Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
260 -
261 -
262 -
263 -
264 -
265 -
266 -
рем возбуждение. Теперь Ссофега трясло уже не от удовольствия,
а словно в приступе лихорадки.
- Но как я смогу вопреки совести разбудить и у других самцов Расы то
постоянное страстное желание, какое испытываю сам? Это было бы нечестно.
Ссофег голодным взглядом глядел, не отрываясь, на горшочек, наполненный
имбирным порошком. Внутри Юи Миня зашевелился страх. Некоторые из тех, кто
привык к опиуму, идут на убийство, только бы получить очередную порцию
наркотика. А имбирь, похоже, действовал на Ссофега намного сильнее, чем
опиум на людей.
- Если вы, мой господин, заберете сейчас у меня этот горшочек, где вы
достанете еще, когда он опустеет?
Маленький дьявол издал булькающий звук, какой издает кипящая кастрюля.
- План на завтра, план на следующий год, план для грядущих поколений, -
сказал китаец, словно повторяя урок, эаученный давным-давно в школе.
Ссофег смирился:
- Конечно, вы правы. В конечном счете воровство ничего не даст. Но какова
ваша цена за весь горшочек с драгоценной травой? .Ответ у Юи Миня был готов:
- Я хочу одну из машин, какие есть у Расы. Такую, которая делает
картинки. Я говорю о картинках, на которые можно смотреть, обходя вокруг
них. Мне также нужен запас того, на чем эта машина делает картинки.
Он припомнил, насколько... интересными были картинки, которые дьяволы
сделали с него и Лю Хань. Немало мужчин в лагере хорошо бы заплатили, чтобы
поглядеть на такие изображения... тогда как молодым парням и девчонкам,
участвующим в съемках, он мог бы платить сущие гроши.
Однако Ссофег отрицательно покачал головой:
- Сам я не могу достать такую машину. Отдайте мне имбирь сейчас, и я
использую его, чтобы найти того, кто имеет доступ к таким машинам и может
похитить одну из них, не вызвав подозрений".
Юи Минь невесело рассмеялся:
- Вы только что называли меня мудрым. Неужели я разом превратился в
дурака?
Последовал нелегкий торг. В конце концов лекарь уступил Ссофегу четвертую
часть имбиря, а остальное оставил у себя до получения платы. Маленький
чешуйчатый дьявол осторожно пересыпал порошок в прозрачный конверт, положил
конверт в одну из сумок, висящих на поясе, и поспешно покинул жилище Юи
Миня. Походка дьяволов всегда удивляла Юи Миня своей суетливостью, но
движения Ссофега казались крадущимися.
- Еще бы им не быть такими", - подумал лекарь. У японцев существовали
строгие законы, карающие за продажу снаряжения китайцам. Поскольку
снаряжение ящеров было намного лучше японского, вполне разумно было
предположить, что их законы еще суровее. Если Ссофега поймают его инспектора
- или как это у них там называется, - он окажется в большей беде, чем думал.
Ладно, это его забота. Почти с того самого дня, когда появились маленькие
чешуйчатые дьяволы, Юи Минь был уверен, что они сделают его богатым.
Поначалу он думал, что станет у них переводчиком. Но, похоже, имбирь и -
если повезет - занимательные фильмы окажутся даже более выгодными. Он не
будет распространяться о том, каким способом сколачивает свое богатство,
пока хорошенько не разбогатеет.
"Я на правильном пути", - думал Юи Минь.
***
Пот сочился сквозь бороду Бобби Фьоре и капал на яркую поверхность мягкой
подстилки, на которой он сидел. Бобби нехотя поднялся, чтобы дойти до крана.
Вода, полившаяся от нажатия кнопки, была более чем теплой и имела слабый
химический привкус. Но все равно Бобби заставил себя выпить этой воды. В
таком пекле, как здесь, приходится пить.
Бобби жалел, что здесь нет соляных пастилок. Он провел два сезона, играя
в западном Техасе и Нью-Мексико. Погода в тех местах была куда прохладнее
парилки, температуру которой поддерживали на своем корабле ящеры. В той
части страны у каждой команды возле стойки с битами стояла миска с соляными
пастилками. По мнению Бобби, эти пастилки в какой-то мере помогали. Без них
очень трудно восполнить те запасы соли, которые вытекают с потом.
Дверь в его камеру беззвучно открылась. Охранник принес еду и какой-то
журнал.
- Благодарю вас, мой господин, - вежливо прошипел Фьоре.
Ящер не удостоил его ответом. Он поспешно выскользнул из камеры. Дверь
закрылась.
Пища, как обычно, состояла из консервированных продуктов земного
происхождения. На сей раз это оказались банка свинины с бобами и томаты в
собственном соку. Фьоре вздохнул. Похоже, ящеры брали банки с полки наугад.
В прошлый раз ему принесли фруктовый салат и С1ущенку.
До этого были куриный суп с лапшой и шоколадный сироп. Через несколько
недель такого питания он согласится пойти на убийство ради зеленого салата,
свежего мяса или яичницы.
Зато журнал оказался для Бобби настоящим десертом, хотя и был датирован
1941 годом. Когда они не были вместе с Лю Хань, Бобби сидел один в этой
камере и ему приходилось как-то себя развлекать. В этом проклятом узилище не
было даже тараканов, чтобы заняться их дрессировкой. Теперь у него появилось
хоть какое-то занятие. Название журнала - "Сигнал" - даже заронило в него
надежду, что журнал окажется на английском языке.
Едва раскрыв журнал, Бобби понял, что язык другой. Какой именно, сказать
он не мог. Наверное, то был один из скандинавских языков. Бобби доводилось
видеть букву "о", перечеркнутую косой чертой, на магазинных вывесках в тех
городках штата Миннесота, где все население было светловолосым и
голубоглазым.
Впрочем, необязательно было уметь читать на этом языке, чтобы понять, что
собой представляет "Сигнал" - нацистский пропагандистский журнал. На его
страницах Бобби увидел Геббельса, восседающего за письменным столом и
скалящегося в улыбке. Дальше шел снимок русских, сдающихся в плен солдатам в
касках, похожих на ведерки для угля. Следующее фото изображало довольно
пухленькую танцовщицу из кабаре и ее дружка-солдата. Журнал хранил облик
мира, каким он был до появления ящеров... Бобби стиснул зубы. Картинки
прежнего мира напомнили о том, насколько все изменилось.
Один из уроков, который усвоил Бобби за пятнадцать лет игры в
провинциальных бейсбольных лигах, гласил: никогда не усложняй себе жизнь.
Это означало, что нужно съесть принесенные охранником свинину с бобами и
томаты хотя бы из опасения, что следующий обед может оказаться еще хуже или
его вообще не будет. Это означало разглядывание картинок в "Сигнале", хотя
он не мог прочитать ни слова. И это означало надеяться, что он вскоре снова
увидит Лю Хань, но не позволять себе поддаваться унынию, когда приходится
сидеть в камере одному.
Бобби смывал с пальцев томатный сок и мякоть и пытался промыть как
следует бороду, когда дверь раскрылась снова. Охранник, приносивший еду,
теперь унес пустые банки. Фьоре еще немного полистал "Сигнал" и улегся
спать.
Свет в его камере горел постоянно, но это не беспокоило Бобби. Жара
докучала намного сильнее. И все же он ухитрялся спать. Тот, кому удавалось
спать в автобусе, трясущемся по июльской жаре между Кловисом и Люббоком,
может спать едва ли не где угодно. Бобби никогда не осознавал, насколько
сурова жизнь в провинциальных лигах, пока не столкнулся с теми
превратностями судьбы, к которым такая жизнь успешно подготовила его.
Как обычно, он проснулся липким от пота. Бобби побрызгался водой, чтобы
хоть немного смыть с кожи жирную грязь. Пока вода испарялась, на какое-то
время ему стало даже прохладно. Потом он вновь стал потеть. По крайней мере
это сухое тепло, объяснял он сам себе. Будь оно влажным, он бы давным-давно
сварился.
Бобби вновь стал листать "Сигнал", пытаясь разобраться в значении
некоторых норвежских (или датских?) слов. В это время дверь распахнулась.
Интересно, что понадобилось ящерам? Он пока не голоден; свинина с бобами до
сих пор колом стояли у него в желудке. Но вместо охранника в камеру вошла Лю
Хань.
- Твоя партнер, - сказал один из сопровождавших ее ящеров.
Рот говорившего широко раскрылся. Фьоре подумал, что это означает смех.
Так оно и было. Он тоже смеялся над ящерами, над их скудной половой жизнью.
Бобби обнял Лю Хань. На них обоих ничего не было, и они касались друг
друга голыми телами.
- Как ты? - спросил он, выпуская ее из рук. - Рад тебя видеть.
Бобби был бы рад видеть любого человека, но не стал говорить этого слух.
- Я тоже рада тебя видеть, - сказала Лю Хань, добавив в конце предложения
энергичное покашливание ящеров.
Они разговаривали на изобретенном ими жаргоне, который расширялся при
каждой их встрече. Никто другой не разобрал бы этой причудливой смеси
английского с китайским и языком ящеров, благодаря которой они все лучше
понимали друг друга.
- Я рада, - сказала Лю Хань, - что чешуйчатые дьяволы не заставляют нас
спариваться, - она воспользовалась словом из языка ящеров, - каждый раз,
когда мы бываем вместе.
- Ты рада? - засмеялся он. - Я могу делать только так.
Бобби прижал язык к внутренней части верхней губы. Выдыхаемый ртом воздух
издал звук, напоминающий звук подымающихся занавесок. Он проделал свою
пантомиму достаточное количество раз, чтобы Лю Хань поняла. Она улыбнулась
его глупости.
- Я не о том, что мне не нравится, когда мы спариваемся, - она снова
употребила бесцветное слово из языка ящеров, позволившее ей избежать более
смачного слова на человеческом языке, - но мне не нравится, когда приходится
делать это по их приказу.
- Да, понимаю, - ответил Бобби.
Его тоже не вдохновляло быть подопытным экземпляром. Потом он задумался о
том, чем бы им стоило заняться вместо этого. Кроме тел, общим у них было
лишь их пленение в тесных клетушках на корабле ящеров.
Поскольку Лю Хань явно не была настроена заниматься сексом, дабы
скоротать время, Бобби показал ей "Сигнал". Он уже успел понять, что эта
женщина далеко не глупа, но обнаружил, до чего же мало она знает о мире,
лежащем за пределами ее родной деревни. Бобби не мог прочитать текст статей,
но он узнал на снимках лица, города и страны:
Геббельс, Париж, Северная Африка. Для Лю Хань все это было незнакомым.
Интересно, слышала ли она вообще о Германии?
- Германия и Япония - друзья, - сказал ей Бобби и убедился, что
по-китайски Япония имеет другое название. Он сделал еще одну попытку;
призвав на помощь пантомиму:
- Япония воюет с Америкой и с Китаем - тоже.
- А-а, восточные дьяволы, - воскликнула Лю Хань. - Восточные дьяволы
убили моего мужа и моего ребенка, это было перед самым приходом маленьких
чешуйчатых дьяволов. Эта Германия дружит с восточными дьяволами. Должно
быть, она плохая.
- Возможно, - ответил Бобби.
Когда немцы объявили войну Соединенным Штатам, он был уверен, что это
плохие люди. Однако с тех пор он слышал, что немцы воюют с ящерами успешнее,
чем большинство других народов. Неужели они разом превратились из плохих в
хороших? Бобби с трудом понимал, где же кончается верность его родной стране
и начинается верность... родной планете, так наверное? Жаль, что рядом нет
Сэма Иджера. Сэм умел лучше разбираться в таких вещах.
Бобби также заметил (не впервые, но на этот раз более явно), что Лю Хань
именует дьяволами всех, кто не является китайцами. Ящеры у нее были
чешуйчатыми дьяволами; сам он, когда не был Боббифьоре (как и ящеры, Лю Хань
сливала его имя и фамилию в одно слово), относился к иностранным дьяволам; и
вот теперь он узнал, что японцы называются восточными дьяволами. Учитывая,
что японцы сделали с ее семьей, Бобби не винил Лю за такой образ мыслей.
Однако он почти не сомневался, что в любом случае Лю Хань навесила бы на них
такой же ярлык.
Бобби спросил у нее об этом, используя многоязычные иносказания. Когда Лю
наконец поняла, то кивнула, удивившись, что ему понадобилось задавать ей
такой вопрос.
- Конечно, если ты не китаец, ты - дьявол, - сказала она так, словно это
было законом природы.
- Все совсем не так, как ты думаешь, - сказал ей Фьоре, но по лицу Лю
было видно, что она не верит.
Потом Бобби вспомнил: пока он не начал играть в бейсбол и встречаться с
самыми разными людьми, а не только с теми, кто жил по соседству, он не
сомневался, что каждый человек, не являющийся католиком, будет вечно гореть
в аду. Возможно, представление Лю о дьяволах было сродни этому.
Они продолжали листать "Сигнал". Полуголая танцовщица из ночного клуба с
лихо задранной ногой рассмешила ЛюХань.
- Как она может показывать себя, надев так мало? - спросила она, на
мгновение позабыв, что на ней самой вообще ничего нет.
Теперь рассмеялся Фьоре. Только в очередной раз прилипая к подстилке, он
вспоминал, что совершенно наг. Удивительно, что к этому привыкаешь.
Лю Хань показала на рекламу пишущей машинки "Олимпия".
- Что? - спросила она по-английски, добавив вопросительное покашливание
ящеров.
Объяснить ей принцип действия пишущей машинки оказалось труднее, чем
Бобби ожидал. Вскоре он сообразил, что Лю не умеет ни читать, ни писать. Он
встречал игроков, преимущественно с Юга, которые тоже были неграмотны, но
сейчас это не сразу дошло до него.
Вдруг ему сильно захотелось, чтобы "Сигнал" был на английском языке;
тогда он мог бы немедленно начать учить Лю читать. Он подумал о том, чтобы
показать ей алфавит: невзирая на перечеркнутые "о" и "а" с кружочками
наверху, в остальном этот алфавит мало отличался от английского. Но если он
не понимает того, что читает, как тогда понять текст неграмотной китаянке?
Бобби оставил это безнадежное занятие и перевернул страницу.
Снимок показывал налет немецких бомбардировщиков на какой-то русский
город. Несмотря на изрядную жару, Лю задрожала и прижалась к нему. Пусть она
не понимала, для чего служит пишущая машинка, но, увидев бомбардировщики,
узнала их сразу.
Они дошли до статьи о маршале Петэне. Фьоре думал, что ему придется
попотеть, объясняя про ту часть Франции, которую называли Виши, тем более он
сам не понимал здесь всех деталей. Но как только ему удалось растолковать
Лю, что это немецкое марионеточное государство, она кивнула и воскликнула:
- Манчукуо!
- У японцев тоже есть марионетки, не так ли?
- Марионетки? - повторила Лю Хань. Она понимала идею, но слово ускользало
от ее понимания. Бобби вновь применил пантомиму, пока Лю не ухватила смысл.
Он растопыривал пальцы и двигал ими, как только мог, - такое представление
всегда доставляло Лю Хань удовольствие. Сейчас она тоже улыбнулась, но лишь
на миг. Потом сказала:
- Чешуйчатые дьяволы всех нас сделали марионетками.
Бобби заморгал; более серьезных рассуждений от Лю Хань он еще не слышал.
Китаянка была совершенно права. Если бы не ящеры, он бы... А, собственно
говоря, что бы он делал? Найденный им ответ быстро прекратил дальнейшие
размышления. Если бы не ящеры, он всего лишь пытался бы сохранить свою
шаткую карьеру игрока провинциальной бейсбольной лиги, перебивался
каким-нибудь заработком в межсезонье и ждал, когда Дядя Сэм пришлет ему
повестку в армию. Когда оглядываешься назад и смотришь на все это,
хвастаться особо нечем.
- Возможно, мы были марионетками еще до того, как пришли ящеры, - резко
произнес Бобби. Голос его смягчился, когда он добавил:
- Если бы они не пришли, я никогда бы не узнал тебя. Поэтому я отчасти
рад, что они пришли.
Лю Хань ответила не сразу. Когда она изучающе глядела на Фьоре, ее лицо
оставалось непроницаемым. Он вздрогнул от такого спокойного, но пристального
разглядывания, подумав, не сказал ли он того, чего говорить вовсе не стоило.
Бобби знал: Лю пережила немало горестей, и для женщины намного унизительнее
ложиться по принуждению с чужим мужчиной, чем наоборот. И вдруг он в
точности понял, что Лю о нем думает. Хорош ли он сам по себе или просто
лучше других мужчин, которые попадались ей в этом плену до него?
Бобби самого удивило, насколько для него важен этот ответ. До настоящего
момента он тоже не задумывался о том, что для него значит Лю Хань.
Несомненно, секс с ней был замечательным, и от нее он узнал о тонкостях
общения между мужчиной и женщиной много больше, чем знал до того, как ящеры
привезли его сюда. Но здесь было нечто большее.
Вопреки всем ужасам, что приключились с ней, Лю Хань не потеряла
человеческий облик. Бобби хотелось заботиться о ней. Но нужен ли он ей для
чего-то еще, кроме как в качестве "страхового полиса"?
Лю Хань так и не ответила. Точнее, ее ответ выразился не в словах. Она
положила свою голову ему на грудь, пригладив рукой волоски, чтобы они не
щекотали ее нос. Ее руки сомкнулись у него за спиной. Он мог бы оказаться на
ней, но это не пришло ему в голову. Сейчас не время. Так они и лежали, держа
друг друга в объятиях.
"Забавно, - думал Бобби, - какие слова сказала бы моя мать, узнав, что я
влюбился в китаянку?" Он надеялся, что ему удастся узнать об этом.
Потом Бобби стал думать, как он скажет Лю Хань:
"Я тебя люблю". Он не знал этой фразы по-китайски, а она могла сказать
это - по-английски, и то была единственная ситуация, когда язык ящеров
вообще не помогал. Бобби потрепал Лю по голому плечу. Так или иначе, он
сумеет дать понять ей о своих чувствах.
ГЛАВА 13
Ураган, недавно бушевавший над Чикаго, наконец сошел на нет, оставив
тонкий слой снежной пыли. Пока Сэм Иджер вел ящеров в Металлургическую
лабораторию, они изумленно взирали на него, выставив глаза. Он чувствовал
себя вполне уютно в шерстяном свитере, зато ящеры постоянно дрожали в своих
слишком просторных бушлатах, которые выпросили для них на военно-морской
базе Великих Озер. Дыхание пришельцев, более жаркое, чем у Сэма, выбрасывало
в морозный воздух клубы пара. Несмотря на частые воздушные налеты ящеров,
двое студентов играли в мяч на пожухлой траве возле тротуара. "Как могут,
делают вид, будто все идет нормально", - подумал Иджер. Он позавидовал их
решительности. Спортсменами эти парни были не ахти. Один из них глупейшим
образом пропустил летевший мяч. Мяч завертелся на слякотной земле и
остановился почти у самых ног Иджера. Сэм отложил винтовку, которую его
по-прежнему обязывали носить, подхватил овальный бейсбольный мяч и с силой
швырнул студенту. Не сумей парень поймать мяч, тот заехал бы ему прямо по
ребрам. Студент уставился на Сэма, словно вопрошая: "Кто ты, старина?" Иджер
лишь усмехнулся, взял винтовку и снова повел ящеров по тротуару.
- Вы... - дальше последовало незнакомое Иджеру слово, - очень хорошо, -
сказал Ристин.
Сэм с максимальной точностью постарался повторить это гортанное слово.
- Не понимаю, - добавил он на языке ящеров. Повторяя слово, Ристин делал
энергичные жесты. До Иджера дошло. Он сказал по-английски:
- А, ты хочешь сказать "бросать".
Сэм еще раз показал это движение, теперь уже без мяча.
- Бросать.
- Брссать, - согласился Ристин. Он попытался сказать по-английски:
- Вы... брссать... хорошо.
- Спасибо, - ответил Сэм.
Он решил не вдаваться в подробности. Ну как прикажете объяснять
пришельцам из другого мира, что он зарабатывал себе на жизнь (шиковать не
доводилось, но он никогда не голодал) тем, что умел бросать бейсбольный мяч
и отражать чужие удары?
Внутри Экхарт-холла было ненамного теплее, чем снаружи. Тепло теперь было
столь же редким, как и электричество. Армейские инженеры творили настоящие
чудеса, исправляя последствия бомбардировок, но ящеры умели разрушать
быстрее, чем люди - чинить. Поскольку лифт не работал, Сэм повел Ульхасса и
Ристина к кабинету