чу быть марионеткой, -- громко сказала она, и мужчина
с небольшой белой бородкой повернулся и окинул ее удивленным взглядом.
     Ей было все равно. Нье  Хо-Т'инг  хорошо  с ней  обращался; лучше всех,
если  не считать  Бобби  Фьоре. Но  причина, по которой  он  ее  не  обижал,
заключалась  в том,  что он считал ее полезным инструментом. Если  повезет и
она будет соблюдать осторожность, возможно, ей удастся заставить его понять,
что с ней необходимо считаться.
     * * *
     После  Крома, где царил полумрак,  Джорджу Бэгноллу пришлось подождать,
чтобы глаза привыкли к солнцу. Но даже через несколько минут  он продолжал с
изумлением  оглядываться  по сторонам. Свет изменился  каким-то непостижимым
образом, небо  приобрело  другой оттенок, пусть и едва  заметный.  День  был
ярким и теплым, но...
     Когда он сказал об этом Джоунзу, тот кивнул и ответил:
     --  Я тоже  заметил, вчера. Кто-то Там  Наверху... --  заглавные  буквы
прозвучали вполне  отчетливо, -- напоминает нам, что  лето скоро закончится.
Теперь,  когда  оно  собралось  уходить, не верится,  что оно  вообще  здесь
побывало, -- грустно добавил он.
     -- А не ты ли тот умник, который клялся нам, что в Пскове мягкий климат
--  по стандартам России? -- с  деланно  сердитым  видом поинтересовался Кен
Эмбри. -- Мы тогда как раз летели над замерзшим озером, засыпанным снегом, я
отлично все помню.
     --  По  русским  меркам  в  Пскове   действительно  мягкий  климат,  --
запротестовал  Джоунз. -- Около Москвы  очень приятно. А район  Архангельска
можно сравнить с Гаваной или Нью-Дели.
     --  По сравнению  с  Архангельском  проклятый Южный  полюс --  отличное
местечко,  которое как нельзя  лучше подходит для отпуска, -- фыркнул Эмбри.
-- Еще до  того как мы сюда попали, я  понимал, что  русские представления о
погоде  весьма  своеобразны.  Только  не  знал,  как  _далеко_  заходит  это
своеобразие.
     -- Кстати,  погода может  сыграть  нам на  руку, -- заметил Бэгнолл. --
Ящеры любят русскую зиму не больше, чем мы. Может быть, нам удастся отогнать
их от города.
     -- Ишь ты, размечтался, -- насмешливо заявил Кен Эмбри. -- Ладно, а как
твой роман с малышкой летчицей?
     -- Слушай, кончай молоть чепуху. -- Бэгнолл  пнул  носком  сапога комок
засохшей земли. -- Между нами ничего нет.
     Его приятели дружно фыркнули:  либо не поверили, либо  сделали вид, что
не верят. Затем Джером Джоунз тяжело вздохнул.
     --  Жаль, что  ты не  врешь.  Может быть,  тогда Татьяна прекратила  бы
вешаться тебе на шею. Мы даже пару раз поссорились из-за этого.
     -- И что? -- спросил Эмбри. -- Ну, не томи, рассказывай. Некрасиво  нас
мучить.
     -- А ничего, --  ответил Джоунз. -- Татьяна делает все, что пожелает. А
если кто-то глуп настолько, что  решит  вмешаться, она просто прострелит ему
башку из своей винтовки -- и конец истории.
     Никто из приятелей не считал, что он говорит фигурально.
     -- Тот, кто сказал: "Самки данного вида опаснее самцов", наверное, имел
в виду твою красавицу-снайпершу, -- заявил Бэгнолл.
     --  Это  точно. -- Джоунз снова  вздохнул, а потом искоса посмотрел  на
Бэгнолла. -- Знаешь, она именно  поэтому на тебя  и вешается: считает, что у
тебя лучше получается убивать людей, чем у меня. Я же  всего лишь специалист
по радарам.
     -- Старина, а тебе не приходило  в голову,  что без нее будет лучше? --
глядя на него с сочувствием, поинтересовался Бэгнолл.
     -- Тысячи раз, -- с чувством сказал Джоунз.
     --  Ну,  и  что  же  тебя  останавливает?  --  спросил  Бэгнолл,  когда
выяснилось, что его приятель  не в  состоянии сделать вывода  из собственных
слов.
     -- Во-первых, --  смущенно  начал Джоунз,  -- если я сам  ее брошу, она
может совершенно  спокойно меня  прикончить. И он  показал  себе  на лоб. --
Именно сюда и войдет пуля.
     --  Звучит  разумно,  --   заметил  Кен  Эмбри.  --  Но  когда  говорят
"во-первых",  это  означает, что есть  "во-вторых".  Надеюсь, ты старательно
изучал греческий в школе?
     --  Вот  уж нет, --  ответил  Джоунз по-гречески,  и  все  трое  весело
рассмеялись.
     Они прошли вперед еще несколько шагов, и Джоунз неохотно продолжил:
     -- Да, есть и еще одна причина. Я не отправляю ее куда подальше потому,
что... мне кажется, ребята, я влюбился.
     Он ждал,  что  приятели начнут  над  ним потешаться. Но Бэгнолл  только
тяжело  вздохнул  и положил руку  на плечо  Джоунза.  Тот  вздрогнул  от его
прикосновения, словно нервный конь.
     --  Успокойся.  Давайте  вспомним  Сократа  и  определим  ситуацию.  Ты
действительно ее любишь или тебе просто нравится крутить с ней шашни?
     Джером  Джоунз  стал такого  малинового цвета, какого  в  здешних краях
никто из англичан не видел ни разу. "Он же еще совсем мальчишка", -- подумал
Бэгнолл с высоты своего возраста -- их разделяло три или четыре года.
     -- А как можно узнать разницу? -- жалобным голосом спросил Джоунз.
     -- Хороший вопрос, -- вмешался Кен Эмбри и цинично фыркнул.
     -- В  таком  случае  давай попытаемся на него  ответить,  --  предложил
Бэгнолл.
     У Джоунза сделался потерянный вид.
     -- Итак, вспомним, друзья, Сократа и устроим симпозиум.
     Джоунз улыбнулся, а Эмбри снова фыркнул:
     --  Прекрасный  юный  Алкивиад  [Алкивиад  --  афинский политический  и
военный деятель (ок. 450-404 гг. до Р. X.)] отсутствует.
     -- Нам хватит хлопот и с прекрасной  юной Татьяной,  -- заметил Джоунз.
-- Они с Алкивиадом подходящая парочка.
     -- Вот  для начала  первый ключ,  который поможет  тебе  разобраться  в
чувствах, -- сказал Бэгнолл. -- Если тебе хочется только одного -- оказаться
с ней в постели,  причем желательно сразу без  одежды, --  это уже кое о чем
говорит.
     -- Должно говорить, --  протянул  Джоунз задумчиво.  -- Но  только  все
совсем  не так  просто. Жаль, конечно, но боюсь, я  запутался.  Мне нравится
быть  с ней рядом, даже  если  мы не... -- Он кашлянул. -- Ну,  это самое. У
меня часто возникает ощущение, будто я поставил палатку около логова  тигра:
никогда не знаешь, что случится в  следующий момент, но  обязательно  что-то
волнующее.
     -- Например, ты можешь стать закуской, -- заметил Эмбри.
     Бэгнолл знаком показал пилоту, чтобы тот помолчал.
     --  А как она  к тебе  относится  -- по-твоему?  --  спросил он. Джоунз
нахмурился.
     --  Я уверен,  что  на  ее верность мне  рассчитывать не приходится, --
сказал он, и Бэгнолл кивнул, соглашаясь. -- _Она_ меня выбрала, а не я ее. В
этой  проклятой стране...  я  бы побоялся  даже  заговорить  с девушкой.  Не
успеешь оглянуться, а тебя уже схватил  НКВД. -- Он  поежился. -- Кое-кто из
моих  приятелей  по   университету  восхищался  коммунистами.   Но  если  бы
кто-нибудь из них побывал в России,  они быстро поменяли бы  свои убеждения.
Уж можете не сомневаться.
     --  Тут  ты  совершенно  прав,  --  заметил Бэгнолл.  --  Мне тоже  это
приходило в голову -- пару раз во время нашей чудесной _командировки_. Но мы
сейчас обсуждаем прекрасную Татьяну.
     -- Да, я не забыл. -- Джоунз молча прошел несколько шагов.
     Бэгнолл ждал,  когда  он  заговорит,  объяснит  свои  чувства,  чувства
Татьяны, и они смогут  выбраться из сложного положения, в  которое попали, и
не  оказаться в еще более сложном. Он понимал,  что желает невозможного,  но
_ему_ Татьяна никогда не нравилась, и он не стремился ее завоевать.
     Через некоторое время Джоунз сказал:
     -- В Англии я много гонялся за юбками; пожалуй, нет такой пивной, где я
не  уболтал  бы  какую-нибудь  симпатяшку.  Но  вы же  знаете,  что  выбрать
кого-нибудь всерьез  -- это совсем  другое дело. -- Он грустно улыбнулся. --
Когда  мы сюда прилетели и  я заметил, что потрясающая красавица положила на
меня глаз, я был на седьмом небе от счастья. И, разумеется...
     Он не договорил, но на лице у него появилось такое выражение, что все и
так стало ясно. За него фразу закончил Эмбри:
     --  Когда  спишь  с  красивой  женщиной,  у  тебя возникает  совершенно
естественное  нежелание  предпринять  какие-нибудь шаги,  которые в  будущем
приведут к тому, что ты перестанешь с ней спать.
     --  Ну,  да.  -- Джоунз покраснел, но спорить не стал. -- Причем  на ее
условиях.  Мне  кажется,  Татьяна  хорошо  ко мне относится.  К  тому же мне
полезно попрактиковаться в русском.  Но она постоянно ругает меня за то, что
я слишком мягкий, говорит, что  больше любила бы меня,  если бы  я,  зажав в
зубах  нож, лазал  по  кустам  и резал  ящерам  глотки.  Бэгнолл кивнул.  Он
прекрасно знал, что  Татьяну привлекла  к нему не  его мужская красота (если
она у  него была). Снайперша  хотела заманить  его в свою постель, поскольку
считала  храбрым охотником на ящеров, способным причинить им серьезный вред.
Она этого даже не скрывала.
     -- Удивительно, что с такими мыслями она не завела роман с каким-нибудь
немцем! -- воскликнул Эмбри.
     -- Думаю, если бы она не отстреливала их до появления  ящеров, так бы и
было,  -- сказал Джоунз. -- Но она ненавидит их сильнее,  чем все  остальные
русские,  с  которыми  я  знаком, а  своих  мужчин  считает  стадом  свиней.
Оставалось одно -- я. Только теперь  и я тоже оказался не слишком подходящей
кандидатурой.
     --  Может   быть,  стоит  начать  ухаживать   за   старшим  лейтенантом
Горбуновой,  -- задумчиво проговорил  Бэгнолл.  -- Мне  кажется,  это  самый
легкий способ отделаться от Татьяны навсегда.
     --  Только вот если она действительно вбила  себе в голову, что  желает
получить тебя любой ценой, юной леди может угрожать опасность, -- сказал Кен
Эмбри.
     -- Сомневаюсь, -- сказал Бэгнолл. -- Людмила  не производит впечатления
такой  же опасной, как Татьяна,  но уверяю  вас,  она в  состоянии  за  себя
постоять.
     --  Надеюсь, --  вскричал  Джером  Джоунз.  --  Даже страшно  подумать,
сколько  раз она  вылетала на  задания на своем  маленьком биплане, который,
того  и  гляди, развалится на части? Никому  не удалось бы  уговорить _меня_
подняться  в воздух на  такой штуке, в особенности там, где от желающих меня
сбить нет отбоя.
     --  Аминь, -- заявил Бэгнолл. -- К  тому же  она никогда не поднимается
высоко -- и служит удобной мишенью для любого кретина с винтовкой в руках.
     Он  знал, что Людмиле грозила бы гораздо более серьезная опасность, чем
выстрел из винтовки, если бы она поднялась выше  и попала в радиус  действия
вражеских радаров,  но от одной мысли, что пилот может стать жертвой пехоты,
ему становилось не по себе.
     --  Если  она в  состоянии о  себе позаботиться, тебе  следует  за  ней
поухаживать, -- посоветовал Кен Эмбри. -- Татьяна перестанет за тобой бегать
и, возможно, станет уделять больше внимания Джоунзу. По-моему, я  даю советы
не хуже Элеоноры  Айлс, --  добавил  он, вспомнив имя журналистки из журнала
"Сами женщины", которая консультировала читательниц.
     -- Все верно, только вы забыли об одной маленькой проблемке -- а именно
о немце, который прилетел в Псков с нашей милой летчицей: кажется, его зовут
Шульц. Вы не заметили, как он на нее смотрит?
     -- Я лично очень  даже заметил, --  проговорил Бэгнолл. -- Но  Людмила,
по-моему, вообще  не обращает  на него внимания. Я  его не боюсь, хотя он не
производит  впечатления мирной овечки.  -- Он  потер подбородок. -- Впрочем,
мне  не хотелось бы портить отношения с немцами.  Мы играем роль  связующего
звена между нацистами и красными -- причем все должны считать, что мы никому
не отдаем предпочтения, иначе все, чего нам удалось добиться, отправится псу
под хвост, вместе с Псковом.
     --  Чертовски неприятная  ситуация, -- заметил Кен Эмбри.  -- Из страха
стать  причиной  международного  инцидента   нельзя   даже   поухаживать  за
хорошенькой девушкой.
     -- Плевать на международный инцидент,  -- заявил  Бэгнолл. --  Это меня
нисколько не волнует. Но если роман с хорошенькой девушкой может грозить мне
смертью -- а заодно и всему городу, -- я, пожалуй, хорошенько подумаю, стоит
ли вообще что-нибудь затевать.
     -- Приятно сознавать, что хоть что-то может заставить тебя  задуматься,
-- ухмыльнувшись, проговорил Эмбри.
     К югу от  Пскова  заговорили  противовоздушные орудия. Через  несколько
мгновений к ним присоединились пушки в городе. Опыт, приобретенный  в Англии
во время атак нацистской авиации, заставил всех троих одновременно спрыгнуть
в ближайшую яму, оставшуюся после попадания бомбы.
     На  дне  стояла  жидкая  грязь, но  Бэгноллу  было  на  это  плевать, в
особенности когда над головой носились истребители ящеров, причем так низко,
что  их  душераздирающий  вой  заглушал все  остальные  звуки. Прижимаясь  к
холодной  мокрой земле,  он  пытался  вспомнить, какие  стратегические  цели
находятся поблизости.  В  механизированной войне такие вещи  определяют, кто
будет жить, а кто умрет.
     Земля  вздрагивала  под ударами  бомб.  Бэгноллу ни  разу  не  довелось
испытать  землетрясение,  но ему казалось,  что бомбежка --  это нечто очень
близкое.
     Самолеты ящеров под обстрелом людских  орудий полетели  на  север. Пару
раз  людям везло, и им удавалось сбить истребитель врага. Однако они тратили
слишком много снарядов, чтобы добиться успеха.
     Шрапнель   носилась  вокруг  раскаленными  острыми  градинами.  Бэгнолл
пожалел, что у него нет каски.  Шрапнель в отличие  от бомбовых осколков  не
превратит тебя в кровавое месиво, но  может отгрызть добрый кусок от  черепа
или сделать  еще  что-нибудь неприятное с  единственным,  чудесным  и  очень
любимым тобой телом.
     Когда противовоздушные  орудия замолчали и  железный дождь прекратился,
Кен Эмбри поднялся на ноги и начал медленно  стряхивать  грязь с одежды. Его
приятели, не слишком спеша, последовали его примеру.
     -- Хорошо поработали, --  заметил Эмбри. -- Может  быть, пойдем сначала
заварим то,  что  русские  называют  чаем, а потом  вернемся на свои рабочие
места?
     -- Отличная мысль, -- ответил Бэгнолл.
     Сердце все еще отчаянно  билось у него в груди от  пережитого несколько
минут назад животного страха, но в голове царил полный порядок. Да, неплохая
у них работенка, это точно.


Глава 12

     Ранс  Ауэрбах  ненавидел  в Ламаре _все_, уж слишком живо  он напоминал
капитану крошечный городок  на западе Техаса,  где он вырос  и откуда уехал,
как только  представилась такая возможность  Кроме того, Ламар  не давал ему
забыть, что ящеры вышвырнули их из Лакина.
     И потому  он с презрением  относился ко всему, что имело хоть  малейшее
отношение  к Ламару. Улицы здесь стали грязнее  по сравнению с тем временем,
когда он  со своим отрядом отправился в Лакин.  Воняло навозом. Как правило,
этот запах  Ауэрбаха нисколько не беспокоил  -- в конце концов, он служил  в
кавалерии. Впрочем, сегодня вряд ли в Соединенных Штатах нашелся  бы  город,
где  не воняло  бы  навозом. Ауэрбах старательно  забывал те  факты, которые
мешали ему изливать свой гнев на ни в чем не повинный Ламар.
     Кстати, Ламар  мог  похвастаться  огромным количеством  баров  и  самых
разных  забегаловок. Продавали там самогон, такой крепкий и  грубый на вкус,
что из него получилось бы  отличное  дезинфицирующее средство,  но  никто не
жаловался, потому что ничего другого все равно не было.
     Ауэрбах считал,  что маленький городок типа Ламара ничем  не сможет его
удивить, но ошибся. Он увидел, что  из бара выходит  кавалерист,  на котором
форма  сидела  так,  что  любой  квартирмейстер  потерял  бы  дар  речи,  --
естественно, если бы это произошло до появления ящеров.
     Увидев его, солдат вытянулся по стойке смирно.
     -- Капитан Ране!
     -- Вольно, рядовой, -- ответил Ране. --  Мы оба сейчас в увольнении. --
Он смущенно потряс головой и сказал: -- А поскольку мы не на  службе, могу я
называть вас Рэйчел?
     -- Разумеется, -- улыбнувшись, ответила Рэйчел Хайнс.
     Ауэрбах снова покачал головой. Он мог бы поднять ее одной рукой, но она
каким-то непостижимым образом  выглядела как настоящий кавалерист. Рэйчел не
относилась  к  опасности  по  принципу  "да  пропади  все пропадом"  --  как
некоторые его люди, -- но, глядя на нее, он понимал, что она не испугается и
не потеряет  голову  в решительный  момент.  Впрочем,  сейчас  не  это  было
главным.
     -- Как,  черт  подери,  вы  сумели  уговорить  полковника Норденскольда
позволить вам надеть форму? -- задал он наболевший вопрос.
     --  Обещаете,  что  никому не  скажете? -- снова улыбнувшись,  спросила
Рэйчел. Когда Ауэрбах кивнул, она заговорила  тише: -- Он попытался засунуть
руку куда не  положено,  а я ему  сказала, что если он еще раз позволит себе
такую вольность, я лягну его прямо в яйца... если они у него, конечно, есть.
     Ауэрбах отдавал себе отчет, что стоит с открытым ртом, но ничего не мог
с собой поделать.  Он совсем иначе  представлял  себе,  как  Рэйчел  удалось
уговорить полковника согласиться на ее просьбу. Если ей хватило  ума изучить
ситуацию  и изменить свои планы после  того, как прямая атака на Ауэрбаха не
удалась, у нее больше мозгов, чем он думал.
     -- Снимаю перед вами шляпу,  -- сказал он и сдернул кепи.  -- Однако  я
полагаю, что этого было недостаточно.
     -- Я  показала ему, что умею держаться в седле, стрелять,  затыкаться и
выполнять  приказы,  --  ответила  она.  --  Ему  нужны  такие  люди,  а  их
катастрофически не  хватает, поэтому он  закрыл глаза  на то, что  я немного
перешила форму, чтобы она подошла мне по фигуре.
     Ауэрбах окинул ее оценивающим взглядом.
     -- Если мне будет позволено сказать -- надеюсь, вы не станете лягаться,
точно обезумевший конь? -- ваша форма сидит превосходно.
     -- Капитан, вы можете говорить  все,  что пожелаете, -- заявила Рэйчел.
-- Вы меня вытащили из  Лакина,  прямо из  под носа у мерзких ящеров. Я ваша
должница и не представляю, как смогу с вами расплатиться.
     Чуть  раньше,  когда  Рэйчел  предложила  себя  в качестве  награды  за
возможность войти  в отряд,  Ауэрбах  проигнорировал ее  предложение. Теперь
же... он  интересовал  ее как  мужчина, а не возможность достижения цели. Но
если  она  решила стать настоящим солдатом, ей не стоит ложиться в постель с
офицером. Если женщина намерена  сражаться, то чем меньше она будет нарушать
правил, тем лучше для всех.
     Вместо того чтобы сделать ей вполне определенное предложение, он сменил
тему:
     -- Как дела  у Пенни? Я не  видел ни вас, ни ее с  тех пор, как приехал
сюда.
     Рэйчел нахмурилась.
     --  Дела у  нее неважно, капитан. Она живет  в  доме здесь неподалеку и
почти никуда не выходит. А если и выходит, она похожа на привидение, а не на
живого человека. Вы меня понимаете? Словно она здесь и одновременно где-то в
другом месте.
     --  Да,  -- мрачно проговорил  Ауэрбах. -- Я надеялся,  что  она начала
понемногу приходить в себя.
     --  Я  тоже, --  сказала Рэйчел. -- Она была такая  веселая,  когда  мы
учились в школе.
     Рэйчел  неожиданно замолчала. От  школы Керни почти ничего не осталось.
Сначала  в ней  засели  ящеры,  потом их выгнали американцы,  но ящеры снова
вернулись и оттеснили американцев к границе Колорадо и Канзаса.
     Уже  в  который  раз  Ране  подумал,  что не знает,  какая  судьба ждет
ребятишек, чья школьная жизнь  оборвалась из-за вторжения инопланетян.  Даже
если человечество  одержит победу, наверстать  упущенное  будет непросто.  А
если  ящеры  выиграют войну,  скорее  всего  об образовании  вообще придется
забыть.
     Ему даже думать об этом не хотелось.  Ему вообще не  хотелось думать  о
войне.
     -- Может быть, мне следует ее навестить? -- сказал он, помолчав. -- Она
здесь по моей вине -- по правде говоря, и вы тоже.
     -- Ну, о какой вине можно говорить, капитан? -- возразила Рэйчел Хайнс.
-- Если бы мы не отправились с вами, мы бы так и сидели в Лакине и выполняли
приказы ящеров. Лично я считаю, что ничего не может быть хуже.
     -- Скажите это -- как его звали?