т ее биплана, и
Людмиле ужасно хотелось выпустить пару очередей по собственным окопам.
     Наконец она  оказалась над территорией,  которую контролировали  ящеры.
Она  максимально   увеличила  скорость,   хотя   прекрасно   понимала,   что
"кукурузник"  быстро  летать  не  может.  Кое-кто  из ящеров  принялся в нее
стрелять, но пули ее  не доставали. Нет,  их ей  бояться не следует.  Однако
Людмила прекрасно понимала,  что ящеры немедленно  сообщат о ее появлении по
радио, а вражеские зенитки гораздо опаснее автоматов.
     Миновав первую линию обороны врага, Людмила свернула на запад, потом на
юг  и  вновь  на  запад.  Затем  она  недолго   летела   в  северо-восточном
направлении.  Опыт  подсказывал,  что  только  если траектория  полета будет
непредсказуемой, у нее появятся шансы благополучно вернуться домой.
     В нескольких километрах  к югу от передовых позиций ящеров она заметила
конвой  --  несколько  танков  сопровождало  колонну  грузовиков,   медленно
катившую  по грязной дороге. Теперь,  когда на смену  затяжным дождям пришел
снег, дороги вновь стали проходимыми: грязь превратилась в ледяной наст.
     Однако внимание  Людмилы  привлекло  совсем  другое: танки  и грузовики
двигались  на  юг,  удаляясь от Пскова. В колонне она  заметила  артиллерию,
самоходные установки, а также пушки, захваченные у Красной Армии и у немцев.
     Она не  стала  подлетать к конвою слишком близко. На многих  грузовиках
были установлены пулеметы для стрельбы по низколетящим целям -- ей следовало
держаться от них подальше. Убедившись, что они действительно движутся на юг,
Людмила на максимальной скорости полетела назад.
     -- Что они делают? -- спросила она вслух.
     Если бы не толстые  кожаные перчатки и шлем, она бы почесала в затылке.
Ей еще никогда не приходилось наблюдать такого крупномасштабного отступления
ящеров.
     Она  промчалась   над  самыми  кронами  деревьев,  ей  вслед  раздалось
несколько  выстрелов,  но   биплан  уже   был   далеко.  Людмила  напряженно
размышляла.   После   маневров   за  линией  фронта   она  слегка   потеряла
ориентировку, но если она  не ошиблась, то, пролетев  немного на юго-восток,
она окажется над другой дорогой.
     Вот,  все правильно!  Как  и  большинство дорог, соединявших  советские
города,  она не была заасфальтирована. Людмила уже не удивилась, увидев, что
по ней  движется  большая колонна техники ящеров.  И тоже на юг!  Точнее, на
юго-юго-восток,  в  соответствии с  направлением  самой  дороги,  ведущей  в
сторону  Даугавпилса,  раньше находившегося  на территории Латвии.  Два года
назад Советский Союз присоединил к себе эти земли.
     -- И что  же они задумали? -- повторила Людмила  свой вопрос,  хотя уже
знала ответ.
     Отступают от Пскова  или отводят войска  для нанесения  удара  в  новом
направлении.
     -- Но почему? -- задала она себе следующий вопрос.
     Людмила не  верила, что  ящеры  посчитали Псков неприступным. Наверное,
решили нанести удар на другом направлении. Она  не могла выяснить,  где  они
готовят новый удар, впрочем, это и не входило  в ее обязанности.  Ее дело --
доставить информацию тем, кто решает стратегические задачи.
     Людмила  уже  в   который  раз  пожалела,   что  на  "кукурузнике"  нет
радиопередатчика. Она вздохнула, вспомнив, что на многих советских самолетах
и  танках  также  отсутствует  радиосвязь.  Конечно,  страна   экономит   на
производстве  и установке  радиопередатчиков; к  тому  же  не нужно готовить
радистов, умеющих  обращаться с рацией. Безграмотного крестьянина не  так-то
просто приспособить  к относительно сложной технике. Ну а  проблемы, которые
возникают  из-за отсутствия связи, -- что ж,  всякий  раз их  как-то удается
решить.
     Когда  "кукурузник" побежал по посадочной полосе, ее никто не встречал.
Людмила никогда не возвращалась так быстро. Ей  пришлось оставить самолет  у
самой  опушки  леса,  чтобы  ящеры  не  заметили его  с  воздуха. Оставалось
надеяться, что враг сейчас занят другими проблемами.
     -- Ничего, -- вздохнула Людмила, -- тут ничего не поделаешь.
     Она поспешила в город.  К тому моменту,  когда ей удалось добраться  до
Крома, она вспотела, летный  комбинезон  был очень теплым. Она наткнулась на
Джорджа Бэгнолла, когда тот выходил на улицу.
     -- Что случилось? -- спросил он по-русски.
     Она тут же принялась рассказывать, сначала на русском, но потом,  когда
сообразила, что он не понимает, перешла на немецкий.
     -- Мне необходимо  срочно повидать генерал-лейтенанта Шилла и советских
командиров, -- закончила Людмила свой сбивчивый рассказ.
     Немецкий язык хорошо подходит для срочных  сообщений. Даже если тебя не
слишком хорошо понимают, настроение передается безошибочно. Бэгнолл кивнул.
     -- Да,  им  нужно поскорее  узнать  новости, -- согласился  англичанин,
положил руку ей на плечо и повел Людмилу за собой.
     Они быстро прошли мимо часовых и вскоре оказались в штабе.
     Людмила  рассказала о том, что  видела,  на  смеси русского и немецкого
языков,  которую  использовала  в разговоре  с Бэгноллом.  Александр  Герман
переводил с русского  на  немецкий  для  Шилла и с  немецкого на русский для
Николая  Васильева.  Все командиры  пришли в возбуждение.  Васильев  стукнул
кулаком по столу.
     -- Мы можем отбросить их от нашего города! -- закричал он.
     -- Мы уже и так ведем наступательные операции, -- возразил Шилл. -- Нам
необходимо понять,  _куда_  они направляются -- и зачем? Нужна информация. Я
организую  дополнительные   вылеты  авиации.  --  Он  потянулся  к  полевому
телефону.
     Командиры  не  станут  принимать  серьезных  решений,  пока  не получат
дополнительной информации, -- это показалось  Людмиле весьма разумным. Они с
Бэгноллом оставили Шилла и партизанских вожаков  обсуждать ситуацию  и вышли
на улицу.
     -- Вы правильно сделали, что вернулись так быстро,  -- заметил Бэгнолл.
-- Вы  показали,  что у вас много... -- Он никак не мог вспомнить подходящее
слово ни на русском, ни на немецком.
     Людмила решила, что он имеет в виду инициативу. Она пожала плечами.
     -- Так  требовали обстоятельства.  --  И только  после того,  как слова
прозвучали, она сообразила, что поступила необычно для советского солдата.
     "Ты делаешь то, что тебе приказали, и ничего другого. И тогда у тебя не
будет неприятностей".
     Она успела  заметить,  что немцы  требовали  больше инициативы от своих
младших  офицеров.  Относительно  англичан  она  не  могла   сказать  ничего
определенного.
     -- Das ist  gut,  --  сказал Бэгнолл,  а потом  повторил по-русски:  --
Хорошо.
     Людмила решила, что он одобряет проявление инициативы.
     Как  и  большинство  советских  граждан, она с недоверием относилась  к
этому понятию. Как сохранить  равноправие, если одни люди будут расталкивать
других?
     Но когда  они вышли из  темных коридоров  Крома на улицу, она забыла об
идеологических проблемах.  Пока  она  рассказывала о  своем  полете,  солнце
выглянуло  из-за туч, и его лучи  отражались  от  снега,  выкрасив  весь мир
ослепительно белой  краской.  Было  не слишком  тепло  -- вот  уже несколько
месяцев стояли холода, -- но красота зимнего пейзажа завораживала.
     Должно быть, Бэгноллом владели схожие чувства.
     --  Вы  не  хотите  прогуляться  вдоль реки?  Людмила взглянула на него
краешком глаза. Да, он определенно верит в инициативу. Она улыбнулась.
     -- Ну, почему бы и нет? -- ответила она.
     Может быть, она питает слабость  к иностранцам -- что может легко сойти
за подрывную деятельность.  Потом она покачала головой. Нет, Георг Шульц  --
иностранец,   однако  ее  от  него  тошнит.  Возможно,  ей  просто  нравятся
_культурные мужчины_? В Советском Союзе их почти так же трудно отыскать, как
иностранцев.
     Река Пскова замерзла, тут и там виднелись пробитые во льду дыры,  возле
которых пристроились рыбаки.  Некоторым удалось  поймать по  несколько щук и
лещей  -- рыба  лежала  рядом  на льду, чтобы все  могли полюбоваться на  их
трофеи.
     -- Рыба здесь остается свежей всю зиму, -- заметил Бэгнолл.
     -- Да, конечно, -- ответила Людмила.
     Потом она сообразила, что в Англии  зимы,  должно быть, совсем не такие
суровые, как в Советском Союзе.
     Через некоторое  время  он  остановился и посмотрел  на противоположный
берег реки.
     -- Что это за церковь? -- спросил Бэгнолл.
     -- Кажется, она называется церковь Святых Козьмы и Дамиана в Примостье,
--  ответила Людмила.  -- Но это  я должна задавать вам  вопросы --  ведь вы
пробыли в Пскове гораздо дольше меня.
     --  Вы правы,  -- ответил он  и смущенно  рассмеялся.  -- Но  это  ваша
страна,  я подумал, что вы должны знать такие вещи. Я слишком легко забываю,
что Англию  можно бросить  в любом месте Советского Союза и  она  там просто
потеряется.
     Людмила кивнула.
     --  После  прихода ящеров  я несколько  раз  летала в Швецию,  Данию  и
Германию. -- Она не стала  говорить, что  ее пассажиром  был Молотов. -- Они
показались мне такими маленькими и  такими... прибранными.  Здесь  так много
земли,  что мы сами не знаем,  как с  ней  поступать. А в других странах все
иначе.
     -- Да, вы правы, -- ответил Бэгнолл. -- У нас обычно проблема состоит в
том, чтобы найти подходящий участок земли для реализации своих  замыслов. --
После  короткого  колебания  он рассмеялся. У него был  приятный  смех; даже
когда Бэгнолл смеялся над собой,  он делал это искренне. -- Оказался рядом с
хорошенькой девушкой, а сам  веду разговоры о церквях и земле.  Наверное,  я
старею.
     Людмила посмотрела  на него. Он всего на несколько лет старше, чем она,
но...
     -- Вас еще рано отправлять в _мусорный ящик_, -- заявила она.
     Людмила не знала, как это звучит по-немецки, и ей  потребовалось немало
времени,  чтобы  объяснить  смысл  своих  слов  на  русском.  Нечто  похожее
происходило, когда Бэгнолл подыскивал перевод для слова "инициатива".
     Когда Бэгнолл ее понял, он вновь рассмеялся и сказал:
     --  Тогда  будем считать, что меня  заставила  так  себя  вести молодая
огненная кровь. -- И он обнял ее за плечи.
     Когда  Георг Шульц пытался ее лапать,  Людмила  всегда  ощущала желание
сбросить его руки,  ей казалось, что он сейчас сорвет с нее одежду и повалит
на  землю. Бэгнолл не производил  такого впечатления. Если она скажет "нет",
он  ее послушается.  "Да, мне  нравятся  культурные  мужчины",  --  подумала
Людмила.
     И  поскольку  она чувствовала, что может  сказать "нет" в любой момент,
она  промолчала. Бэгнолл  осмелел настолько,  что наклонился и поцеловал ее.
Она позволила его губам коснуться своих, но не ответила на поцелуй.
     Шульц  бы ничего не заметил, а даже если бы и заметил, ему  было бы все
равно. Однако Бэгнолл ощутил ее сомнения.
     --  Что-то не  так?  -- спросил он.  Людмила ничего не ответила,  и  он
задумался. Потом стукнул себя по лбу ладонью, Людмила уже видела у него этот
жест. -- Какой же я идиот! -- воскликнул он. -- У вас кто-то есть.
     --  Да, -- ответила она. В  некотором смысле он не  ошибся, хотя время,
проведенное  с  Генрихом  Ягером, измерялось  часами, а еще  они  обменялись
несколькими письмами.
     Затем, к собственному удивлению и смущению, Людмила разрыдалась.
     Когда  Бэгнолл  погладил  ее  по  плечу, в  его жесте  не  было  ничего
сексуального. Впрочем, когда кто-то кажется  тебе привлекательным, ты всегда
прикасаешься к нему со смешанными чувствами. Но он старался ее утешить.
     -- Что случилось? -- спросил Бэгнолл. -- Ты не знаешь, что с ним?
     -- Да, не знаю, -- ответила она. -- Я вообще ничего не знаю.
     Она  посмотрела  на  его   длинное  лицо  и  увидела,   что  англичанин
встревожен.   Она   бы   никогда  не   стала   рассказывать   свою   историю
соотечественнику.   А  с   иностранцем   чувствовала  себя  в  безопасности.
Всхлипывая, мешая немецкие  слова с русскими,  Людмила рассказала Бэгноллу о
том,  что так долго от всех скрывала. К тому моменту, когда она закончила, у
нее возникло ощущение, будто ее переехал поезд.
     Бэгнолл  потер  подбородок.  Пальцы коснулись  щетины: с  лезвиями  для
бритья и горячей водой  в Пскове было тяжко. Английский  пилот что-то сказал
по-английски. Людмила ничего не поняла. Увидев вопрос в ее глазах, он  вновь
перешел на смесь немецкого и русского:
     -- Вы ничего не делаете легко, не так ли?
     -- Верно. -- Она  внимательно посмотрела ему в  лицо, пытаясь понять, о
чем он думает.
     Задача  оказалась  непростой.  Правду  говорят об  англичанах:  они  не
посвящают других в то, что происходит  у них в  душе. По крайней мере, он не
назвал ее предательницей  и шлюхой за то,  что она делила постель  с немцем,
когда они встретились в Берхтесгадене. А это уже немало.
     -- Значит, вы  должны знать,  что чувствует  красавица  Татьяна, --  он
назвал  ее "die schone  Татьяна", и  Людмила  не смогла  сдержать улыбки, --
когда встречается с Георгом Шульцем.
     -- Не исключено,  хотя я сильно сомневаюсь, что она мне  посочувствует.
-- Она посмотрела Бэгноллу в  глаза. -- Теперь вы  знаете, почему я не могу,
не хочу -- как это говорится? -- начинать роман с вами.
     "О чем ты думаешь? Твое лицо так же невозмутимо, как у Молотова".
     -- Да, теперь я понимаю, -- ответил Бэгнолл.
     В   его  голосе  появилась  грусть.  Людмила  почему-то   почувствовала
удовлетворение,  хотя  минуту  назад  сама  сказала,  что не хочет быть  его
любовницей. Тщательно подбирая слова, он продолжил:
     -- Наверное, ваш немец  -- хороший человек, если  ему удалось завоевать
вашу любовь.
     "Ваш немец".
     Людмилу вновь захлестнуло чувство вины. Даже после полутора лет союза с
нацистами  против   ящеров  она  не  могла   забыть   вероломного  нападения
гитлеровской Германии.  Но  все  остальное...  Людмила встала  на цыпочки  и
поцеловала Бэгнолла в колючую щеку.
     -- Спасибо вам, -- прошептала она.
     Он смущенно улыбнулся.
     -- Если вы будете так поступать, я быстро  забуду  о  своих благородных
намерениях.
     -- С вами я готова рискнуть.
     Существовало  религиозное  понятие,  над  которым Людмила,  никогда  не
верившая  в Бога, всячески посмеивалась. Однако теперь, впервые в жизни, она
поняла, что такое отпущение грехов. И не важно, что это сделал англичанин, а
не священник. Учитывая ее неверие в Бога, так даже лучше.
     * * *
     Тип, который  зарабатывал на жизнь,  показывая  навозных жуков, говорил
так быстро и взволнованно, что Нье Хо-Т'инг с трудом его понимал.
     --  Им  понравилось,  понравилось,  говорю  я  вам!  --  восклицал  он,
заглатывая очередной стакан  самшу  -- крепкого,  трижды очищенного напитка,
который делали из гаоляна -- просяного пива. -- Они заплатили мне в три раза
больше,  чем  я рассчитывал, и предложили выступить еще  раз в любое удобное
для  меня время. -- Он посмотрел  на Нье с пьяной благодарностью. -- Большое
вам спасибо за то, что организовали мое выступление.
     -- Хоу И, я счастлив, -- важно ответил Нье  Хо-Т'инг. -- Я готов делать
все,  что  доставляет  удовольствие  маленьким  чешуйчатым  дьяволам.  -- Он
улыбнулся. -- Потому что  они платят  мне,  и  _моя_ жизнь  становится очень
приятной.
     Хоу И  засмеялся громким пронзительным смехом. Он  вылил в  свой стакан
последние капли  из кувшина  и  поднял палец, чтобы показать, что хочет еще.
Вскоре  девушка  принесла  ему новый  кувшин.  Он  был  настолько  пьян, что
похлопал  ее  по заду, чтобы  выказать свою  благодарность. Девушка скорчила
гримасу и торопливо удалилась. Она была доступной, но ей не нравилось, когда
это всячески подчеркивали.
     Нье не стал возражать, когда Хоу налил  себе еще стакан  самшу. Таверна
--  она  называлась Та Чу Канг: "Большая винная бочка" -- находилась всего в
двух кварталах от дома, где он снимал комнату,  но здесь он представлялся не
стойким  противником  чешуйчатых дьяволов, а их  сторонником,  который имеет
немалый  вес  и  постоянно  ищет  способы  их   ублажить.  Благодаря  связям
Народно-освободительной армии с людьми, служившими у чешуйчатых дьяволов, он
имел возможность убедительно играть свою роль.
     Таверна  Та Чу Канг отличалась  от  других мест, где появлялся  Нье, не
только тем, что здесь он изображал приспешника чешуйчатых дьяволов. "МО Т'АН
КУО ШИН", -- гласил плакат, украшавший стену: "Здесь не говорят о политике".
Нье ухмылялся  всякий раз, когда смотрел на  него. Во время революции  любые
речи  носят  политический  характер.  Ниже висел  плакат  меньшего  размера,
подтверждающий эту мысль.
     "ПОЖАЛУЙСТА, ДЕРЖИ СВОЙ БЛАГОРОДНЫЙ РОТ ЗАКРЫТЫМ".
     Над стойкой  красовались еще две  надписи: "ПЛАТИТЕ ТОЛЬКО НАЛИЧНЫМИ" и
"ЗДЕСЬ НЕ КОРМЯТ В КРЕДИТ".
     -- Маленькие дьяволы хотят, чтобы я выступил еще раз,  -- сказал Хоу И.
--  Кажется, я  вам  уже  говорил? Один из них так и сказал, когда  я собрал
своих  жуков   и   собрался  уходить.  Вы  можете   организовать  еще   одно
представление?
     --  Мой  друг, я могу  даже больше, -- ответил Нье. -- Знаешь, что  мне
удалось  выяснить?  Маленькие  чешуйчатые  дьяволы  хотят  снять  на  пленку
представления, в которых участвуют животные -- например, _твое_ выступление,
-- чтобы  иметь возможность показывать их далеко отсюда, где у них нет таких
шоу. Перед  тем как отправиться к чешуйчатым  дьяволам, зайди ко мне, я  дам
тебе  специальную  камеру.  С  ее помощью  ты  сможешь сделать картинки, тут
работает какое-то волшебство -- невежество мешает мне понять, какое.
     Хоу И уставился на него, а затем склонил голову -- и чуть не упал лицом
на столик.
     --  Вы слишком  щедры. Я  недостоин  такой  чести. Нье  знал,  что  Хоу
прикидывается.
     -- Чепуха,  -- возразил он. -- Маленькие чешуйчатые дьяволы потребовали
именно  тебя.  Разве  я  мог  сказать  "нет"  моим  хозяевам,  зная,   какое
удовольствие они получают от твоего шоу?
     -- Замечательно,  замечательно,  -- залепетал  Хоу  И. -- Я ваш раб  до
конца жизни.
     Еще немного, и по его лицу покатятся пьяные слезы.
     --  Но помни, -- предупредил Нье, -- перед следующим  представлением ты
должен прийти ко мне с ящиком, в котором ты хранишь насекомых, и я установлю
в нем  камеру. Ты должен вести себя  так,  словно тебе  ничего не известно о
ней; маленькие дьяволы хотят, чтобы твое представление шло как обычно.
     -- Я выполню все ваши указания, как достойный сын повинуется уважаемому
отцу. -- Хоу И захихикал, рыгнул, и его голова опустилась на стол.
     Через несколько мгновений он уже храпел.
     Нье посмотрел на него, пожал плечами и оставил деньги за самшу, которое
они  пили. Он  вышел  из "Большой  винной  бочки"  и  углубился  в  лабиринт
пекинских улочек.
     Факелы, свечи, светильники  -- изредка  попадались  даже  электрические
фонари --  ярко освещали  переулки. Нье  применил все  известные ему  трюки,
чтобы убедиться, что  за ним нет  хвоста, после чего направился  в  дом, где
снимали комнаты коммунисты.
     В столовой  он нашел Хсиа Шу-Тао. К облегчению Нье, его помощник ужинал
в одиночестве. Нье постоянно тревожился, что  одна из уличных девок, которых
Хсиа  то  и  дело  приводил с собой, окажется  агентом чешуйчатых  дьяволов,
Гоминьдана  или  даже  японцев. Хсиа не  хватало  осмотрительности  в  таких
вопросах.
     Перед  ним  стояли  кувшин с самшу,  родной  брат сосуда,  из  которого
угощался Хоу И, тарелки с сухим печеньем и мясными пельменями, маринованными
маленькими крабами и  желеобразным салатом из медуз. Увидев Нье, Хсиа позвал
его:
     -- Присоединяйтесь к моему пиру. Здесь хватит на двоих.
     -- С  удовольствием, -- ответил Нье,  жестом попросив девушку  принести
ему чашку и палочки для еды. -- Что вы празднуете?
     --  Вы знакомы  с  Янг  Чи-Ай,  мышиным человеком? Маленьким чешуйчатым
дьяволам  понравилось его  представление, и  они  хотят  его  повторить.  Он
говорит, что  они не  осма