ались пшеничные поля, но в  последние два года люди перестали сеять и
собирать урожай. Даже в середине зимы многие растения доходили ему до бедра.
Местность была  довольно  ровной,  но  человек  мог легко  спрятаться  среди
кустов.  К  тому же из-за  высокой  травы снег лежал  неровно,  и на нем  не
оставалось следов.
     Если Ларссен умен, он будет сидеть тихо и ждать, пока они пройдут мимо,
-- если, конечно,  он здесь. Но быть  таким хитрым не  так-то  просто;  если
Ауэрбах отправит на поиски целую роту, рано или поздно Ларссена найдут.
     Однако Ране не хотел снимать всю роту. Если Ларссена здесь нет, то путь
на восток будет открыт.
     -- Ларссен! -- крикнул Ауэрбах. -- Выходи с поднятыми  руками,  и никто
не пострадает. Не создавай себе проблем. -- "И не создавай проблем для нас".
     Ларссен не  вышел. Впрочем,  Ауэрбах не слишком на это  рассчитывал. Он
сделал еще несколько шагов в ту сторону, где Рэйчел и Смитти видели какое-то
движение. Мимо  его уха просвистела пуля.  Через мгновение  он услышал  звук
выстрела, но уже успел броситься на землю.
     -- Ложись! -- крикнул он из-под куста и огляделся, но густой  кустарник
помешал ему оценить ситуацию. -- Обойдите его справа и слева.
     Теперь  они  знали,  где  находится  Ларссен.  Взять  его будет  совсем
непросто,   но  эту  работу  его  люди   делать  умели,  дальше  все  пойдет
автоматически.
     Ларссен выстрелил еще раз, но теперь он целился не в Ауэрбаха.
     --  Вы  все  против  меня!  -- завопил  Ларссен.  --  С  двоими  я  уже
рассчитался. И прикончу еще  много мерзавцев, даже если это будет последнее,
что я сделаю в жизни.
     С обоих  флангов кавалеристы Ауэрбаха начали стрелять в Ларссена, но не
для  того,  чтобы  попасть,  --  они  прикрывали  своих  товарищей,  которые
старались  подобраться к нему поближе. Неподалеку от  Ауэрбаха Рэйчел  Хайнс
выстрелила дважды подряд.  Ране тут же вскочил на  ноги, пробежал  несколько
шагов  вперед и  упал  на землю за  следующим  кустом. Затем Ауэрбах  трижды
выстрелил и услышал, как Рэйчел и двое других солдат побежали вперед  справа
и слева от него.
     Если тебя  атакуют  с  фронта и с двух флангов, как  это происходило  с
Ларссеном, есть  два выхода -- и  оба  не самые лучшие. Можно  оставаться на
прежнем  месте --  и  тогда  тебя  точно прикончат  -- или можно  попытаться
убежать. И тогда тебя пристрелят почти наверняка.
     Ларссен  остался  на  месте.  Слева  от  Ауэрбаха кто-то  вскрикнул  --
очевидно,  Ларссен попал. Ауэрбах прикусил губу. Потери  неизбежны,  все это
прекрасно  понимали. Когда  ты отправляешься в  рейд  против  ящеров, трудно
рассчитывать,  что все  солдаты  вернутся  на  базу  целыми  и  невредимыми.
Оставалось надеяться, что противник понесет больший урон. Но когда гоняешься
за своими, терять людей особенно трудно.
     Сейчас он находился примерно в  сотне ярдов от Ларссена  и  слышал, как
физик  разговаривает  сам  с  собой. Он  что-то  повторял  о  своей  жене  и
бейсболисте  --  Ауэрбах не мог разобрать  толком.  Он выстрелил снова. Мимо
пробежала  Рэйчел  Хайнс.  Ларссен приподнялся, выстрелил  и  снова упал  на
землю. Рэйчел коротко вскрикнула.
     Ларссен вскочил на ноги.
     -- Барбара? -- закричал он. -- Дорогая?
     Ауэрбах  выстрелил  в  него.  Одновременно  раздалось   еще   несколько
выстрелов. Ларссена отбросило назад, и он рухнул на землю. Винтовка отлетела
в сторону. Теперь он никуда не денется. Ауэрбах подбежал к Рэйчел Хайнс. Она
уже перевязывала руку.
     --  Отстрелил мне две фаланги безымянного пальца,  -- спокойно сообщила
она Ауэрбаху. -- Просто  не  знаю,  что  я  буду делать, когда придет  время
выходить замуж.
     -- Ты что-нибудь придумаешь.  -- Ауэрбах наклонился к ней и поцеловал в
щеку. Он  еще никогда не поступал так с ранеными сержантами. Убедившись, что
она  пострадала не  слишком  серьезно, он  добавил: --  Я займусь мерзавцем.
Похоже, твой крик заставил его вскочить на ноги.
     -- Ну, я не специально, -- сказала она в спину уходящему Ауэрбаху.
     Йенс  Ларссен был  еще  жив,  когда  Ауэрбах  подошел к  нему, но  было
очевидно, что санитар ему не понадобится. Одна пуля попала в грудь, вторая в
живот, третья вошла в щеку. Он выглядел  отвратительно и был  мертв,  только
его тело  об этом еще  не знало. Когда  Ауэрбах  склонился  над ним, Ларссен
простонал в последний раз и перестал дышать.
     -- Ну, вот и все, -- сказал Ауэрбах, наклоняясь, чтобы поднять винтовку
Спрингфилда -- зачем пропадать хорошему оружию. -- Теперь  мы можем заняться
более серьезным делом -- воевать с ящерами.
     * * *
     "Наксос"  медленно  приближался  к  Риму.  Над  его  мачтой  развевался
красно-бело-синий флаг, который приказал поднять капитан Маврокордато.
     --  Я  хочу,  чтобы  самолеты  ящеров принимали  нас  за французов,  --
объяснил он Мойше. --  У нас есть  друзья в  Риме, которым известно, что  мы
привозим замечательные вещи,  но летчики -- кто знает, предупреждены ли они?
Поскольку ящеры контролируют юг Франции, они не станут в нас стрелять.
     --  А  что будет, когда  мы  покинем Рим  и  поплывем в Афины, Тарсус и
Хайфу?  --  спросил Мойше. --  Там не обрадуются  кораблю, который побывал в
оккупированных ящерами странах.
     Маврокордато пожал плечами.
     -- У нас полно разных флагов. Когда придет время, мы поднимем тот флаг,
который больше подходит по ситуации.
     -- Верно,  --  кивнул Русецки.  -- Почему  бы и  нет?  --  Ему  еще  не
приходилось видеть таких беспечных сумасбродов.
     Маврокордато   доставлял   контрабанду   ящерам,   и   не   приходилось
сомневаться, что  от них он  также получал  контрабандный товар.  Сейчас  он
перевозил Мойше и его семью прямо перед чешуйчатыми мордами ящеров. При этом
греческий  капитан  вел  себя  так,  словно  все  Средиземное море  было его
владениями. Его немного беспокоили лишь истребители ящеров.
     -- А что будет, если возникнут какие-нибудь проблемы? -- спросил Мойше,
когда они продвинулись на несколько сотен километров на запад.
     Самого Мойше постоянно мучили сомнения -- впрочем, если учесть все, что
с ним произошло за последние годы, у него были на то все основания.
     Но Маврокордато вновь пожал плечами.
     -- Если возникнут проблемы,  я их решу,  -- заявил он, разом ответив на
все вопросы.
     Мойше пришлось замолчать, поскольку ему было нечего добавить. Сам бы он
составил по плану на все возможные (и невозможные) случаи.
     Другой вопрос, какая от  этого польза. Учитывая прошлое, ответ не столь
уж очевиден. Но он не мог обойтись без планов.
     --  Сколько еще  до Рима?  -- спросил  Мойше,  когда итальянский  берег
медленно проплывал мимо правого борта.
     -- Тридцать пять  километров,  может быть,  немного меньше, --  ответил
Маврокордато. -- Мы будем в порту через пару часов -- как раз к ужину. -- Он
рассмеялся.
     Живот Мойше жалобно  заурчал. Впрочем, на британском  грузовом корабле,
доставившем их к  берегам Испании,  и на "Морской нимфе" кормили значительно
хуже по сравнению с тем, что имелось на  "Наксосе". Команде  Маврокордато не
помешало бы побриться, помыться  и сменить грязную одежду, но они жили много
лучше,  чем  английские  моряки. Возможно,  подумал  Русецки,  у  английских
моряков  есть  правила, запрещающие им получать удовольствие от жизни. Или у
них не умеют готовить.
     -- Я бы предпочел, чтобы в Италии сидели немцы, -- сказал Мойше. -- Для
ящеров это прекрасная база для наступления на север или восток.
     -- В прошлом году они попытались пробиться на восток через Хорватию, но
там им  крепко  всыпали,  --  ответил  Маврокордато.  --  Однако  вы  правы.
Достаточно  взглянуть  на карту, чтобы в этом убедиться. Италия обеспечивает
контроль над всем Средиземноморьем.
     --  Муссолини это  не  принесло успеха, -- заметил  Мойше, --  но мы не
можем рассчитывать, что ящеры окажутся столь же некомпетентными.
     Капитан Маврокордато стукнул его по спине, так что  Мойше едва не выпал
за борт,  и произнес несколько  предложений на греческом,  пока не вспомнил,
что Русецки не понимает его родного языка. Он вновь перешел на немецкий:
     -- Мы вышвырнули итальянцев из  своей  страны, когда они попытались нас
захватить. Да, нацистам удалось нас победить, но этим клоунам -- никогда.
     Различие  между  итальянцами  и  немцами  определялось  разницей  между
неумелым тираном и тираном  эффективным. Неумелые тираны вызывают презрение.
Однако  никто  не  может презирать  немцев, русских  или  ящеров.  Их  можно
ненавидеть, но приходится еще и бояться.
     -- Как мне кажется, имбирь -- самая большая слабость ящеров, -- заметил
Мойше. -- Ящер, который попробовал имбирь...
     Он замолчал, его  отвлекла вспышка света  на севере.  "Что бы это могло
быть?"  --  удивился  он -- вспышка  была яркой, как солнце.  Нет, не просто
вспышка,  цвет  менялся  от белого  к  оранжевому и красному.  Огненный  шар
стремительно рос у них на глазах.
     -- Meter theou! -- воскликнул Панайотис Маврокордато и перекрестился.
     Мойше  это ничуть не смутило.  Если бы  он  мог, он  и сам проделал  бы
что-нибудь похожее. Капитан "Наксоса" завопил:
     -- Неужели они взорвали танкер с нефтью между нами и Римом? Тогда мы бы
услышали шум самолетов.
     И тут они услышали такой грохот, что  Мойше пошатнулся, как после удара
по плечу,  которым недавно  наградил  его Маврокордато. Огромный  столб дыма
поднялся над алым пламенем. Склонив голову, Мойше наблюдал за фантастической
картиной.
     -- Мне кажется, это Рим, капитан, -- медленно проговорил он.
     Несколько мгновений  грек  удивленно  смотрел на  него.  Потом еще  раз
перекрестился.
     -- Значит, одна из ужасных бомб? -- хриплым шепотом спросил он.
     -- Я не  знаю,  -- ответил Мойше. --  Мне ни разу не приходилось видеть
таких взрывов. Но  другого объяснения  я не,  нахожу. Всего  один взрыв и...
такое. -- Он махнул в  сторону сияющей, растущей на глазах тучи пыли и огня.
--  Если  Бог  будет  милосерден,  мне больше не  придется наблюдать  ничего
подобного.
     Капитан Маврокордато показал на воду. К "Наксосу" на огромной  скорости
приближалась волна.  Казалось, она несется по воздуху, а не  является частью
моря.  Нос  корабля резко  взметнулся вверх,  а затем рухнул в бездну. Волна
промчалась  дальше,  в   сторону  берегов  Сардинии,  Корсики   и   Сицилии.
"Интересно, дойдет ли она до далекого Гибралтара?" -- подумал Мойше.
     Маврокордато  начал отдавать  приказы по-гречески. Двигатель  "Наксоса"
заработал  громче;  палуба  под ногами Мойше  закачалась, из  трубы  повалил
густой черный дым. Однако клубы дыма казались жалкими соринками по сравнению
с  чудовищной тучей, зависшей  над  Римом.  Мойше  не  мог оторвать  глаз от
ужасающего и невероятно красивого зрелища. Сколько людей -- и сколько ящеров
-- погибло во время страшного взрыва!
     -- Вот и Папе пришел конец, -- сказал Маврокордато, на несколько секунд
опередив Мойше. -- Я не католик, но с ним поступили ужасно.
     Как будут переживать  поляки, когда новость  о гибели Папы доберется до
Польши! Они  обязательно  обвинят  во всем евреев. Однако  на  сей раз  вину
следовало переложить на плечи ящеров и нацистов. Теперь и евреи имеют оружие
("Как  там  поживает  Мордехай Анелевич?" -- мелькнула мысль у  Мойше). Если
поляки начнут погромы, их ждет большое разочарование.
     Нос  "Наксоса" начал отклоняться в  сторону,  они меняли курс.  Русецки
вопросительно посмотрел на Маврокордато.
     --  Теперь некому  забрать наш  товар,  -- сказал  капитан.  --  Я хочу
оказаться подальше  отсюда.  Если  ящеры  и  раньше вели  охоту  на корабли,
представляете, что они устроят теперь!
     -- Gevalt! -- ответил Мойше; ему не хотелось об этом думать.
     Возможно, грек  и раньше слышал  идиш, а возможно, тон Мойше  помог ему
понять смысл восклицания.
     -- Нам не следует приставать к берегам  Италии, -- заявил Маврокордато.
-- Самолеты  ящеров долетают  лишь до середины восточной части  Средиземного
моря. Нужно где-то раздобыть уголь, чтобы  добраться до Афин.  Я намеревался
взять его в Риме, но теперь...
     -- А вам разрешат войти  в итальянский порт теперь, после взрыва бомбы?
-- спросил Мойше.
     -- Есть только один  способ получить  ответ, -- проворчал Маврокордато,
-- и  я  им  воспользуюсь.  Я знаком с кое-какими  людьми -- и ящерами --  в
Неаполе. Там можно продать имбирь и взять топливо. После  чего нам останется
тревожиться только о самолетах ящеров. Ну,  друг мой, вы  хотите, чтобы ваша
жизнь перестала быть такой веселой?
     -- Какое  значение имеют мои желания? --  вздохнул Мойше. -- С тех  пор
как началась война, мое мнение никого не интересует.
     Грек испытующе посмотрел на него и сочувственно пожал плечами.
     * * *
     Как и все остальные водители танков на сибирской базе, Уссмак установил
маленький  электрический  обогреватель  возле  смотровой щели.  Обогреватель
размораживал лед и  позволял управлять танком. Неджас  поставил  аналогичное
устройство на перископ башни. Местные механики покрасили танк в  белый цвет,
чтобы он не выделялся на фоне заснеженного ландшафта.
     Уссмак слегка приоткрыл рот,  что означало горький смех. Никакая краска
не сделает танк невидимым.  Возможно, Большие Уроды не сразу заметят технику
Расы, но рано или поздно это случится.
     -- Сверни на пару сотых на юг, водитель, -- сказал Неджас.
     -- Будет исполнено -- Уссмак повернул машину.
     Вместе с еще  двумя  танками  они  получили приказ уничтожить советскую
колонну,  которая  пыталась  пробраться  от одного железнодорожного  узла  к
другому -- рельсы между ними были уничтожены. Русские  рассчитывали,  что им
помогут сибирские метели, но погода неожиданно улучшилась, и колонну удалось
засечь. Теперь русским предстояло заплатить за беспечность.
     Не  улучшилась, а прояснилась, поправил  себя Уссмак. Здесь  не  бывает
хорошей погоды. Старожилы базы утверждали, что  хорошая  погода в Сибири  --
невероятная редкость.
     -- Давайте  покончим с ними и вернемся в казармы,  -- предложил Уссмак.
-- Чем быстрее мы справимся с заданием, тем лучше я буду себя чувствовать.
     Внутри танка  было  не  слишком  холодно,  но  если  сражение  окажется
серьезным, Неджас, как  и положено хорошему командиру, откроет люк на башне,
чтобы  иметь  оптимальный обзор,  --  и  все накопленное  тепло  моментально
улетучится. На этот случай весь экипаж надел всю свою одежду.
     Бум!
     Уссмаку показалось, будто кто-то лягнул его в голову. Снаряд советского
танка не пробил боковую броню, но все внутри оглушительно загудело.
     -- Разворачивайся в ту сторону! -- крикнул Неджас, распахивая люк.
     Уссмак уже  и  сам  начал  поворачивать машину  налево -- всегда  лучше
встречать  вражеский огонь лобовой броней. Он  знал, что им повезло. Снаряды
советских танков в некоторых точках могли пробить боковую броню.
     Он выглянул наружу  через  смотровую  щель.  Внутри  танка  становилось
холодно. Где среди темных, засыпанных снегом деревьев прячется враг?
     Он не смог  засечь  Больших Уродов до  тех  пор, пока они не выстрелили
снова. Снаряд попал в один из соседних танков, но броня выдержала.
     -- Впереди! -- сообщил Неджас.
     -- Я его вижу, -- ответил Скуб.
     Но вместо того чтобы помочь стрелку навести пушку на цель, Неджас издал
диковинный чмокающий звук.
     -- Недосягаемый господин! -- воскликнул Скуб, а потом яростно закричал:
-- Снайпер! Снайпер убил нашего командира!
     -- Нет... -- прошептал Уссмак.
     Вотал, его первый командир, погиб точно так же. Хороший командир всегда
ведет бой, высунувшись из башни, чтобы иметь лучший обзор, -- в этом  случае
танк превращается  в  более эффективную боевую  машину. Однако  сам командир
становится  мишенью  для  вражеских  снайперов,  которые  не  смогли  бы его
достать, если бы он не высовывался из башни.
     Казалось, снег и  лед ожили, откуда-то сбоку появился человек, одетый в
белое, и бросился к танку.
     -- Бандит! -- закричал Уссмак Скубу, хватаясь за автомат.
     Скуб  выстрелил,  но  Большой  Урод  в  белом   успел  слишком   близко
подобраться  к танку  и  оказался  в  мертвой зоне  установленного на  башне
пулемета.  В  следующий миг  он бросил  фанату  в  открытый  люк башни.  Она
взорвалась уже внутри.
     Уссмак решил,  что  ему пришел конец.  Осколки  гранаты  рикошетировали
внутри танка. Один ударил его в бок; другой рассек правое предплечье. Только
после  этого  Уссмак  сообразил, что танковые  снаряды  не  разорвались -- в
противном случае ему бы уже не пришлось ни о чем беспокоиться.
     Высунув  дуло автомата  в амбразуру,  он прошил  Большого  Урода пулями
прежде, чем тот успел бросить вторую гранату. Скуб  кричал так пронзительно,
что боль наполнила ушные диафрагмы Уссмака. Но сейчас он ничем не мог помочь
стрелку. Сначала необходимо было увести танк с линии огня.
     Теперь,  когда  командир экипажа погиб,  а стрелок серьезно ранен, танк
перестал  быть  боевой  машиной.  Уссмак  мог  управлять  танком  или  вести
стрельбу, но только не то и другое одновременно. Он дал задний ход, отступая
от советских танков в лес.
     Включилась дальняя связь, и в наушнике возник голос:
     -- Что ты делаешь? -- Уссмак узнал голос командира другого танка. -- Ты
спятил?
     --  Нет, недосягаемый господин,  --  ответил Уссмак,  пожалев,  что  не
принял имбиря, который позволил бы ему сказать "да".
     В нескольких  предложениях  он объяснил,  что произошло с танком  и его
экипажем.
     -- Ну,  тогда вы можете отступить, -- разрешил командир другого  танка.
-- Удачи вам. Возвращайтесь на базу; пусть твоим стрелком побыстрее займутся
врачи.
     -- Будет исполнено, -- ответил Уссмак.
     Скуб продолжал стонать. Уссмак отступил бы в любом случае -- с приказом
или без него. Спасти члена экипажа важнее,  чем убивать Больших Уродов. Этим
можно  заняться в любое другое время. А если твой товарищ умрет, вернуть его
не удастся.
     Отведя танк подальше от поля боя, Уссмак остановил двигатель и поднялся
наверх, чтобы  посмотреть, чем можно помочь Скубу. Стрелок молчал. Его кровь
смешивалась   с  кровью  Неджаса  и  стекала  вниз.  Поскольку  крышка  люка
оставалась открытой, кровь успела замерзнуть.
     Как только Уссмак увидел полученные Скубом ранения, он сразу понял, что
стрелка уже не спасти. Тем не менее Уссмак сделал ему перевязку, стащил вниз
и уложил  возле  кресла водителя. Затем  забрался наверх и  захлопнул крышку
люка  на  башне.  У обогревателя танка появился шанс  в  борьбе с  сибирской
зимой. Скубу необходимо тепло.
     Уссмак связался с базой, чтобы предупредить о своем возвращении. Самец,
принявший его  сообщение, слушал Уссмака невнимательно,  словно его занимали
другие, более важные проблемы. Уссмак отключил связь и еще долго ругался.
     Потом он принял большую порцию имбиря. Сражение для него закончилось, и
он решил, что доза тосевитского зелья улучшит его реакции. Он попытался дать
имбиря Скубу, но стрелок потерял сознание. Когда Уссмак собрался разжать его
челюсти, чтобы насыпать в рот стимулирующий порошок, он понял, что Скуб  уже
не дышит.  Уссмак приложил  слуховую  диафрагму  к груди стрелка и ничего не
услышал. Пока он вел танк, Скуб умер.
     Имбирь  не  позволил  Уссмаку  ощутить  скорбь,  которая  могла  бы его
раздавить.  Теперь его  переполняла ярость -- он  ненавидел Больших  Уродов,
ненавидел холод  и командиров базы,  посылавших  самцов  сражаться  в  таких
чудовищных  условиях. И еще он возненавидел Расу --  за то, что  она приняла
решение основать базу в Сибири, да и  вообще прилетела на Тосев-3. Подъезжая
к  базе, Уссмак принял еще  одну солидную порцию имбиря. Ярость вспыхнула  в
нем с новой силой.
     Он оставил танк возле шлюза. Команда механиков запротестовала.
     -- Что будет, если все  станут оставлять здесь свои машины?  -- спросил
од