. Особняком держалась группа людей в хаки, знакомом Мойше по
Англии: британские военные.
     Маврокордато, должно быть, их тоже увидел, потому что направил "Наксос"
именно к  тому  пирсу, на котором они стояли. Черные  клубы угольного  дыма,
поднимавшиеся из труб старого судна,  постепенно сошли на  нет, судно плавно
подошло к причалу. Матросы с помощью докеров на  берегу быстро пришвартовали
"Наксос", бросили  сходни с причала  на судно. Услышав  стук, Мойше осознал,
что может сойти на берег Израиля,  земли, с которой его праотцы были изгнаны
две тысячи лет назад. От благоговения волосы на затылке встали дыбом.
     Ривка и Рейвен вышли на палубу. Жена Мойше тащила мешок, еще один мешок
нес на плече матрос.
     Мойше взял у него вещи со словами:
     -- Evkharisto poly -- благодарю вас.
     Почти единственная  фраза на греческом, выученная им  за время  долгого
нервного путешествия по Средиземному морю, оказалась полезной.
     -- Parakalo, -- ответил, улыбаясь, матрос, -- добро пожаловать.
     Англичане в военной форме двинулись к "Наксосу".
     --  Мне  можно...   нам  можно...  подойти  к  ним?  --  спросил  Мойше
Маврокордато.
     -- Идите вперед, -- ответил капитан, -- я тоже пойду. Для верности. Они
должны мне заплатить.
     Ноги  Мойше застучали  по  доскам причала.  Ривка  и  Рей-вен держались
вплотную  к нему. Последним  шел  Маврокордато. Мойше сделал  последний шаг.
Теперь он покинул судно и находился на Земле -- пусть это всего-навсего порт
--  Обетованной.  Ему  хотелось  встать на  колени и  поцеловать  грязное, с
пятнами креозота дерево досок.
     Но он не успел. Один из англичан заговорил:
     --  Вы,  должно  быть,  мистер  Русецкий?  Я  --  полковник Истер,  ваш
посредник  здесь.  Мы  свяжемся  с   вашими  соотечественниками  при  первой
возможности. Ситуация здесь несколько осложнилась, поэтому ваша помощь будет
очень полезной. Совместные  действия  в  одном и том же направлении увеличат
наши шансы на успех, вы согласны?
     -- Я сделаю все,  что  смогу,  --  медленно,  с акцентом ответил  Мойше
по-английски.
     Он без всякой радости  изучал Истера:  тот явно воспринимал  еврея  как
некий  инструмент,  только  и  всего.  Как  и  ящеры.  Лучше  иметь  дело  с
англичанами, чем с чужаками, но все  равно ему претило быть  инструментом  в
чьих-то руках.
     В  сторонке другой  британский офицер передал  Панайотису  Маврокордато
несколько аккуратно обвязанных столбиков золотых соверенов.  Грек расцвел  в
улыбке.  Вот  он  точно  не  считал Мойше  инструментом, для  него  пассажир
представлял собой продовольственную карточку, и капитан этого не скрывал. На
фоне лицемерия Истера его честность была, пожалуй, привлекательней.
     Англичанин сказал:
     -- Пройдемте со мной, мистер Русецкий,  вы и ваша семья, у входа в доки
нас ожидает повозка. Сожалею, что мы  не можем предложить вам  автомобиль --
сейчас у нас очень плохо с бензином.
     Бензина  недоставало  во  всем  мире.  Странно,   что  полковник  Истер
озаботился  вежливым   объяснением  отсутствия  топлива.  Даже  элементарную
вежливость  он  игнорировал: ни он, ни один из его подчиненных  не сделал ни
малейшего  движения,  чтобы  взять мешки у Мойше  и  Ривки. Беспокоиться  об
удобствах  для   гостей?  Но  ведь  это  просто  инструмент  --  что  о  нем
беспокоиться?
     Повозка  оказалась  окрашенным   в  черный  цвет  старинным  английским
экипажем,  который,  наверно,  хранили  в  вате  и  фольге  в  течение  двух
поколений.
     -- Мы отвезем вас в казарму, -- сказал Истер, забираясь в экипаж вместе
с  семьей Русецких и рядовым солдатом,  который взял в руки вожжи. Остальные
офицеры  уселись в  другую,  очень похожую повозку.  --  Там вас накормят, а
затем посмотрим, как вас разместить, -- продолжил Истер.
     Если  бы  они думали не только о том, как его использовать, то квартиру
подготовили  бы  заранее. Хорошо  хоть вспомнили, что инструменту  требуется
пища и вода. А вот помнят ли они, что ему нельзя предлагать ветчину?
     Солдат-кучер щелкнул вожжами и прикрикнул на лошадей. Экипаж с грохотом
покатил из портового района.
     Широко  раскрытыми  глазами   Мойше  рассматривал  пальмы,  похожие  на
гигантские  метелки  из  перьев;  беленые  здания,  построенные  из земляных
кирпичей;  мечеть,  мимо  которой  они проезжали.  Арабы-мужчины  в  длинных
одеждах, которые он  уже видел в порту,  и арабские женщины, закутанные так,
что  видны  были  только  их глаза,  руки и ступни ног,  глазели на экипажи,
ехавшие по узким извилистым улочкам. Мойше чувствовал  себя  как чужак, хотя
его собственный  народ  произошел  из этих  мест.  А  вот  полковник  Истер,
казалось,  ничуть не сомневался  в  том, что  управление  этой  страной  ему
доверил сам Господь Бог.
     Неожиданно  здания  расступились,  образуя  рыночную  площадь.  И Мойше
моментально  избавился от ощущения  своей  чужеродности и  почувствовал себя
дома. Ни  одна деталь  на этом рынке не была похожа  на то, что он  знал  по
Варшаве:  ни   одежды  продавцов  и   покупателей,  ни  язык,  которым   они
пользовались, ни  фрукты,  овощи  и  безделушки,  которые  они  продавали  и
покупали.  Но  общий  тон,  атмосфера,  то,   как  они  торговались,  словно
возвращали его назад, в Польшу.
     Ривка тоже улыбалась: очевидно,  сходство  рынков поразило и  ее. И при
более внимательном  рассмотрении  Мойше  обнаружил, что  не  все  мужчины  и
женщины на рынке были арабами. Были  и евреи, большей частью в  рабочей  или
просто длинной одежде, которая, однако, была более открытой, чем одеяния,  в
которые кутались арабские женщины.
     Пара  евреев с  медными  подсвечниками в руках  прошли совсем  рядом  с
экипажем. Они говорили громко и оживленно. Улыбка Ривки исчезла.
     -- Я не понимаю их, -- сказала она.
     -- Они говорят на иврите,  а  не  на идиш, -- объяснил  Мойше и  слегка
вздрогнул.
     Сам он смог разобрать только несколько слов. Учить  иврит в  молитвах и
по-настоящему говорить на нем -- это совершенно разные вещи. Ему понадобится
многому научиться здесь. Как скоро он сможет управиться?
     Они  миновали  рынок.  Дома и  лавки снова  придвинулись  вплотную.  На
перекрестках больших  улиц движением управляли британские солдаты -- точнее,
пытались делать это:  арабы  и евреи в  Хайфе  не  склонны  были подчиняться
командам, как послушное население Лондона.
     Через пару  кварталов дорога начала петлять. Невысокий молодой парень в
рубашке с короткими рукавами и в брюках хаки выскочил вперед перед экипажем,
в котором ехала семья Русецких. Он направил пистолет в лидо кучера.
     -- Теперь вы сойдете, -- сказал он по-английски с сильным акцентом.
     Полковник Истер  потянулся к оружию.  Молодой  человек  обвел  взглядом
крыши по обе стороны  дороги. С десяток  мужчин,  вооруженных  винтовками  и
автоматами,  -- у большинства  лица были  скрыты  под платками  -- взяли  на
прицел оба экипажа, направлявшихся к британским казармам.
     Очень медленно и осторожно Истер убрал руку.
     Самоуверенный  молодой человек,  появившийся первым, улыбнулся,  словно
это был рядовой случай, а не что-то из ряда вон выходящее.
     --  Ах, как это хорошо, это очень  хорошо, -- сказал он.  --  Вы  очень
понятливый человек, полковник.
     -- В чем же смысл этой... этой дурацкой дерзости? --  потребовал ответа
Истер. Судя по его  тону, имей он хоть малейший шанс на успех, он  принял бы
бой.
     -- Мы освобождаем вас от ваших гостей, -- ответил нападавший.
     Он отвел взгляд от англичанина, посмотрел на Мойше и заговорил на идиш:
     -- Вы и ваша семья, выходите из экипажа и пойдемте со мной.
     -- Почему? -- спросил Мойше на том же  языке. -- Если вы именно тот, за
кого я вас принимаю, то я в любом случае стал бы говорить с вами.
     -- Да, и  сказали бы  нам то, что  хотят британцы, -- ответил  парень с
пистолетом. -- Теперь выходите -- я не собираюсь спорить с вами целый день.
     Мойше вылез  из  повозки,  помог  спуститься жене  и  сыну.  Размахивая
пистолетом, налетчик повел их через  ближайшие ворота во двор, где было  еще
двое вооруженных людей. Один из  них  отложил винтовку и завязал  глаза всем
Русецким.
     Когда  он завязывал глаза  Мойше,  он  заговорил  на  иврите  -- совсем
короткое  предложение,  смысл которого  дошел  до  Мойше  спустя  мгновение.
Примерно то же самое сказал бы в такой ситуации он сам:
     -- Отличная работа, Менахем.
     -- Спасибо, но не надо болтовни, -- ответил налетчик. Значит,  он и был
Менахемом. Он легонько толкнул Мойше в спину, а кто-то  другой подхватил его
под локоть.
     -- Двигайтесь.
     Не имея выбора, Русецкий повиновался.
     * * *
     Большие  Уроды  толкали  тележки с  боеприпасами к  истребителю Теэрца.
Большинство из них относились  к темно-коричневой разновидности тосевитов --
в  отличие от розово-смуглого типа. Темно-коричневые тосевиты  в этой  части
малой континентальной массы были более склонны к сотрудничеству с Расой, чем
те,  что  посветлее.  Насколько  знал  бывший  командир  полета, светлокожие
обращались с темнокожими настолько  плохо, что правление Расы по сравнению с
этим должно было показаться благом.
     Его пасть открылась от удивления. Раньше он думал: Большой  Урод -- это
Большой Урод,  и этим все  сказано.  А сами  тосевиты,  видимо, смотрели  на
проблему иначе.
     Эти  тосевиты  сняли  с  себя  туники,  закрывавшие верхнюю часть  тел.
Используемая  в  обмене веществ вода, охлаждающая их тела,  блестела  на  их
шкурах. Судя по всему, им было жарко.
     Для Теэрца температура была  вполне подходящей, а вот влажность воздуха
-- излишне  велика.  Но это единственное, что смущало его в здешнем климате,
во Флориде. Ему довелось провести зимы в Маньчжурии и Японии, по сравнению с
которыми Флорида казалась чудесной.
     Двое самцов, обслуживавших истребитель Теэрца, начали загружать его.
     -- Как, только две ракеты "воздух -- воздух"? -- сердито спросил он.
     -- Будьте благодарны за то, что  вы получили две,  господин, -- ответил
старший -- плотный самец по имени Уммфак.
     Хотя  формально  обслуга истребителей  подчинялась пилотам, те, кто был
поумнее, обращались  с Уммфаком и его  коллегами как  с равными --  за что и
получали лучшие боеприпасы.
     -- Очень скоро,  -- продолжил  Уммфак,  -- не  останется  ничего, кроме
пушечных снарядов, так что мы и Большие Уроды будем сражаться в ближнем бою.
     -- Неприятная мысль,  -- сказал Теэрц и вздохнул. -- Но  вы,  вероятно,
правы. Похоже, теперь боевые  действия пойдут именно так. -- Он  постучал по
обшивке  фюзеляжа истребителя. -- Слава Императору, что мы все еще летаем на
более совершенных машинах.
     -- Вы совершенно  правы, --  сказал Уммфак. -- Но даже  они нуждаются в
запасных частях...
     Теэрц забрался  в  кабину  и  уютно  свернулся  на бронированном мягком
сиденье,  как  будто был детенышем,  свернувшимся внутри яйца.  Он не  хотел
думать  о  проблеме запасных  частей.  Большие  Уроды уже  начали летать  на
машинах,  гораздо более  опасных  для  его истребителя, чем те, которыми они
располагали, когда Раса впервые высадилась на Тосев-3.
     Он снова с горечью  рассмеялся.  Считалось, что у Больших Уродов вообще
нет никаких самолетов. Считалось, что  они -- варвары дотехнологической эры.
Насколько он  знал,  они  действительно  были варварами: вряд ли  хоть  один
самец,  побывавший  в  японском  плену,  стал  бы  с  этим  спорить.  А  вот
дотехнологическая эра на поверку оказалась совсем другой.
     Он  пробежал глазами  полетный лист.  Все  было, как положено. Он сунул
коготь  в  пространство между  незакрепленным  куском  обивки  и  внутренней
стенкой кабины. Сосуд  с  имбирем  никто  не  обнаружил. Это хорошо.  Японцы
приучили его к этому снадобью, когда он был в плену.
     Сбежав, он  обнаружил, что  многие его сотоварищи попробовали имбирь по
собственному желанию.
     Он вызвал местного командира  полетов  и получил  разрешение на  взлет.
Турбины истребителя проснулись и взревели. Вибрация и шум вызвали приятное и
знакомое ощущение.
     Он вырулил на взлетную полосу, затем круто взлетел --  ускорение сильно
вдавило  его в сиденье. Горизонт перед ним  чудесно раздвинулся,  как всегда
бывает при взлете. Это расширение радовало его здесь меньше, чем при полетах
на других базах, потому что в глаза сразу же бросились руины Майами.
     Теэрц летел над Флоридой, когда под ним расцвело  жуткое облако взрыва.
Будь он  чуточку поближе, огненный шар задел бы и  его. Взрыв  мог повредить
истребитель или же бросить в штопор, из которого он бы не вышел.
     Командир полета  издал  тревожное  шипение.  Рука  сама  начала  искать
маленький пластиковый сосуд с  порошком имбиря. Когда  Теэрца перебросили на
малую континентальную  массу,  он  забеспокоился, сможет ли он  добыть здесь
снадобье, которого так страстно желал. Но на базе  во  Флориде многие  самцы
использовали имбирь, а  темнокожие  Большие Уроды, которые работали на Расу,
казалось, обладали  неистощимым  запасом  порошка. Они даже  просили за него
немного -- обычные безделушки, мелкие  электронные штучки,  которые он легко
доставал, чтобы обменивать на наслаждение, приносимое имбирем.
     Но...
     -- Сейчас не буду, -- сказал он и убрал руку.
     Конечно, после имбиря он почувствует себя  великолепно, но снадобье все
же затуманивает сознание. Стычки с Большими Уродами перестали быть легкими и
безопасными,  как  когда-то.  Излишняя   самоуверенность  теперь   все  чаще
кончается занесением имени на мемориальную пластину, которая хранит память о
самцах, погибших во имя присоединения Тосев-3 к Империи.
     В столицах Работев-2 и Халесс-1 тоже  были такие пластины, он сам видел
их  голограммы перед отлетом. На той, что хранилась  на Халесс-1, было всего
несколько имен, на Работев-2 -- несколько сотен. Теэрц был  уверен, что Раса
воздвигнет мемориальную пластину и на Тосев-3 -- раз уж так сделано в других
завоеванных  мирах.   Если  не  поддерживать  традиции,  то  какой  смысл  в
цивилизации?
     Но мемориальные пластины на Тосев-3 будут слишком большими.
     -- Мы сможем возвести пластины,  а затем построить столицу  внутри них,
-- сказал Теэрц.
     Его рот  сам собой открылся: видение было ужасным,  но  в то же время и
забавным.  Мемориальные пластины,  увековечившие  память героев,  павших при
завоевании Тосев-3, будут содержать множество имен.
     Теэрц пролетел над предписанным участком малой континентальной массы на
север и на  запад. Значительная  часть этой территории все  еще оставалась в
руках  Больших Уродов. Частенько  зенитный  огонь оставлял в воздухе грязные
пятна черного дыма ниже и позади него. Об этом он не беспокоился -- он летел
на слишком большой высоте, где зенитки тосевитов не могли достать его.
     Одним глазом он настороженно следил за радиолокационным изображением на
экране. Разведка  сообщала, что американцы отставали от британцев и немцев в
области  реактивной  авиации,  кроме  того,  они  обычно  использовали  свои
поршневые  машины  для  атак  по  наземным частям,  но  никогда нельзя  быть
уверенным...  и разведка вовсе не такая всеведущая, как принято считать. Еще
один болезненный урок, который Раса получила на Тосев-3.
     На вершинах  здесь и  там пятнами  лежал снег.  Насколько  знал  Теэрц,
именно поэтому Большие Уроды до сих пор удерживали эту часть своего мира. Но
если оставить  им  все местности, где падает  снег, в конечном счете  у  вас
останется слишком мало земли, которую можно назвать своей.
     Он подлетел поближе к большой реке, которая текла  с севера на юг через
середину  северной  половины  малой  континентальной  массы.  Большую  часть
территории вдоль  реки  контролировала  Раса.  Если  с  его  машиной  что-то
произойдет, он сможет найти убежище.
     Большая река отмечала западную границу области  патрулирования.  Он уже
собирался развернуться назад  к Флориде, которая, какой бы влажной  ни была,
по  крайней  мере позволяла наслаждаться умеренным  климатом. Внезапно радар
переднего обзора обнаружил новую угрозу.
     Неизвестный объект отделился от земли и быстро развил скорость большую,
чем  скорость истребителя  Теэрца.  Теэрц  даже подумал: не  испортилось  ли
что-нибудь в радаре? И есть ли на базе запчасти, чтобы починить его?
     Затем  мысли  приняли  другое направление.  Это  не  был  самолет  типа
ракетного  истребителя, который  начали использовать  немцы.  Это была очень
плохая ракета,  управляемый снаряд. У немцев такие были,  но Теэрц  не знал,
что  они есть и  у  американцев.  По его данным, вряд  ли знала  об  этом  и
разведка.
     Он включил радиопередатчик:
     -- Командир полета Теэрц вызывает разведку базы во Флориде.
     Спутниковая  связь соединила  его с вызываемым  так  быстро, словно  он
находился в соседней комнате.
     --  Разведка, база  Флориды, говорит Ааатос. Ваше  сообщение,  командир
полета Теэрц?
     Теэрц подробно доложил о том, что засек радар, затем сказал:
     -- Если хотите, у меня достаточно топлива, чтобы добраться до стартовой
площадки,  нанести  удар  по пусковой  установке  или  по другим тосевитским
сооружениям, которые я увижу, и затем вернуться на базу.
     -- Вы инициативный самец, -- сказал Ааатос.
     Для Расы эта  фраза не  обязательно  означала комплимент,  хотя  Теэрцу
хотелось воспринимать это именно так. Ааатос продолжил:
     -- Пожалуйста, подождите, пока я посоветуюсь со своими руководителями.
     Теэрц ждал,  хотя каждое следующее мгновение повышало вероятность того,
что ему придется заправляться в воздухе. Но Ааатос исчез ненадолго:
     -- Командир полета Теэрц, вам разрешен удар по тосевитским сооружениям.
Накажите Больших Уродов за их наглость.
     -- Будет исполнено, -- сказал Теэрц.
     Компьютер  на борту  истребителя  зафиксировал место, где радар впервые
засек  управляемый  снаряд.  Он  связался  с  картографическими  спутниками,
которые Раса запустила на орбиту Тосев-3, и проложил Теэрцу курс к стартовой
площадке.
     Он  знал, что  у Расы отчаянно  не хватает антиракетных  снарядов.  Они
истратили множество их  против ракет,  которые запускали немцы в Польше и во
Франции. Теэрц  не представлял  себе, сколько их осталось -- если они вообще
остались, -- но ему не требовалась раскраска тела командующего флотом, чтобы
сообразить: если  Раса  должна будет  использовать их здесь,  в  Соединенных
Штатах, оставшиеся резервы исчезнут еще быстрее.
     Он полетел  низко над  лесом,  западнее большой реки  -- и  дальше  над
поляной,  откуда, если не врут его приборы, американский управляемый  снаряд
начал свой  полет. Вскоре  он  обнаружил на поляне выжженный участок мертвой
травы.  И  это  все,  что  он  нашел.  Пусковая  установка  --  или  что там
использовали  Большие  Уроды,  возможно, направляющие  рельсы  --  уже  была
спрятана под кронами деревьев.
     Имей  он неограниченное  количество боеприпасов,  он  обстрелял бы  все
пространство вокруг поляны. Но сейчас... Он доложился на базу во Флориде.
     Ответил Ааатос:
     -- Возвращайтесь сюда  для  полного доклада, командир полета Теэрц.  Мы
найдем другие возможности заставить Больших Уродов заплатить.
     -- Возвращаюсь на базу, -- подтвердил Теэрц.
     Если американские тосевиты начнут  использовать управляемые снаряды,  у
Расы в будущем появится множество шансов нанести удар по их установкам. Имел
ли в виду Ааатос именно это, Теэрц не знал.
     * * *
     Высоко  подняв белый  флаг  перемирия, Джордж Бэгнолл вышел на поляну в
сосновом лесу, к югу от Пскова. Снег похрустывал под его валенками. Огромные
шлепающие боты напомнили ему веллингтоновские сапоги, но только сделанные из
фетра;  при всем  своем  уродстве они чудесно защищали ноги  от холода.  Что
касается тела, то на нем был кожаный, на меху комбинезон королевских ВВС.
     На дальней стороне поляны  появился ящер. Иноплане