а он снова отправился выполнять задание своей страны, она
даже не пожелала его встретить по возвращении. Мир -- отвратительное место.
     -- А куда она... куда они уехали? -- спросил он.
     -- Боюсь, я не могу ответить на  ваш вопрос, -- сказал Гровс. --  Я  не
ответил  бы на  него, даже  если  бы  вы не были знакомы с ними  обоими.  Мы
постоянно  заботимся  о  безопасности,  несмотря  на  то,  что порой  у  нас
возникают  с  этим   серьезные   проблемы.  Да   и  вообще,   учитывая   все
обстоятельства, лучше вам не знать, где они, -- для всех лучше.
     -- Да, возможно. -- Йенс был с ним совершенно не согласен.
     Наверное, так лучше для  шлюхи, которая когда-то была его женой, и  для
ублюдка, с которым она спуталась, а для него, для Йенса  Ларссена? Он должен
получить  то, что ему  принадлежит,  назад. Снова сменив  тему разговора, он
спросил:
     -- Куда вы меня поселите?
     -- Так,  поглядим. Если я все правильно помню, вы жили  в общежитии для
холостяков в  Лоури-Филд, верно? -- Гровс обладал поразительной способностью
помнить даже самые незначительные мелочи. -- Давайте пока направим вас туда?
Здесь, в университетском городке, у нас маловато места.
     -- Ладно, --  не стал спорить Йенс. "Вот уж  точно, запасная покрышка".
-- Однако вам не следует забывать, что я буду продолжать попытки убедить вас
и  всех  остальных,  что Хан-форд лучше Денвера  подходит  для  производства
атомных бомб.
     --  Не  сомневаюсь, --  заявил Гровс. -- Впрочем, мне трудно поверить в
то, что нам имеет смысл сворачивать производство здесь и начинать все заново
там. Ну, не настолько же  там хорошо. Вам следует отдохнуть  и оглядеться по
сторонам, чтобы понять, что мы успели сделать  в  ваше отсутствие. Возможно,
вы измените свое мнение.
     -- Непременно, -- сказал Ларссен, твердо  зная, что никакая сила в мире
не  заставит  его изменить  свое  мнение  --  после  всего, что ему пришлось
пережить. Он встал и направился к двери.
     -- Подождите,  -- крикнул ему вслед Гровс и что-то  быстро  написал  на
листке бумаги. -- Покажите это  часовым  в  Лоури-Филд.  А потом  полковнику
Хэксхэму, если он не захочет выделить вам комнату в общежитии.
     --  Хорошо.  --  Ларссен  взял  листок  бумаги  и  начал спускаться  по
лестнице. Он забрал  винтовку  у Оскара, вышел  на улицу, сел на велосипед и
пробормотал: -- Старина Хэксхэм.
     Если бы полковник Хэксхэм разрешил  ему сразу отправить Барбаре письмо,
она бы, скорее всего, осталась его женой. Интрижка  с сукиным  сыном  Игером
ничего не изменила бы; в конце концов, она считала,  что ее муж погиб. А так
из-за  проклятого  полковника Хэксхэма  вся его  жизнь  отправилась  псу под
хвост.
     А  Гровс  послал  его  именно  к  Хэксхэму.  Йенс  медленно проехал  по
Университетскому проспекту, затем повернул направо, в сторону Лоури-Филд. Он
крутил педали и жалел себя. Неожиданно ему отчаянно захотелось проехать мимо
военно-воздушной  базы и двинуться дальше на  восток, куда-нибудь к  границе
Колорадо и Канзаса. Здесь никто не желает его слушать, они даже не понимают,
что он прав. Ящерам будет очень интересно узнать, что происходит в Денвере.
     Эта  мысль  посещала  его  и раньше.  Ему  даже  пришлось усилием  воли
заставить  себя  повернуть  на запад, а  не на  восток,  когда его отправили
осматривать  Ханфорд.   Тогда  он  с  собой  справился,  считая,  что  имеет
обязательства перед человечеством.
     --  Но  ведь  все  люди  мечтают  только  об  одном  --  доставить  мне
неприятности, -- заявил он, обращаясь к безмолвной зимней тишине.
     Тишина  ему  ничего не ответила. Когда Ларссен добрался  до поворота на
Лоури, он остановился  и  несколько минут неподвижно стоял на  месте.  Но  в
конце концов взял себя в руки и поехал в сторону аэродрома. Даже себе самому
он был не готов  признаться,  что  только  чудом  удержался  от  того, чтобы
повернуть в другую сторону.


Глава 15

     Со  свинцового  неба  лил непрекращающийся  дождь. В псковском парке  с
деревьев  осыпались  почти все листья  и теперь, коричневые и всеми забытые,
лежали на  желтой траве.  Джордж  Бэгнолл  шел  к Крому  и  думал о том, что
деревья и  кустарники  с  голыми ветками  выглядят грустными  и несчастными,
словно скелеты, поднявшие руки перед неизбежностью приближающейся зимы.
     Бурные  ручьи  струились  по тротуару,  и  дождевая вода  собиралась  в
воронках, превращая их  в  грязные маленькие пруды. Если по невнимательности
провалишься в такую воронку, можно промокнуть до пояса -- а если не повезет,
окунешься с головой. Говорят, в них даже утонуло несколько человек.
     Часовые  прятались под крышей  у входа в Кром,  чтобы  не промокнуть  и
чтобы  ящеры  не засекли их с  воздуха.  Древняя  псковская крепость приняла
несколько  бомбовых  ударов  в  начале  войны  с ящерами, потом инопланетяне
оставили  ее в  покое. Все  в городе надеялись, что  ящеры  больше  не будут
бомбить Псков.
     --  Кто  идет? --  окликнул немецкий часовой, а  его  русский  напарник
поднял автомат.
     Бэгнолл откинул капюшон плаща.
     -- Англичанин,  --  сказал  немец на  своем  языке,  а  потом  повторил
по-русски.
     Его напарник кивнул и жестом показал, что Бэгнолл может проходить.
     -- Спасибо, -- сказал Бэгнолл по-русски.
     После месяцев постоянной практики он почти свободно говорил по-немецки,
чего нельзя  было  сказать о  русском,  поэтому  Бэгнолл  использовал  любую
возможность, чтобы потренироваться.
     Он    поднялся   в    кабинет    командующего    немецкими    войсками,
генерал-лейтенанта Курта Шилла.
     --  Добрый  день,  мистер  Бэгнолл,  --  сказал  Шилл  на  превосходном
английском. -- К  сожалению,  командиры  Герман  и  Васильев еще  не пришли.
Благодарю вас за пунктуальность.
     Бэгнолл  пожал плечами.  Если  ждать пунктуальности  от русских,  можно
легко сойти с ума.
     -- Они придут, генерал, -- сказал он.
     Они  придут --  через  пять  минут,  полчаса  или  два  часа.  Если  вы
договорились с ними  на 9.00, они считают, что должны  прийти _утром_. Ничто
другое человеку с русским менталитетом недоступно.
     Партизанские лидеры появились без двадцати  десять.  Если они и поняли,
почему рассержен Курт Шилл, то виду не подавали.
     --  Итак, -- сказал Николай Васильев, -- давайте обсудим  наши действия
против империалистов из другого мира. Мы сумеем  изгнать их  из Пскова, пока
нам помогает зимняя погода.
     Его товарищ Александр Герман перевел  слова  Васильева на идиш, который
был достаточно близок к немецкому, чтобы Шилл и Бэгнолл его поняли.
     От себя Александр Герман добавил:
     -- Они  слабеют зимой даже  еще больше,  чем  вы, немцы,  в  первый год
войны.
     Шилл успел привыкнуть к подобным выпадам и в долгу не остался.
     --  Однако  у  нас хватило  сил,  чтобы  не  пустить вас в  Псков, -- с
холодной  улыбкой  ответил он,  -- а с  тех пор мы  сумели  приспособиться к
холоду. Надеюсь, ящерам не удастся.
     --  Думаю, ящерам будет трудно  зимой,  --  по-немецки сказал  Бэгнолл;
Александр  Герман  перевел  его  слова  Васильеву.  -- Ящеры  очень медленно
приспосабливаются к изменяющимся обстоятельствам.
     -- Однако они достаточно опасны, -- заявил Васильев при помощи Германа.
--  Им  не хватает воображения. --  Неожиданное заявление в  устах русского,
которые славились косностью своих военных доктрин. -- Однако,  обладая таким
преимуществом в оружии  и технике, им не о чем беспокоиться Нам еще повезло,
что мы так долго сопротивляемся.
     -- Ну, должен  заметить, что они не слишком здесь стараются, -- заметил
генерал Шилл. -- Приложив определенные усилия, они могли  бы легко  прорвать
линию фронта. Ясно, что их гораздо больше интересуют другие направления.
     Николай Васильев  выпятил широкую грудь.  Темная курчавая борода делала
его похожим на главаря  разбойников -- что во многом соответствовало истине.
Мерцающая керосиновая  лампа  лишь усиливала  впечатление. Но  он  оставался
советским гражданином и гордился этим.
     --  Смертоносная  бомба великого  Сталина, сброшенная к югу  от Москвы,
научила ящеров, что им лучше с нами не связываться, -- заявил Васильев.
     Бэгнолл посмотрел на генерал-лейтенанта Шилла. Офицер вермахта выглядел
так, словно съел что-то очень кислое. Немцы всегда гордились своими научными
достижениями. Слушать рассуждения русских о  превосходстве  советской  науки
было для него унизительно -- к тому же нацистам пока не удалось создать свою
бомбу.
     --  Мы не можем рассчитывать на то, что ящеры будут вечно оставаться на
одних  и тех же позициях. Нам необходимо заставить их  отступить, отобрать у
них  территории,  принадлежащие нашей родине. Генерал Шилл, не могли бы ваши
люди вместе с нами сражаться против общего врага -- как в прошлом году?
     "Вот  только в прошлом  году вы стреляли друг  в друга", -- отметил про
себя Бэгнолл.
     Несмотря на  это, он посмотрел на генерала Шилла, рассчитывая, что  тот
поддержит русского. В противном случае зима не принесет им  ничего хорошего.
У  русских в  Пскове  больше  солдат, чем у  немцев,  но они вооружены  лишь
винтовками   и  автоматами.  Пулеметов  совсем  мало.  А  у  немцев  имеются
артиллерия, грузовики, бронетехника,  которую  они  очень  берегут,  и  даже
бензин.
     --  Я  должен  оценить  стратегическую  ситуацию,  -- заявил  Шилл.  --
Возможно, занимать оборонительные позиции до начала весны будет разумнее.
     Васильев и Герман принялись орать на  генерала. "Трус" -- один из самых
мягких эпитетов, которыми  они  его наградили. Бэгнолл потерял  дар речи. До
сих  пор Шилл всегда действовал  агрессивно  и с  готовностью платил жизнями
своих солдат за отвоеванную территорию.  Конечно, в районе Пскова  и русских
погибло очень много...
     Но Шиллу приходилось мириться не  только с потерями в живой силе. Немцы
были ограничены в ресурсах.  Немецкий гарнизон в Пскове уже давно участвовал
в тяжелых сражениях, а ящеры заняли Польшу и отрезали войска Шилла от родины
(когда-нибудь  Бэгнолл обязательно  попытается  сравнить немецкое и  русское
понимание слова _родина_, но не сейчас).
     --  Как  обстоят  ваши  дела  с  запасами продовольствия  и оружия?  --
небрежно спросил Бэгнолл.
     -- Если учитывать общую ситуацию, совсем неплохо, -- ответил Шилл.
     Бэгноллу доводилась слышать и более определенные ответы. Однако по лицу
немецкого  офицера  он  прочел  истинный  ответ;  оно  напомнило ему  взгляд
опытного  игрока в покер, у которого образовалась сильная  комбинация, и ему
необходимо убедить соперников, что у него всего лишь пара девяток.
     Голос  Александра Германа  перестал  быть  пронзительным, он  заговорил
спокойно и убедительно.
     --  Генерал-лейтенант,  вероятно,  мы  сможем  вам  предложить  ресурсы
Советского Союза. Конечно,  объемы  поставок не  так  велики,  как  нам всем
хотелось  бы,   но   они  существуют.   Не   сомневаюсь,  что   ваши  хорошо
подготовленные солдаты сумеют быстро приспособиться к советскому оружию.
     -- Конечно, мы хорошо с ним  знакомы, нам удалось захватить не один ваш
арсенал, когда мы продвигались к Пскову.
     Шилл говорил с апломбом, но Бэгнолл понимал, что он не настолько уверен
в собственных  силах,  как  ему хотелось  бы.  Да, генерал Шилл -- очень  не
простой  человек.  Когда  он заговорил вновь, то  сразу перешел к обсуждению
главной проблемы:
     -- Если я соглашусь взять ваше оружие,  то стану от вас зависеть. Очень
скоро мне придется выполнять советские приказы.
     -- В противном случае у вас не останется ресурсов, и уже не будет иметь
значения,  чьи приказы вы выполняете, поскольку потеряете боеспособность, --
заявил Александр Герман.
     Глаза Николая Васильева вспыхнули яростным огнем:
     -- А когда у вас не останется  ресурсов, наше перемирие потеряет смысл.
Мы вернем Псков родине и припомним вам все, что вы здесь сделали.
     -- Вы можете попытаться в любой момент, -- спокойно ответил Шилл. -- Мы
загоним  ваших партизан в  лес -- или в могилу.  Так что попробуйте нарушить
перемирие.
     Немецкий генерал смотрел Васильеву прямо в глаза. Бэгнолл видел, что он
готов в любой момент обратить оружие против русских.
     -- Достаточно!  -- воскликнул Бэгнолл.  -- Вам не следует забывать, что
от  вашей вражды выиграют  только ящеры. Можете ненавидеть друг друга потом,
когда мы одержим победу в борьбе с общим врагом.
     Курт Шилл  и Александр Герман посмотрели на него так, словно он говорил
на суахили. После того как Александр Герман перевел его слова Васильеву, тот
тоже с удивлением уставился на  англичанина. Но потом все трое  задумались и
кивнули.
     -- Вы правы, -- сказал Шилл. -- Нам следует об этом помнить.
     --  Да,  -- согласился Александр  Герман,  но  не удержался,  чтобы  не
повернуть нож в ране. -- Но правда и то, генерал-лейтенант, что ваши  запасы
оружия  рано   или   поздно   подойдут   к   концу.  И  тогда  вам  придется
воспользоваться  ресурсами  Советского  Союза  --  в   противном  случае  вы
перестанете быть солдатами.
     На  лице  у  генерал-лейтенанта  появилось такое выражение,  словно  он
обнаружил в своем  яблоке червяка -- или, еще того  хуже,  половину червяка.
Перспектива  подобного  сотрудничества  с  Советским  Союзом  его совсем  не
вдохновляла.
     -- У нас может получиться, -- не сдавался Бэгнолл, обращаясь  не только
к офицеру вермахта, но и к русским партизанам.
     И все же  вовсе  не шаткий мир  между немцами и  русскими вселял в него
уверенность в  благополучном исходе. Главная надежда заключалась в страстном
романе,  который завязался между  немецким механиком,  прилетевшим  в  Псков
вместе с Людмилой  Горбуновой, и русским  снайпером  Татьяной  Пироговой  (к
огромному  облегчению   Бэгнолла   и   Джерома  Джоунза).   Они  с   большой
подозрительностью относились друг к другу, но проводили время вместе  всякий
раз, когда у них появлялась такая возможность.
     "Это должно послужить уроком для всех нас", -- подумал Бэгнолл.
     * * *
     --  Это должно послужить уроком  для всех нас,  -- заявил  Атвар, глядя
одним глазом на изображение фабрики  по производству противогазов в Альби, а
другим  на   Кирела.   --  Всякий  раз,  когда  наши   системы  безопасности
подвергаются проверке, оказывается, что они недостаточно эффективны.
     --  Верно,  благородный  адмирал,  --  ответил  Кирел.  --  И  все  же,
разрушения  оказались бы  не  слишком серьезными...  если бы  не отравляющий
газ... Теперь, когда фабрика очищена, она может вновь начать работать.
     -- Да, физически. -- Атвар чувствовал,  что готов кого-нибудь покусать.
Сейчас  единственным  подходящим объектом был ни в чем не повинный Кирел. --
Конечно, дезактивация  стоила  нам жизней самцов  Расы, и  потери невозможно
восполнить. Конечно,  газовая атака уничтожила целую смену квалифицированных
Больших  Уродов.  Конечно, Большие  Уроды,  которые работали  в  двух других
сменах,  боятся  возвращаться на  фабрику:  во-первых,  они  нам  не  верят,
во-вторых, опасаются новых атак дойчевитов -- разве мы можем их винить, если
сами боимся того же самого? Если обо всем этом забыть, фабрика действительно
может быть запущена в любой момент.
     Кирел съежился, словно опасался нападения Атвара.
     -- Благородный адмирал, нужно найти  других тосевитов, которые обладают
необходимой квалификацией;  или объяснить местному населению, что  они умрут
от голода, если не станут на нас работать.
     -- Перевозить тосевитов из одного места в другое здесь гораздо сложнее,
чем в  цивилизованном мире, -- сказал Атвар.  --  Дело  в том,  что все  они
разные. Есть французские и итальянские тосевиты,  оккупационные и так далее.
У каждого вида  своя пища, свои языки, свои обычаи  -- и каждый вид считает,
что он самый  лучший.  В результате  они начинают  враждовать. Мы  пытались,
Император тому свидетель. --  Он опустил взгляд, но не столько  из почтения,
сколько от отчаяния. -- И ничего не получилось.
     --  Значит,  нужно  применить  другой подход,  --  предложил Кирел.  --
Большие Уроды,  откуда бы они ни происходили, должны что-то есть. И если они
не захотят производить противогазы, то умрут от голода.
     --  Хорошая  мысль,  но боюсь, это не решит  наших  проблем, --  сказал
Атвар.  --  Уровень саботажа  на тосевитских фабриках, производящих для  нас
любые товары,  чрезвычайно высок. Всякий  раз, когда  мы пытаемся  заставить
рабочих  увеличить   производительность  или  ухудшаем  условия  труда,  они
становятся практически неуправляемыми. Мы  не  можем этого допустить -- ведь
речь  идет  о  производстве противогазов,  которые имеют  для  нас  огромное
значение.
     -- Верно,  --  устало сказал  Кирел. --  Отравляющий газ Больших Уродов
привел  к  снижению морали сражающихся самцов до такой степени,  что  они  с
большой  неохотой  отправляются   в  бой,  если  речь  идет  о  территориях,
граничащих  с дойчевитами...  германцами...  А теперь  и  американцы  начали
повсюду  применять газ.  Если самцы не будут уверены в защите, их боевой дух
упадет еще сильнее, и тогда трудно предсказать последствия.
     -- Да, этого допускать нельзя, -- сказал Атвар.
     А  что,  если  самцы  откажутся  сражаться?  Он   не  мог  себе  такого
представить.  Ни  один  командующий  в  истории Расы (да и в  доисторические
времена  тоже) не  сталкивался с  такими проблемами. Дисциплина самцов  Расы
всегда оставалась  на высоком уровне --  но еще никогда она  не подвергалась
столь суровым испытаниям.
     --  Если самцы  дрогнут,  благородный  адмирал,  --  заявил  Кирел,  --
возможно, мы сможем поднять их боевой дух при помощи  тосевитского  растения
под названием имбирь.
     Атвар посмотрел на Кирела двумя глазами сразу.
     Кирел согнулся еще сильнее.
     -- Я только пошутил, благородный адмирал, ничего более.
     -- _Плохая_ шутка, -- прорычал Атвар.
     Однако  идея  была далеко не самой худшей в сложившихся обстоятельствах
-- и это испугало его больше всего.
     * * *
     В Лодзи прозвучал сигнал воздушной тревоги ящеров. Но он не имел ничего
общего  с воем  сирен  -- как у  людей.  Сигнал  напомнил Мордехаю Анелевичу
шипение котла с жиром -- котла размером с  половину Польши. Немного подумав,
он пришел  к выводу,  что  это многократно  усиленный звук,  который  издает
напуганный ящер.
     Все  это  мгновенно  промелькнуло у  него  в голове  -- и  он, не теряя
времени, натянул  противогаз. Затем вместе с остальными евреями, сидевшими в
кабинетах над пожарным депо,  бросился в герметично закрытое помещение. Люди
бежали, толкая друг друга, ругаясь, спотыкаясь и падая.
     Анелевич  оказался в  убежище  как раз в тот  момент,  когда взорвалась
нацистская ракета. Мордехай попытался  по  звуку определить,  как далеко она
упала,  но несущие  отравляющий газ ракеты  взрывались не  так  громко,  как
обычные снаряды. Зато боялись их гораздо сильнее.
     -- Закройте дверь! -- крикнули сразу четыре человека.
     Раздался громкий стук.  Люди набились в  комнату,  как сардины в бочку.
Мордехай стоял спиной  к входу и не мог  повернуться, чтобы  посмотреть, кто
закрыл дверь. Тогда он поднял голову  и взглянул на потолок. Свежая  побелка
скрывала многочисленные  трещины. Стены также были  недавно оштукатурены,  а
стыки  с  полом тщательно заделаны.  Даже  если ракета с  отравляющим  газом
разорвется совсем  близко,  запечатанная  комната --  во всяком случае,  все
собравшиеся  здесь  очень  на это надеялись --  позволит  людям выжить, пока
ветер не развеет смертоносное вещество.
     Послышался  плеск  воды --  люди, оказавшиеся  возле двери,  укладывали
мокрые  тряпки  в  щели  между  дверью и  полом.  Немецкий  отравляющий  газ
отличался  большим  коварством.  Если  в  защите  окажется  трещина,  газ ее
обязательно найдет.
     Шипение сигнала воздушной тревоги ящеров не прекращалось. Очень нескоро
к нему присоединился вой обычной си