ило Мойше, который и
сам говорил  с ошибками. Они  с  Ривкой  подхватили  свой скромный багаж  и,
пропустив Рейве-на вперед, начали подниматься вверх по лестнице.
     Мойше  вглядывался  в темноту.  Грузовой пароход покачивался на  волнах
совсем рядом с "Морской  нимфой".  Даже в  темноте Мойше разглядел, какой он
старый  и грязный.  Подошел  капитан  Стэнсфилд  и показал на стоящее  рядом
судно.
     -- Это "Накос", -- сказал он. -- Он отвезет вас на Святую Землю.  Удачи
вам. -- Он протянул руку, и Мойше пожал ее.
     Зазвенели цепи, и с "Наксоса" спустили шлюпку. Мойше помог жене  и сыну
забраться в нее, затем перебросил вещи и сел сам. Один из матросов на веслах
что-то сказал на не  знакомом Мойше языке. К его удивлению, Рейвен  ответил.
Матрос удивленно посмотрел на мальчика и расхохотался.
     -- Это  какой  язык? Когда ты успел  его выучить? -- спросил  на идиш у
сына Мойше.
     -- Что значит, какой язык?  -- ответил Рейвен тоже на  идиш. --  Матрос
сказал те же слова, которые говорили близнецы Стефанопулос, и я ему ответил.
Мне нравилось с ними играть, хотя они и не евреи.
     -- Он  выучил греческий,  -- с  укором сказал  Мойше  Ривке,  но  уже в
следующую минуту рассмеялся.  -- Интересно,  успели ли близнецы Стефанопулос
продемонстрировать матери знание идиш?
     -- Да,  они пользуются моими словами, папа, -- сказал Рейвен. -- В этом
нет ничего  плохого, правда?  -- Мальчик встревожился, не выдал  ли он своим
друзьям какую-то тайну; в гетто быстро узнаешь, что болтать опасно.
     -- Все в  порядке, --  успокоил сына Мойше.  -- Более  того,  я горжусь
тобой.  Ты быстро выучил слова чужого  языка. -- Он  почесал  в  затылке. --
Надеюсь, что не только ты сможешь объясняться с матросами.
     Когда они поднялись на  палубу "Наксоса", капитан  испробовал несколько
языков, прежде чем выяснилось, что оба говорят по-немецки.
     -- Меня  зовут Панайотис  Маврокордато, --  сказал капитан,  театрально
ударяя  себя в грудь. -- Они наши общие враги, но мы  вынуждены пользоваться
их  языком, чтобы говорить друг  с  другом. -- Он сплюнул  на палубу,  чтобы
показать, что он думает о немцах.
     -- Теперь общими врагами стали ящеры, -- сказал Мойше.
     Грек поскреб подбородок, кивнул и вновь сплюнул.
     "Морская  нимфа"  исчезла под волнами Средиземного моря, и Мойше  вдруг
почувствовал  себя одиноким и беспомощным. Он  доверял  британским матросам.
Кто  знает,  какие планы у команды маленького  греческого парохода? Если они
решат  выбросить его за  борт, кто им помешает? При  желании  капитан  может
передать их первым же попавшимся ящерам.
     -- Куда мы поплывем? --  осторожно спросил Мойше. Маврокордато, загибая
пальцы, принялся перечислять города:
     -- Рим, Афины, Тарсус, Хайфа. В Хайфе вы сойдете на берег.
     --  Но...  --  Неужели  Маврокордато  пытается  его  обмануть?  --  Рим
находится в руках ящеров. Ими захвачена большая часть Италии.
     --  Вот почему  мы отправляемся туда. --  Маврокордато сделал  вид, что
слизывает что-то с ладони. -- Ящеры будут очень gamemeno рады нас видеть.
     Мойше не знал, что значит слово gamemeno. Рейвен ахнул и захихикал, что
приоткрыло  завесу тайны над смыслом слова. Впрочем, Мойше  уже догадался, о
чем говорит грек.  Значит, он  перевозит имбирь. Инопланетяне будут рады его
видеть -- а капитан не сдаст семейство евреев официальным властям ящеров.
     -- Они отдают нам немало интересных штучек  в обмен на... --  продолжал
Маврокордато, вновь сделав знакомый жест. -- Мы привозим то, что им нужно. У
нас  отличные доходы. А когда англичане заплатили нам за вашу доставку... --
Он поднес пальцы к губам и поцеловал их.
     Русецки впервые видел этот жест, но понял его и без переводчика.
     Капитан "Наксоса" отвел их в каюту. В ней стояла узкая койка для него и
Ривки,  на полу  лежал соломенный тюфяк для  Рейвена.  Каюта была  тесной  и
грязноватой, но после  пребывания на борту "Морской нимфы"  новое пристанище
показалось им загородной виллой.
     --  Зажигайте  свет только  после того,  как  плотно закроете  дверь  и
опустите занавеску на  иллюминатор, -- предупредил Маврокордато. -- Если  вы
этого не сделаете, мы будем очень вами недовольны,  сколько бы англичане  за
вас ни заплатили. Вы меня поняли?
     И, не дожидаясь ответа, он присел на  корточки и, обращаясь  к Рейвену,
медленно произнес короткую фразу на греческом.
     -- _Нет,  нет_, --  ответил Рейвен -- или так  только показалось Мойше?
Его сын явно рассердился, что с ним говорят, как с ребенком,  и добавил:  --
Malakas.
     Глаза  Маврокордато  округлились,  и  он принялся  неудержимо хохотать.
Выпрямившись во весь рост, он сказал:
     -- У вас  замечательный мальчик.  Из него получится настоящий  мужчина,
если его кто-нибудь не задушит раньше.
     Через пару часов, когда взойдет солнце,  у нас будет завтрак -- булочки
и  паршивый чай. Присоединяйтесь к нам. -- Коротко поклонившись, он вышел из
каюты.
     Ривка  закрыла дверь,  опустила  затемнение  на иллюминатор  и включила
свет.  Загорелась тусклая  лампочка  на  потолке,  защищенная  металлической
сеткой, очень похожая на те, что были на борту "Морской нимфы". Однако Мойше
пришлось прикрыть веки -- после темноты глаза начали слезиться.
     Он  оглядел каюту.  Много  времени  не  потребовалось: если  не считать
отслаивающейся краски и следов ржавчины, смотреть было не на что.
     -- Половина пути, -- сказал он.
     -- Половина пути, -- повторила Ривка.
     -- Мама, папа, мне нужно в туалет, --  сказал Рейвен. Мойше взял его за
руку.
     -- Пойдем, -- сказал он. -- Поищем, где здесь гальюн.
     * * *
     Еще  никогда в жизни Уссмаку не приходилось надевать  на  себя  столько
одежды. Дома он вообще ничего не носил, если  не считать раскраски и пояса с
сумками. Но если бы он в таком виде вышел на улицу, то замерз  бы до смерти,
не успев добежать до танка. Он повернул один  из глазных бугорков и осмотрел
тяжелые перчатки у себя на руках.
     --  Интересно, как  можно  работать в этих  неуклюжих штуках?  -- не  в
первый раз пожаловался он. -- С тем же успехом я мог бы управлять танком при
помощи обрубка хвоста.
     -- Мы  обязаны  управлять  танком в  любых условиях, -- ответил Неджас.
Командир танка, как и Уссмак, закутался в теплую  одежду до  самого носа. --
Машина должна находиться в  идеальном состоянии,  повсюду чистота, двигатель
тщательно смазан. Если у нас будут даже минимальные неполадки, Большие Уроды
моментально прикончат нас  --  мы и заметить ничего  не успеем -- Он немного
помолчал и добавил: -- Мне бы не помешала щепотка имбиря.
     -- Я бы и сам не отказался, недосягаемый господин, -- ответил Уссмак.
     Он знал, что спас Неджасу жизнь, дав ему имбирь, когда командир получил
ранение во время вторжения в Британию.
     Однако  имбирь обострил мировосприятие Неджаса. Он и раньше стремился к
совершенству  во всем;  теперь  же малейшие  недочеты приводили командира  в
ярость.  Имбирь  также  усилил  свойство  Неджаса  из-за всего  тревожиться,
особенно когда он надолго лишался наркотика.
     Многие  самцы  давно  лишились  душевного  равновесия  в  этой  забытой
Императором части  Советского Союза.  Им целыми  днями приходилось  сидеть в
казармах -- однообразие жизни нарушало лишь патрулирование.  И еще они могли
наблюдать  по видео  за  тем, как  идет  покорение  Тосев-3. И  хотя дикторы
старались  подчеркнуть даже минимальные успехи, любому здравомыслящему самцу
становилось ясно: положение не улучшается.
     --  Недосягаемый  господин, а  будет ли от  планеты хоть  какой-то толк
после того, как мы ее покорим? --  спросил Уссмак. -- Если дело пойдет так и
дальше, очень скоро от нее ничего не останется.
     --  Не  нам  подвергать  сомнению  стратегию  командования.  Мы  должны
выполнять  приказы, -- ответил Неджас; как и всякий достойный самец Расы, он
умел не только отдавать приказы, но и подчиняться им.
     Может быть,  причина  заключалась  в  имбире  или в  количестве  убитых
товарищей  по оружию,  а может быть,  в  дикторах, не  имеющих  ни малейшего
представления о том,  что такое  настоящая война,  --  но Уссмак  больше  не
чувствовал себя достойным самцом.
     --  У   меня  и  в  мыслях   нет  выказывать  неуважение  недосягаемому
командующему  флотом  и тем, кто дает ему советы, недосягаемый господин,  но
слишком многие из  их замыслов не удалось осуществить. Взгляните  на то, что
произошло в Британии. А как насчет отравляющих газов и атомных бомб, которые
Большие Уроды применяют против нас?
     Скуб также успел нацепить на себя множество одежек, без которых самцу в
Сибири не выжить. Стрелок недовольно сказал:
     -- Наши командиры лучше  знают, как  завершить покорение Тосев-3, разве
не так, недосягаемый господин? -- И он повернулся к Неджасу.
     Скуб  не  получил  ранений  во  время  кампании  в  Британии; он  также
удержался от соблазна засунуть язык  в растолченный имбирь,  хотя и научился
отводить в сторону глазные бугорки, когда  этим  занимались  его товарищи по
экипажу.  Но   каким-то   непостижимым  образом   Скуб  умудрился  сохранить
поразительную невинность  и  не замечал коварства тосевитов,  подобно самцам
Расы,  только что  прилетевшим  на Тосев-3.  В  некотором  смысле Уссмак ему
завидовал.  Сам он  сильно изменился, а для Расы любые изменения  есть повод
для сомнений и неуверенности.
     Да  и  Неджас изменился --  не так  сильно,  как Уссмак, но заметно. Со
вздохом командир танка ответил:
     -- Стрелок, иногда я задаю  себе вопрос: а что  на  уме у  командующего
флотом? Я повинуюсь -- но вопрос остается.
     Скуб  посмотрел  на  своего  командира  так, словно  тот  сдал  их базу
русским. Стрелку осталось только искать утешения в работе.
     -- Тогда, недосягаемый господин, давайте убедимся в том, что наш танк в
полном  порядке.  Если техника  перестанет  нам  подчиняться,  мы не  сможем
выполнять приказы командиров.
     -- Верно, -- согласился Неджас. -- Я не хочу спорить или огорчать тебя,
Скуб, но и лгать  у меня нет ни малейшего желания. В противном случае ты мог
бы  подумать, что  я говорю  с тобой с экрана видео. --  На Неджаса  уже  не
производил  благоприятного впечатления  поток хороших  новостей,  льющийся с
экрана.
     Поддержание  танка в рабочем состоянии  стало настоящим  кошмаром. Даже
если бы Уссмак не страдал от  холода, задача оставалась чрезвычайно трудной.
Замерзшая  вода заполняла  все  пространство  между  колесами, гусеницами  и
ходовой частью, превращая их  в единое целое.  От невероятного холода металл
становился  хрупким.  Смазка при таких  морозах  переставала выполнять  свои
функции. Двигатель постоянно ломался, а запасных частей не хватало.
     Пока он размораживал крышку  люка, которая никак не желала открываться,
Уссмак сказал:
     -- Хорошо еще, что нам удалось захватить  все необходимое, чтобы  самим
делать запасные детали. Если бы не это и не разборка подбитых машин, большая
часть наших танков уже вышла бы из строя.
     -- Истинно, -- отозвался Скуб, занимавшийся смазкой двигателя.
     Возможно,  это лишь  послышалось  Уссмаку, поскольку  завывающий  ветер
относил слова стрелка в сторону.
     Уссмак старался дышать часто и неглубоко. И хотя воздух проходил сквозь
плотную   материю,   он  обжигал  легкие.  На  маске  образовывались  мелкие
кристаллики льда. Глаза, единственная часть тела, открытая холоду, все время
норовили замерзнуть, и ему приходилось постоянно мигать.
     -- Ну, ладно, достаточно, -- наконец  сказал Неджас. --  Нам  необходим
огнемет,  чтобы привести  в  порядок  ходовую  часть  танка.  Иначе  лед  на
гусеницах не растопить.
     Экипаж двинулся обратно к казармам.
     --  Я разговаривал  с самцами,  которые  находятся  тут  уже  давно, --
сообщил Уссмак. -- Они  говорят, что зимы здесь  тяжелые, но местная весна в
сотни раз хуже. Замерзшая вода начинает таять. Они утверждают, будто за день
или два -- но я не  могу им  поверить! -- все погружается в  глубокую грязь.
Иногда, если повезет, удается вытащить танк на твердую почву.
     --  Ты  ведь служил в  СССР,  не так ли?  -- спросил  Неджас.  --  Тебе
приходилось видеть нечто похожее?
     --  Да,  я  видел ужасную грязь весной,  а потом  получил  ранение,  --
ответил Уссмак. --  Было  плохо.  Но  тогда  шли ливневые дожди. Насколько я
понял, грязь, появляющаяся после таяния снега, гораздо хуже.
     Он оглядел  бескрайние белые  пространства с  сугробами  выше взрослого
самца. До  конца зимы  оставалось  еще  много  времени;  сезоны  на  Тосев-3
тянулись  вдвое  дольше,  чем на  Родине.  Здесь, в Сибири,  зима составляла
большую часть года.
     Он вздохнул, и дыхание легким облачком вырвалось у него изо рта.
     -- Надеюсь, мы проживем достаточно долго,  чтобы увидеть местную грязь,
-- негромко проговорил он.
     * * *
     Ранс Ауэрбах смотрел  на засыпанные  снегом прерии восточного Колорадо.
Повсюду царило спокойствие,  что  его вполне устраивало. Ему хотелось  вновь
сражаться  с  ящерами, а не  выполнять функции военной полиции.  Однако  его
желания далеко не всегда совпадали с приказами, которые действовали на нервы
не только Рансу. Лейтенант Магрудер подъехал к нему и спросил:
     -- Кто этот парень, которого  мы опять должны разыскивать? Пустая трата
времени и сил, если кого-то интересует  мое мнение. -- Впрочем, его никто не
спрашивал.
     -- Полковник Норденскольд  сказал, что его  зовут  Ларс-сен. -- Ауэрбах
рассмеялся.   --  Один   квадратноголовый  приказывает  нам  найти  другого.
Полковник получил депешу  от генерала Гровса, в которой говорится, что  этот
Ларссен  прикончил двух человек и двинулся на  восток. Они не  хотят,  чтобы
Ларссен добрался до ящеров.
     -- А почему? Почему-то никто не хочет ответить на такой простой вопрос,
-- проворчал Магрудер. -- Если он ублюдок и решил перейти на сторону ящеров,
пусть они сами с ним разбираются.
     -- Полковник Норденскольд сказал мне ровно столько же, сколько я говорю
тебе, -- ответил Ауэрбах. -- Я больше ничего не знаю.
     Конечно,  он  мог  бы  сделать  ряд  предположений. Однажды  его  отряд
сопровождал Гровса -- тогда он был полковником -- от восточного побережья до
Денвера. Ране не знал, что находилось в тяжелых, наглухо закрытых ящиках, но
у него имелись догадки. Взрывы в Чикаго и Майами подтвердили его подозрения.
     Если Гровс требует остановить Ларссена, значит, Ларссен имеет отношение
к  взрывам.  И если  Ларссен  доберется  до  ящеров,  кто знает,  что  может
произойти?  Самое  естественное  предположение -- Денвер исчезнет  в  адском
пламени.  И  тогда шансы Соединенных  Штатов на победу  улетучатся  вместе с
дымом над Денвером.
     Если, если, если... Все это лишь  догадки и предположения. Тем не менее
Ауэрбах ни с  кем  не делился  своими мыслями совсем по  другой причине. Чем
меньше людей знает о больших бомбах, тем меньше  шансов,  что о  них  станет
известно  ящерам. Он был готов обсуждать с Магрудером  любые  предположения,
кроме этого. Больше того, Ране жалел, что вообще сообразил, в чем тут дело.
     Магрудер решил сменить тему.
     -- Он рассчитывает проскользнуть мимо нас на _велосипеде_? -- Лейтенант
потрепал по шее свою лошадь, и та в ответ тихонько заржала.
     -- Говорят,  он  овладел  искусством выживания в  трудных условиях,  --
ответил Ауэрбах. -- Возможно,  он  бросит  велосипед и пойдет пешком. Вокруг
огромные пространства, а нас совсем мало. Он может проскользнуть. Проклятье,
Билл, нельзя исключить, что он _уже_  оставил нас с носом. С другой стороны,
он может находиться совсем близко. Мы не знаем.
     --  Да,  не знаем,  --  эхом  отозвался  Магрудер.  -- В  результате мы
разыскиваем этого  типа, вместо  того чтобы  бить  в рыло  ящеров.  Дурацкое
занятие. Должно быть, он важная шишка, если Гровс так хочет его поймать.
     -- Других объяснений я не нахожу, -- согласился Ауэрбах.
     Он чувствовал, что Магрудер не спускает с него глаз, но сделал вид, что
ничего не  замечает.  Конечно, лейтенант знает  мало, но он достаточно умен,
чтобы додумать остальное.
     Ауэрбах посмотрел на юг от шоссе 40. Примерно в двух милях располагался
небольшой городок Бойеро. Один из его взводов сейчас входил  туда. Остальные
кавалеристы  Ауэрбаха рассыпались  вдоль грязной проселочной дороги, ведущей
от Бойеро  к  шоссе и  на  север к Аррибе по шоссе 24.  Территорию  дальше к
северу  контролировали кавалеристы  из Барлингтона.  Возможно,  одиночке  не
проскользнуть сквозь такую сеть, но они живут в  большой  стране, а солдат у
них не так уж много.
     --  И  еще  одно,  --  сказал  Магрудер,  пытавшийся  во  всем  увидеть
положительную  сторону.  --  Ему  не  удастся  нас   обмануть,  прикинувшись
кем-нибудь другим. На дороге вообще нет людей.
     --  Тут ты  совершенно  прав,  -- кивнул  Ауэрбах.  --  Здесь  даже  до
появления ящеров было  народа не так чтобы много. А теперь и вовсе никого не
осталось.
     За   тяжелыми  тучами  солнце  клонилось  к  далеким  Скалистым  горам,
прячущимся за  пеленой облаков.  "Хватит ли  у  Ларссена  мужества  выйти на
дорогу ночью?" -- задумался Ауэрбах. Сам бы он и пытаться не стал. Во всяком
случае  на велосипеде.  Быть может, на своих двоих... Таким  образом  у него
увеличивались  шансы  ускользнуть от  преследователей, но  утром он рисковал
оказаться на открытой местности, где его будет легко заметить.
     По  проселочной  дороге  к шоссе  40  скакал всадник.  Ауэрбах  заметил
выбившиеся из-под шлема светлые волосы и хмыкнул -- Рэйчел Хайнс ни с кем не
перепутаешь.
     Она остановилась возле Раиса, отдала честь и доложила:
     -- Сэр, нам со  Смитти показалось, что  мы видели,  как кто-то движется
через поля.  Он  нас  заметил и сразу  же залег.  Он не мог принять  нас  за
ящеров, так что...
     --  Он догадался, что  мы  его разыскиваем, -- закончил Ауэрбах, ощутив
возбуждение. Он не рассчитывал,  что ему удастся поймать Ларссена, но теперь
ему не терпелось броситься в погоню. -- Я поеду с тобой, -- сказал он. -- Мы
прихватим с  собой всех, кого встретим  по дороге.  -- Ауэрбах повернулся  к
Магрудеру. -- Билл,  остаешься за старшего.  Если у  нас возникнут проблемы,
пришлешь помощь.
     --  Есть, сэр, -- безнадежно отозвался Магрудер. -- Ну, почему я ничего
другого от вас не ждал?
     -- Потому что ты хорошо соображаешь. Поехали, Рэйчел.
     Ауэрбах  пустил  свою лошадь быстрой рысью.  Рэйчел  примчалась к  нему
галопом, но сейчас держалась рядом. Через каждые несколько сотен ярдов к ним
присоединялся  еще  один  всадник.  К тому моменту,  когда  они добрались до
Смитти, в распоряжении Ауэрбаха собрался целый взвод.
     -- Мы  его поймаем, правда, капитан? -- спросила Рэйчел. Ауэрбах уловил
нетерпение  в ее голосе. -- Уж не знаю, почему мы за ним гоняемся, но теперь
он от нас не уйдет.
     -- Надеюсь. -- Ауэрбах  отчетливо услышал вопрос в голосе Рэйчел, но уж
если он не поделился своими  догадками с  Магрудером, то  и Рэйчел ничего не
скажет.  Он  обратился  к  остальным кавалеристам. -- Исбелл, вы  с  Эверсом
останетесь с лошадьми. Если у нас возникнут проблемы, один из вас поскачет к
лейтенанту Магрудеру за подкреплением.
     Солдаты печально подтвердили  приказ.  Ауэрбах  принялся вглядываться в
окутанную снегом прерию. Ничего. Что ж, Ларссен наверняка знает, что делает,
раз уж ему столько времени удавалось успешно скрываться.
     -- Ладно, растянемся в цепь. Будьте очень осторожны. У него винтовка, и
он неплохо стреляет.
     Прежде чем занять свое место в цепи, Рэйчел Хайнс сказала:
     -- Спасибо, что не оставили меня с лошадьми, капитан.
     Ауэрбах  сообразил, что  эта мысль  ему  даже  в голову  не  пришла. Он
воспринимал  Рэйчел как  самого  обычного  солдата. Ране покачал головой. До
войны он и представить себе такого не мог.
     Капитан  шел по промерзшей  земле.  Вероятно,  до прихода  ящеров здесь
расстил