,  даже в  бесполезные  дни  мира. Вероятно, оно  продолжает
действовать и поныне.
     Местность к югу и западу  от Фордайса --  вдоль  шоссе  79 --  казалась
настоящим  раем  для  охотников:  заросли  дуба  и сосны должны  были кишеть
оленями, индюками  и другим зверьем. Перед выездом из Хот-Спрингса Сэму дали
автомат "томпсон". Охотиться  с ним  неспортивно,  но когда  охотишься  ради
пропитания, спорт как-то уходит на задний план.
     В  четырех или  пяти милях  от  Фордайса  на  ржавом  капоте брошенного
"паккарда"  сидел  парень,  обстругивавший  сосновую   палку.  На  нем  были
соломенная шляпа и потрепанный комбинезон, он выглядел как фермер, хозяйство
которого видало гораздо лучшие дни, но в голосе, когда он заговорил с Игером
и Годдардом, не было ни медлительности, ни деревенской гнусавости.
     -- Мы ждем вас, -- сказал он с чистым бруклинским выговором.
     -- Капитан  Ханрахан?  --  спросил  Игер, и  замаскированный  ньюйоркец
улыбнулся.
     Он повел  Годдарда и Игера от  шоссе  в  лес. Через некоторое время  им
пришлось спешиться и привязать лошадей. Солдат в оливковой  форме, возникший
словно  ниоткуда,  остался  присмотреть  за  животными.  Сэм  беспокоился  о
состоянии  Годдарда.   Ходьба  по   лесу   была  серьезным   испытанием  его
выносливости.
     Минут через пятнадцать они вышли на  поляну. Ханрахан помахал в сторону
чего-то замаскированного под деревьями на дальней стороне поляны.
     -- Прибыл доктор Годдард, -- закричал он.
     Уважение, которое слышалось в его голосе, прозвучало  почти как "прибыл
Господь".  Через  мгновение Сэм  услышал  звук, который  с этого момента  он
перестал  считать  чем-то  само  собой разумеющимся:  звук  запуска  мощного
дизельного двигателя.
     Тот, кто был внутри  кабины, прогревал его минуту  или две, затем вывел
на  середину  поляны  _нечто_.  События  начали  развиваться  очень  быстро.
Откуда-то  выскочили  солдаты,  стащили  со  странного  сооружения  брезент,
заваленный ветвями, и обнажили заднюю часть грузовика.
     Капитан   Ханрахан   кивнул   Годдарду,  затем   показал   на   ракету,
обнаружившуюся после удаления брезента.
     -- Вот ваш малютка, сэр, -- сказал он.
     Годдард улыбнулся и покачал головой.
     --  Малыш был  усыновлен американской армией. Я лишь пришел с  визитом,
чтобы  убедиться, что вы,  мальчики, знаете, как заботиться  о  нем. Я  ведь
дальше не могу этого делать.
     Плавный  бесшумный  гидравлический  подъемник начал  поднимать  ракету,
перемещая ее  из  горизонтального  в вертикальное  положение.  Она двигалась
гораздо медленнее, чем хотелось бы Сэму. Каждая секунда, пока они находились
на открытом  пространстве, означала еще один шанс для ящеров обнаружить их с
воздуха или с одной из этих набитых приборами искусственных лун, которые они
поместили  на орбите вокруг Земли. Пару запусков назад истребитель обстрелял
лес, заставив их порядком поволноваться: только по глупой случайности ракеты
не повредили большую часть этого собранного по крохам оборудования.
     Как  только   ракета  встала  вертикально,   подъехали   два  небольших
грузовика-заправщика.
     -- Погасите окурки, --  закричал сержант в комбинезоне,  хотя никто  не
курил.
     Двое  солдат  втащили  шланги  по  лестницам,  составлявшим часть  рамы
пусковой  установки.  Заработали  насосы.  В  один  из  баков  пошел  жидкий
кислород, в другой -- чистый спирт.
     -- С древесным  спиртом мы получили бы чуть  большую  дальность, но  со
старым добрым этанолом легче обращаться, -- сказал Годдард.
     -- Да, сэр, -- сказал  Ханрахан,  снова кивая. --  Поэтому вся  команда
получит выпивку, когда мы все сделаем. Ей-богу,  мы заслужили это. А ящеры у
Гринвилла получат подарочек.
     "Девяносто миль, -- подумал Игер. -- Может, чуть больше".
     Как только она взлетит -- если только не сотворит какой-нибудь глупости
вроде взрыва на пусковой установке, -- то пересечет Миссисипи и весь штат за
пару минут. Он покачал головой.  Если это не научная фантастика,  то  что же
это?
     -- Заправлено! -- пропел водитель  грузовика  с пусковой  установкой --
перед ним  были  приборы, которые  позволяли ему  видеть, что  происходит  с
ракетой.
     Солдаты  отсоединили  шланги, спустились  и исчезли.  Заправщики уехали
обратно в глубь леса.
     Пусковая установка у основания  имела поворотный стол. Гироскоп азимута
установили  на  запланированный  курс  --  на  восток, к Гринвиллу. Водитель
высунул из окна  кулак, подняв большой  палец кверху: ракета  была готова  к
полету.
     Годдард повернулся к капитану Ханрахану.
     --  Вот -- вы  видите?  Я вам  здесь не  нужен.  Я мог бы  оставаться в
Хот-Спрингсе, играя в блошки с сержантом Игером.
     --  Да,  когда  все идет  хорошо,  получается  здорово,  --  согласился
Ханрахан.  -- Но  если что-то не заладится, полезно иметь  парня, который до
тонкостей обдумал всю штуку, понимаете, что я имею в виду?
     -- Раньше или позже,  но вы будете все это делать  без  меня, -- сказал
Годдард, рассеянно  почесывая горло сбоку.  Сэм посмотрел  на него, подумав,
что же он имел в виду. Возможно, _оба  смысла_  --  он  знал, что он больной
человек. Ханрахан понял высказывание буквально.
     --  Как скажете,  доктор. Теперь вот  что я скажу --  нам надо убраться
отсюда?
     Но вначале Ханрахан подключил провод. Таща его за  собой, он вприпрыжку
побежал под покров леса, где его ждала  остальная часть команды. Годдард шел
медленными,  но  уверенными шагами. Сэм  держался  рядом с  ним.  Когда  они
покинули поляну, Ханрахан вручил Годдарду пульт управления.
     -- Вот, сэр. Вы хотите оказать нам честь?
     -- Благодарю, я это уже делал прежде. -- Годдард передач пульт Сэму. --
Сержант, может быть, теперь ваша очередь?
     -- Я? -- проговорил Сэм удивленно.
     Почему бы и нет? Не требуется  знать атомную физику, чтобы  понять, как
работает пульт. На нем была одна большая красная кнопка, в самом центре.
     -- Благодарю вас, доктор Годдард. -- И он сильно надавил на кнопку.
     Из-под основания ракеты вырвалось пламя, вначале голубое, затем желтое,
как  солнце.  Рев  двигателя  ударил  в  уши  Игеру.  Казалось,  что  ракета
неподвижно зависла над пусковой установкой.  Сэм нервно подумал,  достаточно
ли  далеко они стоят -- когда  взрывается одна  из этих малюток,  то зрелище
получается внушительным. Но она не взорвалась. Наконец она перестала висеть,
а  взлетела  как стрела,  как пуля, как  нечто  ни  с чем не сравнимое.  Рев
постепенно затих.
     Защитный экран в основании пусковой  установки уберег траву от пламени.
Водитель  побежал  к  кабине  грузовика.  Пусковая  установка  снова приняла
горизонтальное положение.
     --  Теперь  надо убираться  отсюда,  -- сказал  Ханрахан. --  Идемте, я
отведу вас к лошадям.
     Он  пошел быстрым  шагом.  Игера  не требовалось  подгонять. И Годдарда
тоже, хотя он  тяжело дышал, когда  они  добрались  до  солдата, охранявшего
животных. Игер едва успел поставить ногу в стремя, как над головой  загудело
звено вертолетов  и принялось обстреливать поляну, с  которой была  запущена
ракета, и окружающий лес снарядами и небольшими ракетами.
     Ни один  снаряд не лег рядом с  ними. Сэм улыбнулся Годдарду и капитану
Ханрахану, когда вертолеты улетели на восток -- в сторону Миссисипи.
     -- Они нас не любят, -- сказал он.
     --  Эй, не ругайте меня, -- сказал Ханрахан. -- Это ведь вы пустили эту
ракету.
     -- Да, -- сказал Игер почти мечтательно. -- И как оно?
     * * *
     -- Это  невыносимо, --  заявил Атвар.  -- Одно дело, когда по нам  бьют
ракетами  дойч-тосевиты.  Но  теперь  и  другие Большие  Уроды овладели этим
искусством, что ставит нас перед серьезными трудностями.
     --  Истинно  так, благородный адмирал, --  сказал Кирел.  -- Эта ракета
взорвалась  совсем   близко  от  корабля  "Семнадцатый  Император  Сатла"  и
наверняка уничтожила бы его,  если была  бы лучше  нацелена.  --  Он  сделал
паузу, затем постарался  увидеть в случившемся и светлую сторо