у  от вражеских  ракет? Печальный ответ напрашивался сам  собой: нехватка
ресурсов.  Если  это  так...  скоро  придут  времена,  когда  ему   придется
обходиться без самонаводящихся ракет. А что будет, когда закончатся запасные
детали для радаров?
     -- Тогда мы будем сражаться с  Большими Уродами на равных, -- сказал он
и содрогнулся от такой перспективы.
     * * *
     Лю Хань смотрела на  ряд иероглифов, выписанных  на листе бумаги. На ее
лице  застыла маска сосредоточенности; от старания  она даже высунула кончик
языка. Она сжимала карандаш так, словно это был кинжал, затем вспомнила, что
его следует держать иначе.
     Медленно, тщательно она копировала иероглифы  с одного  листочка бумаги
на другой. Она знала, что они означают:
     "Чешуйчатые дьяволы, верните ребенка, которого  вы украли у Лю  Хань  в
лагере возле Шанхая".
     Она очень хотела, чтобы маленькие дьяволы поняли, что она написала.
     Дописав предложение, Лю Хань взяла ножницы и отрезала полоску бумагу со
своим коротким посланием. Затем снова взялась за карандаш и еще раз написала
то  же самое.  У нее  накопилась целая  куча полосок бумаги с одним и тем же
предложением. А  на пальце появилась мозоль от карандаша. И хотя  в  прежней
жизни  ее руки  не знали  отдыха, в этом месте кожа  до  сих  пор оставалась
гладкой и нежной. Новая работа была совсем не тяжелой, но и  она оставила на
ее теле свой отпечаток.  Лю Хань  покачала  головой.  Все не так просто, как
кажется вначале.
     Она вернулась к  своему занятию.  Теперь она  знала, как звучит  каждый
иероглиф и что он означает. Она могла написать свое имя, и от этого внутри у
нее  все замирало от  восторга. Когда Лю Хань  выходила на улицы Пекина, она
иногда узнавала иероглифы, которые  снова и  снова выводила на бумаге, часто
ей даже удавалось  понять  смысл тех,  что стояли с ними рядом. Шаг за шагом
она училась читать.
     Кто-то постучал в дверь ее маленькой комнатки. Она бросила на стол свою
единственную смену одежды,  чтобы ее гость не догадался, чем она занималась,
и  подошла  к  двери. В меблированных комнатах  главным  образом  жили люди,
посвятившие  себя революции, но нельзя верить  всем подряд.  Даже  тем,  кто
поддерживает революцию,  лучше  не  знать о  ее письмах. Жизнь  в деревне  и
лагере научила Лю Хань хранить свои тайны.
     На  пороге  стоял  Нье Хо-Т'инг. Возможно, он и  не знал  всех секретов
жильцов дома, но тайны Лю Хань  были ему  открыты -- по крайней мере те, что
имели  отношение  к  борьбе с маленькими чешуйчатыми дьяволами. Она отошла в
сторону.
     --  Заходите, недосягаемый господин. --  Последние слова она произнесла
на языке чешуйчатых дьяволов.
     Она считала,  что  никогда не  вредно напомнить лидеру коммунистов, что
она может быть полезна революции еще и таким образом.
     Нье почти совсем не знал языка маленьких дьяволов, но узнал обращение и
улыбнулся.
     -- Спасибо, -- ответил он, входя в маленькую комнату.
     Его  собственная была ничуть  не  лучше. Всякий, кто подумает, будто он
стал  революционером  ради достижения личной  выгоды,  настоящий  глупец. Он
одобрительно кивнул, когда заметил, что ее одежда прикрывает листы бумаги.
     -- Ты правильно поступаешь, скрывая свою работу от посторонних глаз.
     -- Я не хочу, чтобы люди знали о том, что я делаю, -- ответила Лю Хань.
Закрыв дверь,  она негромко рассмеялась. --  Мне пришлось  бы оставить дверь
открытой, если бы на вашем месте оказался Хсиа Шу-Тао.
     -- В самом деле? И почему? -- резко спросил Нье Хо-Т'инг.
     -- Вы прекрасно  знаете, почему, --  ответила Лю Хань, paздраженная его
бестолковостью. "Мужчины!" -- подумала она Он хочет только одного -- увидеть
мое тело.
     Она намеренно смягчила свои слова, чтобы не оскорбить чувства Нье.
     -- Нет, Хсиа Шу-Тао -- убежденный революционер и многим рисковал, чтобы
освободить рабочих и крестьян от  угнетения правящих классов, а  потом  и от
чешуйчатых  дьяволов. -- Нье  Хо-Т'инг закашлялся. --  Возможно, он  слишком
любит женщин... Я говорил ему об этом.
     -- Правда? -- Лю  Хань была  довольна. Она не рассчитывала на поддержку
Нье.  -- Мужчины обычно  иначе  относятся к поведению своих товарищей, когда
они пытаются воспользоваться женщинами.
     -- Ну, да.
     Нье принялся расхаживать по комнате. Впрочем, места для  прогулок здесь
было не слишком много. Лю Хань убрала  одежду со стола. Нье не только знал о
том, чем она занимается, --  он сам  все придумал. Он взглянул  на листочки,
исписанные Лю Хань.
     -- У  тебя  стало  лучше получаться,  --  одобрительно  сказал  он.  --
Конечно, до  настоящего каллиграфа тебе еще далеко, но всякий, кто прочитает
твое послание, скажет, что ты пишешь уже не один год.
     -- Я очень старалась, -- сказала Лю Хань.
     -- Твой труд будет вознагражден, -- сказал Нье Хо-Т'инг.
     Лю  Хань  сомневалась, что Нье пришел к  ней  только  для  того,  чтобы
похвалить ее работу.  Обычно  он  сразу приступал  к  делу  -- любое  другое
поведение он назвал  бы буржуазным и  недостойным настоящего  революционера.
Что же тогда он от нее скрывает?
     Лю Хань вдруг рассмеялась. Нье даже вздрогнул от неожиданности.
     -- Что тут смешного? -- нервно спросил он.
     -- Вы, -- ответила Лю  Хань, на мгновение  увидев в нем  мужчину,  а не
офицера  Народно-освободительной  армии. --  Когда  я  пожаловалась на  Хсиа
Шу-Тао, вам стало неудобно, не так ли?
     -- О чем ты говоришь? -- рассердился он.
     Однако  он все  прекрасно понял.  И  Лю Хань окончательно  убедилась  в
собственной  правоте, когда  он вновь принялся  нетерпеливо  расхаживать  по
комнате, не глядя в ее сторону.
     Она  уже  была  готова промолчать.  Настоящая китайская  женщина тиха и
покорна, ей не следует  открыто говорить о желаниях, которые возникают между
мужчиной  и женщиной. Но  Лю  Хань пришлось  слишком  многое пережить, чтобы
беспокоиться о  правилах  приличия. И  в  любом  случае коммунисты постоянно
твердят о равноправии, в том числе и между полами.
     "Что ж, посмотрим, что они думают об этом на самом деле".
     -- Я говорю  о вас -- и обо  мне, -- ответила  она.  -- Разве вы пришли
сюда не для того, чтобы узнать, нельзя ли улечься на матрас вместе со мной?
     Нье Хо-Т'инг изумленно уставился на нее. Она вновь засмеялась. Несмотря
на все проповеди, несмотря на разговоры о коммунизме, он  оставался мужчиной
и китайцем. Лю Хань не ждала ничего другого -- и он ее не разочаровал.
     Но в отличие от  других китайцев он  понимал, что  его предрассудки  не
более чем предрассудки, а не законы природы. Она видела, что в душе его идет
напряженная борьба -- как он ее называет? -- диалектика! Да,  он употребляет
именно это  слово.  Тезисом являлась  прежняя,  традиционная, не поддающаяся
проверке вера, антитезой -- его коммунистическая идеология, а синтезом... Лю
Хань с интересом наблюдала за тем, каким получается синтез.
     -- А если и так? -- наконец спросил он, но теперь его голос звучал куда
менее сурово.
     "А если  и  так?" Теперь задумалась Лю Хань.  Она  не ложилась ни с кем
после Бобби Фьоре -- а Нье в  некотором смысле виноват в его  гибели. Однако
он не убивал Бобби,  он заставил его участвовать в опасном деле  как офицер,
который посылает солдата в бой. Весы застыли в равновесии.
     А как насчет остального?  Если она позволит уложить себя в  постель, то
может занять более  высокое  положение.  Но  если  потом они поссорятся, она
потеряет  все,  в  том  числе  и  то,  что  ей  удалось  получить  благодаря
собственному ум; Сейчас  ее уважают;  в конце концов, это  ведь ей пришла  в
голову замечательная  идея  насчет представлений  с  животными. И здесь тоже
весы замерли в равновесии.
     Иными  словами,  все  сводится  к главному  вопросу:  хочет  ли она Нье
Хо-Т'инга? Он достаточно красив; в нем есть сила и уверенность в себе. Каким
получается итог?
     "Недостаточно", -- с некоторым сожалением подумала она.
     -- Если сейчас я разрешу мужчине делить со мной матрас, -- сказала она,
--  то  только потому, что я его захочу, а не потому,  что у _него_ возникло
такое желание. Никогда больше я не лягу с мужчиной по _этой_ причине.
     Она  содрогнулась,  вспомнив  Юи Мина,  деревенского  аптекаря, который
владел ею после того, как маленькие чешуйчатые дьяволы поймали их обоих. Еще
хуже было с мужчинами, чьих  имен она так и  не узнала, в самолете маленьких
дьяволов,  который  никогда не садится  на землю.  Бобби  Фьоре  завоевал ее
сердце,  потому что был не таким жестоким, как  все остальные. Она не хотела
снова пасть так низко. Однако Лю  Хань не стала окончательно  отказывать Нье
Хо-Т'ингу. Она  с некоторым  беспокойством ждала,  правильно ли он понял  ее
слова. Ее гость криво улыбнулся.
     -- Тогда я больше не стану тебя тревожить, -- сказал он.
     -- Меня не тревожит, если мужчины проявляют ко мне интерес, -- ответила
Лю Хань, вспомнив, как переживала, когда ее муж -- еще до прихода  японцев и
до  появления  чешуйчатых дьяволов,  перевернувших  мир с  ног на голову, --
потерял к ней интерес, когда  она носила его  ребенка. Какое было грустное и
одинокое  время!  -- Меня тревожит,  если  мужчине наплевать, хочу я его или
нет.
     -- В  том, что ты  говоришь, много  разумного, --  сказал Нье. -- Но мы
можем продолжать  вносить посильный  вклад в  дело  революции  -- пусть и по
отдельности.
     В  этот  момент  Лю Хань  испытала к нему огромную признательность, еще
немного, и она  бы  согласилась  разделить  с ним  постель.  Она не знала ни
одного мужчины -- честно говоря, даже не представляла, что такие существуют,
-- способного шутить после того, как его отвергли.
     -- Мы останемся друзьями,  -- искренне предложила она. Она не добавила:
"Я  нуждаюсь  в твоей  дружбе".  Ему  этого  знать не следовало.  Вслух  она
сказала: -- Теперь очевидна разница между вами и Хсиа Шу-Тао.
     -- Мне о ней давно известно, -- ответил Нье. --  Да и  Хсиа тоже, но он
остается настоящим  революционером.  Постарайся не думать о нем  плохо.  Нет
людей, идеальных во всех отношениях.
     --  Вы совершенно  правы.  --  Лю  Хань  всплеснула руками.  --  У меня
появилась  новая  мысль.  Послушайте:  нужно  организовать  звериное  шоу  и
устроить  пару  представлений  для  чешуйчатых   дьяволов,   на  которых  не
произойдет  никаких  неприятностей -- после окончания  шоу все разойдутся по
домам.  Так  мы узнаем,  насколько тщательно чешуйчатые  дьяволы  обыскивают
клетки и оборудование; кроме того, у них  возникнет ощущение, что шоу вполне
безопасны, .и  они  не станут возражать против  проведения  их там, где  они
живут.
     --  У  меня  возникали  похожие  мысли,  --  задумчиво  проговорил  Нье
Хо-Т'инг,  --  однако  ты сформулировала все очень четко. Я должен  обсудить
твою идею  с Хсиа. Конечно,  ты можешь и  сама с  ним  поговорить. Возможно,
новая идея настолько его заинтересует,  что он отвлечется от желания увидеть
твое тело.
     Его улыбка показывала, что он опять шутит, но за ней скрывалось и нечто
другое.  Лю  Хань  кивнула;  он  прав, Хсиа  --  настоящий  революционер,  и
интересное предложение  о том, как нанести  удар  чешуйчатым дьяволам, может
отвлечь его от проблем плоти... на некоторое время.
     -- Если ему понравится  моя идея, его желание  обладать мною вспыхнет с
новой силой, -- со смехом заявила Лю Хань.
     Через несколько мгновений Нье Хо-Т'инг рассмеялся в ответ. Вскоре после
этого он поспешил уйти. Лю Хань так и не поняла, обиделся он на нее или нет.
Возможно, с ним произошло то, что, по ее словам, должно случиться  с Хсиа --
он увидел  женщину,  способную  наравне  со  всеми  сражаться  с чешуйчатыми
дьяволами.
     И когда  ей пришла в  голову  эта мысль, она ее уже  не отпускала.  Нье
Хо-Т'инг рассуждал  точно так же.  Лю Хань вновь взялась  за перо,  заполняя
требованиями о возвращении своего  ребенка один  листок за другим. И все это
время  размышляла  о  том,  как  ей  следует относиться  к  ухаживаниям  Нье
Хо-Т'инга.
     Но, даже отложив в сторону перо и ножницы, Лю Хань так и не пришла ни к
какому определенному выводу.
     * * *
     Из-за стеклянной перегородки  инженер показал  Мойше  Русецкому:  "Вы в
эфире!". Русецки посмотрел на сценарные записи и принялся читать:
     -- Добрый день,  леди и джентльмены, с  вами Мойше Русецки из  Лондона,
столицы  Британской Империи, не  покоренной  ящерами.  Некоторые  из вас  не
знают, как я  рад, что могу произнести эти слова. Кое-кто уже имел несчастье
стать жертвой тирании ящеров, они понимают, о чем я говорю.
     Он  посмотрел на  Натана  Якоби,  который  одобрительно  кивнул.  Мойше
радовался, что может вновь  работать с Якоби; казалось, будто он  вернулся в
прежние лучшие времена, еще до  вторжения ящеров. Он сделал глубокий  вдох и
продолжил:
     -- Ящеры собирались покорить Великобританию.  Они потерпели решительное
поражение.  На земле Британии не осталось  ни одного вооруженного ящера; они
либо бежали, либо убиты,  либо  взяты в плен. Последняя  посадочная полоса в
Тангмере, на юге Британии, захвачена нашими войсками.
     Мойше не видел этого собственными глазами.  Когда стало ясно, что ящеры
покидают  свою последнюю базу  в Британии, его отозвали  в Лондон, чтобы  он
вернулся к работе на радиостанции. Теперь он читал тексты на идиш для евреев
Восточной  Европы.  Тем  не  менее  его  манера  ведения  передач  почти  не
отличалась  от   манеры   других   дикторов   Би-би-си,   которые   говорили
по-английски. И это радовало Русецкого -- он осваивал стиль Би-би-си.
     --   Нам  удалось   доказать   то,   что   в   течение  прошлого   года
продемонстрировали  другие страны: ящеров можно победить. Их можно разбить и
заставить отступить. Более того, если в начале войны их оружие приводило нас
в замешательство, то  сейчас  мы  придумали  новые  способы  борьбы,  против
которых  ящеры пока не сумели  найти контрмер.  Все это  сулит нам  конечную
победу.
     Что  это  сулит человеку и его душе -- совсем другой вопрос, и ответ на
него  Русецки  дать затруднился  бы. Теперь все использовали  против  ящеров
химическое оружие,  всячески  его  прославляя  --  еще бы,  оно  в  огромных
количествах  убивало захватчиков.  Но если завтра они исчезнут с лица земли,
сколько пройдет  времени,  прежде чем люди вспомнят о своих  прежних обидах?
Вдруг страны прибегнут к помощи отравляющих газов в войне друг против друга?
И  не  станут  ли немцы  вновь  травить евреев?  Впрочем, где гарантии,  что
нацисты и  сейчас не  убивают  евреев, проверяя на  них  действие  газа?  Из
Германии шла только та информация, которая устраивала Гитлера и Геббельса.
     Но, размышляя о том,  что  будут делать  люди после победы над ящерами,
Мойше  понял, что  сначала  необходимо разбить  главного врага. И  продолжал
читать:
     --  Где  бы  вы сейчас  ни находились,  слушая  мой  голос,  вы  можете
присоединиться   к   борьбе   против   инопланетных   захватчиков.  Вам  нет
необходимости брать  в руки винтовку.  Каждый в состоянии  внести  посильный
вклад -- саботаж на фабриках, где вы  работаете, или задержка  поставок, или
даже   дезинформация.   С   вашей   помощью   мы  сделаем   Землю  настолько
отвратительной для  них,  что  они  будут вынуждены собрать  свои вещички  и
убраться домой.
     Он прочитал последнюю строку как раз в тот момент, когда инженер провел
пальцем  по  горлу,  чтобы  показать:  время  вышло.  За  звуконепроницаемой
перегородкой инженер захлопал в  ладоши, а  потом  показал  на Натана Якоби,
который тут же начал читать английский вариант обращения.
     Якоби  был  настоящим  профессионалом; инженер  не  сомневался,  что он
закончит  вовремя.  Мойше  вдруг с удивлением обнаружил, что  понимает почти
все, что  говорит его коллега. В  самом начале  своей работы на Би-би-си  он
испытывал огромные трудности. Теперь незнакомые слова попадались редко, да и
сам он  в случае необходимости мог  объясниться вполне сносно. Лондон иногда
казался ему более родным, чем польские районы Варшавы.
     --  Ну,  вот и все,  -- сказал Якоби,  закончив выступление, и похлопал
Мойше  по спине. -- Рад  снова  с тобой работать. Бывали моменты,  когда мне
казалось, что этого больше не будет никогда.
     --  Что  верно,  то  верно,  --  согласился Мойше.  -- Мне  приходилось
напоминать себе, что идет война. В последнее время многое повидал.
     -- О  да.  --  Якоби  встал  и потянулся. -- Настоящая  война --  очень
серьезное дело,  но мы с тобой сумеем причинить  ящерам гораздо больше вреда
отсюда. Во всяком случае, я постоянно повторяю себе этот довод.
     --  И  я  тоже, -- вставая, заметил  Мойше.  --  После нас  опять будет
выступать Эрик Блэр?
     -- Наверное, -- сказал Якоби. -- Тебе он нравится, не так ли?
     -- Он -- честный человек, -- просто ответил Мойше.
     Так  и  оказалось  --  Блэр  уже  стоял у  входа  в  студию,  оживленно
разговаривая с красивой темнокожей женщиной  в фиолетовом платье из  хлопка.
Наверное, она из Индии, решил Мойше. Свои познания о людях и странах Востока
он приобрел за последние месяцы пребывания в Англии. Блэр  прервал разговор,
чтобы кивнуть двум еврейским дикторам.
     -- Надеюсь, вы сегодня содрали шкуру с ящеров? -- приветствовал их он.
     -- Постарались, -- серьезно ответил Якоби.
     -- Мы с  принцессой  приложим все силы,  чтобы  продолжить начатое вами
дело,  -- заверил их  Блэр, поклонившись  женщине из  Индии. Блэр тяжело,  с
присвистом  дышал, и это вызвало у Мойше беспокойство. -- Удивительный у нас
получается союз: принцесса и социалист объединились против общего врага.
     -- Вы желаете статуса доминиона для Индии не меньше, чем я, -- ответила
женщина.
     У принцессы был своеобразный акцент, и Мойше  с трудом понимал ее речь.
Он решил, что ему нужно обязательно рассказать Ривке и Рейвену о том, что он
встретился с принцессой: едва  ли такое событие могло произойти в Варшаве --
да и в Лондоне тоже.
     -- Индия сейчас больше чем  доминион -- фактически, если не юридически,
--  заявил Эрик Блэр. -- Лишь редким и удачливым кораблям удается доплыть от
Лондона до  Бомбея,  не  говоря  уже о  том,  чтобы  благополучно  вернуться
обратно.
     -- А как дела в Индии? -- спросил Мойше.
     С тех пор как он  попал в Англию,  Земля перестала быть огромной. И ему
хотелось  побольше узнать о  других местах, которые  раньше оставались в его
сознании лишь названиями на карте.
     --  Полагаю, вас не слишком удивит, когда вы узнаете, что  мистер Ганди
оказался столь же неудобен для ящеров, как и для британских властей.
     --  Инопланетяне не знают, что делать с массами людей, которые не воюют
против них,  но отказываются работать на захватчиков, --  сказала принцесса.
-- Бойня лишь вселила решимость в последователей Махатмы продолжать кампанию
ненасильственного сопротивления угнетению и несправедливому правлению.
     -- До вторжения ящеров ваше последнее замечание обязательно бы вырезали
ножницы цензора, -- заметил Блэр и посмотрел  на часы. -- Нам пора, иначе мы
опоздаем в эфир.  Был рад вас повидать,  Русецки, Якоби. -- Они с принцессой
быстро вошли в студию и закрыли за собой дверь.
     Бледное  ноябрьское  солнце  торопливо  бежало  по  небу  к югу, охотно
скрываясь  за многочисленными тучами.  Спустился туман. Однако Мойше  вполне
устраивала такая погода. В Варшаве снег начинал идти на месяц раньше.
     Он попрощался  с  Натаном Якоби и торопливо зашагал в  свою  квартиру в
Сохо.  После того как  ящеры вторглись в Англию, ему  пришлось расстаться  с
семьей, и теперь он с особенной радостью возвращался домой. Но прежде чем он
успел рассказать о встрече с принцессой, жена сообщила:
     -- Мойше, к  тебе кто-то приходил  сегодня -- в военной форме. -- Ривка
была встревожена.
     Мойше  ее не винил. Подобные новости могли напугать любого.  По спине у
него  пробежал  холодок страха,  и  ему  пришлось  напомнит