ноги и побежал к ящерам из поискового отряда, крича во всю мощь легких.
   Громоздкие защитные костюмы делали ящеров медлительными и неуклюжими. Они
падали, словно кегли. Егер задумался, насколько безопасно  для  него  самого
хлюпать в грязи с единственной защитой в  виде  шлема,  но  его  размышления
длились не более секунды. Куда важнее было не заработать пулю.
   - Давай, давай, вперед! - кричал Егер,  указывая  на  грузовик,  подбитый
немецким пулеметом.
   Добравшись до него, Егер увидел: одна из пуль, пробивших лобовое  стекло,
заодно разнесла и голову водителя. Месиво из крови и  мозгов,  разбрызганное
по кабине, по виду  не  отличалось  от  крови  и  мозгов  человека,  убитого
аналогичным образом.
   Убедившись, что водитель мертв, Егер поспешил к задней  части  грузовика.
Засов  на  двери  фургона  почти  не  отличался  от  засова  любого  земного
грузовика. Партизаны уже открыли его. Егер заглянул внутрь грузового отсека,
освещенного флюоресцентными трубками, тянущимися по всему потолку.
   Маленькие  бесформенные  кусочки  металла,  облепленные  грязью,  которые
лежали на полу фургона, едва ли стоили  затраченных  ящерами  усилий  по  их
извлечению. Но именно за этими кусочками  охотились  люди  из  отряда.  Если
ящеры так дорожат своими обломками, значит, неспроста.
   Помимо винтовки, Макс захватил с собой саперную лопатку. Ею он  зачерпнул
несколько безобидных на  вид  комочков  грязи  и  бросил  в  обитый  свинцом
деревянный ящик, который  приволокли  сюда  двое  партизан.  Едва  ящик  был
наполнен, партизаны захлопнули крышку.
   - Давайте-ка убираться отсюда, - разом произнесли все .трое.
   Такое решение, надо сказать,  было  своевременным.  Где-то  километрах  в
полутора находился еще один танк ящеров. Теперь он начал двигаться в сторону
отряда. И сразу же застрочил его башенный пулемет. Вдогонку убегавшим  людям
захлопали пули. Один из бегущих со стоном упал.
   Пулеметный огонь, который велся с большого  расстояния,  был  не  слишком
эффективен против отдельных людей, но  зато  он  мог  "прореживать"  войска,
оказавшиеся на открытой местности. В 1916 году Егер воевал на  Сомме.  Тогда
немецкие пулеметы не то что "прореживали", а просто косили ряды  наступавших
англичан. В отличие от тех смелых, но глупых  англичан,  воевавших  четверть
века  назад,  партизаны  не  наступали  на  опутанные   колючей   проволокой
заграждения, а бежали под прикрытие леса. Они были почти у цели, когда  один
из несущих "свинцовый ларец" выбросил вперед  руки  и  ничком  повалился  на
землю. Егер находился всего  в  нескольких  метрах.  Он  подхватил  рукоять,
выпущенную погибшим. Для своих размеров ящик был неимоверно тяжелым,  но  не
настолько, чтобы его не поднять. Егер вместе с русским партизаном,  держащим
вторую рукоять, побежали дальше.
   Звук опавших листьев, хлюпающих под ногами, был  одним  из  прекраснейших
звуков, когда-либо слышанных Егером. Этот звук  означал,  что  они  достигли
леса. Егер вместе с напарником запетляли  меж  стволов,  пытаясь  как  можно
лучше скрыться.
   Позади них танк ящеров продолжал стрелять,  но  по  звуку  не  ощущалось,
чтобы он приближался. Егер повернулся к напарнику.
   - Думаю, их танк засосало по пузо, - сказал он.
   Егер чувствовал, как в нем  нарастает  удивительная  уверенность.  С  тех
самых пор, как он услышал об этой миссии от  подполковника  НКВД  в  Москве,
Егер рассматривал ее как самоубийственную. Это не остановило его от  участия
в ней. Война сплошь состояла из самоубийственных миссий, и если  они  служат
делу, то чаще всего игра стоит свеч. Но сейчас Егер начинал думать,  что  он
действительно может выбраться отсюда живым. И тогда... Ладно, насчет "тогда"
он  побеспокоится  потом.  Если  у  него  будет  "потом",  в  котором  можно
побеспокоиться о "тогда".
   Жужжание над головой мгновенно вернуло все  его  страхи.  Зная,  что  это
глупо и опасно, Егер оглянулся через плечо. За те  считанные  доли  секунды,
что  он  смотрел,  вертолет  значительно  приблизился.  Сверху  застрекотали
пулеметы. Да, этой машине грязь нипочем. Она  могла  парить  над  оголенными
деревьями и поливать нападавших огнем.
   Бум, бум, бум! Из-за  деревьев  по  вертолету  ударила  двухсантиметровая
противовоздушная пушка. Имея легкий лафет,  созданный  для  войны  в  торных
условиях, пушка состояла из двадцати семи узлов, переносимых,  людьми.  Егер
сам нес сюда один из таких узлов. Орудие было немецким, и его расчет состоял
из немцев. То было одной из причин, почему советские власти решили вместе со
своими партизанами включить в этот отряд людей из вермахта.
   На какое-то время вертолет ящеров просто повис в воздухе, словно не веря,
что партизаны способны на серьезную атаку. Он  был  защищен  от  винтовочных
пуль, но не от зенитных снарядов.
   Вертолет попытался атаковать зенитку, однако было слишком  поздно.  Пушка
продолжала стрелять. Словно тонущий корабль, вертолет накренился на один бок
и рухнул вниз.
   Лес наполнился ликующими криками бойцов отряда. Макс  помахал  в  воздухе
кулаком и заорал:
   - Нате-ка вам, суки!..
   Следующую тираду, произнесенную на идиш, Егер не понял,  но  слова  Макса
звучали словно взрывы. Майор  и  сам  закричал,  потом  моргнул.  Одно  дело
сражаться бок о бок с евреем - это диктовалось тактическими  интересами.  Но
то, что ты, оказывается, соглашаешься с ним и он,  возможно,  даже  нравится
тебе как человек, - это уже совсем другое. Егер решил, что, если останется в
живых, потом поразмыслит над этим.
   Пробираясь между деревьями, к ним подошел Отто Скорцени. Даже  заляпанный
грязью,  даже  в  пятнистой  маскировочной  форме,  он  ухитрялся  выглядеть
щеголеватым.
   - Дурачье набитое, пошевеливайтесь! - закричал Скорцени. - Если мы сейчас
же не уберемся отсюда, потом будет поздно. Думаете,  ящеры  будут  сидеть  с
поднятыми обрубками хвостов и ждать? Если вы так думаете, вы покойники!
   Как обычно, Скорцени будоражил  вокруг  себя  всех.  Несомненно,  красные
партизаны по-прежнему ненавидели его, но кто  станет  спорить  с  человеком,
который собственными руками уничтожил танк ящеров? Бойцы поспешили  в  глубь
леса.
   Тем  не  менее  достаточно  скоро  Егер  вновь  услышал  в   небе   рокот
приближающихся вертолетов. Он оглянулся и увидел две  машины.  На  этот  раз
немцы, обслуживавшие зенитку, повели дальний огонь, надеясь побыстрее  сбить
один  из  вертолетов,  чтобы  затем  более  обстоятельно  заняться   другом.
Зенитчики также надеялись оттянуть стрельбу с вертолетов на себя  и  уберечь
своих спешно уходящих товарищей.
   Вертолеты разделились  и  пошли  на  заход  поодиночке,  чтобы  атаковать
зенитку  с  противоположных  сторон.  Егер  пожалел,  что  это  не   большая
восьмидесятивосьмимиллиметровая пушка. Та сшибла бы вертолеты,  словно  мух.
Но такую пушку на себе не унесешь. Она  имела  ствол  длиной  почти  в  семь
метров и весила более  восьми  тонн.  Так  что  придется  отдуваться  горной
зенитке-коротышке.
   Один из вертолетов взорвался в воздухе, разбрасывая горящие  обломки  над
деревьями. Другой  устремился  в  атаку.  Егер  наблюдал,  как  трассирующие
снаряды  пушки  выгнулись  в  яростную  дугу  и  затем  ударили  по  второму
вертолету.
   Неожиданно двухсантиметровая зенитка смолкла. Но вертолета тоже  не  было
слышно. Внушительный грохот, раздавшийся через  несколько  секунд,  объяснил
причину. Орудийный расчет честно выполнил свой долг -  лучше,  чем  кто-либо
отваживался надеяться, когда разрабатывался план этой операции.
   Партизан, который вместе с Егером нес покрытый свинцом ящик, был изможден
до предела. Он шатался, спотыкался и ловил ртом  воздух,  словно  готов  был
свалиться замертво. Егер сердито крикнул ему:
   - Пусть вас заменит кого-нибудь, кто в состоянии нести груз,  прежде  чем
вы завалите операцию и нас обоих убьют.
   Партизан  кивнул  в  знак  благодарности  и  поставил  ящик   на   землю,
оглядываясь в поисках помощи. К ящику поспешил Георг Шульц.
   - Герр майор, я разделю с вами ношу, -  сказал  он,  кивком  указывая  на
ящик.
   - Нет, дай мне.
   Это был Макс, еврейский партизан-сквернослов. Он не был рослым и вряд  ли
обладал такой же силой, как Шульц, но отличался жилистостью и выносливостью.
При всех прочих равных обстоятельствах Егер предпочел бы нести ящик  в  паре
со своим стрелком, однако все прочие обстоятельства не были  равными.  Успех
операции зависел от сотрудничества между уцелевшими немцами и русскими. Если
неведомый драгоценный груз понесут два немца, это  может  заставить  красных
всерьез задуматься, не пустить ли их в расход.
   Все это пронеслось  в  голове  Егера  за  несколько  секунд.  Он  не  мог
позволить себе долго раздумывать.
   - Пусть понесет еврей, Георг, - сказал он.  Шульц  бросил  разочарованный
взгляд, но отступил на несколько шагов назад. Макс  взял  ящик  за  рукоять.
Вдвоем они двинулись дальше.
   Оказавшись рядом с Егером, Макс сердито поглядел на него.
   - Как бы вам понравилось, если бы я сказал: "Пусть сраный нацист  несет"?
А, господин сраный нацист?
   - Этот сраный нацист имеет чин майора, господин еврей,  -  резко  ответил
Егер. - И когда в следующий раз вам захочется обругать меня,  вспомните  тех
солдат из расчета зенитки, которые остались возле своего орудия  и  погибли,
чтобы помочь вам выбраться отсюда.
   - Они делали свою работу, - огрызнулся Макс.  Однако,  сплюнув  на  бурые
листья, добавил:
   - Да, вы правы. Я помяну их в молитве  за  усопших.  -  Он  снова  бросил
взгляд на Егера. Теперь вместо враждебного это был  оценивающий  взгляд,  но
почему-то выдержать его было не легче. - А ведь вы, будь я проклят, ни черта
не знаете, господин нацист, правда? Например, вам известно про Бабий Яр?
   - Нет, - признался Егер. - Что это такое?
   - Место на окраине Киева, дрит твою налево. Собственно, не так  и  далеко
отсюда. Вы, сукины  дети,  роете  большую  сраную  яму,  затем  на  краю  ее
выстраиваете евреев. Мужчин, женщин, детей -  значения  не  имеет,  засранцы
гребаные. Вы строите их в ряд и стреляете им в затылок, ублюжье  отродье.  И
они, будь я проклят, падают прямо в подготовленную  для  них  могилу.  Очень
предусмотрительно! Вы, немцы, чертовски находчивы в  таких  делах,  вам  это
известно? А дальше вы строите новую партию приговоренных и тоже стреляете им
в затылки. Вы продолжаете это делать, болт вам в задницу, пока ваша  большая
яма не заполнится. Тогда вы, сучьи потроха, роете другую яму.
   - Пропаганда, - сплюнул Егер.
   Не  говоря  ни  слова.  Макс  свободной  рукой  расстегнул  ворот   своей
косоворотки и обнажил шею. Егер без труда узнал шрам от выстрела.
   - Когда раздался выстрел, дерьмо собачье, я  дернулся  в  сторону,  -  не
замедляя хода, процедил еврей. - Я упал. На дне  ямы  нацисты  тоже  держали
своих придурков  с  пистолетами,  чтобы  никто  не  остался  в  живых,  суки
придорожные. Должно быть, срань господня, они меня пропустили. Потом на меня
падали другие убитые, но их, черт побери, было не  особо  много  -  близился
вечер. Когда стемнело, будь все проклято,  мне  удалось  выползти  наружу  и
убежать. И с тех пор я убиваю сраных нацистских сволочей.
   Егер не ответил. Он старался не замечать того, что происходило с  евреями
на русской территории, захваченной немцами. И все в вермахте старались этого
не замечать.  Подобное  было  небезопасно  для  карьеры  и  могло  оказаться
небезопасным для самого человека. До Егера доходили слухи. Они  доходили  до
всех. Егер мало тревожился об этом. В конце  концов,  фюрер  объявил  евреев
врагами рейха.
   Однако существовали способы обращения с врагами. Выстраивание  врагов  на
краю ямы и расстрел их в затылок вряд ли был одним из таких  способов.  Егер
попробовал вообразить, как бы он  сам  делал  это.  Представить  такое  было
нелегко, если вообще возможно.  Но  если  бы  рейх  продолжал  оставаться  в
состоянии войны и вышестоящее командование  отдало  бы  ему  приказ...  Егер
замотал головой. Он попросту не знал.
   По другую сторону ящика, менее чем в метре, его еврейский напарник видел,
как Егер спотыкается. И то, что Макс это видит, заставляло Егера спотыкаться
еще чаще. Если евреи могут  одним  махом  превратиться  из  врагов  рейха  в
соратников по оружию, переварить факт их массового истребления еще труднее.
   - Неужели, черт возьми, у вас есть совесть?  -  В  голосе  Макса  звучало
лукавство.
   - Разумеется, у меня есть совесть, - возмущенно ответил Егер.
   А потом вновь умолк. Если у него  есть  совесть,  о  чем  он  только  что
машинально заявил, как тогда  ему  удавалось  игнорировать  все  те,  вполне
возможные действия Германии? Даже мысленно он не хотел  называть  это  более
определенным словом.
   К облегчению Егера, лес впереди начал расступаться. Это означало, что  их
ожидает самая опасная часть миссии - пересечение открытой местности вместе с
грузом, который  они  похитили  у  ящеров.  По  сравнению  с  идеологической
пропастью, по краям которой они с Максом  находились,  физическая  опасность
неожиданно  показалась  приятным  разнообразием.  Пока  Егер  был   поглощен
собственной жизнью, ему было некогда заглядывать в эту пропасть и видеть там
штабеля мертвых людей с аккуратными дырочками в затылке.
   Уцелевшие  бойцы  отряда  собрались  на  краю   леса.   Скорцени   принял
командование на себя. Из-под груды  опавших  листьев  он  выволок  несколько
ящиков, похожих на тот, что тащили Егер и Макс, но без свинцовых оболочек.
   - По двое  на  каждый,  -  приказал  Скорцени.  Он  сделал  паузу,  чтобы
партизаны, понимающие по-немецки, перевели его слова остальным. - Теперь  мы
разобьемся на двойки,  чтобы  ящерам  было  как  можно  труднее  определить,
который из ящиков настоящий.
   - А как мы узнаем, что настоящий груз попадет куда надо? -  спросил  один
из партизан.
   Все оборванные, перепачканные люди, русские и  немцы,  закивали,  услышав
вопрос. Они по-прежнему не особенно доверяли друг другу - слишком уж яростно
они до этого воевали, чтобы такое доверие было возможно.
   - Настоящий груз понесут по одному человеку с  каждой  стороны,  -  решил
Скорцени. - И в поджидающей их повозке тоже находятся по одному  человеку  с
каждой стороны. Если они не  попытаются  убить  друг  друга,  все  окончится
благополучно. Понятно?
   Эсэсовец рассмеялся, показывая, что  пошутил.  Егер  взглянул  на  Макса.
Еврей не смеялся. На его лице было выражение, которое Егер часто  замечал  у
младших офицеров, столкнувшихся  с  серьезной  тактической  проблемой.  Макс
взвешивал свое мнение. Это значило, что и Егеру придется взвешивать свое.
   Скорцени продолжал:
   - Каждая из пар двинется поочередно.  Та,  что  понесет  настоящий  груз,
будет третьей.
   - Кто вам сказал, что вы Бог? - спросил один из партизан.
   Изуродованная шрамом щека эсэсовца скривилась от наглой усмешки.
   - А кто вам сказал, что нет?
   Скорцени немного обождал, не будет ли еще возражений. Их не  последовало.
Тогда он подтолкнул в плечо человека из ближайшей пары и крикнул:
   - Пошел! Пошел! Пошел! - словно то  были  парашютисты,  выпрыгивающие  из
транспортного "юнкерса-52".
   Спустя некоторое время в путь двинулась вторая пара. Затем Скорцени вновь
крикнул:
   - Пошел! Пошел! Пошел!
   Егер с Максом выскочили из леса и устремились к  обещанной  повозке.  Она
ждала их в нескольких километрах к  северо-востоку,  за  пределами  наиболее
охраняемой ящерами зоны. Егеру хотелось с максимальной скоростью одолеть это
расстояние. Но при хлюпаний по осенней распутице с тяжелым ящиком такое едва
ли было возможно.
   - Терпеть не могу этот мерзкий дождь, - признался Макс, хотя  он,  как  и
Егер, знал, что по снегу, который не за горами, преодолеть этот путь было бы
еще труднее.
   - Сейчас я совершенно не возражаю против дождя, - заметил Егер. - По этим
хлябям ящерам будет труднее гнаться за нами, чем по твердой земле. К тому же
из-за низкой облачности нас  не  засечь  с  воздуха.  Честно  говоря,  я  не
возражал бы и против тумана.
   - А я бы возражал, - сказал Макс. - Мы бы заблудились.
   - У меня есть компас.
   - Очень предусмотрительно, - сухо  проговорил  Макс.  Егер  посчитал  эти
слова комплиментом, пока не вспомнил,  как  их  использовал  Макс,  описывая
поставленное на конвейер убийство в... как  называлось  то  место  ?"Ах  да,
Бабий Яр.
   Внутри у майора закипела злоба. Самое  скверное,  он  не  знал,  на  кого
направить ее: то ли на своих соотечественников, замаравших честь мундира, то
ли на этого еврея, рассказавшего ему  про  те  события  и  заставившего  его
обратить на них внимание. Егер бросил взгляд  на  Макса.  Как  всегда,  Макс
внимательно следил за ним. У него не было проблем с отысканием  объекта  для
своей ярости.
   Егер повернул голову и оглянулся назад. Пелена дождя почти скрыла лес  от
глаз. Он увидел одну из отвлекающих пар, но только одну.
   Ящеры подняли в воздух  новые  вертолеты,  и  на  сей  раз  их  не  могла
остановить никакая зенитка. Из лесу  послышались  винтовочные  выстрелы,  но
воевать с  винтовкой  против  любой  из  винтокрылых  машин  было  столь  же
напрасной затеей, как атака польской кавалерии против немецких танков, когда
война - человеческая война - только начиналась.
   И все  же  пули  винтовок  возымели  какое-то  действие.  Свистящий  звук
вертолетных винтов не становился громче.  Эти  опасные  машины  кружили  над
деревьями. Послышался стрекот их пулеметов. Когда он стих,  новые  залпы  из
винтовок  сообщили,  что  кто-то  из  отряда  еще  жив.  Пулеметные  очереди
возобновились.
   Звук вертолетов изменился. Егер оглянулся, но за завесой дождя ничего  не
увидел. Тем не менее он попытался быть оптимистичным:
   - Возможно, они садятся, чтобы прочесать лес. Если  так,  все  их  поиски
будут напрасны. Макс не разделял его оптимизма.
   - Не считайте их кретинами, черт бы все побрал, до такой степени.
   - Их нельзя назвать хорошими солдатами, особенно в  тактике,  -  серьезно
ответил Егер. - Они достаточно смелые и,  естественно,  имеют  замечательную
технику. Но попросите их сделать что-либо не запланированное заранее, и  они
начнут топтаться на месте.
   "В этом смысле они даже хуже русских", - подумал Егер,  но  предпочел  не
высказывать свои мысли вслух.
   Огонь с вертолетов не уничтожил всех людей в лесу.  Винтовочные  выстрелы
захлопали вновь, и к их канонаде добавился стрекот пулемета. Затем  с  более
резким и хлопающим звуком им ответили автоматы ящеров.
   -  Они  высадили  войска!  -  воскликнул  Егер.  -  Чем  дольше  они  там
задержатся, тем больше у нас шансов на успех.
   - И тем больше вероятность, что они поубивают моих друзей, - сказал Макс.
- Думаю, ваших тоже. У сраного нациста есть друзья? Наверное, после тяжелого
дня, вдоволь постреляв евреям в затылок, вы шли пить пиво с  вашими  сраными
приятелями?
   - Я солдат, а не палач, - ответил Егер.
   Интересно, был ли Георг Шульц среди тех, кто нес пустые ящики?  Если  да,
то сейчас он тоже хлюпает по грязи. Если  нет...  Егер  подумал  и  об  Отто
Скорцени.  Похоже,  этот  эсэсовский   капитан   обладал   даром   создавать
безвыходные ситуации и потом выскальзывать из них. Но, подумав  об  эсэсовце
Скорцени, Егер вспомнил про Бабий Яр. Скорее всего, это их рук дело.
   - У вас, русских, тоже есть палачи, - прибавил Егер.
   - Ну  и  что?  Это  вас  оправдывает?  -  спросил  Макс.  Егер  не  нашел
подходящего ответа. Еврейский партизан продолжал:
   - Жаль, что меня не отправили в сибирский гулаг за несколько лет до того,
как ваши сраные немцы заняли Киев. Тогда бы, срань господня, мне не пришлось
видеть то, что я видел.
   Дальнейший спор разом оборвался, так  как  Егер  с  размаху  шлепнулся  в
грязь.  Макс  помог  ему  подняться  на  ноги.  Они  продолжили  путь.  Егер
чувствовал  себя  столетним  старцем.  Один  километр  по  этой   хлюпающей,
чавкающей, липкой грязи бы