остей,  чем  славы.  Атвару
было все равно. Главное - рядом есть кто-то, кому можно пожаловаться.
   - Однако  тосевиты  не  так  примитивны,  как  кажется.  Клянусь  памятью
Императоров прошлого, у кого еще хватило бы безумия  вообразить,  что  можно
построить гигантские корабли, на которых размещаются  самолеты?  Кто  бы  до
этого додумался, я спрашиваю, кроме Больших Уродов? -
   Да, родная планета ящеров, как  и  Работев-2  и  Халесс-1,  имели  водные
пространства, но в виде рек, прудов и  озер  (на  Работев-2  было  даже  два
небольших моря). Но ни один  из  миров  Расы  не  омывали  такие  бескрайние
океанские просторы, как Тосев-3, и ни один из народов Империи не использовал
свои водные ресурсы так, как Большие Уроды. Появление самолетов буквально из
ниоткуда, как это случилось при  налете  на  их  базу  на  побережье  Китай,
оказалось тяжким сюрпризом. Не  меньшим  сюрпризом  явилась  и  дальнобойная
морская артиллерия, которая обстреливала прибрежные базы Расы.
   - Зато теперь мы знаем, - возразил Кирел, - что они нападают с моря, и мы
можем топить их огромные корабли, причем с легкостью, - их ведь  не  скроешь
от глаз. Так что проблема исчезнет, причем скоро.
   - Возможно, так оно и будет.
   Начав жаловаться вслух, Атвар не собирался останавливаться на полдороги.
   - А управляемые снаряды, которые они пытаются  запускать?  Что  делать  -
сбивать каждый из них? Мы прилетели сюда воевать с  дикарями,  единственными
пусковыми  установками  которых  являются  камнеметные  машины...  А   самую
последнюю новость вы знаете?
   - Надеюсь услышать ее от вас, господин адмирал, - сказал Кирел.
   Тон его ответа говорил, что он понимает: для собственного  же  блага  ему
лучше внимательно выслушать слова Атвара.
   - Последние дни в  сражениях  с  нашими  самолетами  впервые  участвовали
реактивные самолеты тосевитов из Дойчланда  и  Британии  одновременно.  Они,
конечно, уступают нашим, особенно британские. Однако это уже не  примитивные
ящики с вращающимися лопастями, с которыми мы сталкивались до сих пор.
   - Я не слышал об этом, господин адмирал. - Теперь внимание  Кирела  стало
искренним. Немного оправившись от удивления, он спросил:
   - Как же так? Если я прав, то до нашей высадки Дойчланд и  Британия  были
врагами?
   - Да, были. Британия, США,  СССР  и  Китай  воевали  против  Дойчланда  и
Италии. Британия, США и Китай воевали  против  Ниппон.  Однако  по  какой-то
причине, явно лишенной скорлупы, Ниппон не воевал с СССР. И если бы тосевиты
не додумались до новых штучек, которыми теперь швыряются в  нас,  я  мог  бы
поклясться именем Императора, что они сумасшедшие.
   - Как же так? - повторил Кирел. - Если до нашего приземления  Дойчланд  и
Британия  были  врагами,  то  вряд  ли  они  поделились  бы  друг  с  другом
технологией производства реактивных самолетов...
   - Мне бы не хотелось так думать, но кто  может  с  уверенностью  сказать,
чего именно ожидать от Больших Уродов? Возможно, они такие  потому,  что  на
небольшом участке суши находится много различных империй.
   По сравнению со сложными и коварными политическими играми тосевитов  даже
интриги Императорского двора выглядели безобидными.
   Однако Кирелу не давали покоя реактивные самолеты.
   - Господин адмирал, если они не обмениваются  технологией,  это  означает
лишь одно:  и  те  и  другие  разработали  ее  самостоятельно.  Они  подобны
болезнетворному вирусу и тоже мутируют, но не физически, а  технически,  что
еще хуже. Причем слишком быстро. Наверное, нам следовало бы провести  полную
зачистку планеты.
   Главнокомандующий повернул оба глазных бугорка к своему  подчиненному.  И
эти слова он слышит от офицера, который настаивал на предоставлении  Большим
Уродам возможности капитулировать прежде, чем  Раса  уничтожит  их  средства
связи?! Точнее, прежде, чем Раса потерпела неудачу, пытаясь уничтожить их?
   - Командир корабля, вы считаете,  что  они  представляют  для  нас  столь
серьезную угрозу?
   - Да, господин адмирал. Мы находимся на высоком уровне  развития,  причем
сохраняем его уже многие века. Они стоят ниже нас, но быстро поднимаются. Мы
должны полностью уничтожить их, пока это еще в наших силах.
   - Если бы только  эти  грязные  твари  не  уничтожили  "Пятьдесят  шестой
Император Джоссано"! - со скорбью в голосе проговорил Атвар.
   "Если бы мы только не сосредоточили на  одном  корабле  такое  количество
наших бомб!" - добавил он про себя.  Но  нет,  его  нельзя  за  это  винить:
инструкция предписывала доверять хранение больших  запасов  ядерного  оружия
только самым надежным командирам кораблей. Как и положено офицеру  Расы,  он
следовал  этому  наставлению.   Вряд   ли   кто-нибудь   усомнится   в   его
компетентности,  разве  что  подумают:  "Следуя  инструкции,   он   потерпел
неудачу". То, что отшлифованные веками правила оказывались бессильны  всякий
раз, когда  дело  касалось  тосевитов,  беспокоило  главнокомандующего  даже
сильнее, чем сражения на поверхности Тосев-3.
   - У нас еще осталось некоторое количество ядерного оружия, - не  унимался
Кирел. - Возможно, Большие Уроды сдадутся  быстрее,  когда  увидят,  что  мы
способны сделать с их городами?
   В знак несогласия Атвар откинул назад голову.
   - Мы не можем уничтожить планету, на которую уже направляются  корабли  с
переселенцами.
   Так гласило древнее наставление, основанное на завоеваниях  работевлян  и
халессиан.
   - Господин адмирал, мне кажется,  что  Тосев-3  не  идет  в  сравнение  с
другими   планетами,   завоеванными   Расой.   Тосевиты   обладают   большей
способностью к сопротивлению, чем  обладали  работевляне  и  халессиане,  и,
похоже, требуют более жестких мер.  Особенно  тосевиты  Дойчланда,  господин
адмирал.  Пушка,  уничтожившая  "Пятьдесят   шестой   Император   Джоссано",
принадлежала  им,  хотя  и  стреляла  с  территории  СССР.   Добавьте   сюда
управляемый снаряд, который эти Большие Уроды пытались запустить.  А  теперь
вы сообщаете мне еще и об  их  реактивных  самолетах.  Я  считаю  применение
ядерного оружия необходимым.
   - Нет, - возразил Атвар.
   Инструкции требовали, чтобы  новые  планеты  не  загрязнялись  радиацией,
которая способна сохраняться длительное время. Кроме  того,  Расе  предстоит
жить здесь вечно, вплетая Тосев в ткань Империи, и нужно  считаться  с  тем,
что на Тосев-3 не так уж много суши.
   Но этим исключительно опасным туземцам суши вполне  хватало.  Только  что
главнокомандующий размышлял о том,  сколь  недейственным  оказалось  древнее
наставление в  войне  против  Больших  Уродов.  Отход  от  инструкции  пугал
главнокомандующего как никогда  прежде.  Атвар  словно  бы  лишался  милости
Императора, становясь одиноким и заброшенным.  Но  заслужит  ли  он  милость
Императора, если принесет Расе новые несчастья?
   - Постойте, командир корабля, я передумал, - сказал  он  Кирелу,  который
был готов уйти. - Давайте рискнем  и  сбросим  бомбу  на...  как  называется
главный город Дойчланда?
   - Берлин, господин адмирал, - ответил Кирел. - Будет исполнено.

Глава 5

   - Париж... - устало произнес Джордж Бэгнолл. - За несколько лет до начала
войны я ездил сюда в отпуск. Он не похож на тот, прежний Париж.
   - Теперь вообще все изменилось, - отозвался Кен Эмбри, - Черт побери, все
не похоже на То, что было до появления ящеров, а они свалились нам на голову
всего какую-нибудь неделю назад.
   -  В  этом  есть  и  свои  плюсы,  иначе  мы  бы  все  считались   сейчас
военнопленными, сидели бы  за  колючей  проволокой  и  дожидались  очередных
посылок от Красного Креста, - заметил Элф Уайт. Штурман поднял ногу и потряс
уставшей от долгой ходьбы ступней. Потом мрачно рассмеялся:
   - Впрочем, будь мы пленными,  получающими  посылки  от  Красного  Креста,
кормежка у нас, вероятно, была бы получше той, что мы имели, добираясь сюда.
   - Ты прав со всех сторон, - согласился Бэгнолл. - Но, будучи свободным, я
чувствую себя гораздо лучше.
   Немцы, оккупировавшие северную и центральную части Франции, могли не  раз
уничтожить английских летчиков, пока те добирались до Парижа, но  они  и  не
подумала это сделать. Напротив, некоторые из них даже приветствовали  людей,
которым при иных обстоятельствах без долгих размышлений пустили  бы  пулю  в
лоб. Французские крестьяне делились с англичанами чем могли, однако они сами
питались весьма скудно -  их  собратья  по  другую  сторону  Ла-Манша  могли
считать себя баловнями судьбы.
   - Если уж мы заговорили о ящерах, - сказал Кен Эмбри, -  то  кто  бы  мог
подумать, что стертый с лица земли Берлин будет вызывать у меня сожаление?
   В течение последних дней французские газеты,  все  еще  находившиеся  под
немецкой цензурой, только и писали об огненном шаре, поглотившем Берлин. Они
скорбели о чудовищных разрушениях и оплакивали сотни тысяч погибших. Большую
часть газетных статей  Бэгнолл  понимал:  его  французский  оказался  вполне
приличным.
   - Если бы им удалось в числе прочих поджарить и Гитлера, я бы ни слезинки
не пролил, - признался Бэгнолл.
   - Я бы тоже, - согласился Эмбри. - Раньше и я бы  не  отказался  швырнуть
туда одну из тех проклятых пузатых бомб, которые мы скидывали на К„льн.  Да,
пока шла война между нацистами и нами... Но ящеры все сильно усложнили.
   - Это уж точно.
   Бэгнолл поднял утомленные глаза к небу,  словно  ожидая  увидеть  самолет
ящеров. Но даже если  ты  его  не  видишь,  радости  мало,  когда  на  борту
находится такая  супербомба,  какая  шарахнула  по  Берлину.  Если  доверять
газетам (а это во Франции дело рискованное, особенно  после  начала  войны),
одна-единственная бомба ящеров на  многие  мили  вокруг  уничтожила  все  до
основания. От такой бомбочки не убежишь и не  спрячешься.  Так  какой  тогда
смысл шарить глазами по небесам?
   Мимо на дребезжащем велосипеде проехала хорошенькая девушка.  Велосипеду,
наверное,  было  больше  лет,  чем  ей.  Юбка  давала  возможность   вдоволь
насмотреться на ее загорелые ноги. Бэгнолл слышал каждый щелчок велосипедной
цепи, когда та задевала шестеренку  педалей.  Его  слух  улавливал  звуки  и
других велосипедов, заворачивавших за угол  и  исчезавших  из  поля  зрения.
Бортинженер слышал цоканье лошадиных копыт и грохот  железных  ободов  колес
повозки, которую лошадь медленно тащила по  улице.  Он  слышал,  как  где-то
кто-то шьет на ручной швейной машине, как женщина зовет домой своего кота по
имени Клод,  который,  согласно  ее  словам,  был  очень  дурным  созданием.
Бэгноллу казалось, что он слышит весь город.
   - Париж без стада автомобилей, которые пытаются тебя задавить, -  это  не
Париж, - сказал он.
   - Это так, но с исчезновением машин стало  чище,  -  отозвался  Эмбри.  -
Чувствуешь, какой свежий воздух? Мы как будто находимся за городом. Когда  в
последний раз я здесь был, выхлопными газами воняло сильнее, чем в Лондоне.
   - Да, выхлопные газы теперь не докучают, - согласился Бэгнолл.  -  Джерри
до последней капли выкачали бензин для своих самолетов и танков.
   Из-за  угла  появился  человек,  выглядевший   значительно   лучше,   чем
большинство французов, встреченных Бэгноллом за последние  дни.  На  лацкане
мужчины блеснуло что-то серебряное. Когда он подошел ближе, Бэгнолл, увидел,
что именно: то был маленький значок в виде двустороннего топора -  франциск,
символ Виши и коллаборационистов.
   Француз уже собирался пройти мимо, но вид людей в незнакомой форме, пусть
даже в такой грязной и рваной, в какой щеголял экипаж  "ланка",  пробудил  в
нем любопытство.
   - Pardonnez-moi, messieurs, mais - etes-vous  allemands?" -  спросил  он  и  затем  повторил
вопрос по-немецки.
   - Non, monsieur, nous sommes anglais,  -  ответил  Бэгнолл.  Глаза  француза  широко   раскрылись.
Непроизвольно его левая рука метнулась к булавке значка на  лацкане,  словно
он желал спрятать его. Бэгнолл подумал о том, что сейчас творится у француза
в душе, что чувствует он, приспособившийся к немецкому ярму, встретив  людей
из страны, отказавшейся покориться.
   Француз говорил и по-английски тоже.
   - Весь мир сейчас объединился, - сказал он. Кивнув, он протиснулся сквозь
англичан и заспешил прочь, но не удержался и оглянулся через плечо.
   - Угодливый слизняк! - пробормотал Элф Уайт. - Ишь  ты,  "весь  мир",  ни
больше ни меньше. Въехать бы ему на память сапогом под задницу!
   - Я бы тоже не отказался, - сказал Бэгнолл. - Но какой бы  дрянью  он  ни
был,  он  прав.  Иначе,  думаешь,  мы  бы  долго  болтались  здесь  в  форме
Королевских ВВС?
   - Может, и так, но я не особенно настроен считать паразитов  вроде  этого
частью человечества, - возразил Уайт. - Если бы в Париже хозяйничали  ящеры,
он лизал бы зады им, а не немцам.
   Штурман не собирался приглушать  свой  голос.  Француз  дернулся,  словно
ужаленный пчелой, и пошел еще быстрее.
   - Лучше благодарить судьбу, чем осуждать других, - вмешался Кен Эмбри.  -
Нам-то  не  пришлось  жить  под  немецким  башмаком  эти  два  года.   Скажу
откровенно: если бы Гитлер вломился  к  нам  и  победил,  нашлась  бы  свора
коллаборационистов и среди англичан, а еще - великое множество тех, кто стал
бы делать что велят, лишь бы уцелеть.
   - Таких я не осуждаю, - ответил Бэгнолл. - Человеку нужно  жить,  значит,
он должен приспосабливаться. Но будь я проклят, если бы  увидел  кого-то  из
нас,  нацепившими  значки  с  серебряными  топорами  или  еще   какой-нибудь
пакостью!  Все-таки  есть  разница  между  тем,  чтобы  приспосабливаться  и
подлизываться. Никто не заставляет их тут прикалывать франциск.  Это  делают
только те, кто хочет.
   Остальные члены экипажа  кивками  поддержали  его.  Англичане  продолжали
двигаться к центру Парижа. Почти обезлюдевшие  улицы  не  были  единственной
чертой,  удивившей  Бэгнолла.  Когда  он  был  в  Париже  в   прошлый   раз,
экономическая депрессия еще продолжалась и одним из впечатлений, которых ему
никогда не забыть, было зрелище мужчин (многие из них были прилично  одеты),
которые вдруг  наклонялись,  чтобы  поднять  из  канавы  сигаретный  окурок.
Правда, прилично одетые мужчины в Лондоне  делали  тогда  то  же  самое.  Но
французам  каким-то  образом  удавалось  даже  попрошайничать   с   оттенком
щегольства.
   - А, вот оно что! - воскликнул Бэгнолл, довольный своим открытием, словно
физик, работающий с радием. Товарищи оглянулись и поглядели  на  него.  -  Я
понял, что изменилось: Париж всегда был символом веселья, веселый  "Пари"  и
все такое. Всегда возникало чувство, что живущие здесь знают лучше тебя, как
надо развлекаться. Одному Богу известно, действительно ли это так, но мы так
думали. А теперь этого про Париж не скажешь.
   - Трудно веселиться, когда голоден, да еще находишься под оккупантами,  -
проворчал Элф Уайт.
   - Да, оккупанты... - негромко сказал Кен Эмбри. -  Кстати,  прямо  к  нам
двигаются джерри собственной персоной. Покажем им  своим  молодецким  видом,
что мы солдаты?
   На пропагандистских снимках немецкие солдаты больше напоминали механизмы,
чем людей, рожденных отцом и матерью. Все линии, углы, все их движения  были
полностью  одинаковы,  а  тяжелые,  лишенные  выражения  лица  под  касками,
похожими на ведерки для угля, добавляли зрелищу завершающий тягостный штрих.
Отряд, что двигался по улице в направлении англичан, здорово не дотягивал до
идеала герра Геббельса. Двое из вояк были непомерно  толстыми,  у  одного  в
усах преобладала седина. У нескольких солдат верхние  пуговицы  на  мундирах
были расстегнуты - геббельсовский идеальный солдат скорее бы согласился быть
расстрелянным, чем вообразил бы подобное.  У  некоторых  вообще  не  хватало
пуговиц; вдобавок сапоги многих нуждались в чистке и починке.
   "Войска из запаса третьего разряда,  -  догадался  Бэгнолл.  -  Возможно,
четвертого". Настоящая немецкая армия в прошлом году увязла  в  сражениях  с
русскими либо моталась взад-вперед по Сахаре. Побежденная  Франция  получала
лишь отходы вооруженных сил Германии. "Интересно, - подумал Бэгнолл,  -  как
этим оккупационным войскам  перспектива  сдерживать  атаки  ящеров  -  врага
посерьезнее, чем Красная Армия?"
   Он  также  подумал  о  вещах  более  насущных:  соблюдается   ли   шаткое
англо-германское  перемирие  на  земле  так  же,  как  в   воздухе?   Немцы,
направлявшиеся к ним, были грузными и  не  первой  молодости,  но  все  были
вооружены винтовками, по сравнению с которыми револьверы  экипажа  выглядели
игрушечными.
   Фельдфебель, командовавший отрядом, имел  такой  живот,  что  можно  было
подумать, будто  его  владелец  находится  на  сносях.  Немец  поднял  руку,
приказывая  своим  людям  остановиться,  затем  приблизился   к   английским
летчикам. У него был тройной подбородок и мешки под хитрыми глазами. Бэгнолл
предпочел бы не садиться с этим человеком за карточный стол.
   - Sprechen Sie deutsch? -
спросил немец. Англичане переглянулись. Все отрицательно покачали головами.
   - Кто-нибудь из ваших людей говорит  по-английски?  -  поинтересовался  в
ответ Кен Эмбри. -  Или  parlez-vouz  francais?.
   Фельдфебель покачал головой; при  этом  его  дряблое  тело  заколыхалось.
Однако, как и подозревал Бэгнолл,  он  был  находчивым  малым.  Унтер-офицер
подошел к отряду и что-то прорычал своим людям. Те устремились в магазинчики
на бульваре. Менее чем через минуту  один  из  солдат  вернулся  с  каким-то
тощим, перепуганным французом, громадные уши которого, казалось, готовы были
унести своего хозяина прочь при малейшем ветре.
   Оказалось, что этот человек в равной степени владеет как французским, так
и немецким языками. С его помощью фельдфебель сообщил:
   - В кафе Веплер на площади Клиши у нас находится центр отдыха для солдат.
Там же разбираются с английскими летчиками. Прошу следовать за нами.
   - Мы пленники? - спросил Бэгнолл.
   Француз перевел вопрос немцу. Теперь, когда этот человек увидел, что  его
взяли не в заложники, а как переводчика, он почувствовал себя куда лучше.
   - Нет, вы не пленные, - ответил унтер-офицер. - Вы  гости.  Но  здесь  не
ваша страна, и вы пойдете с нами. Сказанное не походило на просьбу.
   - Может, напомнить ему, что здесь  также  и  не  его  страна?  -  спросил
по-английски Эмбри.
   Бэгнолл,  как  и  остальные  члены   экипажа,   прикинул   шансы.   Немцы
превосходили их численностью и оружием.  Никто  из  англичан  не  сказал  ни
слова. Пилот вздохнул и перешел на французский:
   - Скажите офицеру, что мы пойдем с ним.
   - Gut, gut, -  довольным  тоном  произнес  фельдфебель,  поглаживая  свой
живот, словно ребенка.
   Он приказал французу также  идти  с  ними,  чтобы  служить  переводчиком.
Француз бросил тоскливый взгляд на свой магазинчик дорожных принадлежностей,
но иного выбора у него не было.
   Идти пришлось далеко. Солдатский центр находился на правом берегу Сены, к
северо-востоку от Триумфальной арки. Даже немцы щадили памятники Парижа.  Но
ящеры понятия не имели о такой щепетильности - из арки был  вырван  солидный
кусок, и впадина напоминала дупло в гниющем зубе. Эйфелева башня пока стояла
невредимой, однако Бэгнолл сразу задумался над тем, как долго еще будет  она
возвышаться над Парижем,
   Немецкие военные указатели - белые деревянные  стрелки  с  остроугольными
черными буквами -  как  грибы,  торчали  на  каждом  парижском  перекрестке.
Наверное, экипажу  английского  бомбардировщика  удалось  бы  найти  путь  к
переделанному немцами кафе и без сопровождающих. Но Бэгнолл чувствовал,  что
не стоит винить фельдфебеля за этот поход под конвоем. Если  они  с  немцами
больше не враги, то еще и не друзья.
   В центр солдатского отдыха входили и выходили люди в серой форме. Те, кто
узнавал форму  английских  ВВС,  останавливались,  чтобы  поглазеть.  Дальше
любопытных взглядов дело не шло, за что Бэгнолл был неимоверно признателен.
   У входа фельдфебель отпустил переводчика, не заплатив ему  ни  гроша.  За
полтора часа пут