сят лет,  не  говоря уже о  пятидесяти
тысячах.
     -- А вот в краткосрочном планировании ваша склонность к непредсказуемым
изменениям  создает  трудности,  с  которыми  наш   род  никогда  прежде  не
встречался, --  сказал  Страха. -- По стандартам Расы я  --  максималист  и,
таким  образом, должен быть более  приспособлен к  руководству  нами  против
вашего рода.
     По   человеческим  стандартам  Страха   был  более  консерватором,  чем
демократ-южанин  с сорокапятилетним  стажем  сенаторства, но  Игер не  нашел
подходящего повода, чтобы сказать это. Ящер продолжил:
     -- Я верю в  действия, а не дожидаюсь бесконечного ухудшения,  как  это
делают  Атвар и его  клика. Когда  советская  ядерная  бомба  показала  нам,
насколько катастрофически мы недооценивали ваш род, я пытался изгнать дурака
Атвара и передать общее командование более подходящему самцу,  такому  как я
сам. И  когда мое предприятие сорвалось, я предпринял конкретные действия --
перебежал  к вам, тосевитам, вместо  того чтобы ждать,  когда Атвар отомстит
мне.
     -- Истинно так, -- сказал Игер. Это была правда. Пожалуй, по стандартам
ящеров Страха  и в самом деле был быстр, как метеор. --  И в последние дни с
вашей стороны таких конкретных действий добавилось, не так ли? Между прочим,
что поделывают мятежники в Сибири?
     -- Ваши радиоперехваты показывают, что они сдались  русским, -- ответил
Страха.  --  Если  с  ними  будут  хорошо  обходиться,  это  покажет  другим
недовольным подразделениям -- а их должно быть немало, -- что они тоже могут
пойти на мир с тосевитами.
     -- Это было бы прекрасно, -- сказал Сэм. -- Когда ваш главнокомандующий
поймет,  что  ему нужно заключить  с нами мир, что он не может завоевать всю
планету, как планировала Раса, когда направляла вас с Родины?
     Если бы  Страха был  котом, от  этого вопроса  у него бы шерсть  встала
дыбом. Да, он презирал Атвара. Да, он перебежал к  американцам. Но в глубине
сердца он по-прежнему  оставался  лояльным Императору,  и мысль  о том,  что
одобренный Императором план может сорваться, вызывала у него резкое  урчание
в животе.
     Но командир корабля пренебрег этим, спросив в свою очередь:
     -- А когда  вы, Большие Уроды,  поймете, что  не сможете нас уничтожить
или изгнать со своей жалкой холодной планеты?
     Теперь заворчал Игер. Когда США  воевали с нацистами  и  японцами,  все
считали, что  война  должна продолжаться  до тех  пор, пока плохих парней не
сровняют с землей. Разве не так должны действовать воины? Кто-то побеждает и
отбирает барахло у  тех, кто  проиграл.  Если  на  Землю спустились  ящеры и
отобрали часть планеты у человечества, означает ли это, что они победили?
     Когда Сэм произнес это вслух, Страха задвигал глазами в разные стороны,
что означало удивление.
     -- Вы, Большие Уроды, существа с самоуверенной гордостью, -- воскликнул
командир корабля.  --  Ни один  план  Расы  никогда не срывался. Если  мы не
сможем  получить вашу планету целиком,  если мы оставим империи и не-империи
Больших  Уродов  целыми  и независимыми,  мы  будем  страдать  от  унижения,
которого никогда прежде не испытывали.
     -- В  самом  деле?  --  спросил Игер. -- Но как  же тогда  ящеры и люди
собираются жить вместе и решать общие вопросы? Мне кажется, что мы в тупике.
     -- С нами  этого не случилось бы, не будь упрямства  Атвара, --  сказал
Страха. -- Как я говорил раньше, единственный путь, на который он  согласен,
а именно полная победа любой ценой, становится явно невозможным.
     -- Если он этого еще не понял...
     Но тут Сэм остановился  и покачал головой. Надо  вспомнить точку зрения
ящеров.  То,   что  на  близком  расстоянии  выглядит  как  катастрофическое
поражение, может показаться лишь кочкой на дороге в  контексте  тысячелетий.
Люди подготовились к следующей битве, а ящеры -- к следующему тысячелетию.
     Страха сказал:
     -- Если  он поймет  --  если такое вообще возможно, -- то, я думаю,  он
сделает  одно  из  двух.  Он  может  попытаться заключить  мир на принципах,
которые  мы с  вами обсуждали.  Или он может пустить в ход кое-какой ядерный
арсенал  Расы, чтобы принудить вас,  тосевитов, к  покорности. Это  то,  что
сделал бы я. Но то, что я предлагал, вряд ли может быть сделано теперь.
     --  И  хорошо!  --  искренне  сказал  Игер.  Он  уже  не  участвовал  в
американской программе  по созданию ядерной бомбы,  но знал,  что эти адские
машины не  сходят с конвейера, как  автомобили  "Де Сото". -- Другой фактор,
который его удерживает, -- это ваш флот колонизации, не так ли?
     -- Истинно  так,  --  сразу  же  ответил  Страха.  --  Это  соображение
останавливало наши действия в прошлом и продолжает влиять на них до сих пор.
Однако Атвар может решить,  что заключение мира с вами  оставит  Расе меньше
обитаемой  поверхности  Тосев-3,  чем  та,  которую  он  надеется  получить,
уничтожив значительные территории планеты по нашему выбору.
     -- Это не остановит нас от продолжения борьбы,  вы понимаете, -- сказал
Сэм, надеясь, что его слова не пропадут даром.
     Очевидно, что Страха так не считал.
     -- Мы болезненно беспокоимся об  этом. Это один из факторов, который до
некоторой степени  отклонил нас от  курса. Однако более важным является наше
желание не повредить планету ради наших колонистов, как вы сами заметили.
     -- Ммм-хмм, -- произнес Сэм, ощущая иронию ситуации: безопасность Земли
держится на заботе ящеров об их  собственном будущем, а не на беспокойстве о
человеческих существах. --  Что  будет с нами в течение восемнадцати  лет --
пока остальные ваши сородичи не явятся сюда?
     --  Нет, срок вдвое  дольше,  --  ответил  Страха.  Затем  он издал шум
наподобие  кипящего   чайника.   --  Мои   извинения,  если  вы  используете
тосевитские годы, то вы правы.
     -- Да, я имел в виду их  -- я ведь  все-таки тосевит, -- сказал  Игер с
улыбкой. -- Что подумают ваши колонисты,  когда окажутся в мире, который  не
полностью в ваших руках, как должно было быть?
     -- Команды  звездных кораблей будут  знать об изменении  условий, когда
перехватят наши  сигналы,  направленные на  Родину,  --  сказал  Страха.  --
Несомненно,  это  наполнит  их  ужасом  и  приведет  в  замешательство. Если
помните, нашему флоту  вторжения  понадобилось некоторое время, чтобы начать
приспосабливаться  к  непредвиденным   условиям  на  Тосев-3.  Для  них  эта
непредвиденность  тоже  будет новостью. В любом  случае они мало что  смогут
сделать. Флот колонизации не имеет вооружения: мы исходили из того, что флот
вторжения  полностью умиротворит этот мир до прибытия колонистов. И конечно,
сами колонисты  находятся в холодном сне и останутся в неведении об истинной
ситуации, пока не оживут после прибытия флота.
     -- Это будет для них сюрпризом, не так ли? -- сказал Сэм,  хмыкнув.  --
Между прочим, сколько их будет?
     -- Я точно не знаю,  --  ответил  Страха.  --  На  моей ответственности
прежде всего  был флот вторжения.  Но если основой для экспедиции  послужила
наша практика по колонизации миров Работев и Халесс -- почти наверняка так и
будет,  учитывая  нашу  любовь  к  прецедентам,  --  то мы  пошлем  сюда  от
восьмидесяти  до  ста миллионов  самцов и самок...  Ваш кашель на моем языке
ничего не означает, Сэмигер. -- Он произносил имя и фамилию Игера, как будто
они были одним словом. -- Имеет ли он какое-нибудь значение в вашем языке?
     --  Извините, командир корабля, -- сказал  Сэм  после того,  как  снова
обрел способность связно  говорить. -- Должно быть, поперхнулся или что-то в
этом роде. -- "Восемьдесят или сто  миллионов колонистов?" -- Раса ничего не
делает, не правда ли?
     -- Истинно так, -- ответил Страха.
     * * *
     -- Одно унижение за другим, -- в глубоком расстройстве произнес  Атвар.
С  того  места, где  он стоял,  ситуация  на  поверхности  Тосев-3 выглядела
унылой. --  Наверное, все-таки  стоило нам  потратить ядерный заряд на  этих
мятежников, чем позволить им сдаться СССР.
     --  Истинно,  --  сказал  Кирел.  -- Потери  вооружений  большие. Через
короткое время Большие  Уроды  скопируют какие-то особенности, когда поймут,
как  их  украсть. Это  случалось  раньше  и  происходит  снова:  у нас  есть
последнее сообщение, что  немцы, например, начинают  применять подкалиберные
бронебойные снаряды против наших танков.
     -- Я  видел эти сообщения, -- подтвердил командующий флотом, -- Они  не
наполняют меня радостью.
     --  Меня тоже,  -- ответил  Кирел.  -- Более  того,  потеря территории,
которую прежде контролировала база, где  взбунтовался гарнизон, создала  нам
новые  проблемы.   Хотя   погодные   условия  в   этой  местности   остаются
исключительно  плохими,  у   нас   есть  свидетельства,  что  СССР  пытается
восстановить железнодорожное сообщение с востока на запад.
     --  Как  они  могут  это  сделать? -- сказал  Атвар. --  Наверняка даже
Большие Уроды замерзнут, если их заставят работать в таких условиях.
     -- Судя по тому, что мы видели в СССР, благородный адмирал, похоже, там
вряд  ли больше беспокоятся о здоровье своих  рабочих,  чем  в Германии,  --
сказал Кирел печально. -- Выполненная работа имеет большую ценность,  нежели
человеческие жизни, истраченные в процессе ее выполнения.
     -- Истинно, -- сказал Атвар, затем добавил: --  Безумие, --  сопроводив
слово усиливающим  кашлем. --  Немцы временами, кажется, ставят расходование
жизней  выше,  чем  получение труда.  Как  называлось место,  в котором  они
проявили столько выдумки в уничтожении? Треблинка -- так оно называлось.
     Раса даже представить  себе  не  могла  существование центра, полностью
отведенного для уничтожения разумных существ.
     Атвар  ждал, что Кирел назовет сейчас еще одно, возможно, самое главное
отрицательное  последствие  падения  сибирской базы.  Кирел не  назвал  его.
Скорее всего, Кирел не  думал об этом.  Он  был хорошим  командиром корабля,
лучше и не придумаешь, -- если кто-нибудь говорил ему, что надо делать. Даже
для самца Расы у него было мало воображения.
     Поэтому заговорил Атвар:
     -- Мы  теперь  должны  решить проблему пропагандистских радиопередач от
мятежников. Они  говорят, что они в хорошем  настроении, хорошо питаются,  с
ними хорошо обращаются, у них в достатке эта  вредоносная трава  имбирь, для
развлечения.  Такие передачи могут не  только вызвать  новые  мятежи,  но  и
дезертирство  отдельных самцов,  которые  не найдут  партнеров  для  тайного
сговора.
     -- То,  что вы сказали, скорее всего правильно, -- согласился Кирел. --
Надо надеяться, что усиленный надзор за офицерами поможет решить проблему.
     -- Да, надо надеяться, -- сказал Атвар с глубоким сарказмом. -- Следует
также надеяться,  что к концу зимы мы не потеряем слишком много пространства
в северном  полушарии  и что  партизанские  налеты  на  наши  позиции  будут
ослабевать.  В некоторых местах  --  например, в Италии  -- мы  не  способны
управлять  или контролировать территорию, которая  объявлена находящейся под
нашей юрисдикцией.
     --  Нам  требуется лучшее сотрудничество  с  тосевитскими авторитетными
лицами,  которые сдались  нам, --  сказал  Кирел.  --  Это относится ко всей
планете, особенно к Италии, где наши силы снова могут  оказаться в состоянии
войны.
     --  Большинство  итальянских  авторитетных  лиц погибли,  когда атомная
бомба разрушила Рим, -- ответил Атвар.  --  А  те,  кто  остался, в основном
симпатизируют своему  свергнутому не-императору,  этому Муссолини. Как бы  я
хотел, чтобы немецкому  налетчику Скорцени не  удалось украсть  его и  тайно
переправить в Германию. Его радиопередачи вместе с передачами нашего бывшего
союзника Русецкого и изменника Страхи показали себя наиболее разрушительными
из всех контрпропагандистских усилий, направленных против нас.
     --  Этот Скорцени -- словно булавка, воткнутая  нам под чешую, он мешал
нам  в  течение  всей  завоевательной  кампании,  --  сказал  Кирел.  --  Он
непредсказуем даже для тосевита и смертельно опасен.
     -- Хотелось бы спорить, но все верно, -- с досадой  согласился адмирал.
-- В  дополнение  ко  всему  злу,  которое  он причинил нам,  он  стоил  мне
Дрефсаба, офицера разведки, который был одновременно уклончивым и энергичным
в такой степени, что мог соревноваться с Большими Уродами.
     -- Что делать теперь, благородный адмирал? -- спросил Кирел.
     -- Будем продолжать, и как можно лучше, -- ответил Атвар.
     Ответ не удовлетворил его и наверняка не удовлетворил  Кирела. Стараясь
улучшить положение, Атвар добавил:
     --  Мы  должны  усилить  меры  безопасности  по  охране  наших звездных
кораблей. Если Большие Уроды смогут украсть ядерное оружие, даже с небольшим
радиусом  действия, потенциально  они  получат  возможность нанести нам  еще
больший урон, чем тот, который уже нанесли.
     --  Я издам приказ, предупреждающий такие случайности, -- сказал Кирел.
-- Я согласен, это серьезная опасность. Я также подготовлю меры,  тщательное
исполнение которых сделает этот приказ эффективным.
     -- Хорошо, -- сказал  Атвар.  --  И поподробнее.  Не допустите  никаких
возможных ловушек,  из-за которых беззаботный самец может послужить причиной
несчастья. -- Все это были стандартные  советы  одного  самца Расы  другому.
Через мгновение, однако, командующий флотом задумчиво добавил: -- Прежде чем
объявлять приказ и дополнительные инструкции, проконсультируйтесь с самцами,
у которых есть  опыт действий на  поверхности Тосев-3. Возможно, они помогут
усовершенствовать предлагаемые вами меры.
     --  Будет исполнено, господин  адмирал,  -- обещал Кирел. --  Могу я  с
уважением  предположить,  что никто  из  нас  здесь,  на  орбите,  не  имеет
достаточно  непосредственного  опыта  в  отношении  условий  на  поверхности
Тосев-3?
     -- В том,  что  вы сказали,  есть доля  правды,  --  ответил Атвар.  --
Возможно,  мы  должны  проводить  больше  времени  на  самой  планете  --  в
достаточно  безопасной области,  предпочтительно  с  полезным  для  здоровья
климатом.
     Он вызвал на экран компьютера карту  поверхности Тосев-3.  Одни  цвета,
наложенные друг на  друга,  показывали  уровень  безопасности  в категориях,
начиная от незавоеванной до мирной  (хотя угнетающе малая часть планеты была
окрашена этим мирным розовым цветом). Другой  цвет  отображал  климатические
данные.  Атвар  дал  команду  компьютеру  показать место,  где  оба  фактора
оптимальны.
     -- Северный береговой регион субконтинентальной массы, который тосевиты
называют Африкой, кажется,  ближе всего к идеалу, чем любое другое место, --
прокомментировал Кирел.
     -- Так и есть, -- сказал Атвар. -- Я там уже был.  Приятная  местность,
некоторые территории --  почти как у  нас на Родине. Очень  хорошо, командир
корабля,   сделайте  необходимые  приготовления.   Мы  временно   переместим
штаб-квартиру в этот регион, чтобы наблюдать за ведением завоевания вблизи.
     -- Будет исполнено, благородный адмирал, -- сказал Кирел.
     * * *
     Людмиле   Горбуновой  очень  хотелось  пнуть  генерал-лейтенанта  графа
Вальтера  фон Брокдорф-Алефельдта в то самое  место, о котором все знают. Но
поскольку  проклятый  нацистский  генерал  остался в  Риге,  а она  застряла
неподалеку от  Хрубешова, это было невозможно. Поэтому она просто топнула по
грязи. Грязь пристала к ее сапогу, от чего настроение не улучшилось.
     Она не думала о Брокдорф-Алефельдте как о проклятом нацисте, когда была
в  Риге.  Он  показался  ей  культурным  обаятельным  генералом,  не  то что
невоспитанные  советские офицеры  или  наглые немцы, с которыми  ей  большей
частью приходилось иметь дело.
     --  Слетайте ради  меня  на  одно небольшое  задание, старший лейтенант
Горбунова, -- бормотала она шепотом. -- Захватите пару противотанковых мин в
Хрубешове, затем  вернетесь  сюда,  и  мы отправим вас в  Псков, похлопав по
плечу в знак благодарности.
     Конечно,  это не совсем то, что говорил ей культурный генерал, и  он не
пытался похлопать ее по плечу, что, в частности, и было признаком  культуры.
Но  если бы он не послал  ее  в Хрубешов, то ее "кукурузник" не попытался бы
протаранить подвернувшееся дерево, а значит, она и в  дальнейшем могла бы на
нем летать.
     --  А значит, не застряла бы здесь, под Хрубешовом, -- прорычала она  и
снова топнула по грязи.
     Грязные брызги долетели до ее щеки. Она выругалась и плюнула.
     Она  всегда считала  "У-2" почти  вечным,  в частности  потому, что эти
самолеты  были слишком простыми,  чтобы  их было можно  сломать. Когда-то на
Украине  она  приземлилась,  уткнувшись  носом  в  грязь,  и  самолет  легко
починили. А вот влепить "кукурузник" в дерево -- это рекордная глупость.
     -- И какой черт оставил дерево посредине посадочной полосы? -- спросила
она Бога, в которого не верила.
     Это был не черт. Это были идиоты-партизаны.
     Конечно,  она  летела  ночью. Конечно,  одним  глазом  она смотрела  на
компас,  другим -- на наручные часы, еще одним -- на  землю  и небо,  а  еще
одним -- на указатель топлива:  она почти желала быть  ящером, которые умеют
вертеть   глазами  независимо  друг  от  друга.  Отыскать  слабо  освещенную
партизанскую посадочную полосу уже  было -- нет, не чудом, потому что она не
верила в чудеса, -- большим достижением, без малейшего преувеличения.
     Она сделала круг. Направила "кукурузник" вниз. Двигалась  плавно. Но не
видела молодую елку -- чертову палку, -- пока не врезалась прямо в нее.
     -- Сломаны лонжероны крыла,  -- сказала  она, подсчитывая неисправности
на  пальцах. -- Сломан пропеллер. --  И то и другое из дерева, значит, можно
починить.  -- Сломан коленчатый вал.  --  А  вот вал  из металла,  и она  не
представляла, что с ним можно сделать в этих условиях.
     Позади нее кто-то  кашлянул. Она  крутнулась  на месте,  как испуганная
кошка.  Рука инстинктивно  схватилась  за рукоятку автоматического пистолета
Токарева.  Партизан,  подошедший  к  ней,  испуганно  отшатнулся.   Это  был
болезненного  вида бородатый нервный  маленький еврей, который отзывался  на
имя Шолом.  Она кое-как  разбирала смесь его польского и идиш, а  он немного
знал по-русски, так что им удавалось понять друг друга.
     --  Идемте,  --  сказал  он.  --  Мы позовем  кузнеца из Хрубешова.  Он
посмотрит, что с вашей машиной.
     -- Хорошо, иду, -- печально ответила она.
     Да, "У-2" нетрудно  починить, но, подумала она, вряд  ли  кузнец сможет
починить обработанную деталь так хорошо, чтобы самолет мог снова взлететь.
     Это  был один  из самых крупных  мужчин, которых она когда-либо видела,
почти два метра ростом и чуть ли не с такими же широкими плечами. По виду он
мог бы разогнуть коленчатый вал в нужную форму голыми руками, если бы он был
целым. Но вал был не просто погнут, он был сломан пополам.
     Кузнец  говорил по-польски и  слишком  быстро,  чтобы Людмила могла его
понять. Шолом пересказал его слова:
     -- Витольд говорит, что  если  это сделано из металла, он  починит.  Он
сказал, что он чинил множество телег.
     -- Он когда-нибудь ремонтировал автомобиль? -- спросила Людмила.
     Если  ответ будет  положительным,  возможно,  у нее появится надежда  в
конце концов оторваться от земли.
     Услышав   ее   голос,   Витольд   удивленно   замигал.   Затем   принял
величественную позу; его и без того  огромная  грудь надулась, как воздушный
шар. На руках  вздулись  мускулы. И он снова быстро заговорил. И снова Шолом
превратил его скороговорку в понятное.
     --  Он  говорит,  конечно. Он  говорит, что  для вас он починит все что
угодно.
     Людмила  принялась изучать кузнеца  прищуренными глазами. Она подумала,
что он  имел  в виду нечто  большее: некоторые из его  польских слов звучали
очень похоже на русские  непристойности. Что ж, поскольку она их не  поняла,
ей не нужно и реагировать. В данный момент это самое разумное.
     Шолома она