ыться? Гитлер пропустил это мимо ушей.
   - Будучи чужими в Европе, они находят свое  истинное  место,  пресмыкаясь
перед еще худшими чужаками, что ныне терзают нас.
   - Что вы имеете в виду? - без обиняков спросил Молотов. - Они  возвратили
ящерам взрывчатый металл, отнятый у посланника? Если так, я требую, чтобы вы
позволили мне немедленно связаться с моим правительством.
   Сталин должен тотчас же знать, что ящерам стало известно о  работах  ряда
людей, пытающихся скопировать их несравненно более мощное  оружие...  Знать,
чтобы окружить дополнительной завесой секретности свой проект.
   - Нет, даже они не пал и столь низко, - признался Гитлер. Судя по голосу,
это незначительное признание он сделал с явной неохотой.
   - Тогда что же? Они  оставили  материал  у  себя?  Молотова  интересовали
возможные действия  польских  евреев  в  случае,  если  те  решили  оставить
взрывчатый металл себе. Намерены ли они сделать бомбу и применить ее  против
ящеров или же собираются сделать такую бомбу и использовать ее против рейха?
Гитлер тоже должен был бы об этом подумать.
   Однако германский вождь покачал головой.
   - И оставлять материал у  себя  они  тоже  не  собираются.  Они  намерены
попытаться переправить его своим соплеменникам в Соединенных Штатах.
   Щеточки усов Гитлера вздрогнули, словно он унюхал что-то гнилое.
   "Интересно, много евреев сбежало бы в Соединенные Штаты, если бы  нацисты
силой не выгнали их из Германии и союзных ей стран?" -  подумал  Молотов.  В
дореволюционной России царизм со своими  погромами  делал  то  же  самое,  а
теперь из-за близорукой царской политики  Советский  Союз  оказался  беднее.
Молотов был слишком убежденным атеистом, чтобы всерьез принимать  какое-либо
религиозное учение. Однако евреи, будучи в равной степени  умными  и  хорошо
образованными, являлись ценным капиталом для любой страны, стремящейся расти
и крепнуть.
   Подобно ножницам, усилием воли советский министр  иностранных  дел  отсек
эти неуместные потоки мыслей и вернулся к предмету разговора:
   - Мне необходимо информировать  Генерального  секретаря  Коммунистической
партии Советского Союза о таком развитии событий.
   Разумеется, дело не обстояло так, будто ящеры узнали о замыслах  Сталина,
и настоятельной необходимости тут не было. Но новость оставалась важной. Как
бы то ни было, Америка,  а  не  Германия  и  не  Англия,  являлась  наиболее
могущественной  капиталистической  державой  и   самым   вероятным   будущим
противником Советского Союза... если такие понятия сохраняют свое значение в
мире, где присутствуют ящеры.
   - Приготовления для  обеспечения  вас  связью  будут  сделаны,  -  сказал
Гитлер. - Телеграфная линия через Скандинавию остается достаточно надежной и
достаточно безопасной.
   - Это хорошо, - кивнул Молотов.
   Достаточно надежная -  с  этим  еще  можно  смириться;  сейчас  нечего  и
ожидать, чтобы что-то  работало  превосходно.  Но  "достаточно  безопасная"!
Нацисты  действительно   "сапожники",   если   терпят   лишь   "достаточную"
безопасность.  Глубоко  внутри  себя  советский  министр   иностранных   дел
улыбнулся. Немцы даже  не  представляют  себе,  как  основательно  советские
агенты держат Сталина в курсе всего того, что творится здесь.
   - Нечестивые евреи едва  не  помешали  нашим  блестящим  арийским  ученым
получить необходимое для их работы количество взрывчатого металла, -  сказал
Гитлер.
   Молотов это запомнил. Слова фюрера означали,  что  американцы,  вероятно,
тоже располагают некоим количеством материала. Следовательно, Советский Союз
имеет его  больше  всех,  а  Сталин  вскоре  может  ожидать  результатов  от
советских ученых.
   Но Гитлер об этом не думал, его занимала месть.
   - Сначала должны идти ящеры, - сказал он. - Я  это  признаю.  Они  сейчас
представляют собой самую величайшую опасность для человечества. Но затем  мы
должны будем наказать еврейских предателей, которые, верные  своей  природе,
выступили заодно с космическими пришельцами против  арийской  идеи  подлинно
созидательного человечества. - На последней  фразе  голос  Гитлера  поднялся
почти до визга. И вдруг он понизился почти до заговорщического шепота:
   - А ведь вы, русские, кое-что задолжали полякам, не правда ли?
   - О чем вы говорите? - спросил застигнутый врасплох Молотов.
   Какое-то время Гитлер молчал. Хотя Молотову требовался переводчик,  чтобы
понимать слова фюрера, он слышал, как  мастерски  германский  вождь  владеет
тоном своего голоса. Это делало его выдающимся оратором,  несомненно,  более
искусным, нежели Сталин, который был не только монотонен, но так и  не  смог
избавиться от своего грузинского акцента.
   - Оба наших правительства имеют основание  быть  недовольными  теми,  кто
обитает на этой ненормальной польской территории, - сказал Гитлер. - Однажды
мы поступили мудро, разделив ее между собой. Покончив с  ящерами,  мы  можем
объединить усилия и наказать обитателей этих земель в полной мере,  в  какой
они того заслуживают.
   - Под "мерой" вы подразумеваете бомбы из взрывчатого материала? - спросил
Молотов. Гитлер кивнул. Молотов сказал:
   - Ваше предложение видится мне  не  в  самом  благоприятном  свете.  Наши
ученые установили, что ветер разносит ядовитые вещества от этого  оружия  по
территории, которая намного шире места самого взрыва. А поскольку ветры  там
дуют  преимущественно  с  запада  на  восток,   Советский   Союз   неизбежно
подвергнется подобному заражению, причем последствия могут  оказаться  более
дорогостоящими, чем заслуженное поляками наказание.
   - Хорошо, мы можем вернуться к обсуждению этой темы в другое время.
   Гитлер  старался   держаться   непринужденно,   но   вид   у   него   был
разочарованный.  Неужели  он  ожидал,  что  Молотов  станет  участвовать   в
разрушении своей родной страны? Возможно, и ожидал.  Немцы  ставили  русских
даже ниже поляков. Однако русские ученые и инженеры  неоднократно  проявляли
себя лучше, чем ожидали нацисты.
   - Нет, давайте обсудим это сейчас, - возразил  Молотов.  Гитлер  выглядел
еще несчастнее, чем в 1940 году, когда  Молотов  требовал  включения  особых
пунктов в германо-советский пакт  о  ненападении.  В  этом  не  было  ничего
удивительного: Гитлер уже тогда замышлял нацистское вторжение в СССР. Что он
замышляет на сей раз? Советский министр иностранные дел повторил:
   - Давайте обсудим это сейчас. Предположим, к  примеру,  что  нам  удалось
полностью разбить ящеров. Какими после этого будут соответствующие отношения
и соответствующие  границы  между  германским  рейхом  и  Советским  Союзом?
Генеральный секретарь Сталин и я, оба с огромным  интересом  ожидаем  вашего
ответа.
   Переводя его слова, переводчик несколько раз запнулся - вероятно, пытался
стушевать их  резкость.  Гитлер  бросил  на  Молотова  злобный  взгляд.  Его
немецкие вассалы  не  смели  разговаривать  с  ним  подобным  образом  (надо
заметить, что, если бы Молотов попробовал говорить так со  Сталиным,  он  бы
исчез через несколько дней, а может, и минут).
   - Если ящеры окажутся полностью побежденными, мы затем  пересмотрим  наши
отношения с Советским Союзом, равно как и с другими странами мира, - ответил
фюрер. - То, как ящеры окажутся побежденными,  во  многом  будет  определять
природу данного пересмотра.
   Молотов хотел посетовать, что Гитлер  фактически  ничего  не  сказал,  но
предпочел промолчать. Нацистский вождь попал в точку.  Кто  сумеет  победить
ящеров, тот и будет играть главную роль в мире, каким он станет после  того,
как ящеры будут разбиты... если они вообще будут разбиты.
   "Не сетовать, а предупредить", - решил Молотов.
   - Вы должны осознавать одну вещь,  -  сказал  он.  Лицо  Гитлера  приняло
встревоженное выражение, какое бывает у пациента, когда зубной врач говорит,
что придется еще потерпеть. Молотов продолжал:
   - Ваше недавнее замечание указывает на то, что вы надеялись обратить себе
на  пользу  неосведомленность  Советского  Союза  относительно  этих   бомб,
использующих  взрывчатый  металл.  Подобное  поведение  нетерпимо,   и   оно
заставляет меня понять, как и почему польские  евреи  предпочли  иго  ящеров
вашему. Сейчас мы нужны друг другу, но  товарищ  Сталин  никогда  не  станет
снова доверять вам так, как верил до августа тридцать девятого года.
   - И я тоже никогда не доверял вашей своре евреев и большевиков, -  заорал
Гитлер. - Уж лучше оказаться под шипящими ящерами, чем под красным флагом.
   Все его тело задрожало. Молотов заставил себя выдержать напыщенную  речь,
подобную тем, что с шипением и бульканьем разносились короткими  волнами  по
всему  миру.  Но  затем  почти  физическим  усилием  Гитлер  заставил   себя
успокоиться.
   - Однако жизнь бок о бок с красным флагом еще может оказаться  возможной.
Как вы говорите, герр Молотов, мы нуждаемся друг в друге.
   - Да, - ответил Молотов.
   Как и приказывал Сталин, он нанес Гитлеру ощутимый удар.  Но  раз  немец,
похоже,  все  еще  думает  о  сотрудничестве,  пусть   даже   понимает   его
по-своему... Значит, игра оказалась удачнее, чем можно было ожидать.
   - Полагаю, в одном мы можем договориться, - не унимался Гитлер.  -  Когда
все закончится, карту Европы будет незачем  пачкать  тем,  что  когда-то  по
недоразумению называлось польским государством.
   - Возможно, да. Иногда его существование  создавало  неудобства  как  для
Советского Союза, так и для Германии, -  сказал  Молотов.  -  И  где  бы  вы
провели границу между сферами германского и советского  контроля?  Там,  где
она была установлена в тридцать девятом году?
   Чувствовалось, Гитлеру совсем  плохо.  "Еще  бы",  -  с  ледяной  улыбкой
подумал Молотов.  Нацисты  опустошили  захваченную  Советским  Союзом  часть
Польши в первые же дни своего  вероломного  нападения.  Когда  же  появились
ящеры, граница нахождения нацистских войск передвинулась на сотни километров
к востоку. Но если немцы серьезно относятся  к  сотрудничеству  с  СССР,  им
придется заплатить за свои действия.
   - Как я уже говорил, точные детали можно  проработать  в  соответствующее
время,  -  сказал  Гитлер.  -  А  сейчас  позвольте  вас   снова   спросить:
договорились ли мы в принципе, во-первых, относительно ящеров, а  во-вторых,
относительно недочеловеков, находящихся между нами?
   - В принципе - да, -  ответил  Молотов.  -  Но  что  касается  принципов,
существенными являются тонкости их применения. Мимоходом  мог  бы  заметить,
говоря о принципах, что в свое время  немецкая  пропаганда  часто  объявляла
народ и Коммунистическую партию СССР недочеловеками. Это  создает  еще  одну
трудность в гармоничных отношениях между нашими двумя странами.
   - Когда мы объявим о том, о чем мы с вами договорились,  то  не  допустим
впредь подобных высказываний, - успокоил его Гитлер. - Мы оба знаем: то, что
предпринимается какой-либо  стороной  в  пропагандистских  целях,  часто  не
соответствует ее истинным убеждениям.
   - Это действительно так, - согласился Молотов. В качестве примера  в  его
памяти  пронесся  весь  тот  прогерманский   материал,   который   советское
правительство раздувало в  течение  года  и  десяти  месяцев,  -  вплоть  до
двадцать второго июня 1941 года. Это было применимо и к германской  стороне,
но Молотов не сомневался в том, где лежат истинные чувства нацистов.
   - Надеюсь, что вы не откажетесь отобедать со мной, - сказал Гитлер.
   - Благодарю вас, - идя на уступку, ответил Молотов.
   Как он и ожидал, обед оказался скудным: говяжий бульон,  копченая  грудка
фазана (к своей порции Гитлер не притронулся) и салат. Личная  жизнь  фюрера
отличалась простотой. Однако это не делало общение с ним хоть сколько-нибудь
приятнее.

***

   - В сенном фургоне я не ездил с тех  самых  пор,  как  покинул  ферму,  -
сказал Сэм Иджер.  В  это  время  означенный  фургон,  катясь  по  шоссе-10,
подъезжал к окраинам города Детройта в штате Миннесота. - А в этих местах  я
не был с двадцать седьмого... или с двадцать восьмого года?  Что-то  в  этом
роде. Тогда я играл в Северной лиге, и мы двигались из Фарго в Дулут.
   - Дулусс я знаю, там мы сошли с этой ужасной  плавучей  штуки,  -  сказал
Ристин, примостившийся рядом с ним в фургоне. - А что такое Фарго?
   - Это город средней величины, где-то  в  пятидесяти  милях  к  западу  от
места, где мы находимся, - ответил Иджер.
   Барбара Ларсен тоже ехала в фургоне, но она постаралась сесть  как  можно
дальше от Сэма. Равнодушным тоном она спросила:
   - Есть ли хоть одно место в Соединенных Штатах, где ты вообще никогда  не
был?
   - Северо-восток, там я почти не бывал. Нью-Йорк, Новая  Англия.  Тамошние
города входят либо в Международную лигу, либо относятся к большим лигам, а в
таких мне играть не доводилось.
   Иджер говорил это без горечи, просто констатируя факт.  Барбара  кивнула.
Иджер осторожно следил за ней. После тех нескольких  неистовых  минут  в  ее
каюте на борту "Каледонии" Сэм не дотрагивался до нее; даже  не  помогал  ей
залезть или слезть с фургона. В течение первых трех дней плавания на корабле
Барбара вовсе не разговаривала с ним, на четвертый  обменялась  односложными
репликами.  Но  когда  они  сошли  на  берег  в  Дулуте  и  начали  медленно
передвигаться на запад, она следовала в той же части каравана фургонов,  что
и он. Последние два дня они ехали в  одном  фургоне.  Вчера  Барбара  больше
говорила с Ульхассом и Ристином, чем с  ним.  Однако  сегодня  все  обстояло
хорошо, правда, не совсем здорово, но по крайней мере не слишком плохо.
   Сэм огляделся. Низкие, пологие холмы были белы от  снега.  Снег  покрывал
также и лед, сковавший бесчисленные озера северной Миннесоты.
   - Летом здесь совсем не так, - сказал Сэм. - Красота, везде зелень. Озера
сверкают, как алмазы, когда  солнце  попадает  на  воду  под  нужным  углом.
Рыбалка в этих местах замечательная: окуни, щуки, щурята.  Я  слышал,  здесь
рыбачат и зимой: долбят во льду лунки и опускают туда леску. Однако полагаю,
это не ахти какое удовольствие: торчать и мерзнуть без надобности.
   - Как много воды, - сказал Ульхасс, повернув один глазной бугорок  влево,
а другой - вправо. - Мне это не кажется естественным.
   - Мне это тоже кажется неестественным, - призналась Барбара.. -  Я  родом
из Калифорнии, и сама мысль о таком количестве пресной воды  вокруг  кажется
мне странной. Океан - это нормально, но пресная вода?..
   - Океан - это тоже неестественно, - не  соглашался  Ульхасс.  -  Я  видел
изображения  Тосев-3...  вашего  мира  из...  как  это  вы  говорите...   из
космического пространства, да? Иногда это одна вода. Выглядит не правильно.
   Последнее слово он подчеркнул кашлем.
   - Увидеть Землю из космоса... - мечтательно проговорил Иджер.
   Сколько еще пройдет времени, прежде чем человеку такое удастся?  Застанет
ли он это? Может быть.
   На северном берегу Детройтского озера, чуть южнее самого города Детройта,
стоял туристский лагерь с домиками, скамейками и несколькими более  крупными
гостиничными строениями. Сейчас все это имело заброшенный вид: не  сезон,  а
прежде всего - война.
   - В июле здесь было яблоку негде упасть, -  сказал  Иджер.  -  Устраивали
нескончаемый летний карнавал с плотами, плаванием, прыжками в воду. Гонки на
каноэ, на быстроходных катерах. Конкурсы красоты на воде.
   - Да, тебе это должно было понравиться, - пробормотала Барбара.
   У Сэма вспыхнули уши, но он как ни в чем не бывало договорил:
   - И море разливанное пива, хотя, когда  я  здесь  был,  сухой  закон  еще
действовал. Не знаю, пиво либо привозили из Канады, либо сами варили. У  нас
тогда вся команда надралась. Разумеется,  пиво  не  могло  из  нас  вылиться
немедленно. Хорошо, что дорога в Фарго была ровной и прямой, не  то,  думаю,
водитель автобуса попросту бы нас угробил.
   Хотя туристские домики считались летними, некоторые из них были открыты и
рядом стояли повозки.
   - Кажется, эти не из нашего каравана, - махнув рукой, сказала Барбара.  -
Наверное, из той группы, которая движется по шоссе-34.
   - Приятно видеть, что они сюда добрались, - ответил Иджер.
   Эвакуированный персонал  Метлаба  двигался  через  Миннесоту  несколькими
потоками, опасаясь, что громадное скопление повозок может привлечь  внимание
авиации пришельцев. Но в ряде мест эти потоки сливались.
   Возница, правящий неспешно бредущими лошадьми, обернулся назад и сказал:
   - Смотрите, сколько дров припасли для нас окрестные жители. Похоже,  если
бы они знали, что мы едем, то испекли бы кекс.
   Когда  Иджер  вылез  из  фургона,  он  обнаружил,  что   местные   жители
действительно испекли кекс. Фактически они испекли множество кексов. Правда,
он заметил, что некоторые были сделаны из картофельной муки и ни один из них
не покрывала глазурь. Но такие мелочи вскоре потонули в  громадном  изобилии
яиц, индеек, бифштексов, жареных кур и бараньих ножек... Уписывая  все  это,
Сэм даже не замечал, в какой последовательности что ест.
   - После стольких дней сидения в Чикаго на одних консервах я почти  забыл,
что существует другая еда, - сказал он одному из  местных  жителей,  который
тащил еще одно блюдо с жареными куриными ножками. - У нас столько мяса,  что
просто не знаем, куда его деть, - ответил тот. - Пока не  появились  чертовы
ящеры, мы все это отправляли на Восточное побережье. А теперь мы заперты,  и
все скапливается здесь. Скоро скот будет нечем кормить, и нам  действительно
придется его резать. Но пока жируем. Мы рады, что у нас есть чем  поделиться
с вами, ребята. Это по-христиански... даже в отношении таких вот существ.
   С нескрываемым любопытством фермер наблюдал, как едят Ристин и Ульхасс. У
них  были  свои  манеры,  непохожие  на  земные.  Куриные  ножки   пришельцы
накалывали на вилку и подносили к самому лицу, а затем откусывали  маленькие
кусочки. Их раздвоенные языки то и дело высовывались, слизывая жир с твердых
неподвижных губ.
   Каждые пятнадцать-двадцать минут прибывали новые фургоны. Они  специально
растянулись таким образом, чтобы свести к минимуму любое возможное нападение
с воздуха.
   До сих пор все обходилось, чему Иджер был искренне рад -  ему  хватило  с
избытком оказаться  под  бомбежкой  один  раз.  Каждый  подъезжающий  фургон
местные жители приветствовали так, словно в нем ехал сын президента.
   Когда прибывших распределили на ночлег, Иджеру  достался  домик  с  двумя
большими комнатами, специально подготовленный для него и его  подопечных.  В
каждой из комнат стояла металлическая печка с приличным запасом дров. Теперь
Ульхасс и Ристин уже умели поддерживать огонь. Окна на половине ящеров  были
забиты досками, дабы предотвратить побег (хотя Иджер  был  готов  биться  об
заклад, что они никуда не сбегут от  своей  печки).  Дверь  между  комнатами
открывалась только с его стороны.
   Сэм оставил Ульхасса и Ристина устраиваться на ночлег  и  пошел  к  себе.
Комната была  роскошно  обставлена:  стол  с  керосиновой  лампой,  вешалка,
помойное ведро, койка с несколькими дополнительными одеялами.
   "Это тебе не Билтмор, - решил Иджер. - Так жить можно".
   Он сел на койку. Почитать бы  что-нибудь,  лучше  всего  -  "Эстаундинг".
Что-то стало с журналом после  вторжения  пришельцев?  Последний  номер  Сэм
читал в тот самый день, когда на их поезд, шедший из Мэдисона, напали ящеры.
Но научная фантастика вряд ли останется прежней  теперь,  когда  чудовища  с
глазами хамелеонов разгуливают по Земле и намерены ее завоевать.
   Иджер нагнулся, чтобы развязать ботинки - единственное, что он  собирался
снять на ночь. Он настолько привык спать в форме, чтобы не  замерзнуть,  что
все,  отличавшееся  от  такого   вида   ночлега,   начинало   казаться   ему
неестественным.
   Сэм развязал второй шнурок, когда снаружи кто-то постучался.
   - Кто там? - громко спросил Иджер.
   "Должно быть, что-то связанное с ящерами, -  подумал  он.  -  Неужели  не
могут подождать до утра?" Стук повторился. Значит