возьмем с собой,  тем  медленнее
сможем двигаться и тем более уязвимую мишень будем представлять для ящеров.
   - В ваших словах есть смысл, но с другой  стороны,  надо  воспользоваться
случаем. Если после переезда мы не сумеем наладить работу,  которую  от  нас
требуют, то с таким же успехом могли бы оставаться  в  Чикаго.  Мы  покидаем
город не как частные лица, а как работающая лаборатория, - сказал Ферми.
   - Вы здесь главный. - Иджер закрыл  коробку,  обвернул  ее  маскировочной
лентой и достал из  кармана  рубашки  карандаш.  -  Как  правильно  написать
"центрифуга"?
   Когда Ферми назвал слово по слогам, Сэм большими черными буквами  написал
его сверху и по бокам.
   Пока он оборачивал коробку с другой центрифугой, у него кончилась  лента,
и Сэм вышел в коридор, намереваясь раздобыть  еще  один  рулон.  В  кладовой
ленты хватало; в эти дни Металлургическая лаборатория получала все лучшее из
того, что осталось в Чикаго. Сэм уже собирался вернуться и  дальше  помогать
Ферми, когда из соседней комнаты вышла Барбара Ларсен. Матовое стекло двери,
из  которой  она  появилась,  было  заклеено  бумажными  полосками,  -  если
поблизости разорвется бомба, осколки стекла не разлетятся, как  кинжалы,  во
все стороны..
   - Привет, Сэм, - сказала она. - Как дела?
   - Неплохо, - ответил он, и помолчав, добавил:
   - Устал только. А как у вас?
   - Примерно так же.
   У Барбары еще оставалась пудра, но ее слой не мог  скрыть  темных  кругов
под глазами. Причиной низко опущенных плеч была вовсе не кипа папок, которую
тащила Барбара. В большей степени это вызывалось недостатком сна, чрезмерной
работой и сильным страхом.
   Иджер помешкал, потом спросил:
   - Хоть что-нибудь хорошее слышно?
   - Вы имеете в виду - о Йенсе? - Барбара покачала головой. - Я уже  готова
сдаться. Внешне я еще продолжаю что-то предпринимать. Только что оставила  у
Энди Рейли записку на случай, если Йенс  все-таки  вернется.  Написала  ему,
куда мы едем. Вы ведь знаете Энди?
   - Это сторож? Конечно, я его знаю. Хорошая мысль, он надежный  парень.  А
куда мы едем? Никто не удосужился мне сказать.
   - В Денвер, - ответила Барбара. - Если сможем туда добраться.
   - В Денвер, - повторил Сэм. - Знаете, я  там  играл.  По-моему,  тогда  я
играл в составе "Омахи".  Но  почему  Денвер?  Нам  же  черт  знает  сколько
придется туда добираться.
   - Думаю, в этом частично и заключается план, - сказала Барбара.  -  Ящеры
не суются в те места, особенно с  началом  зимы.  Там  мы  будем  в  большей
безопасности, и возможности для работы лучше... если,  как  я  говорила,  мы
сможем туда добраться. Понесу-ка я это вниз, - сказала Барбара и  подхватила
папки.
   - И мне тоже пора, - сказал Иджер. - Берегите себя, слышите? Я разыщу вас
при отправке конвоя.
   - Хорошо, Сэм. Спасибо.
   Она зашагала по коридору к лестнице. Сэм провожал  ее  глазами.  "Скверно
получается с ее мужем", - подумал он. Сейчас даже она сама стала свыкаться с
мыслью, что Йенс  не  вернется.  Но  как  бы  плохо  ни  было  Барбаре,  она
оставалась слишком привлекательной и слишком симпатичной, чтобы обречь  себя
на вечное вдовство. Иджер сказал себе:
   "Ладно,  что-нибудь  придумаю,  когда   представится   случай.   И   если
представится".
   Но не сейчас. Сейчас надо  возвращаться  к  работе.  Сэм  обвязал  лентой
коробку со второй  центрифугой,  затем,  кряхтя,  поставил  обе  коробки  на
тележку. Подошвой армейского ботинка он  нажал  на  перекладину  и  наклонил
тележку в удобное  для  перевозки  положение.  Этому  фокусу  Сэм  научился,
подрабатывая грузчиком в  одно  из  межсезоний.  Научился  он  и  тому,  как
спускать нагруженную тележку вниз:
   - перемещать ее задом было медленнее, зато куда  безопаснее.  А  судя  по
словам Ферми, с каждым из  отправляемых  приборов  нужно  обращаться  как  с
незаменимым.
   Когда Иджер спустил тележку на первый этаж, он даже вспотел от  натуги  и
сосредоточенности. Большая часть лужайки перед  Экхарт-Холлом  была  покрыта
маскировочной сеткой. Под нею, уповая на удачу в защите от  бомбардировщиков
ящеров,   собралась   разношерстная    коллекция    армейских    грузовиков,
автофургонов, пикапов с брезентовым верхом, автобусов и легковых  машин.  Их
окружали часовые в форме. У  них  были  заряженные  винтовки  с  примкнутыми
штыками. Охрана требовалась не  столько  оборудованию,  сколько  бензобакам,
откуда моментально могли высосать все горючее. Баки были залиты полностью, а
в истерзанном войной Чикаго бензин ценился дороже рубинов.
   Сэм понимал назначение далеко не всех вещей, которые грузили  люди.  Один
выкрашенный в оливковый цвет "студебекер" был доверху забит не чем иным, как
брусками черного, пачкающегося материала.  На  каждом  красовался  аккуратно
выведенный через трафарет номер. Как будто кто-то разобрал на части объемную
головоломку и намеревался, очутившись в Колорадо, собрать ее снова.  Но  для
чего эти штуки?
   Сэм обернулся и спросил об  этом  человека,  застрявшего  позади  него  в
погрузочной "пробке".
   - Это графитовые стержни для управления реактором. Они замедляют движение
нейтронов, и потому атомы урана имеют больше шансов захватить их.
   - А-а, - ответил Иджер.
   Ответ ничуть не прояснил ситуацию. Сэм  щелкнул  языком.  Он  не  впервые
убеждался, что без научно-фантастических романов был бы еще тупее, но от  их
чтения он не сделался физиком. Очень жаль.
   Из здания вышла Барбара с  новой  порцией  папок.  Иджер  пошел  еще  раз
взглянуть на графитовые стержни,  чтобы  выждать  время  и  потом  подняться
вместе с нею.
   Они успели дойти до дверей, когда с  запада  послышался  грохот  зениток.
Вскоре их выстрелы начали раздаваться по всему городу. Перекрывая этот  шум,
над головой завизжали реактивные двигатели самолетов ящеров, затем донеслись
тяжелые удары упавших бомб. Барбара закусила губу.
   - Совсем близко, - сказала она.
   - Миля, может две, к северу, - сказал Иджер. Как любой житель Чикаго,  он
стал  знатоком  взрывов.  Сэм  положил  руку  на  плечо   Барбары,   радуясь
возможности коснуться ее. - Идите под крышу. В любую минуту полетят осколки,
а у вас нет каски. - Костяшками пальцев Сэм постучал по своей.
   И действительно, куски гильз от зенитных снарядов посыпались, точно град.
Барбара юркнула внутрь Экхарт-Холла - кому хочется подставлять свою голову!
   - Эти бомбы упали между университетом и военным пирсом. Надеюсь, что  они
не слишком раздолбали дорогу туда.
   - Я тоже надеюсь. - Сэм остановился, внимательно посмотрел на  Барбару  и
строго сказал:
   - Ну и набрались же вы солдатских словечек.
   - Что? Неужели? - Глаза Барбары округлились в наигранном  простодушии.  -
Это называется "речь, загрязненная сверх всякой меры, ", да?
   - Вот-вот, загрязненная. Правильно сказано, между прочим.
   Иджер не то кашлянул,  не  то  рассмеялся.  Барбара  показала  ему  язык.
Смеясь, они вместе поднялись по лестнице.
   Днем  ящеры  снова  бомбили  Чикаго,  продолжив  свои  налеты   и   после
наступления темноты.  Хотя  до  этого  в  их  бомбардировках  был  некоторый
перерыв. Вот бы погода резко ухудшилась, - иногда  это  удерживает  врага...
Где-то вдали послышался вой пожарной сирены. У этой  машины  еще  оставалось
топливо. Но найдут ли пожарники действующий водопровод,  когда  доберутся  к
месту пожара?
   К следующему утру погрузка была закончена. Иджер  вместе  с  Ульхассом  и
Ристииом втиснулись в автобус, забитый коробками, в которых могло находиться
все что угодно. Вместе с ними погрузились еще несколько солдат. Двое пленных
ящеров отправлялись в Денвер для оказания возможной помощи Метлабу в  работе
над проектом. Хотя пришельцы были одеты в морские бушлаты, болтавшиеся на их
хрупких плечах, они не переставали дрожать. В автобусе были выбиты несколько
стекол, и внутри парил такой же холод, как и снаружи.
   По всей лужайке люди ворчали из-за порезанных пальцев рук  и  отдавленных
пальцев ног - побочных эффектов погрузки. Потом, один за другим,  заработали
моторы. Шум и вибрация пронизали Иджера до самых  костей.  Вскоре  он  снова
окажется в пути. Одному Богу  известно,  в  скольких  поездках  он  побывал,
мотаясь  между  городами.  И  теперь  ощущение  движения  было  приятным   и
нормальным. Возможно, Сэм по природе своей был кочевником.
   Автобус наполнился бензиновыми и дизельными выхлопами. Иджер  закашлялся.
Кажется, раньше машины так не воняли. Правда, в последнее  время  ему  редко
приходилось вдыхать выхлопные газы. Автомобили по чикагским улицам почти  не
ездили, так что  загрязнять  воздух  было  некому.  Наблюдая,  как  водитель
переключает скорости, Иджер не сомневался, что от него самого за рулем  было
бы больше толку, чем от этого  олуха.  , но  его  ухо
весьма точно улавливало происхождение Гольдфарба.
   Диктор Би-би-си объявил:
   - А сейчас полностью воспроизводим запись, недавно полученную  в  Лондоне
из подпольных источников в Польше. Ее сделал Мойше Русси,  известный  многим
как апологет ящеров. После этого мы передадим Перевод его выступления.
   Включили запись. Бэгнолл немного знал немецкий,  но  сейчас  это  ему  не
помогло. В отличие от предыдущих пропагандистских передач, на этот раз Русси
говорил на идиш. Борт-инженер подумал, не спросить ли у  Гольдфарба,  о  чем
идет речь. "Лучше не стоит", - решил он. Оператор радара  и  так  чувствовал
себя униженным, имея родственника-коллаборациониста.  Сам-то  он  без  труда
понимал, что говорит Русси. Гольдфарб поедал глазами  приемник,  словно  мог
увидеть там своего троюродного брата. То и дело  он  ударял  правым  кулаком
себе по ляжке.
   Когда Русси кончил говорить и установилась тишина, Гольдфарб воскликнул:
   - Ложь! Я так и знал, что все это было ложью! Раньше, чем  Бэгнолл  успел
спросить, что именно было ложью, из динамика вновь  зазвучал  голос  диктора
Би-би-си:
   - Это было выступление Мойше Русси.  -  После  давящих  гортанных  звуков
языка идиш его голос показался Бэг-ноллу еще мелодичнее. - А теперь, как  мы
и обещали, прослушайте перевод.  У  микрофона  -  сотрудник  Би-би-си  Натан
Якоби.
   Послышался недолгий шелест бумаги, затем раздался другой голос, столь  же
ровный и поставленный, как и у первого диктора.
   - Господин Русси сказал дословно следующее... " Мое последнее выступление
по радио ящеров было фальшивкой от начала до конца. Меня заставили говорить,
приставив к затылку дуло автомата. Но даже и в этом случае  ящерам  пришлось
изменить мои слова,  чтобы  насильственно  придать  им  требуемый  смысл.  Я
категорически  осуждаю  их  попытки  поработить  человечество  и  настойчиво
призываю  к  любому  сопротивлению,  какое  только  возможно.  Кто-то  может
удивиться, почему же тогда я  часто  выступал  от  их  имени.  Ответ  прост:
нападение  ящеров  на  Германию  помогло  моему  народу,   который   нацисты
последовательно уничтожали. Когда какой-то народ  истребляют,  даже  рабство
выглядит  более  привлекательной  альтернативой,  а  поработители   вызывают
чувство благодарности. Однако ящеры тоже оказались истребителями, причем  не
только евреев, но и всего человечества. Да поможет Бог всем нам и каждому из
нас найти силы и мужество для сопротивления им..."
   Вновь зашелестела бумага, затем раздался голос первого диктора:
   - У микрофона был  Натан  Якоби,  читавший  перевод  на  английский  язык
заявления Мойше  Русси,  в  котором  он  отмежевывался  от  своих  последних
высказываний,   фальсифицированных   ящерами.   Инопланетных    захватчиков,
пытающихся покорить наш мир, не может  не  ошеломить  тот  факт,  что  даже,
казалось  бы,  самые  лояльные  помощники  восстают  против  их  порочной  и
агрессивной политики.  Премьер-министр  Черчилль  высказал  свое  восхищение
мужеством, которого потребовало  от  господина  Русси  это  разоблачение,  и
выразил надежду, что тот сумеет избежать карательных мер ящеров... Переходим
к другим новостям...
   Дэвид Гольдфарб глубоко вздохнул.
   - Никто здесь даже представить не может, как замечательно я себя чувствую
после этого, - провозгласил он на всю казарму.
   - Думаю, мы можем, - сказал Кен Эмбри.  Бэгнолл  тоже  собирался  сказать
что-нибудь вроде этого, но решил, что пилот высказался за них обоих.
   - Британская манера говорить всегда сводила моего отца с ума, - засмеялся
Гольдфарб. - Когда он сюда приехал,  то  довольно  быстро  научился  болтать
по-английски, но так и не смог до конца уразуметь, как это люди  общаются  и
не орут друг на друга, неважно, от злости или от радости.
   - По-твоему, мы кто - орава торговок рыбой, что ли? Бэгнолл изо всех  сил
старался придать голосу обиженный тон. Но, даже отбросив усвоенную  в  школе
манеру выражаться, он не слишком-то в этом преуспел.
   - Я говорил об отце, а не о себе, - возразил 1ольдфарб.  -  Я  умею,  что
называется, читать  между  строк  и  знаю,  что  вы  имеете  в  виду.  Вы  -
потрясающие парни! - Он снова засмеялся. - И я знаю,  что  это  больше,  чем
может себе позволить сказать истинный англичанин. Но кто говорит,  что  я  -
истинный англичанин? Жаль, что сейчас  нельзя  получить  увольнение.  Я  так
давно не был дома и не орал на свою родню.
   "Какое чудовищное признание", -  подумал  Бэгнолл.  Конечно,  родственные
связи - это здорово, но  в  его  собственной  жизни  экипаж  бомбардировщика
значительно потеснил родственников и занял центральное место.  Только  через
некоторое время Бэгнолла пронзила мысль: "А может, Гольдфарб имеет то,  чего
так недостает мне?"

***

   -  Добрый  день,  гepp  комиссар  иностранных  дел,  -  обращаясь   через
переводчика, произнес Адольф Гитлер. - Надеюсь, вы хорошо  выспались?  Прошу
вас, проходите, нам нужно о многом поговорить.
   - Благодарю вас, господин канцлер.
   Вячеслав Молотов проследовал за Гитлером  в  небольшую  гостиную,  бывшую
частью  Берхтесгаденского  пристанища  германского  вождя,  прежде  чем  оно
слилось с величием Бергхофа, возникшего вокруг.
   Молотов догадывался, что приглашение в гитлеровскую  святая  святых  было
оказанием чести. Но если так, он с  удовольствием  отказался  бы  от  такого
почета. Все  убранство  комнаты  кричало  о  мелкобуржуазных  вкусах  своего
хозяина:  помпезная  мебель  в  старинном  немецком   стиле,   искусственные
растения, кактус... Боже, там оказалась даже канареечная клетка с  латунными
прутьями! То-то будет смеяться Сталин, когда услышит об этом.
   На стульях и кушетках были разложены вышитые  подушечки,  большинство  из
них - украшенные свастикой. Столы переполняли  всевозможные  безделушки,  на
которых тоже красовались свастики. Даже Гитлера  смущало  подобное  изобилие
нацистской символики.
   - Я знаю, вы не назовете все это  красивым,  -  сказал  он,  указывая  на
открывшееся Молотову зрелище. - Но их сделали немецкие  женщины  и  прислали
мне, а у меня рука не поднимается это выбросить.
   "Вдобавок у него еще и мелкобуржуазная сентиментальность", - с презрением
подумал Молотов.  Сталину  это  тоже  показалось  бы  смешным.  Единственным
сентиментом,  которым  отличался  сам  Сталин,  была   разумная   забота   о
собственном величии и величии Советского Союза.
   Однако извращенные романтические наклонности делали Гитлера не  менее,  а
более опасным. Это означало, что его поступки невозможно просчитать с  точки
зрения разума. Его вторжение в СССР стоило  Сталину  нескольких  дней  шока,
прежде чем советский вождь начал  собирать  силы  для  ответного  удара.  По
сравнению  с  немецким  империализмом  империализм  Англии  и  Франции   был
несравненно мягче.
   Но теперь весь мир столкнулся с империализмом космических пришельцев, где
отсталые  экономическая  и  политическая  системы  уживались  с  более   чем
современной  техникой.  Молотов  постоянно  обращался  к  трудам  Маркса   и
Энгельса,  пытаясь  понять,  как  могла  возникнуть  подобная  аномалия,  но
безуспешно.  Ясно  было  лишь  одно:   передовые   капиталистические   (даже
фашистские) государства и государство победившего социализма должны  сделать
все, что в их силах, чтобы противостоять усилиям пришельцев отбросить  их  в
своем развитии назад.
   - Можете от моего имени поблагодарить генерального секретаря  Сталина  за
то, что он поделился  с  Германией  частью  материала,  имеющего,  возможно,
взрывчатые  свойства.  Я  имею  в  виду  тот  материал,  который  был  добыт
совместным германо-советским боевым отрядом, - сказал Гитлер.
   - Я непременно сделаю это, - сдержанно поклонился Молотов.
   Он не зря длительное время  упражнял  свое  лицо,  чтобы  оно  ничего  не
выдавало. Сейчас лицо Молотова  не  показало  Гитлеру,  какой  испуг  ощутил
советский нарком иностранных дел. Значит, этот  проклятый  немецкий  танкист
все-таки пробрался сюда! Скверно. Сталин намеревался создать лишь  видимость
сотрудничества, но не само сотрудничество. Это вряд ли ему понравится.
   - Правительству Советского Союза, - продолжал Гитлер, -  следует  воздать
должное, что  оно  проявило  проницательность,  когда  посчитало  упомянутый
материал слишком ценным;  чтобы  направить  его  в  Германию  по  воздуху  и
допустить путешествие окружным путем, тогда  как  даже  вам,  герр  комиссар
иностранных дел, пришлось лететь данным маршрутом.
   Фраза была достаточно напичкана сарказмом, чтобы больно задеть за  живое,
хотя бы с учетом того, что Молотов вообще терпеть  не  мог  полетов,  но  по
приказу Сталина был вынужден забраться в этот жуткий маленький  самолетишко,
доставивший его в Германию. Делая вид,  что  ничего  не  случилось,  Молотов
сказал:
   -  Товарищ  Сталин  попросил  совета  у  военных  специалистов  и   затем
последовал тому, что  они  посоветовали.  Ему,  конечно  же,  будет  приятно
узнать, что предназначенный вам груз благополучно достиг вашей  страны,  как
то и предусматривалось его планом.
   Сказанное было откровенной ложью,  но  как  Гитлер  сумеет  уличить  его,
особенно когда оказалось, что посланник каким-то  образом  сумел  преодолеть
превратности путешествия?
   Однако Гитлер нашел такой способ:
   - Пожалуйста, передайте также герру Сталину, что все-таки было  бы  лучше
доставить груз  сюда  по  воздуху  В  таком  случае  половина  материала  не
оказалась бы похищенной по пути евреями.
   - Как вы сказали? - спросил Молотов..
   - Похищенной евреями, - повторил ему, точно слабоумному ребенку, Гитлер.
   Молотов скрыл свое раздражение точно так же,  как  скрывал  все,  что  не
относилось непосредственно к делу. Гитлер яростно взмахнул рукой, его  голос
перешел в сердитый крик:
   - Когда этот доблестный немецкий майор пробирался на лошади через Польшу,
он был остановлен вооруженными еврейскими бандитами, которые  принудили  его
отдать половину драгоценного сокровища,  предназначавшегося  для  германской
науки.
   Это было для Молотова новостью, причем неприятной. Он не мог  удержаться,
чтобы в свою очередь не уколоть Гитлера:
   - Если бы в странах, захваченных вашими армиями, вы  не  истязали  евреев
сверх всякой меры, у них, несомненно, было бы меньше желания  совать  нос  в
то, что вез посланник.
   - Но евреи - это паразиты на теле человечества! - искренне заявил Гитлер.
- У  них  нет  собственной  культуры.  Основы  их  жизнедеятельности  всегда
заимствуются  у  тех,  среди  кого  они  селятся.   Евреи   начисто   лишены
идеалистического подхода и желания вносить  свой  вклад  в  развитие  других
народов. Посмотрите, они, как никакой другой народ, уютно  устроились  возле
задов ящеров.
   - А вы посмотрите, почему они это сделали, - ответил Молотов.  Его  жена,
Полина Жемчужина, была еврейских кровей, хотя вряд ли Гитлер об этом знал. -
Любой утопающий хватается за соломинку, где бы она ни оказалась.
   "Таким образом англичане присоединились к нам в  борьбе  против  вас",  -
подумал Молотов. Вслух он добавил:
   - Между прочим, разве главный рупор ящеров из среды  польских  евреев  не
отрекся от них и не решил скр