то там сейчас в небе, возле громоздкого радара?  И  вернется  ли
этот парень обратно?
   Зенитные орудия открыли свой  явно  бесполезный  огонь.  Гольдфарб  снова
задрожал. Потеря Сильвии - еще не конец света. Но там,  вдалеке,  он  слышал
звук настоящего конца света.

ГЛАВА 16

   Вдалеке заговорили зенитки. Генрих  Егер  с  завистью  прислушался.  Будь
подобные орудия у вермахта, показалось бы  тогда  красноармейским  самолетам
небо с овчинку. Однако зенитная канонада доказывала, что русские не сдаются.
Егер убедился в этом на собственном опыте за  те  одиннадцать  месяцев,  что
предшествовали    вторжению    ящеров,     отодвинувшему     войну     между
национал-социализмом  и  коммунизмом  на  задний  план.   Теперь   советское
упрямство постигали ящеры. Егер надеялся, что они  получат  от  обучения  не
меньше удовольствия, чем он сам.
   Возможно, русские не соврали, сказав ему, что эта лошадь когда-то служила
в кавалерии. При звуках артиллерийской стрельбы она  всего-навсего  шевелила
ушами. Конечно, оставалось лишь гадать, как поведет себя лошадка,  если  ему
придется стрелять, сидя на ней верхом. Даст Бог, не доведется проверить  это
на практике.
   - Эти сукины дети должны были дать мне самолет, - произнес Егер вслух.
   Он говорил больше для того, чтобы услышать звук собственного голоса среди
заснеженного  пространства,  чем  по  какой-либо  другой   причине.   Лошадь
фыркнула. Она не понимала по-немецки, но для управления  ею  Егера  снабдили
списком русских выражений. Похоже, животное радовалось, что везет  человека.
Если действительно существует некая волчья страна, то сейчас Егер ехал по ее
просторам.
   Он похлопал рукавицей по мешочкам со свинцовой прокладкой,  прикрепленным
к седлу.  В  них  находилась  честная  доля  причитающегося  рейху  металла,
похищенного в результате налета партизан на грузовик  ящеров  неподалеку  от
Киева. И теперь Егер  в  одиночку,  верхом  на  лошади,  везет  эту  долю  в
Германию.
   - Им хочется, чтобы я сгинул, - сказал он. Лошадь  снова  фыркнула.  Егер
потрепал ее по шее:
   - Им очень этого хочется.
   Когда  они  вместе  с  Максом  -  тем  самым  партизаном-сквернословом  -
оказались в  одном  из  подразделений  Красной  Армии,  которое  по-прежнему
держало связь с Москвой и получало оттуда  распоряжения,  советские  военные
щедро расточали похвалы и со скрупулезной  точностью  разделили  драгоценный
трофей,  добытый  в  результате  совместной  советско-германской   операции.
Трудности начались потом.
   Нет, Егеру  не  сказали,  что  достать  самолет  невозможно.  Разумеется,
советский  полковник  понимал  настоятельную  необходимость   герра   майора
вернуться в  Германию.  Но  разве  герр  майор  не  осознает,  сколь  велика
вероятность, что его убьют, прежде чем он туда попадет?  Нет,  полковник  не
может с чистой совестью позволить ему рисковать жизнью и лететь на самолете.
   Теперь уже фыркнул сам Егер, и громче, чем лошадь.
   - Когда русский полковник говорит, что не хочет рисковать жизнью,  так  и
знай: где-то скрывается подвох.
   И в  прошлой  войне,  и  в  нынешней  русские,  действуя  против  немцев,
предпочитали тушить пожар, забрасывая его телами.
   С помощью колен, поводьев и голоса Егер понуждал лошадь двигаться вперед.
За минувшие четверть века он мало ездил верхом, но основные правила верховой
езды не забыл. Такое путешествие очень сильно отличалось  от  перемещения  в
танке. Там, в башне из толстой брони, ты чувствуешь себя отрезанным от всего
мира и неуязвимым для всего, что этот мир может тебе сделать...  разумеется,
если  он  не  решит  ударить  снарядом.  Но,  сидя  верхом  на  лошади,   ты
сталкиваешься с миром лицом к лицу. И в данный момент этот мир заметал  лицо
Егера снегом. Русские снабдили его меховой  ушанкой,  тулупом  и  валенками,
поэтому Егер не мерз. Только надев все это  на  себя,  он  понял,  насколько
хорошим было у русских зимнее обмундирование. Не удивительно, что в  прошлую
зиму иваны доставили вермахту столько горя. Егер прильнул к лошадиному уху и
доверительно сказал:
   - Если кто-то спросит Кремль о случившемся, там ответят, что помогли  мне
всем, чем только могли. Просто мне не удалось добраться до Германии  с  этим
грузом.
   Он вновь хлопнул по мешочкам.
   - Но знаешь что, русская лошадка? Я  их  одурачу.  Я  все  равно  намерен
вернуться а Германию, хотят они того или нет. А если им это  не  понравится,
могут намочить штаны с досады. Мне плевать.
   Разумеется, лошадь не понимала, о чем  говорит  ее  седок.  Она  была  не
просто бессловесным животным, но еще и  русским  бессловесным  животным.  До
этой минуты она либо таскала  плуг  на  оккупированной  врагом  земле,  либо
носила в бой красноармейского кавалериста. Однако теперь судьба этой  лошади
на какое-то время слилась с судьбой Генриха Егера.
   Снег заносил следы от копыт.  "Т-3"  имел  хороший  обогреватель,  но,  с
другой стороны, исходящий от лошади запах сена нравился  Егеру  больше,  чем
стоявший в танке тяжелый запах бензина, масла и пороха.
   - Да, лошадка, именно этого и хотят в Кремле,  -  продолжал  Егер.  -  Им
требовалась немецкая помощь, чтобы добыть  этот  металл.  Но,  думаешь,  они
хотят, чтобы  рейх  воспользовался  им?  Ни  за  что  на  свете.  Они  хотят
оставаться единственными, кто может делать такие  бомбы,  это  им  только  и
нужно. Одну бомбу они сбросят на ящеров, и если  разобьют  этих  тварей,  не
захочется ли им сбросить еще одну и  на  голову  Германии?  Но  я  тебе  уже
сказал, лошадка, я не намерен допустить, чтобы это произошло.
   Егер всматривался сквозь снежную пелену вдаль. К сожалению, его намерения
и реальный ход событий могут не совпасть.  По  его  предположениям,  он  уже
покинул то, что до войны называлось советской территорией,  и  скорее  всего
находился  на  западно-украинской  земле,  некогда  принадлежавшей   Польше.
Большая часть  этих  территорий,  опустошенная  вначале  русскими,  а  затем
немцами, ныне находилась в лапах ящеров.
   Здесь у ящеров были свои услужливые марионетки. В  Москве  он  слышал  на
коротких волнах выступления лидера евреев в Варшаве Мойше Русси. Тогда  Егер
посчитал этого человека истериком, лжецом и предателем человечества.
   Сейчас... сейчас он уже не был столь категоричен. Каждый, раз,  когда  он
пытался посмеяться над рассказом Макса, как над очередным "романом  ужасов",
Егер вспоминал шрам на шее еврейского партизана и пересыпанный нецензурщиной
рассказ о массовых убийствах в Бабьем  Яру.  И  если  ужасы,  через  которые
прошел Макс, были настоящими, тогда,  возможно,  Мойше  Русси  тоже  говорил
правду.
   Зимняя поездка верхом, в одиночку, давала время подумать - возможно, даже
больше времени, чем хотелось бы. Что происходило и происходит  в  рейхе,  за
границами удерживаемой немцами территории? Егер был фронтовым офицером, а не
политиком. Но немецкие офицеры отличались тем, что думали самостоятельно,  а
не подчинялись слепо вышестоящим приказам, как  то  было  у  русских  или  у
ящеров. Хоть убей, но Егер так и  не  мог  понять,  каким  образом  массовое
истребление евреев способствовало приближению победы в войне.
   Массовая еврейская бойня могла лишь  замедлить  ход  войны.  Она  привела
уцелевших польских евреев под опеку ящеров. И сейчас на пути Егера  к  рейху
могло оказаться множество таких евреев. Если они засекут его и  дадут  своим
новым хозяевам знать, что какой-то немец бродит по их территории... если они
это сделают, замысел русских осуществится полностью.
   - Глупо, - пробормотал вслух Егер. В чем выражалась борьба евреев  против
рейха?  В  том,  что  они  поспешили  приспособиться,  как  и  любые  другие
гражданские лица?
   Егер проехал мимо пустого крестьянского дома. Сколько разрушений! Сколько
времени понадобится людям, чтобы восстановить все  это?  И  что  важнее,  на
каких условиях будет происходить такое  восстановление?  Останутся  ли  люди
хозяевами собственной судьбы или на долгие века превратятся в рабов  ящеров?
Ответа Егер не находил. Человечество научилось наносить ящерам ущерб, но  не
знало, как разбить их. Пока не знало.  Егер  надеялся,  что,  может,  способ
разбить этих тварей едет сейчас вместе с ним в привязанных к седлу мешочках.
   Через  несколько  сотен  метров  дорога,  по  которой  он   двигался   (в
действительности она была больше похожа на
   Тропку), привела его к роще белоствольных берез.  Егер  сдернул  с  плеча
винтовку  и  положил  на  колени.  За  деревьями  вполне  могли   скрываться
малоприятные веши и прятаться еще  менее  приятные  люди.  Егер  усмехнулся,
приоткрыв рот. По меркам ящеров, несколько недель назад и он  был  одним  из
таких малоприятных людей.
   Из-за дерева появился какой-то человек. Как и Егер, он был одет  в  смесь
русского и немецкого зимнего обмундирования. Как и Егер, он держал  в  руках
винтовку. Он не прицеливался в немца, но, судя по его виду,  готов  был  это
сделать. Человек что-то сказал по-польски. Егер не знал ни одного  польского
слова. Подъезжая, он подсчитывал свои шансы. Если быстро и метко  выстрелить
(верхом это не особенно  получится),  а  затем  пришпорить  лошадь,  у  него
появится шанс ускользнуть от этого... Бандита, что ли?
   Наверное, незнакомец думал в унисон с Егором.
   - Я бы не стал этого делать, - сказал он, теперь  уже  на  не  правильном
немецком. - Оглянись.
   Егер не оглянулся.  Стоявший  на  тропе  человек  засмеялся  и  прислонил
винтовку к ближайшему дереву.
   - Я не шучу. Давай повернись назад.
   На этот раз Егер повернулся. Он увидел еще  двоих  людей,  у  обоих  было
оружие. "А сколько  может  прятаться  за  деревьями?"  -  подумал  Егер.  Он
повернулся обратно.
   - Хорошо, вы меня захватили, - ровным голосом произнес он. - Что теперь?
   Егер не знал, что больше ошеломило этого человека: его спокойный тон  или
правильная немецкая речь. Тот схватился за винтовку системы  Маузера;  такая
же была и у Егера.
   - Я так и думал, что ты - один из тех нацистских гадин, - зарычал он. - И
верхом ты ехал не так, как поляк или русский. Что ж, расстреляем тебя  прямо
сейчас...
   - Погоди, Йоссель! - крикнул кто-то из находившихся  сзади.  -  Нам  ведь
нужно доставить его...
   - Если вы собираетесь доставить меня к ящерам, сделайте одолжение,  лучше
застрелите меня, - перебил его Егер.
   Когда ящеры заставят его говорить (кто  знает,  какие  у  них  для  этого
существуют методы?),  он  может  поставить  под  угрозу  усилия  русских  по
использованию похищенного металла, а Германия так и  не  увидит  содержимого
свинцовых мешочков.
   - С чего это мы должны  делать  какие-либо  одолжения  немцу?  -  спросил
Йоссель.
   Сзади  послышались  ругательства.  Вот  она,  расцветшая  пышным   цветом
бессмысленная жестокость.
   Но у Егера был подходящий ответ:
   - Потому что я сражался вместе  с  русскими-партизанами,  большинство  из
которых были евреи, чтобы отбить у ящеров то, что у меня привязано к  седлу,
и привезти это в Германию.
   Все. Он сказал. Если эти люди - действительно прихвостни ящеров, он выдал
себя с головой. Но Егер в любом случае выдал бы себя в то  самое  мгновение,
когда ящеры добрались бы до содержимого мешочков. А если перед ним  все-таки
люди...
   Йоссель сплюнул.
   - Быстро ты умеешь врать. Так я тебе и поверил. Где это было, на дороге в
Треблинку?
   Увидев, что это название ничего не говорит Егеру, он  добавил  на  чистом
немецком языке:
   - Концентрационный лагерь.
   - Я ничего не знаю о концентрационных лагерях, - упрямо произнес Егер.
   Люди позади него зарычали. Эдак они  пристрелят  его,  не  дав  закончить
фразу. Поэтому Егер торопливо сказал:
   - Я ничего не слышал об этой Треблинке. Но в том партизанском отряде  был
один еврей, сумевший выбраться живым из места, которое называлось Бабий  Яр.
Это на окраине Киева. Мы с ним сражались вместе ради общего блага.
   В лице Йосселя что-то изменилось:
   - Значит, нацист, тебе известно про Бабий Яр? И что ты об этом думаешь?
   - Это отвратительно, - быстро ответил Егер. - Я шел  на  войну  сражаться
против Красной Армии, а не... не... - Он покачал головой. - Я солдат,  а  не
убийца.
   - Как будто нацист способен понимать разницу,  -  презрительно  отозвался
Йоссель.
   Но за винтовку не схватился. Вместо этого он  затеял  разговор  со  своим
товарищем. "Кто эти  двое?  -  думал  Егер.  -  Солдаты?  Партизаны?  Просто
бандиты?" Разговор частично  шел  на  идиш,  который  Егер  еще  понимал,  а
частично - на непонятном ему польском. Если бы еврей, находившийся  спереди,
был бы не столь бдительным, Егер, возможно, сумел бы вырваться.  Но  в  этой
ситуации ему ничего не оставалось, кроме как ждать, пока  захватчики  решат,
что с ним делать.
   Спустя несколько минут один из находившихся сзади сказал:
   - Ладно. Слезай с лошади.
   Егер спешился. У него невероятно болела спина. Он был готов повернуться и
начать стрелять при  самом  ничтожном  подозрительном  звуке.  Он  не  будет
пассивной жертвой, если они рассчитывают именно на это. Но затем человек  за
его спиной сказал:
   - Можешь повесить винтовку на плечо, если не возражаешь.
   Егер колебался. Такое предложение могло оказаться уловкой, чтобы убаюкать
его бдительность и сделать более легкой добычей. Но он и так  уже  находится
во власти евреев.
   Ни один боец, который хоть немного соображает, не оставит  врагу  оружие.
Может, они решили, что он им не враг?  Егер  повесил  винтовку  на  плечо  и
спросил:
   - Что вы намерены со мной делать?
   - Пока не решили, - ответил Йоссель. - Для начала пойдешь с нами. Отведем
тебя к тому, кто сумеет помочь нам разобраться.
   Должно быть, на лице Егера все-таки  отразились  какие-то  опасения,  ибо
Йоссель добавил:
   - Нет, не к ящеру, к одному из нас.
   - Хорошо, - сказал Егер.  -  Но  возьмите  с  собой  и  лошадь.  То,  что
находится у седла в мешочках, важнее, нежели я,  и  вашему  командиру  нужно
узнать об этом.
   - Золото? - спросил тот, кто велел Егеру слезть с лошади.
   Егеру не хотелось, чтобы евреи подумали, будто он -  один  из  тех,  кого
можно ограбить.
   - Нет, не золото. Если люди из НКВД не ошиблись, я везу  здесь  такой  же
материал, какой ящеры применили при уничтожении Берлина и Вашингтона.
   Это произвело впечатление.
   - Погоди, - медленно проговорил Йоссель. - Русские позволили тебе  увезти
этот... этот материал в Германию? Как такое случилось?
   "Почему они не забрали себе все?" - вот что подразумевал его вопрос.
   - Если бы могли, уверен, что они обязательно оставили бы себе всю добычу,
- улыбнувшись, ответил Егер. - Но я уже говорил,  что  материал  захватывала
совместная советско-германская боевая группа. И сколько бы ни было у русских
причин ненавидеть нас, немцев, они знают  также,  что  наших  ученых  нельзя
сбрасывать со счетов. И потому...
   Егер похлопал по мешочку.
   Дальнейший разговор евреев происходил исключительно на польском.  Наконец
Йоссель усмехнулся:
   - Ну, немец, прямо скажем, задал ты нам задачку. Ладно, идем, ты  и  твоя
лошадь, что бы там на ней ни было навьючено.
   - Вы должны держать меня вне поля зрения ящеров, -  требовательно  сказал
Егер.
   - Ошибаешься, - рассмеялся Йоссель. - Мы просто должны делать так,  чтобы
тебя не заметили. А это - не одно и то же. Давай-ка двигать, а то мы  и  так
уже потратили кучу времени на болтовню.
   Как оказалось, этот еврей знал,  о  чем  говорит.  В  течение  нескольких
последующих дней Егер увидел больше ящеров и с  более  близкого  расстояния,
чем прежде. Никто из них даже не взглянул на него; эти существа считали, что
он - просто один из полицейских и потому к нему можно относиться терпимо.
   Более тревожными были неожиданные встречи с вооруженными  поляками.  Хотя
он оброс бородой с седой проседью, Егер не без иронии сознавал,  что  в  его
облике появилось нечто зримо еврейское.
   - Не волнуйся, - сказал ему Йоссель, когда Егер посетовал на это.  -  Они
подумают, что ты просто еще один предатель.
   Эти слова больно ударили по самолюбию Егера.
   - Ты хочешь сказать, что именно так остальной мир думает о вас,  польских
евреях?
   Он уже достаточно  долго  находился  в  отряде,  чтобы  высказывать  свои
мнения, не опасаясь получить за них пулю.
   - Да, что-то вроде того, - спокойно ответил Йоссель, которого трудно было
вывести из себя. - Разумеется, остальной мир до сих пор не верит, что у  нас
есть серьезные основания любить ящеров больше, чем вас,  нацистов.  Если  ты
знаешь о Бабьем Яре, то поймешь нас.
   Поскольку Егер действительно знал о Бабьем Яре и узнанное  воспринималось
им тяжело, он переменил тему:
   - Кое-кто из поляков выглядел так, будто они не прочь перестрелять нас.
   - Такое вполне может быть. Поляки ведь тоже  не  любят  евреев.  -  Голос
Йосселя звучал совершенно обыденно. -  Но  они  не  осмеливаются,  поскольку
ящеры дали нам достаточно оружия,  чтобы  хорошенько  вздуть  их,  если  они
вздумают играть с нами в старые игры.
   Егер умолк и какое-то время  обдумывал  услышанное.  Этот  еврей  открыто
признавался,  что  его  соплеменники  зависят  от  ящеров.   У   него   было
бесчисленное количество возможностей выдать Егера пришельцам, однако  он  не
сделал этого. Егер признался себе, что не понимает происходящего  вокруг.  К
счастью, вскоре он все понял.
   В тот вечер они пришли в какой-то город, более  крупный,  чем  те,  через
которые проходили раньше.
   - Как называется этот город? - спросил  Егер.  Вначале  он  подумал,  что
Йоссель чихнул. Потом еврей повторил название:
   - Грубешув.
   Город с гордостью демонстрировал мощенные булыжником  улицы,  трехэтажные
дома с чугунными  навесами  и  центральный  бульвар,  середина  которого  на
парижский манер была засажена  деревьями.  Егер  видел  настоящий  Париж,  а
потому нашел такое подражание смехотворным, но промолчал.
   Йоссель подошел к одному из трехэтажных зданий  и  заговорил  на  идиш  с
человеком, открывшим на его стук. Потом повернулся к Егеру:
   - Иди в этот дом. Мешочки свои возьмешь с собой. А конягу твою мы  уведем
из города. Слишком уж диковинный зверь - вопросов не оберешься.
   Егер вошел. Седой еврей отодвинулся в сторону, пропуская его, и сказал:
   - Здравствуйте, друг. Меня зовут Лейб. Как мне называть вас,  раз  уж  вы
оказались здесь?
   - Ich heipe HeinrichJager, - ответил Егер. Он давно  привык  к  взглядам,
полным ужаса, когда люди слышали его немецкую  речь.  Это  был  единственный
язык, на котором он свободно говорил. И к лучшему или к худшему, но  он  был
немцем. Он вряд ли стал бы это отрицать. Егер сдержанно добавил:
   - Надеюсь, господин Лейб, мое присутствие не доставит вам особых хлопот.
   - Нацист - и в моем доме? Они хотят поселить нациста в моем доме?
   Лейб говорил не с Егером. И не с собой,  как  тому  показалось.  Кто  еще
оставался? Наверное, Бог.
   Лейб, словно в нем повернули ключ, быстро подошел к двери и закрыл ее.
   - Даже нацист не должен мерзнуть  -  особенно  если  вместе  с  ним  могу
замерзнуть я. - Сделав над собой огромное волевое усилие,  он  повернулся  к
Егеру:
   - Чаю выпьете? Если хотите, в кастрюле есть картофельный суп.
   - С удовольствием. Большое вам спасибо. Чай был горячим, картофельный суп
- горячим и ароматным. Лейб настойчиво предлагал Егеру вторую порцию;  еврей
явно - не мог заставить себя быть плохим хозяином. Но сам он вместе с Егером
не ел - подождал, пока немец насытится, а потом уже принялся за еду.
   Такая картина наблюдалась и в течение двух следующих дней. Егер  заметил,
что хозяин каждый раз подает ему все тот же суп и  все  в  той  же  щербатой
миске. Наверное, когда он уедет, Лейб выкинет и остатки супа, и миску вместе
с  постельным  бельем  и  всем,  до  чего  он  дотрагивался.  Егер  не  стал
спрашивать, боясь услышать утвердительный ответ.
   Только когда Егер уже начал подумывать, не забыл ли про  него  Йос