толкновения.  Новая  цель,  новый  выстрел,
новое попадание. А вскоре еще одно и еще.
   Справа по борту Теэрц увидел короткие вспышки пламени. Он  повернул  туда
один глаз. Какой-то тосевитский самолет отстреливался. Теэрц  отдал  должное
мужеству туземцев.  Когда  их  подчинят,  они  хорошо  будут  служить  Расе.
Неплохие пилоты, если учесть возможности неуклюжего  самолета,  на.  котором
они летают. Даже маневрируют, пытаясь оторваться и уйти. Но  решающее  слово
принадлежало Теэрцу, а не туземцам.
   Он выстрелил по туземной эскадрилье и пошел  на  новый  заход.  Во  время
маневра светящаяся точка на головном дисплее заставила Теэрца повернуть  оба
глаза.  Где-то  там,  в  ночной  тьме,  туземный  самолет,   имевший   более
совершенные летные качества, чем машины этого стада,  разворачивался  в  его
направлении, держась чуть поодаль.
   Туземный эскорт? Враг, посчитавший его подходящей целью? Теэрц не знал  и
не хотел знать. Кем бы ни был этот смельчак, он заплатит за свою наглость.
   Пушка самолета Теэрца управлялась радаром. Теэрц выстрелил. Языки пламени
охватили истребитель туземцев, но тот  успел  произвести  ответный  выстрел.
Снаряды не достигли цели. Туземец, теперь уже весь в  огне,  камнем  полетел
вниз.
   До того как кончился боезапас,  Теэрц  еще  дважды  обстрелял  продольным
огнем поспешно удирающее стадо туземных самолетов.  Ролвар  и  Гефрон  также
нанесли врагу немалый ущерб. Вскоре все  трое  уже  неслись  вверх,  набирая
скорость для перехода на низкую околоземную орбиту. Вскоре у  Расы  появятся
посадочные полосы на  поверхности  планеты.  Тогда  уничтожение  тосевитских
самолетов пойдет еще успешнее.
   - Однако эти туземцы довольно смелые,  -  сказал  Ролвар  в  переговорное
устройство. - Два их самолета пошли прямо на  меня...  Наверное,  я  получил
одну-две дырки. Однако сомневаюсь, что уничтожил обоих, такие они  маленькие
и верткие.
   - Я-то своих сбил, это точно, - отозвался Теэрц. -  Что  ж,  вернемся  на
базу, пополним боезапас, отдохнем, а потом вернемся и продолжим.
   В ответ его соратники одобрительно зашипели.

***

   Еще  минуту  назад  "ланкастер",  что  находился   ниже   и   справа   от
бомбардировщика Джорджа Бэгнолла, летел себе как ни в чем не бывало. И вдруг
взорвался. На секунду Бэгнолл увидел куски машины и людей, словно повисших в
воздухе. Затем они исчезли.
   - О Боже! - воскликнул он. - Похоже,  весь  этот  проклятый  мир  спятил.
Сначала невероятный свет на небе...
   - Залил нас, будто миллиард осветительных снарядов, правда?  -  отозвался
Кен Эмбри. - Удивляюсь, как этим чертовым джерри такое  удалось?  Продержись
иллюминация подольше, любой немецкий истребитель засек бы нас.
   Неподалеку взорвался еще один "ланк".
   - Что происходит? - не унимался  Бэгнолл.  -  Кто-нибудь  видел  немецкий
самолет?
   Никто из стрелков не ответил ему. Молчал и бомбометатель. Эмбри обратился
к радисту:
   - Тэд, хоть что-нибудь удалось услышать?
   - Ни звука, - ответил Эдвард Лэйн. - После той вспышки на всех частотах я
слышу только шум.
   - Чертовщина, вот  как  это  называется,  -  сказал  Эмбри.  И  словно  в
подтверждение его слов вспыхнули  еще  два  бомбардировщика.  Голос  летчика
поднялся почти до крика:
   - Кто же это выделывает? Это ведь не зенитки и  не  самолеты,  тогда  что
же?1
   Рядом с летчиком дрожал на своем сиденье  Бэгнолл.  Рейды  над  Германией
были жуткими уже сами по себе, но когда "ланки" без  всякой  на  то  причины
начали вдруг взрываться в небе... Сердце в его  груди  сжалось  в  маленький
застывший комок. Он крутил головой в разные стороны, стремясь  увидеть  хоть
что-нибудь. Но за толстыми стеклами кабины ночь оставалась непроницаемой.
   Затем еще один  большой  тяжелый  "ланкастер"  на  мгновение  качнулся  в
воздухе, словно лист в бурлящем потоке. Даже сквозь рев  четырех  "мерлинов"
их  собственного  самолета  Бэгнолл  услышал  какой-то  визгливый  звук,  от
которого волосы у него встали  дыбом.  Мимо  пронеслось  нечто,  похожее  на
акулу, невероятно быстрое и изящное. Две мощные струи выхлопов  светились  в
темноте,  как  глаза  тигра.  У  одного  стрелка  хватило  присутствия  духа
выстрелить в незнакомца, но тот в мгновение ока ускользнул от "ланка".
   - Вы... видели? - упавшим голосом спросил Кен Эмбри.
   - Думаю, что да, - столь же тихо ответил Бэгнолл. Он сомневался, верит ли
сам в этот ужасный призрак.
   - Откуда у немцев такие машины?
   - Это не немцы, - возразил летчик. - Мы знаем, что есть у них, как и  они
знают, что имеем мы.
   - Хорошо, если это не немец,  тогда  откуда  же  он,  из  преисподней?  -
спросил Бэгнолл.
   - Черт меня подери, если я знаю! Но  я  не  собираюсь  тор-тать  здесь  и
дожидаться, пока он вернется. Эмбри резко изменил курс и снизил высоту.
   - Наземные зенитки! - предупредил Бэгнолл, поглядев на альтиметр.
   Эмбри оставил его слова без внимания. Бортинженер замолчал, чувствуя себя
дураком. Когда оказываешься лицом к лицу с  монстром,  который  смахивает  с
неба бомбардировщики с легкостью  прислуги,  заметающей  метлой  просыпанную
соль, едва ли стоит беспокоиться о каких-то там зенитках.

***

   - Черт побери, я ведь физик, а не плотник! - воскликнул Йенс Ларсен.
   Большой  палец  нестерпимо  саднил.  Ноготь  уже  начал   чернеть;   Йенс
подозревал, что он и вовсе сойдет. Но сильнее, чем покалеченный  палец,  его
донимали насмешки юнцов, составлявших большую  часть  бригады  рабочих,  что
возводили странные сооружения на западных трибунах Стэгфилда.
   Вечернее солнце светило Ларсену в спину, пока  он  тащился  по  Пятьдесят
седьмой улице в направлении клуба "Четырехугольник". Аппетит  его  несколько
поднялся  -  после  того  как  Ларсен  попытался  вколотить  свой  ноготь  в
деревянный вит размером два на четыре  фута.  Но,  перекусив,  Ларсен  снова
вернется к реактору и продолжит  стучать  молотком  -  на  этот  раз,  будем
надеяться, с большей осторожностью.
   Йенс набрал поляне легкие удушливого чикагского воздуха. Сам он родился и
вырос в Сан-Франциско, и его весьма удивляло, почему  три  миллиона  человек
выбрали жизнь в таком месте, где  полгода  чересчур  жарко  и  влажно,  а  в
остальное время стоит собачий холод.
   - Должно быть, они чокнутые, - вслух произнес Ларсен.
   Какой-то студент, идущий навстречу, удивленно  посмотрел  на  него.  Йенс
покраснел. В  нынешнем  своем  одеянии,  состоящем  из  грязной  футболки  и
"чиносов",  он
выглядел совсем не так, как люди из городка Чикагского университета,  и  уж,
конечно, не как член факультетского совета.  В  "Четырехугольнике"  на  него
тоже будут глазеть.
   "Профессорам латыни в их изъеденных  молью  твидовых  костюмах  этого  не
вынести", - подумал Ларсен.
   Он миновал Кобб-Гейт. Гротескные фигуры, высеченные на огромном  каменном
здании, всегда вызывали у него улыбку. Ботанический пруд, окруженный с  трех
сторон биологическими лабораториями Халла, был приятным местом;  возле  него
Ларсен любил посидеть и  почитать,  когда  выдавалось  время.  Сейчас  такое
случалось не слишком часто.
   Йенс подходил к Митчелл-Тауэр, когда его тень вдруг исчезла.
   Только что она тянулась впереди, честь по чести, и  вдруг  провала.  Сама
башня - копия башни колледжа Магдалины в Оксфорде -  неожиданно  потонула  в
резком белом свете.
   Ларсен вперился  глазами  в  небо.  Сияющее  пятно  выросло  в  размерах,
потускнело и изменило цвет. Все вокруг указывали на это пятно, восклицая:
   - Что это, черт побери?!
   - О Господи!
   - Вы когда-нибудь видели что-либо подобное? Люди высовывались из  окон  и
выбегали на улицу посмотреть.
   Физик Ларсен глазел на  происходящее  вместе  с  остальными.  Мало-помалу
странный свет потускнел и погас; в Йенсу вернулась - добрая, привычная тень.
Но еще до того Ларсен метнулся  туда,  откуда  пришел.  Он  лавировал  между
десятками зевак, которые все еще стояли и таращили глаза.
   - Где полыхает, приятель? - крикнул ему один.
   Ларсен не ответил, ускорив свой бег в. направлении Стэгфилда. Полыхало на
небе. Он знал, что это за огонь: тот самый огонь, который он и  его  коллеги
стремились извлечь из атома урана. До сих пор ни в  одном  атомном  реакторе
Соединенных Штатов не удавалось добиться управляемой цепной реакции. Бригада
на западных  трибунах  как  раз  пыталась  собрать  такой  реактор,  который
позволит это сделать.
   Никто и предполагать не мог, что немцы уже построили не  только  реактор,
но и бомбу, хотя впервые уран был расщеплен в Германии в 1938 году. На  бегу
Ларсен соображал, каким образом нацисты взорвали бомбу над Чикаго. Насколько
он зная, их самолеты не могли долететь даже до Нью-Йорка.
   Правда, удивительно, почему немцы взорвали свою бомбу на такой  громадной
высоте-слишком высоко, чтобы взрыв причинил какой-либо ущерб.  Может,  немцы
установили бомбу на борту  межконтинентальной  ракеты  -  наподобие  тех,  о
которых судачат бульварные журналы? Но ученые-то знали, что немцам далеко до
этого.
   Нет,  взрыв  не  поддавался  разумному  объяснению.  Однако  эта   жуткая
штуковина находилась у них над головой и должна  была  принадлежать  немцам.
Она явно не американского и не английского происхождения.
   У Ларсена мелькнула еще более ужасающая мысль:
   "А что, если бомба японская?"
   Он сильно сомневался, что японцы обладают  технологией,  достаточной  для
постройки атомной бомбы, но ведь не думал он и  о  том,  что  они  разбомбят
П„рл-Харбор в считанные часы; что они сумеют  захватить  Филиппины,  Гуам  и
Уэйк, вырвать у англичан Гонконг,  Сингапур  и  Бирму,  практически  выгнать
британский военно-морской флот из  Индийского  океана...  Чем  дальше  бежал
Йенс, тем длиннее становился мрачный список воспоминаний.
   - Наверное, это действительно  сделали  чертовы  япошки!  -  решил  он  и
припустил еще быстрее.

***

   Вагонное окно около сиденья Сэма Иджера было зашторено,  чтобы  заходящее
солнце не светило Бобби Фьоре в глаза, пока тот спал. В свои юные  годы  Сэм
обязательно  воспротивился  бы  этому,  ведь  он  не  видел  ничего,   кроме
родительской фермы. Поэтому, начав играть в бейсбол, Сэм  стремился  увидеть
как можно больше. Через окна поездов и автобусов он жадно глазел на  большой
мир.
   Сэм исколесил едва ли не все Штаты, побывав вдобавок в Канаде и  Мексике.
Теперь поездка вдоль сонных
   Равнин Иллинойса никакого интереса для него не представляла.
   Он  вспомнил,  как  солнце   вставало   над   иссушенными   горами   близ
Солт-Лейк-Сити, пронизывая светом озеро  и  белые  соляные  отмели,  сверкая
прямо в глаза. Да, то было зрелище, на которое стоило  посмотреть;  его  Сэм
будет по-мнить до самой могилы. Здешние поля, амбары и пруды просто  не  шли
ни в какое сравнение, хотя он не согласился бы жить в Солт-Лейк-Сити даже за
гонорар Ди Маджо. "Ну разве что за гонорар Ди Маджо..." - подумал он. Многие
игроки команды отправились в вагон-ресторан. По другую сторону  прохода  Джо
Салливен глазел в окно с той же  жадностью,  которая  некогда  была  присуща
Иджеру. Губы питчера двигались, когда он тихонько  читал  сам  себе  рекламу
крема для  бритья  "Бирма".  Это  заставило  Иджера  .улыбнуться:  пока  что
Салливен нуждался в намыливании щек от силы два раза в неделю.
   Неожиданно с той стороны, где находился питчер, в окна ударил яркий свет.
Джо вытянул шею.
   - Какая забавная штука в небе! -  сообщил  Джо.  -  Напоминает  салют  по
случаю Дня независимости, только намного ярче.
   Остолоп Дэниелс сидел с той же стороны вагона.
   - Куда как ярче! - сказал тренер. - Ничего подобного не  видывал  за  всю
свою жизнь. Эта штука просто застыла в небе и, похоже, вообще  не  движется.
Красивое зрелище, черт возьми!
   За несколько минут белый свет превратился в желтый, затем в  оранжевый  и
красный, постепенно слабея. Иджер хотел  было  встать  и  поглядеть  на  то,
откуда исходил свет. Он скорее всего так бы и сделал, не сравни Салливен это
зрелище с фейверком в День независимости. С того самого  Дня  независимости,
когда Сэм сломал лодыжку,  ему  разонравились  салюты.  И  потому  он  снова
уткнулся в "Эстаун-динг".

***

   Восходящее солнце скользнуло по лицу Генриха Егера, заставив его  открыть
глаза. Он тяжело вздохнул, смахнул паутинки с головы и медленно поднялся  на
ноги. Двигаясь так, словно каждый сустав в его теле проржавел,  он  встал  в
очередь за завтраком. По запаху понял, что это снова будет  каша  с  тушеным
мясом. Он пожал плечами. Это варево хоть насытит его.
   К нему подошел Эрнст Рикке, на лице которого читалась усталость.
   - Герр майор, сегодня ночью небо осветилось  странным  огнем,  -  сообщил
капитан. -  Не  знаю,  следовало  ли  мне  беспокоить  вас,  но  все  быстро
кончилось, никакой опасности не возникло...
   - Если опасности не возникло, то правильно, что не будили, - ответил Егер
и добавил про себя: "Хотя бы потому, что я  смог  провести  лишний  час  под
одеялом".
   -  Не  знаю,  что  за  чертовщина  там  творилась!  Это  напоминало  наши
рекогносцировочные огни, но в миллион раз больше и ярче. К тому же этот свет
не снижался. Висел неподвижно, пока не исчез. Ума не  приложу,  что  бы  это
могло быть. Наверное, один из фокусов,  устроенных  Иванами,  -  предположил
Рикке.
   - Может быть. - Но Егер в это не верил. - Хотя вряд  ли.  Будь  это  так,
последовало бы продолжение. Но ни бомбежек,  ни  залпов  артиллерии...  Если
русские и пробовали что-то новенькое, у них ничего не получилось.
   Как и другие танкисты, Егер быстро  проглотил  свой  завтрак.  Когда  все
насытились, он с неохотой отпустил полевую кухню  восвояси.  Расставаться  с
вей было жаль, но конвой повозке не угнаться за танками.
   Один за другим "Т-3" оживали. Когда затарахтел мотор двенадцатого  танка,
вся рота  приветственно  закричала.  Егер  кричал  во  все  горло  вместе  с
остальными. Вряд ли сегодня они встретятся с противником, но в России  ни  в
чем нельзя быть уверенным. И если это случится  не  сегодня,  то  в  один  В
ближайших дней непременно.
   Майор вскарабкался на башню танка,  которым  командовал,  и  связался  по
радио со штабом дивизии, чтобы узнать,  нет  ли  каких-нибудь  изменений  со
вчерашнего дня.
   - Нет, Распоряжения остаются прежними: вам нужно переместиться в  квадрат
Б-9, - ответил офицер связи. - Кстати, как вы меня слышите?
   - Вполне нормально, - ответил Егер. - А почему вы спрашиваете?
   - Тут у нас возникли трудности, - пояснил штабной лейтенант. - После того
взрыва вся связь на какое-то время будто в сортир провалилась. Рад, что  все
восстановилось.
   - Я тоже, - отозвался Егер. - Отбой!
   Он развернул карту и вгляделся. Если рота  действительно  находится  там,
где он предполагает, тогда до намеченной точки ему и  его  танкам  предстоит
пройти около двадцати километров. Егер нагнулся и скомандовал водителю:
   - Трогай! Курс на восток.
   - Есть на восток!
   Дитер Шмидт включил передачу. Гул мотора  "Майбах-HL120TR"  изменил  свой
тон. Танк покатился вперед, оставляя на степной земле  две  глубоких  колеи.
Шмидт ловко управлялся с шестью скоростями переднего  хода,  и  в  такт  его
действиям мотор то подвывал, то начинал  басить.  Защитный  купол  в  задней
части башни давал хороший  обзор.  Как  и  всякий  танковый  командир,  Егер
оставляя купол открытым и не упускал возможности  там  постоять.  Отсюда  не
только было видно больше, чем в самый хороший перископ; здесь и  воздух  был
свежее и прохладнее, и шума меньше, или, по крайней мере, здесь шум  другой.
Егер предпочитал слушать окружавший его грохот двигателя, нежели лязг железа
и громыхание запасных колес и гусениц, привязанных  в  задней  части  танка.
Если бы машина немецкой службы снабжения крутилась побыстрее, им не пришлось
бы таскать за собой все эти железки. Но Восточный фронт растянулся более чем
на три тысячи километров - от  Балтики  до  Черного  моря.  И  излишне  было
надеяться, что у высоколобых чиновников, которым ничто не угрожает, достанет
заботы о каждом танковом командире.
   Танки катились по опустошенной  войной  местности:  мимо  могил,  наскоро
вырытых в плодородном украинском черноземе, мимо распухших  русских  трупов,
до сих пор не преданных земле,  мимо  покореженных  грузовиков  и  сгоревших
танков. Германские инженеры, словно мухи над падалью, роились возле подбитой
техники, подбирая все, что только уцелело.
   Куда ни глянь, во все стороны простиралась бескрайняя степь.  Даже  шрамы
войны не слишком жестоко изуродовали ее. Когда Егер смотрел на  это  зеленое
море, ему порой казалось, что его двенадцать танков оторваны от всего  мира.
Поэтому, заметив вдалеке немецкую пехотную роту, он довольно улыбнулся.
   Раза два над головой гудели самолеты. Майор улыбнулся еще шире  -  Иванов
ожидала хорошая трепка.
   И вдруг раздался ужасный грохот - танк, двигавшийся примерно  в  двухстах
метрах справа, превратился в огненный шар. Только что он был целехонек  -  и
вот от танка не осталось ничего, кроме красно-желтых языков пламени и столба
черного, с копотью, дыма, поднимавшегося высоко в небо.
   Через несколько секунд  донеслись  хлопки  новых  взрывов  -  это  начали
рваться боеприпасы. Пять человек экипажа вряд ли даже поняли, что произошло.
   Егер мгновенно скользнул вниз.
   - Что случилось? - спросил Георг Шульц. Стрелок слышал взрыв, несмотря на
толстую броню и грохот мотора.
   - Танк Йоахима подорвался, - ответил Егер. -  Должно  быть,  наскочил  на
мину-Голос майора звучал неуверенно: для мины взрыв был слишком  чудовищным.
"Правда, если взорвался бак с горючим, то..." - подумал было майор, но  едва
эта мысль мелькнула у него в голове, как взорвался  другой  танк,  и  грохот
взрыва был даже сильнее, чем в первый раз.
   - Боже! - вскричал Шульц. Он со страхом  уставился  в  металлический  пол
танка, словно ожидая, что оттуда вот-вот вырвется раскаленная струя пламени.
   Егер схватился за рацию и настроился на общую частоту.
   - Всем стоять! - заорал он. - Мы попали на минное поле!
   Он прокричал  приказ  Дитеру  Шмидту,  затем  выглянул  из  башни,  чтобы
убедиться, что приказ его выполнен.
   Десять уцелевших танков остановились. Как и Егер, другие  командиры  тоже
высунулись наружу, и каждый из них пытался понять, что же происходит.  Кроме
пылающих остовов двух танков, все остальное выглядело как обычно.  Егер  уже
собирался было связаться со штабом  дивизиона  и  запросить  отряд  саперов,
когда небо прорезало огненным  лезвием,  начисто  снесшим  башню  одного  из
остановившихся танков. Промасленная ходовая часть быстро загорелась.
   Проклиная свою ошибку, Егер снова забрался внутрь тан-кa, схватил рацию и
прокричал:
   - Уходим! Это не мины, а ракетные снаряды с воздуха! Должно быть,  иванам
удалось установить  на  своих  противотанковых  штурмовиках  "катюши".  Если
останемся здесь, то превратимся в легкую добычу!
   Майору не понадобилось повторять свой приказ  Шмидту.  Их  "Т-3",  громко
рыча мотором и накренившись на один бок, уже двинулся вперед.
   Только когда майор вновь высунулся из башенного купола, до  его  сознания
дошло, что огненный след на небе появился сзади, с западной стороны.
   - Разверните башню! -  крикнул  Егер  и  обругал  гидравлический  привод,
поскольку тяжелая металлическая глыба башни поворачивалась слишком медленно.
   Несколько других командиров оказались  проворнее.  Башни  их  танков  уже
развернулись назад.
   Тем временем четвертый  танк  получил  снаряд  прямо  в  моторный  отсек.
Затрещали  языки  пламени.  Башенные  люки  открылись,   и   оттуда   начали
выкарабкиваться люди. Один, два, три... командир, стрелок, заряжающий. Огонь
охватил весь танк. Водителю и башенному стрелку выбраться так и не удалось.
   Командир танковой роты  пристально  всматривался  в  небо.  Где  же  этот
проклятый истребитель с "катюшами"? Сердце у Егера екнуло, когда он  заметил
летящий силуэт.  Некото