аве, и  Дибнер развел  руки в
стороны,  словно  только  что  решил  сложную  задачу из  области  квантовой
механики.
     Его объяснения показались Ягеру вполне разумными, но  это не  означало,
что они ему понравились. Интересно, как получилось,  что в СС о нем хорошего
мнения? Скорее  всего, дело рук Скорцени. Тот наверняка решил, что оказывает
ему  услугу.  Впрочем, так оно  и  было на самом деле, но получить одобрение
самого Гиммлера... У Ягера по спине пробежал холодок.
     Кроме того,  он  обратил  внимание на язык,  которым изъяснялся Дибнер.
"Мусорная куча", находящаяся  в  двадцати километрах от Геттингена, отравила
огромный кусок  местности  и причинила бы немалый  вред Тюбингену,  если  бы
после катастрофы ветер дул с юга, а не с северо-запада.  Военные изъяснялись
точно  так же -- они говорили о  "соблюдении дисциплины ведения огня",  если
имели в  виду, что  стрелять нужно только тогда, когда враг уже  практически
сидит у тебя на голове.
     На стене между Ягером  и Дибнером  висел счетчик Гейгера. Он  стрекотал
гораздо  громче, чем  следовало бы, если в Геттингене все в  порядке. Дибнер
утверждал, что  уровень радиации не опасен. Ягер надеялся, что  он  знает, о
чем говорит. Но ведь никто не думал, что "куча" может спятить -- до того как
это произошло.
     Дибнер посмотрел на счетчик Гейгера.
     -- Неплохо, -- сказал  он;  может быть, ему  тоже требовалось время  от
времени убеждать себя в том, что все в порядке.
     -- Неплохо  --  для  нас, -- проговорил  Ягер.  --  А  как  насчет  тех
несчастных, что выносят сырье?
     Ему  не  нравилось,  что  его  вызвали  с фронта для  выполнения нового
задания. Но  еще  больше он  злился по  поводу  того,  что  ему  приходилось
командовать людьми, в чьи обязанности входило доставлять из "мусорной  кучи"
уран.
     -- Они приговорены государством, -- пожав плечами, ответил Курт Дибнер,
словно Пилат, умывая руки. -- Их в любом случае ждала бы смерть.
     "Ничего  подобного",  --  собрался  сказать  Ягер,  но  слова так  и не
сорвались с его губ.
     Многие  из  людей,  спускавшихся  в подземное хранилище  с  лопатами  и
свинцовыми ящиками,  носили на рукавах розовые треугольники; у  других  были
желтые шестиконечные  звезды.  В  рейхе с евреями и  гомосексуалистами может
случиться все, что угодно.
     -- Вы,  конечно, сказали  им,  что болезнь, от которой они страдают, со
временем пройдет, и они поправятся? -- продолжал Дибнер.
     -- Да, сказал... первой группе, а потом тем,  кто  сменил их, когда они
не смогли больше работать.
     Никто не спорил  с Ягером, когда он сообщил им  заведомую  ложь. Худые,
измученные  люди просто смотрели на него и молчали. И не верили  ни  единому
его слову. Он их понимал.
     Дибнер  смущенно переступил с ноги на ногу. Как  и Ягер, он был хорошим
человеком, принадлежащим к нации, которая  делала  страшные вещи. Если ты не
принимаешь в них участия,  можешь сделать  вид, что  все в порядке. Но  даже
если ты играешь значительную роль,  притворившись, будто ничего не видишь, у
тебя  есть возможность  сохранить  уважение к себе.  Очень немногие  офицеры
вермахта заявляли вслух о том, что они знают о деятельности СС, направленной
против евреев в Польше и России. Ягеру открыл глаза на правду еврей из СССР.
     -- Если мы не вынесем ядерное сырье, полковник Ягер, --  сказал Дибнер,
--  мы, скорее всего, проиграем войну  против ящеров, а при такой постановке
вопроса этические доводы не имеют  никакого значения.  Мы сделаем все, чтобы
забрать его.
     Ягер повернулся к нему спиной и прошел несколько  шагов вдоль парапета.
Трудно возражать, когда тебе  говорят о военной необходимости. А поражение в
войне  против  ящеров  грозит  катастрофой  не  только  Германии,  но  всему
человечеству в целом. И тем не менее Ягер взял физика под руку.
     -- Знаете, профессор, вы должны понимать, _о чем_  вы  говорите. Идемте
со мной.
     Дибнер, крупный сильный человек, отшатнулся от Ягера и запротестовал:
     -- Меня не касаются проблемы, для решения которых вас сюда вызвали. Мое
дело -- ядерное сырье.
     Ягер был ниже физика, но шире его в плечах и гораздо  лучше тренирован,
а  кроме  того,  твердо  решил  настоять   на   своем.   Он   оттащил   вяло
сопротивлявшегося  Дибнера  от  стены и  повел его вниз,  в  недра  крепости
Гогентюбинген.
     Оказавшись в подвалах замка, они словно попали в  другой мир,  забывший
про  свежий  воздух  и  солнце,  заливавшее  стену,  на  которой  они стояли
несколько минут назад.  Здесь царили  сырость и мрак, где-то  капала вода. С
потолка сорвалась перепуганная летучая мышь и, дико вереща, промчалась между
Ягером  и Дибнером. Физик выругался  и шарахнулся в сторону. Ягер  больше не
тащил его за собой, но тот все равно не отставал -- офицеры умели заставлять
окружающих подчиняться.
     В мирное время  в  подвалах хранилась  огромная бочка с 300 000 литрами
отличнейшего  бургундского вина.  Она исчезла.  Наверное,  ее  разрубили  на
дрова. Все свободное пространство занимали простые кровати, на которых спали
пленные, доставлявшие уран из подземного хранилища.
     -- Фу! -- с отвращением выдохнул Дибнер.
     Ягер тоже поморщился; в подвале отвратительно  воняло еще и потому, что
туалетом здесь служили ведра, стоявшие в углу.
     --  Самой  распространенной  болезнью у  этих людей является диарея, --
сказал Ягер.
     --  Да,  я  знал, в принципе, --  жалобно  произнес Дибнер,  и  у Ягера
возникло ощущение, что  ученый привык иметь дело с абстрактными понятиями, а
не с реальностью.
     -- Ах, так! -- Ягер язвительно щелкнул каблуками.  -- А вам известны --
в принципе, разумеется, -- другие симптомы болезни, которую вызывает работа,
выполняемая несчастными людьми, живущими здесь?
     -- Какие симптомы вы имеете в виду? -- спросил физик. -- Ожоги, которые
возникают у того, кто дотрагивается до урана, выпадение волос,  кровоточащие
десны и  тошнота?  Я про них  слышал. Кроме того, мне  известно,  что  через
несколько лет у пострадавших может развиться рак -- как результат облучения.
Я все знаю, полковник.
     -- Вы все знаете,  --  холодно повторил Ягер. -- Вот... посмотрите, что
становится  с реальными  людьми,  которые  не  имеют  никакого  отношения  к
абстрактным понятиям.
     Мужчина с розовым треугольником  на полосатой  куртке  кормил капустным
супом -- с ложки -- еврея,  который лежал на соломенном  тюфяке и уже не мог
самостоятельно подняться. Еврей  закашлялся, его  вырвало,  и гомосексуалист
слегка  отклонился  в  сторону, чтобы тот его не  запачкал, а потом, прикрыв
блевотину тряпкой, принялся снова кормить несчастного.
     -- Так не должно быть, -- напряженно проговорил Ягер. -- Может быть, мы
и  в самом  деле вынуждены  использовать  на таких  работах  приговоренных к
смерти -- как  вы их  называете, --  но мы  не имеем права  делать  их жизнь
невыносимой, словно они превратились в скот.
     Дибнер  кивком  показал  на  деревянные  платформы,   установленные  по
периметру подвала, -- почему-то они напоминали  Ягеру мостки на берегу озера
или реки. На них стояли не спасатели в белых футболках и цветных  плавках, а
охранники в форме, касках и с автоматами в руках.
     -- Без надлежащего убеждения работа не будет сделана -- а она  _должна_
быть сделана, -- тихо проговорил физик.  -- Кстати, должен  вам  сказать: ни
мы, ни охрана не находимся в полной безопасности.
     -- В каком смысле? -- быстро спросил Ягер.
     -- А  как  вы думали,  полковник? -- ответил  Дибнер.  -- Мы тоже  -- и
охрана -- подвергаемся воздействию радиоактивных веществ. В меньшей степени,
чем пленные, конечно, но тем не менее. Я не знаю, какими будут последствия в
дальнейшем, но сомневаюсь, что нас ждет что-нибудь хорошее. Мы покрыли крышу
свинцом,  чтобы  ящеры  не  поняли,  что  мы  собираем  здесь  радиоактивное
вещество.  То,  что  мы  находимся рядом с Геттингеном,  служит  объяснением
повышенного уровня радиации -- а следовательно, до некоторой степени сбивает
с толку разведку ящеров.
     -- Понятно, -- сказал Ягер.
     Он  потер  подбородок,  вспоминая рейд,  во  время  которого  вместе  с
русскими и немцами украл у ящеров  взрывчатый металл. А еще  -- как. проехал
по Польше с  долей металла, принадлежащей Германии и спрятанной в  седельные
сумки, выложенные изнутри свинцом.  Что же он с  собой  сделал, находясь  на
службе у рейха?
     Полученное  Ягером классическое образование вызвало  в памяти Прометея,
укравшего  у  богов огонь,  чтобы  подарить  его человечеству. Зевс приковал
Прометея к скале, а орлы клевали его печень. Сегодня  боги не часто являются
людям, но Ягер пытался понять, что же грызет его изнутри.
     * * *
     Теэрц в отчаянии поднял  глазные  бугорки  к  небесам.  Они  оставались
пустыми  и безмолвными. Если так  будет продолжаться и дальше, он либо умрет
от голода, либо снова попадет в плен -- правда, можно использовать последнюю
пулю, оставшуюся в ниппонской винтовке.
     Ему  повезло, что  его до сих пор не поймали. Поезд, в котором он ехал,
сгорел. Большие Уроды, конечно, глупы, но не настолько, чтобы поверить в его
гибель. Теэрц не сомневался, что они станут его искать.
     Рядом с зарослями кустарника, в которых он прятался, протекал небольшой
ручеек,  ночью  можно  будет напиться.  Он поймал парочку каких-то  ползучих
тварей  и съел их сырыми, но все равно его  мучил голод. Теэрц изо всех  сил
старался вспомнить, какие мучения он испытывал, когда ниппонцы только-только
захватили его в плен, но легче ему не стало.
     Кроме всего прочего, Теэрц страдал от отсутствия имбиря.
     Время  от времени, когда  он не видел  поблизости тосевитов, он решался
выйти  из своего укрытия днем, в  надежде,  что его заметит пролетающий мимо
вертолет.  Однако никаких признаков того, что представители Расы его видели,
не было.
     Он  лежал в ямке, выстеленной ветками и сухими  листьями.  В такой норе
вполне  могло  бы   жить  какое-нибудь  животное.  Ниппонцы  изо   всех  сил
_старались_ превратить его в животное, но у них ничего не вышло. А теперь он
делает за них то, что у них не получилось.
     Теэрц  услышал шум в  небе и быстро высунул голову из укрытия, всего на
одно короткое  мгновение. Некоторые летающие  существа, населяющие  Тосев-3,
производили страшный шум, когда поднимались в  воздух. Его слуховые мембраны
напряглись...  Он   в  очередной  раз  принял  шорох  крыльев  за  двигатель
спасательного вертолета. Нет, обманывать себя дальше бессмысленно.
     Однако шум нарастал. Теэрц вскочил  на ноги и принялся выкрикивать  имя
Императора.  Сверху донесся громоподобный голос,  выкрикнувший на его родном
языке:
     -- Самец Расы, выходи! Мы  находимся  над  враждебной территорией и  не
можем болтаться тут вечно!
     Чистый, родной выговор  Родины!  Теэрц так  долго  слушал исковерканный
ниппонцами язык  Расы, что  ему  потребовалось  несколько  мгновений,  чтобы
вспомнить, как он звучит на самом деле.
     Теэрц  выскочил  из  укрытия, принялся  отчаянно размахивать  руками  и
только что не приплясывал на месте, чтобы привлечь к себе внимание. Он сразу
увидел  вертолет -- и тут  его заметил  один  из  членов  экипажа.  Большая,
прекрасная  машина направилась  к нему, ее пропеллер поднимал  пыль и мелкие
камешки, и на глаза Теэрца опустились мигательные мембраны.
     Вертолет  завис  в  воздухе,  почти  касаясь   колесами  земли.  Дверца
скользнула  в  сторону,  изнутри  выбросили  металлическую  лестницу.  Теэрц
бросился к вертолету, быстро забрался в кабину.
     -- Мы его взяли! -- крикнул самец пилоту и стрелку, сидевшим впереди.
     Затем  лестницу убрали,  дверь закрыли, вертолет начал набирать высоту,
направляясь в сторону моря.
     -- Спасибо вам,  -- с трудом  переводя  дух,  проговорил Теэрц.  --  Да
наградит вас Император. Вы не представляете себе...
     -- Благодарить  меня  рано,  --  ответил самец и  поспешил  к пулемету,
установленному  у  окна. --  Нам  по-прежнему  угрожает  опасность. Над нами
находится наш истребитель, но если Большие  Уроды пошлют в погоню  несколько
машин,  они,  скорее всего, нас собьют.  Они  быстрее нас. --  Он повернул в
сторону Теэрца один глазной бугорок и спросил: -- Кто вы?
     -- Теэрц, пилот истребителя и командир полета, -- ответил Теэрц.
     Необходимость сообщить свой чин и специальность впервые за долгое время
напомнила ему, что он лишился своей раскраски.
     Впрочем, это нисколько не обеспокоило самца, с которым он разговаривал.
     -- Отлично, --  сказал тот. -- Значит, вы  умеете обращаться с оружием.
Если  меня убьют,  продолжайте стрелять до тех пор,  пока  мы не  окажемся у
воды.
     -- Будет исполнено, недосягаемый господин, -- ответил Теэрц.
     На самом деле  он был выше  чином, чем  самец у пулемета, но не являлся
членом экипажа вертолета. Кроме  того, проведя  столько времени в ниппонском
плену, Теэрц  привык  использовать  почтительные обращения,  с кем бы он  ни
разговаривал.  По  мере  того  как  Ниппон  удалялся,  к  нему  возвращалась
способность соображать.
     --  Вы не  могли  прилететь  сюда  ни  с одной  из территорий,  которые
контролирует Раса. Произвели дозаправку в воздухе?
     -- Верно, -- ответил его спаситель. -- Сейчас мы возьмем дополнительный
запас кислорода и тогда сможем  спокойно добраться до базы.  -- Он замолчал,
прислушиваясь  к   переговорному   устройству,   прикрепленному  к  слуховой
мембране.  --  Пилот говорит,  что наш истребитель  сбил три  машины Больших
Уродов. Остальные прекратили погоню.  Теперь  и  я начинаю  думать, что  все
закончится хорошо.
     -- Да славится Император, --  сказал Теэрц  и опустил  глазные бугорки,
уткнувшись взглядом в грязный коврик на полу вертолета.
     Подняв глаза снова, он решился спросить:
     -- Как продвигается завоевание Тосев-3? Я отсутствовал около года.
     -- Между нами и пулеметом -- не слишком хорошо, -- ответил самец. -- Мы
наступали на русских, довольно успешно, но потом им каким-то образом удалось
взорвать атомную бомбу,  и нам пришлось остановиться. Большие Уроды в тысячу
раз хуже, чем мы думали, когда прилетели на эту вонючую планету.
     -- Должен вам сказать, вы не _знаете_, что они собой представляют, -- с
чувством  произнес  Теэрц. --  Ниппонцы  сказали мне -- с  восторгом  -- про
атомную бомбу русских. Я опасался, что они говорят правду. Но не был уверен.
-- Неожиданно он выпрямился на своем жестком неудобном  сиденье. -- Они тоже
работают над ядерным оружием. И потратили множество часов, расспрашивая меня
про атомную энергию. Им удалось  вытянуть  из меня все, что я  знал.  Именно
благодаря  этому мне  удалось  бежать.  Ниппонцы  везли меня куда-то,  чтобы
расспросить еще о чем-то.
     -- Клянусь  Императором, -- вскричал самец из команды и, следуя примеру
Теэрца, опустил глаза к полу, -- _эту_ новость мы немедленно сообщим наверх.
А затем, если я правильно все понимаю, преподнесем  Большим Уродам небольшой
подарочек. Вы сможете показать нам, в каком месте ведутся работы?
     -- Город Токио, -- ответил Теэрц. -- В каком районе города...
     -- ...скорее всего, не имеет значения, -- закончил за него стрелок.
     Теэрц вздрогнул.  Его соплеменник  наверняка  прав: теперь ниппонцы  на
себе узнают, что такое атомное оружие.  Они всего лишь Большие Уроды, причем
чрезвычайно  злобные,  но разве они  заслуживают такой  судьбы? Впрочем, они
свое получат -- заслуживают они кары или нет.
     Какой смысл спорить, решение  будет принято  теми,  кто занимает  более
высокое, чем у него или стрелка вертолета, положение.
     -- У вас  нет какой-нибудь еды? -- спросил он.  -- Ниппонцы плохо  меня
кормили.
     Стрелок отстегнул от стены вертолета мешок,  вытащил несколько пайков и
бросил  Теэрцу.  Они  были  холодными  и совершенно безвкусными:  всего лишь
топливо для поддержания организма в рабочем состоянии до тех пор, пока самец
не  получит возможность  отдохнуть и как следует поесть.  Теэрцу показалось,
что ничего лучше он не ел в жизни.
     -- Я столько  времени не пробовал нашу пищу, это просто  потрясающе, --
восторженно  вскричал он  и принялся  облизывать свою  жесткую морду, каждая
новая крошка вызывала новый приступ радостного ликования.
     -- Все, кого мы спасаем, говорят то же самое, -- заметил самец стрелок.
-- Лично я их не очень понимаю.  -- Он широко раскрыл пасть, чтобы показать,
что шутит.
     Теэрц тоже  рассмеялся.  Он  вспомнил  грубые  шутки по  поводу пайков,
популярные  среди членов его  экипажа, --  это было до того, как он  попал в
плен. Но  он  вспомнил и кое-что  еще, и  его охватила мучительная тоска под
стать той, что он испытывал во время сезона спаривания.
     -- Ниппонцы давали мне тосевитское растение,  -- смущенно  произнес он.
-- Они сделали все,  чтобы  я  не  мог  без  него  обходиться;  мой организм
продолжает настойчиво его требовать. Не знаю, что я стану без него делать.
     К его  великому  изумлению, стрелок  снова рассмеялся, потом  порылся в
небольшом мешочке у себя на поясе, вытащил крошечный пластмассовый пузырек и
протянул его Теэрцу.
     -- А кто говорит,  что тебе придется без него обходиться, друг? Бери, я
угощаю.
     * * *
     Лю Хань застонала, когда началась очередная схватка.
     -- Вот так, хорошо, -- уже в который раз весело сказала повитуха Хо Ма.
-- Скоро появится ребеночек. И ты будешь счастлива.
     И  это  она тоже уже  говорила,  что доказывало, как плохо она знает Лю
Хань.
     В  лагере  имелось несколько  повитух. Лю Хань видела знаки с  красными
кисточками, установленные перед их хижинами. И хотя она не умела читать, она
понимала,  что означают надписи на них: "легкая тележка и быстрая лошадь" на
одной  стороне,  "опытная бабушка" --  на  другой.  На доме  повитухи  в  их
разрушенной японцами деревне красовался такой же знак.
     --  Самка Хо  Ма, отойди, пожалуйста,  в  сторону,  чтобы камера  могла
заснять то, что нам необходимо знать.
     Повитуха  заворчала,  но  отодвинулась.  Маленькие  чешуйчатые  дьяволы
выдали ей огромную сумму серебром и кучу продуктов, а еще -- хвасталась  она
Лю Хань  --  табак,  который они  добыли неизвестно  где.  Им _пришлось_  ей
хорошенько заплатить, чтобы  она не обращала внимания на яркий свет, который
они зажгли  в хижине Лю Хань, их  собственное присутствие  и наличие камеры.
Кроме того, они  настояли на том, чтобы, против всех  приличий и обычаев, Лю
Хань  во время  родов  оставалась обнаженной  -- иначе  камеры  не смогли бы
заснять интересующий их процесс.
     К  деньгам,  уплаченным  чешуйчатыми  дьяволами,   Лю   Хань  прибавила
несколько оккупационных долларов из  собственного кармана, чтобы повитуха не
болтала об унижении, которому она подверглась. Хо Ма сразу согласилась -- за
деньги  повитуха готова  на  все  что  угодно. Впрочем, сдержит ли она  свое
обещание, это уже другой вопрос.
     У Лю Хань начались новые схватки, и Хо Ма заглянула ей между ног.
     --  Я  вижу головку ребенка,  -- сказала она. --  Черные волосики... но
ведь  у папаши  очень даже  черные волосы,  хоть он и приехал из-за границы,
верно?
     -- Да, -- устало прошептала Лю Хань.
     То, что отцом  ребенка был  Бобби Фьоре, станет  еще  одной скандальной
подробностью этих и без того необычных родов. Лю Хань  опасалась, что  ей не
удастся умаслить Хо Ма, чтобы та держала рот на замке.
     Но тут  она перестала размышлять о  том,  что  будет рассказывать Хо Ма
своим  товаркам,  потому  что  начались  новые схватки.  Желание  вытолкнуть
ребенка  стало  невыносимым.  Лю  Хань задержала  дыхание  и натужилась,  не
удержалась и тоненько вскрикнула от усилия.
     -- Еще! -- крикнула Хо Ма, когда  Лю Хань остановилась, чтобы перевести
дух: она чувствовала себя так, будто из нее выпустили весь воздух.
     Впрочем, ее не пришлось долго уговаривать. Несколько коротких мгновений
она пыталась  отдышаться, собралась с силами, сделала г