как ей кажется, следует сделать. Джордж Бэгнолл переводил ее слова  на
английский.
     --  Подойдите  к  карте,  --  попросил  он  по-немецки,  когда  Людмила
замолчала, и показал на лес, расположенный к  югу от Пскова. -- Где точно вы
видели грузовики и как давно?
     Людмила  принялась  разглядывать  карту.  Она  немного   нервничала;  в
Советском Союзе военные карты не принято показывать всем подряд.
     --  Вот  здесь, к  западу от пруда, --  показала  она. -- Я  совершенно
уверена. Это было... -- Она посмотрела на часы у себя на  руке. --  Двадцать
три минуты назад.  Я вернулась,  чтобы  доложить о передвижениях противника,
как только засекла грузовики.
     Джордж  Бэгнолл улыбнулся.  По  русским стандартам у него  было слишком
вытянутое, худое и непропорциональное лицо.  Людмила не считала таких мужчин
привлекательными,  но  стоило  ему улыбнуться,  и  он  становился  настоящим
красавцем.
     -- Вы  правильно поступили,  запомнив точное время и сразу вернувшись в
Псков, -- сказал он.
     И  тут же,  перейдя на  английский,  заговорил  со  своими  товарищами.
Людмила,  которая  не  понимала  ни  слова,  сначала разозлилась,  но  потом
сообразила,  что  английским летчикам  нужно обсудить ее сообщение, и  сразу
успокоилась.
     Вскоре  Бэгнолл  заговорил  на  смеси  немецкого  и  русского,  которым
пользовалась сама Людмила.
     -- К тому времени как мы сможем все подготовить и начать артиллерийский
обстрел,  грузовики практически доберутся  до линии  фронта  ящеров  --  вот
видите?   --   Он  показал  на  карте   предполагаемый  маршрут  грузовиков,
направлявшихся к красной линии за пределами Пскова. Увидев разочарование  на
лице Людмилы, он продолжал: -- Но ящеры не успеют их разгрузить. Может быть,
парочка снарядов окажется очень даже кстати. Подождите здесь.
     Он вышел  из комнаты  с картами,  но через несколько минут  вернулся  с
улыбкой на лице.
     -- Капитан Дельгер  нас  не одобряет, но  он хороший солдат.  Если  ему
приказано что-то сделать, он это делает.
     Он оказался прав -- через несколько минут полевые орудия, расположенные
к северу и востоку от Пскова, начали обстрел  позиций  ящеров, причем прежде
чем враг успел ответить, батареи поменяли свое местоположение.
     Впрочем, ящеры без задержки ответили яростным огнем.
     --  Надеюсь,  они  успели  отвести  пушки на новую позицию, --  сказала
Людмила и покачала головой. -- Мне всякий раз становится не по себе, когда я
желаю чего-нибудь хорошего  немцам. -- Она произнесла эти слова по-немецки и
смущенно повторила их по-русски.
     Женщина со снайперской винтовкой согласно закивала.
     -- Мы тоже чувствуем себя не слишком уютно, --  сказал  на своем вполне
приличном  русском  Джоунз,  самый молодой из англичан. --  Не забывайте, мы
ведь  воевали  с  гитлеровцами  два  года, прежде  чем  к  нам присоединился
Советский Союз.
     Людмила все прекрасно помнила. В те два года пропаганда утверждала, что
гитлеровская  Германия не делает ничего плохого. Она наносит удар за  ударом
по  империалистическим  державам...  а потом она напала  на  Советский Союз,
который устоял чудом.
     -- Они наши союзники в борьбе против  ящеров, -- сказала Людмила.  -- Я
стараюсь все остальное забыть и помнить только об этом. Я стараюсь... но мне
очень трудно.
     -- Да,  трудно, -- согласился с ней Джордж Бэгнолл. -- То,  что я видел
здесь  и  во Франции, заставило меня  ликовать, когда  мы  сбрасывали  им на
головы бомбы. Однако  следует  признать, что нацисты задали ящерам серьезную
трепку. Очень странно.
     Большая часть  была сказана  по-немецки, но  русская  блондинка  поняла
достаточно, чтобы ответить:
     -- Никто не утверждает, будто нацисты не умеют воевать. А если кто-то и
говорит такое --  это вранье; мы все достаточно видели, чтобы знать, что они
отличные  солдаты. Но они не думают, зачем и почему сражаются. Кто-то отдает
им  приказ, и  они  его выполняют  -- безукоризненно. И  все ради чего? Ради
победы гитлеризма? -- В ее небесно-голубых глазах появилось презрение.
     Никто не стал  с ней спорить.  Через несколько  минут  в комнату вбежал
капитан Дельгер. Его упитанное красивое лицо сияло.
     --  Мы  получили сообщение  с линии  фронта. Наша артиллерия обстреляла
вражеские  грузовики.  Похоже,   они  везли  снаряды,  потому  что  возникло
несколько новых взрывов.
     Бэгнолл сказал  ему, что  делать,  и он прекрасно  справился  со  своей
задачей.
     Блондинка  со  снайперской  винтовкой  бросилась  Бэгноллу  на   шею  и
поцеловала  его  в  губы. Капитан  Дельгер смущенно  закашлялся  и  поспешил
покинуть кабинет англичан. Джером Джоунз покраснел и стал похож  на вареного
рака,  а  Людмила   смущенно  отвернулась.  Такое  поведение,  исключительно
неприличное, не пристало советской женщине.
     Она   ожидала,   что   Бэгнолл   воспользуется  доступностью  бесстыжей
снайперши.  Во-первых,  мужчины  все одинаковые  и хотят  только  одного.  А
во-вторых,  он  англичанин, а  значит,  капиталист  и  эксплуататор.  Но  он
осторожно,  чтобы  не  обидеть, высвободился  из  объятий красотки.  Людмила
видела, что он смущен не меньше, чем она сама.
     Она  задумчиво  пригладила  волосы.  Бэгнолл   совсем  не  походил   на
англичанина из ее школьной программы и вел себя иначе. А что это значит? Она
и сама не знала, но чем больше смотрела на мир, тем сложнее он становился.
     * * *
     Йенс Ларссен въехал в Ханфорд, штат Вашингтон, из последних сил нажимая
на педали своего велосипеда, и остановился посреди центральной улицы.
     -- Боже, какая помойка, -- проворчал он.
     Он сразу понял, почему физики  из Металлургической лаборатории  с таким
восторгом рассказывали об этом городке -- даже отсюда он  слышал громкий шум
реки  Колумбия,  которая  текла  неподалеку. Отличная  река,  именно то, что
нужно. Кроме того, Ларссен отлично знал, что представляет собой Миссисипи.
     А еще здесь имелась железная дорога, которая вела сюда с севера: здание
вокзала оказалось самым большим в городе. Однако на  юг она  не продолжалась
--  значит, Ханфорд -- конечная станция.  "Во многих отношениях", -- подумал
Йенс.  Наличие железной  дороги  говорит  в пользу  городка.  По  ней  можно
доставлять  и  увозить все,  что  потребуется. Без  нее  все было бы гораздо
сложнее.
     Итак, река и железная дорога: два серьезных достоинства. Все остальное,
с точки  зрения  Йенса,  представляло  собой  недостатки. В  Ханфорде  живет
несколько сотен человек. И  если  здесь начнется промышленное строительство,
это сразу же насторожит ящеров, поскольку своих заводов и  крупного  -- как,
впрочем, и мелкого -- производства Ханфорд не имел.
     Йенс  огляделся  по  сторонам. Завод по производству  плутония придется
строить под землей;  нет ни одного достаточно крупного здания, где он мог бы
незаметно разместиться.  А  как организовать такие работы, чтобы  неприятель
ничего не заметил? Ларссен не знал.
     --  Слишком  маленький,  --  сказал  Ларссен  так,  словно  кто-то  ему
возражал.
     Ханфорд  всю свою  жизнь  служил  рыночным городом  для окрестных ферм.
Кое-какие  поля, расположенные  к северу, югу и западу  от  него, оставались
зелеными; но  большая  их  часть  высохла  и умерла  из-за  ящеров,  которые
разрушили водонапорные башни.
     Около  железнодорожной станции располагались пара магазинов  (один  был
закрыт), заправочная станция (она тоже не функционировала), школа (поскольку
наступило  время  летних  каникул, Йенс  не  знал,  работает она  или нет) и
кабинет врача. Ларссен заметил, что туда вошла беременная женщина -- значит,
врач на своем посту.
     Он задумчиво почесал запястье. В Огдене, штат  Юта,  доктор -- кажется,
его  звали  Шарп  --  сказал,  что  в  каком-нибудь   маленьком  городке   у
какого-нибудь  врача,  возможно,   остались  сульфаниламиды,  которые  могут
избавить его от триппера. По дороге сюда он поспрашивал у местных эскулапов,
но ни у кого из них не оказалось лекарства -- либо они не хотели тратить его
на чужого парня, оказавшегося  в их городке проездом. Ну, раз он сюда попал,
можно  еще раз попробовать. Скажут ему "нет"  -- значит, нет.  Ничего нового
для себя он не услышит.
     Он  подошел к кабинету врача и  поставил велосипед на тормоз, но уже  в
следующую минуту покачал головой и решил взять его  с собой. Если кто-нибудь
из местных его утащит, все остальные будут делать вид, что  вообще ничего не
видели.  Йенс вырос  в маленьком городке и  хорошо  знал, какие здесь  царят
нравы.
     В  приемной оказалось чисто  и  достаточно  уютно.  На  столике  лежали
журналы  годичной давности.  Даже  если бы  ящеры и не заявились в  Америку,
здесь  было бы  точь-в-точь  то  же самое. За конторкой  сидела  средних лет
симпатичная женщина в  льняном платье. Если  появление грязного незнакомца с
винтовкой и велосипедом в руках и удивило ее, она этого не показала.
     -- Доброе  утро, сэр, --  поздоровалась  она. -- Доктор Генри скоро вас
примет.
     -- Хорошо, спасибо.
     Йенс сел. Он не  обратил внимания  на  вывеску снаружи, где  стояло имя
врача. Ему было все  равно. Он принялся листать  журнал  "Лайф", разглядывая
фотографии  немцев,  отступающих под  ударами суровой русской  зимы.  Сейчас
происходили гораздо более ужасные вещи, хотя тогда,  в 1942  году, казалось,
что самое страшное уже случилось.
     -- Э-э-э, извините, сэр, -- сказала медсестра. -- Ваше имя?
     Ларссен  назвал, а потом  произнес его  по буквам, он привык, что люди,
как правило, путают либо его имя, либо фамилию, а порой и то и другое.
     Дверь рядом с  конторкой  медсестры  открылась,  и  из  кабинета  вышла
беременная женщина. Если не считать того, что она была  похожа на дирижабль,
выглядела она прекрасно. Она улыбалась. Видимо, доктор сказал, что у нее все
в порядке.
     Женщина, чуть моложе медсестры, высунула голову и позвала:
     -- Заходите, мистер э-э-э... Ларссен.
     Она была  в стареньком, но идеально чистом белом халате, а на шее у нее
висел стетоскоп.
     Йенс вошел в комнату. Женщина взвесила его, измерила кровяное давление,
а потом спросила, на что он жалуется. Йенс почувствовал, что краснеет.
     -- Я бы хотел поговорить с доктором, -- смущенно пролепетал он.
     Женщина  приподняла одну бровь.  У  нее было  худое  лошадиное  лицо, а
темные волосы собраны в короткий хвостик.
     --  А я  и есть доктор, -- ответила она.  -- Марджори Генри. Вы решили,
что  я медсестра? -- По  тому,  как она задала свой вопрос,  стало ясно, что
люди на протяжении многих лет спрашивали у нее одно и то же.
     -- А, понятно, -- пробормотал Йенс,  который теперь  смутился совсем по
другой причине. -- Прошу меня простить.
     Ему  стало не по себе, и он  не имел ни малейшего представления  о том,
как  выберется из  трудного положения.  Как он скажет женщине, пусть даже  и
врачу, что у  него  триппер?  Он пожалел,  что  не прочитал вывеску у входа.
Гонорея его не прикончит, а он мог поискать и другого доктора.
     -- Ну, так что же вас беспокоит? -- повторила свой вопрос доктор Генри.
Ларссен  ничего  не сказал,  и она  снова удивленно на  него посмотрела.  --
Уверяю вас, мистер Ларссен, какая  бы у вас ни была проблема,  я могу  с ней
справиться. А если нет, я честно вам об этом скажу.
     Йенсу нравился ее уверенный серьезный вид.
     -- Я, ну... видите ли, у меня...
     Он сдался, понимая,  что не сможет  заставить себя сказать вслух, зачем
сюда пришел.
     Доктор Генри встала и закрыла дверь в кабинет.
     -- Вот так. Теперь Белла нас  не  услышит, --  сказала она.  --  Мистер
Ларссен, должна ли я  сделать  вывод из вашего смущенного заикания, что речь
идет о венерическом заболевании? --  Йенс  поморщился  и кивнул. Она коротко
кивнула в ответ. -- Хорошо. Вы знаете, чем вы больны?
     -- Гонорея, -- прошептал  Ларссен и принялся  внимательно  изучать свои
армейские  ботинки.  Из всех  слов,  которые  он  никогда  не  произносил  в
присутствии  женщин,  это значилось  в  списке  среди  первых. Собравшись  с
силами, он продолжал: -- Я слышал,  что сульфаниламиды могут помочь, но ни у
кого из врачей, к которым я обращался, их не оказалось.
     -- Да, сейчас с лекарствами трудно, -- ответила она. -- Но вам повезло.
Перед  самым появлением ящеров  я получила большую партию  необходимого  вам
препарата. Думаю, могу выделить вам несколько граммов. Поверьте  мне,  иметь
возможность  повести атаку на болезнь гораздо  приятнее, чем  просто от  нее
защищаться.
     -- И  вы действительно  дадите мне лекарство?  --  переспросил Йенс, не
веря в свое счастье. -- Здорово!
     Он  начал  быстро  менять  свое мнение  о  Ханфорде.  "Отличный  город,
дружелюбные люди", -- подумал он.
     Доктор  Генри  открыла шкафчик с  лекарствами, и Йенс увидел  несколько
больших банок с маленькими желтыми таблетками.
     -- Принимайте по  три штуки пять раз в первый день, -- сказала она.  --
Четыре раза -- во второй, три -- в третий, а потом два раза в день, пока они
не закончатся.  У вас есть куда  их положить? Таблеток у  меня полно,  а вот
баночек для них не хватает.
     -- Вот, есть, -- сказал Йенс и вытащил из мешка носок.
     Доктор  Генри  рассмеялась, но принялась ссыпать  таблетки в  носок. Их
было  ужасно много, но Йенса  это не беспокоило.  Он бы с радостью проглотил
шар  для  боулинга,  чтобы  избавиться  от  мерзкой  болячки.  Когда  доктор
закончила считать таблетки, он спросил:
     -- Сколько я вам должен?
     -- Мистер Ларссен, в  наше время люди не в состоянии покупать лекарства
за  деньги, --  поджав губы, ответила доктор.  --  Но  кое-что другое купить
можно,  поэтому деньги никто не  отменял... если  по  справедливости, вы мне
должны двести долларов.  Но если  их  у вас столько нет, а у  вас  наверняка
нет...
     Йенс засунул руку в карман штанов и вытащил толстую пачку денег. Доктор
Генри с удивлением наблюдала за тем, как он отсчитывает двадцатки.
     --  Держите, -- сказал  он. --  Иногда  люди в  состоянии  купить  себе
лекарство.
     -- Правда? -- спросила она. -- А собственно, кто вы такой?
     "Кто этот человек  в маске?"  -- почему-то вспомнилось  Йенсу. Впрочем,
она имела право на такой вопрос. Небритый незнакомец, похожий на бродягу, не
разгуливает  с  кучей  денег  в  кармане,  словно  он  поступил  в ученики к
знаменитому гангстеру. А люди, у которых столько денег, не склонны раздавать
их врачам маленьких городков за лечение банальной болезни.
     Вместо ответа Йенс достал письмо, которым его снабдил генерал Гровс,  и
протянул  доктору.  Она  внимательно  прочитала,  сложила   лист  и  вернула
Ларссену.
     --  И куда  вы направляетесь, мистер... нет, доктор Ларс-сен, для того,
чтобы   выполнить  вашу   важную  миссию?  --  спросила  она.  Но  не  стала
интересоваться, где он подцепил свою болезнь, --  ну, и хорошо, поскольку он
заразился ею дважды.
     --  По правде говоря, -- улыбнувшись, ответил  Йенс,  --  я направлялся
именно сюда. Теперь мне придется вытащить свой велосипед из вашей приемной и
пуститься в обратный путь, чтобы доложить о том, что я увидел.
     -- Вы  направлялись  сюда?  В  Ханфорд?  --  рассмеявшись, переспросила
Марджори Генри. -- Извините меня, доктор Ларссен, но  что  есть  в Ханфорде,
чего  вы не  можете  получить в  огромных количествах в любом  другом  месте
Соединенных Штатов?
     -- Вода. Место. Уединение, --  ответил он. Больше  ничего у Ханфорда не
было,  если не считать,  конечно, доктора Генри, но Йенс  уже решил, что его
отчет о Ханфорде будет не таким уничтожающим, как он думал поначалу.
     -- Да,  всего, что вы перечислили, у  нас сколько угодно, --  не  стала
спорить  доктор Генри. -- Но почему  эти  вещи имеют для правительства такое
огромное значение, что оно отправило на их поиски специального человека?
     -- Прошу меня простить, но я действительно не могу вам сказать. -- Йенс
начал жалеть, что показал письмо. -- Пожалуйста, не рассказывайте никому обо
мне и моей миссии, --  попросил он. -- Я буду вам очень признателен, если вы
скажете Белле  -- я правильно запомнил имя? -- что деньги я  выиграл в покер
или что-нибудь вроде того.
     -- Хорошо,  -- ответила доктор. -- Я сделаю,  как вы  просите.  Я  ведь
работаю врачом в маленьком городке и не могу себе позволить много болтать --
так  можно  за  неделю растерять всех пациентов.  Впрочем,  я задам вам один
вопрос:  вы  не собираетесь открыть  здесь  госпиталь?  В  бумагах  написано
"доктор Ларссен", но я, честно говоря, не думаю, что вы медик.
     -- Нет, я не медик, и мы не собираемся открывать  здесь  госпиталь,  --
ответил Йенс и замолчал.
     Он  не сказал, в какой  области специализируется,  поскольку  она могла
догадаться  о  вещах, которых  ей знать  не следовало. Йенс снова вспомнил о
мерах  безопасности,  которые  не  слишком  его  беспокоили,  пока  он  сюда
добирался.
     Доктора  Генри его ответ  явно  разочаровал,  но она  не  стала  больше
задавать  вопросов. Может  быть, она  не шутила,  когда  говорила  об умении
держать язык за зубами. Она сильно, по-мужски, пожала ему руку.
     -- Удачи  вам, -- сказала она. -- Надеюсь, таблетки  помогут,  они всем
помогают. Я также  надеюсь, что больше вам подобное лечение не  понадобится.
-- Прежде  чем  Йенс  успел  решить,  стоит ли ему на нее рассердиться,  она
заговорила снова: -- Итак, мы еще увидим вас в Ханфорде?
     -- Вполне возможно, что увидите, -- сказал Йенс.
     Она не рассердилась  на его тон. В конце концов, она  врач и не считает
гонорею концом жизни. Ларссен кивнул ей, открыл дверь и прошел по коридору в
приемную.
     -- Мистер  Ларссен заплатил  мне за визит, Белла, -- крикнула ему вслед
доктор Генри, и Йенс снова кивнул, на сей раз самому себе.
     Если  она запомнила, что при посторонних  его  следует называть "мистер
Ларссен", возможно, она действительно не станет болтать о письме, которое он
ей показал. По крайней мере, он очень на это рассчитывал.
     В приемной сидела еще одна беременная женщина,  не  такая  круглая, как
предыдущая,  и  фермер  с  рукой, завернутой  в окровавленную тряпку.  Оба с
любопытством смотрели на Ларссена, пока тот забирал свой велосипед.
     -- Заходи,  Джордж, -- сказала Белла. -- Доктор  промоет  и зашьет твою
руку.
     -- А  у  нее  осталась  сыворотка  от  столбняка?  --  спросил  Джордж,
поднимаясь со стула.
     Йенс так  и не  узнал,  осталась  ли  у доктора  Генри сыворотка против
столбняка. Он вышел из  кабинета на улицу. На вывеске  ее  имя было написано
полностью,  крупными  буквами;  он просто  не обратил внимания.  В противном
случае  он ни за  что не пошел бы в кабинет  и не получил бы  свои таблетки.
Порой незнание играет нам на руку.
     Ларссен уселся  на велосипед и принялся крутить педали,  направляясь на
сей  раз на  юг.  Доктор  Генри  оказалась  за  последнее время единственной
женщиной,  которая не  сделала ему ничего  плохого.  Она  знала свое дело  и
выполняла работу без глупостей и лишних разговоров.
     -- Если бы ей пришлось меня  ждать, она  бы _дождалась_, клянусь богом!
-- сказал  Йенс, выезжая из Ханфорда. -- И  не стала бы путаться с  каким-то
вонючим бейсболистом.
     Вернувшись в Денвер,  он много чего скажет Барбаре,  а если Сэму  Игеру
это не понравится, он найдет способ разобраться с ним, да и с Барбарой тоже.
     Йенс  потянулся  за  спину  и  погладил  рукой деревянный приклад своей
винтовки,  а  потом наклонился над  рулем велосипеда и принялся изо всех сил
крутить педали.  До  Колорадо было еще  далеко, но Йенс с  нетерпением ждал,
когда он туда вернется.
     * * *
     Тащить тяжелую корзинку для пикника  вверх по горной тропинке летом, да
еще в Арканзасе, не слишком  нравилось Сэму Игеру. Но чтобы убраться хотя бы
на время подальше от военного госпиталя -- не говоря уже о ящерах, -- стоило
и помучиться. И он  не собирался  отдавать  корзинку Барбаре,  у которой уже