ть это.
     Так и теперь -- Атвар сказал:
     -- Но если мы уступим требованиям этих настойчивых тосевитов, мы внушим
им мысль о  равенстве с нами. --  Через мгновение он добавил: --  А если они
поверят в равенство с нами, то вскоре они начнут думать, что они превосходят
нас.
     Последнее замечание напомнило Мойше  о том, что ящеры вовсе  не дураки:
они могут быть невежественны в том. как одна нация обращается  с другой,  но
они  не глупы.  Игнорировать  различие  было  бы  смертельно  опасно.  Мойше
осторожно сказал:
     -- То,  что  вы уже сделали, должно  отчетливо доказать им, что  они не
превосходят вас. А то, что они сделали против вас,  должно показать вам, что
и вы не  превосходите их, как вы думали вначале,  когда  пришли в  этот мир.
Когда ни одна сторона не превосходит другую,  разве не лучше договариваться,
чем воевать?
     После   того  как   Золрааг  перевел,  Атвар  уставился  на   Русецкого
уничтожающим взглядом:
     -- Когда мы  пришли на Тосев-3, то  думали, что вы, Большие  Уроды, все
еще те  варвары с копьями, какими вас показывали наши космические  зонды. Но
очень скоро мы обнаружили, что мы не в такой степени превосходим вас, как мы
считали,  когда  погружались  в  холодный  сон на  время  полета. Это  самое
неприятное  открытие, когда-либо сделанное Расой. -- Он добавил  усиливающее
покашливание.
     -- Здесь ничто не остается неизменным, тем более -- на долгое время, --
сказал Мойше.
     Некоторые польские  евреи старались остановить  время, чтобы жить  так,
как  они  жили  до  эпохи  Просвещения  и до  того,  как  по  Европе  прошла
промышленная революция.  Они даже думали, что  у них это получилось --  пока
нацисты не обрушили на них все худшее в современном мире.
     Мойше   говорил   с   гордостью.  Это  не  могло  оставить  равнодушным
главнокомандующего флотом вторжения. Атвар возбужденно ответил:
     -- В этом-то и беда ваша,  тосевиты. Вы слишком изменчивы. Возможно, мы
заключим сейчас мир с вами, с такими, какие вы есть. Но будете ли вы такими,
какие вы  сейчас,  когда  прибудет  флот колонизации?  Можно  посомневаться.
Какими вы будете? Чего будете хотеть? Что вы будете знать?
     --  У  меня нет ответов на эти вопросы,  благородный  адмирал, --  тихо
сказал Мойше.
     Он   подумал  о   Польше,   у  которой  была   большая   армия,  хорошо
подготовленная для войны на том уровне, какой был привычен на одно поколение
раньше. Против вермахта поляки бились  храбро -- и  тщетно:  за какие-то две
недели они пришли к позорному  разгрому. Они  просмотрели то, как изменились
правила войны.
     -- У меня тоже нет ответов на эти вопросы, -- сказал Атвар.
     В  отличие от  польской армии  он.  по крайней мере, ощущал возможность
изменений. Они  пугали его больше, чем набожных евреев, которые старались не
замечать ни Вольтера, ни Дарвина, ни Маркса, ни Круппа, ни Эдисона и братьев
Райт. Адмирал продолжил:
     -- Я должен быть уверен, что этот мир останется в целости и будет готов
к заселению самцами и самками из флота колонизации.
     -- Этот вопрос  вы  должны задать себе, благородный адмирал,  -- сказал
Мойше, -- хотите  ли  вы иметь часть  мира, готового для  заселения,  или же
весь, но в руинах?
     -- Истинно, -- сказал Атвар. -- Но возникает  и другой вопрос:  если мы
теперь оставим вам, тосевитам, часть земной  поверхности этого мира на ваших
условиях,  то для чего  вы  используете  образовавшуюся  базу  в  промежутке
времени от данного момента до  прибытия  флота колонизации? Следует  ли  нам
закончить   войну   теперь,   но   заложить   яйца   для  следующей,   более
крупномасштабной? Вы  сами тосевит, ваши соплеменники  сделали  немного,  но
вели одну войну за другой. Как вы себе это представляете?
     Мойше  предположил, что должен быть благодарен адмиралу за  то, что тот
использует  его  в качестве звучащего  учебника  вместо  того, чтобы  просто
расстрелять. И он был благодарен, пока  Атвар не задал  еще один  вопрос, не
имевший ответа.
     -- Временами одна  война обусловливает другую. Последняя большая война,
которую мы вели, началась  тридцать лет назад.  Она  посеяла  семя для  этой
новой. Но мир с другими свойствами может удержать мир от такой войны.
     --  Может, -- печальным эхом  отозвался главнокомандующий.  -- Но я  не
могу принять "может". Мне нужна определенность, а ее нет в  вашем мире. Даже
вы, Большие Уроды,  не можете договориться.  Возьмите Польшу, где вы жили, а
Золрааг  был администратором.  Немцы считают ее  своей,  потому что  они там
были, когда Раса пришла  на  То-сев-3.  СССР  претендует на половину  ее  по
соглашению, которое, по  их  словам,  нарушила  Германия. А местные тосевиты
утверждают, что она не принадлежит ни одной из этих не-империй, но только им
самим. Если мы покинем Польшу, кому по справедливости мы должны вернуть ее?
     -- Польша, благородный адмирал, -- это место, которое, я надеюсь, вы не
покинете, -- сказал Мойше.
     -- Несмотря на то, что вы сделали все, чтобы затруднить наше пребывание
там?  --  спросил Атвар.  --  Вы можете иметь яйцо,  Мойше Русецкий,  или же
детеныша. Но одновременно и то и другое иметь вы не можете.
     -- Я понимаю, -- сказал Мойше, -- но Польша -- это особый случай.
     -- На Тосев-3 все случаи особые -- спросите Больших Уродов, --  ответил
Атвар. -- Еще одна причина ненавидеть этот мир.


Глава 16

     Вячеслав Молотов выпил  очередной стакан чая со льдом, сделав посредине
этого процесса паузу -- чтобы проглотить пару соляных таблеток. Жара в Каире
была   невероятной,  нервирующей,  даже  смертельно  опасной:  один  из  его
помощников полковник  НКВД Серов, который говорил на языке ящеров бегло, как
никто  другой  в  Советском  Союзе, пострадал от  теплового  удара и  теперь
поправлялся  в госпитальной палате с  кондиционированным воздухом. Госпиталь
устроили  англичане для лечения своих  соотечественников, пострадавших таким
же образом.
     Ни  отель "Семирамида",  в  котором  поселились  советская делегация  и
другие дипломаты-люди, ни отель "Шепхед", где проходили переговоры, не могли
похвастаться  кондиционированием.  Советская  делегация  держала   постоянно
включенными вентиляторы,  и  поэтому все  бумаги  требовалось  придавливать,
чтобы  они не  разлетелись  по  комнате.  Даже когда  вентиляторы  работали,
воздух, который они гнали, был горячим.
     Во время переговоров вентиляторы не включались. Ящеры,  как,  к  своему
неудовольствию, обнаружил  Молотов, еще когда впервые летал на  один  из  их
космических кораблей для обсуждения  военных  вопросов с  адмиралом Атваром,
наслаждались  жарой.  До  того как полковник  Серов пал  жертвой  служебного
долга, он докладывал, что  ящеры  постоянно  говорят  о том, какая хорошая в
Каире погода -- почти такая, как у них дома.
     Молотов подошел к шкафу и вынул темно-синий  галстук.  Застегивая ворот
рубашки,  он  позволил себе краткий  мученический  вздох: здесь, в Каире, он
позавидовал ящерам с их телом, покрытым всего  лишь краской.  Затягивая узел
галстука, он подумал, что имеет преимущество  перед  большинством коллег.  У
него  была  тонкая шея, что  позволяло воздуху  циркулировать  под рубашкой.
Большинство советских представителей имели обличье быка, двойные  подбородки
и  жирные  складки на шеях.  Для  них  тесный  воротник и затянутый  галстук
становились невыносимой пыткой.
     На мгновение он  подумал,  как наслаждаются пленные  ящеры  в  трудовых
лагерях СССР к северо-востоку от Ленинграда  и в северных областях Сибири. И
как они еще будут наслаждаться, когда придет февраль.
     --  Точно так,  как я  сейчас  наслаждаюсь  Каиром, --  проговорил  он,
проверяя в зеркале, ровно ли повязан галстук.
     Удовлетворенный,  он  надел  шляпу   и  спустился  по  лестнице,  чтобы
дождаться транспортного  средства ящеров,  которое  должно доставить  его на
очередное заседание.
     Его переводчик, похожий  на птицу человечек по имени  Яков Донской, уже
расхаживал по холлу отеля. Он расцвел улыбкой, увидев подходившего Молотова.
     --  Доброе утро, товарищ  народный  комиссар, --  сказал он.  Для  него
появление Молотова означало, что все встало на свое место.
     -- Доброе утро,  Яков  Вениаминович, --  ответил Молотов и  внимательно
посмотрел на часы. Ящеры...
     Точно   в   назначенное  время  бронированное   транспортное   средство
остановилось  перед отелем. Он все ждал, что когда-нибудь ящеры опоздают, но
этого никогда не случалось. Донской сказал:
     --  Я уже некоторое время нахожусь здесь. Риббентроп уехал  сорок минут
назад, Маршалл -- примерно через двадцать минут. Что было раньше, не знаю.
     Ящеры перевозили людей-дипломатов по отдельности.  Молотов предполагал,
что тем самым они  не позволяли им  договариваться  между собой. Эта тактика
давала им  определенные  преимущества.  Люди не  решались  слишком  свободно
общаться между собой и в  самом отеле. НКВД обследовало комнату  Молотова на
предмет подслушивающих устройств. Он был уверен, что другие разведывательные
службы  проделали то же  самое  в  помещениях  своих  руководителей.  Но  он
настолько  же  был  уверен, что  они  ничего не нашли.  Ящеры  в  этом  виде
технологии слишком далеко ушли от человечества.
     Он повернулся к Донскому.
     -- Скажите ящерам, что было  бы "культурно", если  они  бы  устроили  в
машине сиденья, более подходящие к формам нижней части тела человека.
     Донской обратился к ящеру с наиболее замысловатой раскраской, но не  на
их языке, а на английском, на котором велись переговоры. Это был родной язык
Джорджа Маршалла и Энтони  Идена, фон Риббентроп и Шигенори Того говорили на
нем достаточно бегло. Иден и Того формально не были участниками переговоров,
но ящеры разрешили им присутствовать на заседаниях.
     Ящер  ответил Донскому  на английском, который  для Молотова звучал так
же,  как родной язык  чужаков. Переводчик, однако,  понял ответ  -- ведь это
была его работа. Он перевел:
     -- Струксс говорит: "нет". Он говорит, что мы должны быть благодарны им
за то, что они ведут с нами переговоры вообще,  и нечего просить у них того,
чего они не могут обеспечить.
     --  Скажите ему, что  он "некультурный", -- сказал Молотов. -- Скажите,
что он --  невежественный  варвар  и что  даже  нацисты, которых я ненавижу,
больше понимают  в дипломатии, чем его род, и что его вышестоящие начальники
узнают о его высокомерии. Переведите ему мои слова в точности.
     Донской заговорил по-английски. Ящер  издал жуткий  шипящий звук, затем
ответил.
     -- Он говорит, причем  с таким видом,  что делает огромную уступку, что
он  посмотрит,  можно  ли  что-нибудь  сделать.  Я понимаю  это так, что  он
сделает, как вы сказали.
     --  Очень  хорошо,  --  самодовольно  сказал  Молотов.  В  определенном
отношении ящеры были очень схожи с его собственным народом: если  вы убедите
кого-то, что ваше положение выше, он будет пресмыкаться перед вами, но будет
тиранить вас, если выше по рангу сочтет себя.
     Бронированная машина  -- гораздо менее шумная и менее  пахнущая, чем ее
аналоги  человеческого производства, --  затормозила перед отелем  "Шепхед",
где  помещалась  штаб-квартира  Атвара.  Молотову  показалось   забавным   и
показательным, что ящеры выбрали для себя отель,  который имел самый высокий
статус во времена британского колониального режима.
     Он вышел из  машины  ящеров  с  облегчением, и  не  только потому,  что
сиденье не соответствовало его телу, но и потому, что внутри было еще жарче.
Струксс повел его и  Якова Донского в комнату заседаний, в которой остальные
представители людей сидели, изнемогая от жары, в ожидании,  когда  соизволит
появиться Атвар. Джордж Маршалл  попивал ледяной чай и  обмахивался  веером,
который он, вероятно, привез из дома. Молотов  пожалел,  что  не  захватил с
собой или  не  приобрел подобное  приспособление. Мундир  Маршалла  выглядел
свежим и накрахмаленным.
     Молотов  через  Донского попросил  слугу-египтянина, маячившего в  углу
зала,  подать  ледяного   чая.   Неудивительно,  что  тот  оказался  знающим
английский  язык.  Поклонившись  Молотову  --   который  сохранял  спокойное
выражение  лица, презирая себя  за такую  уступку, -- он поспешил удалиться,
чтобы тут  же  вернуться  с высоким  запотевшим  бокалом.  Молотову хотелось
прижать бокал к щеке,  прежде  чем пить, но он удержался.  Веер был бы более
пристойным.
     Через несколько минут  появился Атвар, сопровождаемый ящером с  гораздо
менее  замысловатой раскраской -- своим переводчиком. Делегаты-люди встали и
поклонились. Ящер-переводчик обратился к  ним на английском, который казался
гораздо более правильным, чем  тот, на котором говорил Струксс. Яков Донской
перевел Молотову:
     --  Адмирал   Атвар  с   признательностью  воспринимает  вежливость   и
благодарит за это.
     Фон Риббентроп  пробормотал что-то на немецком  языке, который  Донской
тоже понимал.
     --  Он  сказал,  что им следовало  бы  проявить  больше  вежливости  по
отношению  к  нам теперь и вообще отнестись к  нам  с  большей вежливостью с
самого начала.
     Как  и  почти  все,  что  говорил  нацистский министр  иностранных дел,
заявление было в равной степени верно и бесполезно. Фон Риббентроп, плотного
сложения, в тесном воротнике и с белым лицом, был похож на вареную свинину с
голубыми  глазами. Насколько представлял себе Молотов, у него и мозги  были,
как у вареной  свинины, Но ради интересов  народного  фронта он удержался от
колкости.
     Донской стал переводить слово за словом.
     Иден спросил Атвара:
     --  Должен  ли  я понимать,  что мое присутствие здесь  означает:  Раса
распространяет прекращение огня и на Великобританию точно так, как на других
участников войны, представленных за этим столом?
     Красивый  англичанин -- второе  "я" Черчилля -- уже задавал свой вопрос
раньше,   но  не  получал  прямого  ответа.  На  этот  раз  Атвар   ответил.
Переводчик-ящер,  только  что  переводивший  вопрос  Идена,  теперь  передал
по-английски ответ Атвара.
     --   Благородный   адмирал  в  своей  щедрости  решил,  что   перемирие
распространяется  и  на ваш  остров. Оно  не распространяется ни на  одну из
других территорий вашей империи за морем от вас и от этого острова.
     Энтони Иден, хотя  и умел сохранять невозмутимость, все же не дотягивал
до уровня  Молотова.  Советский министр иностранных дел без труда  обнаружил
его  ужас.  Как и  предсказывал Сталин, Британская империя уже мертва,  и ее
смерть возвестило  зелено-коричневое существо  ростом с  ребенка, с  острыми
зубами  и  поворачивающимися на  бугорках глазами.  "Несмотря  на  весь  ваш
героизм, диалектика приговаривает вас к  свалке истории, -- подумал Молотов.
-- Даже и без ящеров это все равно случилось бы".
     Джордж Маршалл:
     --  Для нас, адмирал, перемирия недостаточно. Мы хотим, чтобы вы ушли с
нашей  земли, и  мы подготовились к  тому, чтобы нанести еще  больший  ущерб
вашим соплеменникам, если вы не покинете землю добровольно и быстро.
     --  Германский рейх высказывает то же самое  требование, -- заявил  фон
Риббентроп помпезно. -- Фюрер настаивает на полном  освобождении территории,
добровольно находившихся под покровительством рейха и его союзников, включая
Италию, на момент, когда вы и ваш народ прибыли из глубин космоса.
     Как считал Молотов, ни одна из стран не находилась под покровительством
рейха добровольно. Однако не это беспокоило его в  данный момент. Прежде чем
Атвар ответил фон Риббентропу, Молотов резко сказал:
     --  Большая  часть территорий, на которые  предъявляют  свои требования
немцы,  была   незаконно  отторгнута   от  миролюбивых  рабочих  и  крестьян
Советского  Союза,   которому,  как  справедливо  требует  товарищ   Сталин,
генеральный секретарь коммунистической партии большевиков, они и должны быть
возвращены.
     --  Если  вы, тосевиты, не можете  договориться,  где  проходят границы
ваших империй  и не-империй, почему  вы ждете, что мы сделаем это за вас? --
спросил Атвар.
     Фон Риббентроп  посмотрел  на Молотова,  который  ответил  ему каменной
невозмутимостью.  Они  оба могли быть союзниками в  борьбе против ящеров, но
друзьями -- ни теперь, ни в будущем -- они не будут никогда.
     -- Может  быть, -- сказал Шигенори  Того,  --  поскольку такая ситуация
нетипична, то оба государства людей согласятся на то, чтобы Раса оставила за
собой некоторую территорию между ними, которая служила бы буфером и помогала
бы в установлении и поддержании мира во всем нашем мире.
     --  Необходимо  уточнить границы этой  территории,  но в принципе  идея
приемлема  для  Советского  Союза,  --  сказал  Молотов. С учетом германских
успехов  не   только   с   бомбами   из  взрывчатого   металла,   но   и   с
нервно-паралитическим  газом   и  управляемыми   ракетами  большого  радиуса
действия, Сталин хотел бы иметь буфер между советской границей  и фашистской
Германией. -- Поскольку Раса уже находится в Польше...
     --  Нет!  --  сердито  прервал  его  фон Риббентроп.  -- Для рейха  это
неприемлемо. Мы  настаиваем на полном выводе, и мы продолжим  войну, пока не
добьемся этого. Так заявил фюрер.
     -- Фюрер много чего заявлял, -- не без удовольствия сказал Энтони Иден.
-- Например,  "Судеты -- последняя территориальная претензия, которая есть у
меня в Европе". Заявление вовсе не означает соответствия реальности.
     --  Если фюрер  обещает войну,  то  он  ее  начинает,  --  ответил  фон
Риббентроп,  и это возражение  Молотову  показалось более удачным, чем можно
было ожидать от Риббентропа.
     Джордж Маршалл кашлянул, затем сказал:
     -- Если  уж мы перешли  на цитаты, джентльмены,  то позвольте  привести
цитату из Бена Франклина, подходящую к нынешним обстоятельствам. "Мы  должны
все быть в одной связке, или же нас повесят по отдельности".
     Яков Донской прошептал перевод Молотову, затем добавил:
     -- На английском это игра слов, которую я не могу передать по-русски.
     -- К черту  игру  слов, -- ответил Молотов. -- Скажите им, что Франклин
прав, и  Маршалл тоже  прав. Если мы  собираемся  образовать  народный фронт
против ящеров, то  надо забыть об удовольствии целиться друг  в друга. -- Он
дождался, когда Донской закончит  перевод, затем добавил, но уже  для самого
переводчика:
     -- Если я лишен удовольствия сказать Риббентропу то, что я о нем думаю,
я  хотел  бы,  чтобы  и  никто другой  этого  тоже не  мог  сделать.  Это не
переводите.
     -- Да, Вячеслав Михайлович.
     Он посмотрел на  комиссара иностранных дел.  Молотов  пошутил? Его лицо
отрицало это. Но лицо Молотова всегда и все отрицало.
     * * *
     Уссмак поднял топор,  взмахнул  им и почувствовал  отдачу в руки, когда
лезвие  врезалось в ствол  дерева.  С шипением он высвободил лезвие и ударил
снова. Чтобы  срубить  дерево при такой  работе, понадобится вечность,  и он
скорее умрет  от  голода, чем сможет выполнить норму,  которую Большие Уроды
СССР установили для самцов Расы.
     Нормы были  такие  же,  как для людей  Когда до  своего позорного плена
Уссмак думал о Больших Уродах, то на первом месте было именно слово "Уроды".
Теперь он понял,  что значит "Большие".  Все инструменты, которые  ему и его
товарищам  дали  охранники,  были рассчитаны на их род,  а не на ящеров. Они
были большие,  тяжелые  и  неудобные.  Самцов  из  СССР  это  не  волновало.
Бесконечный тяжкий труд  при  недостаточном питании вел  к  смерти пленников
одного за другим. Охранников это тоже не волновало.
     В короткий момент ярости Уссмак нанес сильнейший удар по дереву.
     -- Нам  надо  продолжать отказываться от  работы,  и  пусть нас за  это
убьют, -- сказал он. -- Мы умрем в любом случае.
     --  Истинно,  --  сказал  другой самец неподалеку.  --  Вы  были  нашим
старшим.  Почему вы поддались  русским?  Если  бы  мы  держались вместе,  мы
заставили бы  их дать то, чего мы хо