елать вилку его ферзю и ладье.
   Блаженная улыбка появилась на лице Ассишкина.
   - О, мой мальчик, ты кое-чему научился, - заметил  он.  -  Теперь  ты
гораздо лучше защищаешься, чем раньше. Очень скоро ты сможешь эффективно
атаковать, и тогда станешь игроком, с которым многим придется считаться.
   - Из ваших уст, доктор, это серьезный комплимент.
   Анелевич мечтал  стать  игроком,  с  которым  считаются,  а  еще  ему
хотелось провести удачную атаку против ящеров. Он  не  может  возглавить
еврейское сопротивление в занятой неприятелем Варшаве, если будет сидеть
и ждать; интуиция подсказывала, что следует самому проявить  инициативу.
Однако против Ассишкина это у него не получалось. Пока.
   Анелевич очень старался; казалось, в миттельшпиле по  доске  прошелся
плотный пулеметный огонь - так быстро исчезали фигуры. Но когда  размены
закончились, он обнаружил, что остался со слоном и пешкой в  проигрышной
позиции. Он положил своего короля.
   - С каждым  разом  мне  приходится  работать  все  больше,  -  сказал
Ассишкин. - У меня есть немного  сливовой  наливки,  которую  мне  вчера
подарил фермер за то, что я зашил его разрезанную руку. Выпьешь со  мной
стаканчик?
   - Да, спасибо, но только после этого не предлагайте сыграть еще  одну
партию, - ответил Мордехай. - Если я не могу обыграть вас трезвым, то уж
после стаканчика сливовой у меня нет ни единого шанса.
   Ассишкин с улыбкой разлил наливку в стаканы.
   - Да, шахматы и спиртное плохо сочетаются. - Наливка была  в  бутылке
из-под водки. Люди и сейчас пили водку, только теперь  делали  ее  дома.
Сливовую наливку, фермер, конечно же, приготовил  сам.  Ассишкин  поднял
стакан.
   - L’chaym.
   - L’chaym. - Анелевич выпил. Крепкий  напиток  обжег  горло,  на  лбу
выступил пот. - Ничего себе! Еще немного крепости,  и  проблема  бензина
для вашего автомобиля решена.
   - Окажись он на ходу, вы  с  Зофьей  явно  были  бы  разочарованы,  -
заметил Ассишкин.
   Мордехай снова покраснел. В  слабом  свете  свечи  доктор  ничего  не
заметил, или только сделал вид.
   - Я знаю, - продолжал Ассишкин, - что говорить молодому  человеку  об
осторожности, как правило, пустая трата времени, но  я  попытаюсь.  Если
она забеременеет, ее отец будет  недоволен,  а  значит,  и  все  местные
поляки. Сейчас у нас довольно приличные отношения. Мне бы  не  хотелось,
чтобы они испортились.
   - Мне тоже, - кивнул Мордехай.
   Не следовало забывать, что в Лешно жило значительно  больше  поляков,
чем евреев; меньшинству ссоры совсем ни к чему. Кроме  того,  беспорядки
среди местного населения могли привлечь к городу внимание ящеров. Они  и
так проявляли  его  слишком  активно,  поскольку  часто  собирали  здесь
провизию для своей армии. Анелевич предпочитал оставаться в тени.
   - Ты производишь впечатление  разумного  человека  -  особенно,  если
вспомнить о твоей молодости, - Ассишкин неторопливо  потягивал  наливку.
Он не кашлял и не краснел, словно пил обычную воду. Анелевич решил,  что
у его собеседника луженая глотка. Доктор, между тем, продолжал:
   - Кроме  того,  тебе  следует  помнить  -  если  Зофья  действительно
забеременеет, ребенок будет воспитан как католик. И она  может  настоять
на свадьбе. Я сомневаюсь, - тут Ассишкин откашлялся, но вовсе  не  из-за
крепости сливовой наливки, а чтобы показать, что он практически уверен в
своих словах, - что  она  обратится  в  нашу  веру.  А  ты  готов  стать
католиком?
   - Нет, - Мордехай отвечал без малейших колебаний.
   Перед немецкой оккупацией он не слишком серьезно относился к религии.
Однако нацистов это не интересовало. Они старались  избавиться  от  всех
евреев. Мордехай все больше и больше склонялся к мысли, что если  уж  он
еврей по крови, то ему следует быть евреем во всем. И  он  не  собирался
переходить в христианство.
   - Иногда браки между людьми с разными  вероисповеданиями  оказываются
счастливыми, но чаще всего  превращаются  в  поле  сражения,  -  заметил
Ассишкин.
   Мордехай не хотел жениться на Зофье Клопотовской. Даже  если  бы  она
была еврейкой. Однако ему нравилось заниматься с ней любовью - хотя и не
так часто, как того желала она. И если они будут  продолжать  в  том  же
духе, рано или  поздно  она  забеременеет,  что  приведет  к  неприятным
последствиям, которые обрисовал доктор. Анелевич допил остатки наливки и
хрипло проговорил:
   - Жизнь никогда не бывает простой.
   - Тут я не стану с тобой спорить. Смерть гораздо проще; за  последние
несколько лет я видел столько смертей, что этот процесс потерял для меня
всякую таинственность. - Ассишкин  так  тяжело  вздохнул,  что  едва  не
погасла свеча на столе. Потом налил себе еще одну щедрую порцию наливки.
- И если я начинаю рассуждать, как философ, а не как уставший  от  жизни
врач, мне следует либо оставаться трезвым, либо напиться до чертиков.  -
Он снова приложился к стакану. - Ты понял, что я выбрал?
   - О, да, - не удержался от иронии Мордехай.
   "Интересно", - подумал он, - "сколько  лет  назад  Джуда  Ассишкин  в
последний раз по-настоящему напился. Наверное, я тогда еще не родился".
   Издалека  донесся  приглушенный  шум  двигателей  летящего  самолета,
который  очень  скоро  превратился  в  настоящий  рев.  почти  сразу  же
послышался залп ракетной батареи  ящеров,  расположенной  за  свекольным
полем.
   Ассишкин погрустнел.
   - И снова нас посетит смерть, - сказал он. - Сегодня  она  ждет  тех,
кто поднялся в воздух.
   - Да.
   Сколько немецких или русских самолетов, сколько  молодых  немцев  или
русских сейчас падают с неба  на  землю.  Наверное,  почти  столько  же,
сколько ящеры выпустили  ракет  -  их  выстрелы  отличались  невероятной
точностью. Даже  если  ты  нацист,  требуется  немалое  мужество,  чтобы
поднять свой самолет в воздух.
   Где-то совсем  рядом  раздался  мощный  взрыв  -  один  из  самолетов
вернулся на землю. Доктор Ассишкин залпом допил второй стакан наливки  и
сразу же налил себе третий. Анелевич поднял бровь; возможно, доктор и  в
самом деле решил напиться.
   - Жаль, что ящеры убивают безнаказанно, - заметил Ассишкин.
   - Ну, не совсем так. Мы… - Анелевич замолчал на полуслове.
   Стакан наливки вынудил его сказать лишнее. Он не знал,  что  известно
Ассишкину  относительно  его  роли  лидера   еврейского   сопротивления.
Мордехай предпочитал не задавать доктору этого  вопроса,  опасаясь,  тем
самым, выдать секретную информацию. Однако Ассишкин  наверняка  понимал,
что Анелевич участник сопротивления, поскольку он не первый нашел  здесь
убежище.
   Ассишкин  заговорил  задумчиво  и  неторопливо,  словно  рассуждал  о
неясном, вызывающем споре отрывке из библейского текста:
   - Интересно, можно ли что-нибудь сделать  с  ракетами,  не  подвергая
опасности горожан?
   - Что-то наверняка можно сделать, - ответил Анелевич. Основываясь  на
своем профессиональном опыте, он изучил позиции ракетной батареи,  когда
ящеры вели подготовительные работы. - Л вот  что  произойдет  с  городом
потом - уже другой вопрос.
   - Ящеры не нацисты,  они  заложников  брать  не  будут,  -  задумчиво
произнес Ассишкин.
   - У меня такое ощущение, что они знают о войне  из  книг,  -  ответил
Мордехай. - Однако очень многие неприятные вещи, несмотря на их  высокую
эффективность, редко попадают в книги.  -  Он  пристально  посмотрел  на
Ассишкина. - Вы  полагаете,  что  я  должен  предпринять  какие-то  шаги
относительно ракетной батареи?
   Доктор  заколебался.  Он  понимал,  что  вступает  на  опасный  путь.
Наконец, он сказал:
   - Я подумал, что ты имеешь опыт в  проведении  подобных  операций.  Я
ошибся?
   - И да, и нет, - ответил Анелевич.  Иногда  необходимо  рисковать.  -
Играть в игры с ящерами здесь совсем не то же самое, что в Варшаве.  Там
гораздо больше домов, где можно скрыться - да  и  людей,  среди  которых
легко затеряться. К  тому  же,  ракетные  установки  стоят  на  открытой
местности - подобраться к ним незаметно очень трудно.
   - Я уже не говорю о колючей проволоке, которой  ящеры  окружили  свои
позиции, - пробормотал Ассишкин.
   - Совершенно верно.
   Анелевич подумывал, не попытаться ли  ночью  подстрелить  из  маузера
нескольких ящеров. Однако у ящеров имелись  приспособления,  позволявшие
им видеть в темноте. Но и без них выстрелы одинокого  снайпера  вряд  ли
повлияют  на  эффективность  огня  ракетных  установок:  ящеры  попросту
заменят раненых или убитых солдат.
   Потом Анелевич неожиданно рассмеялся.
   - Что тебя так развеселило? - спросил Джуда Ассишкин. - Почему-то мне
кажется, что вовсе не колючая проволока.
   - Да, вы правы, - кивнул Анелевич. - Однако мне кажется, я знаю,  как
ее преодолеть.
   Он поделился с доктором своими идеями.
   Когда Анелевич закончил, глаза доктора засверкали.
   - Думаешь, сработает? - резко спросил он.
   - У них были серьезные проблемы в Варшаве, - сказал Мордехай. - Уж не
знаю, как у нас получится здесь, но мы должны сделать хоть что-то.
   - Ты решил не высовываться, не так ли? - спросил Ассишкин, и  тут  же
ответил на свой вопрос:
   - Да, конечно. Но даже если и нет, мне следовало обратиться к Тадеушу
Собецкому. Он знает меня всю жизнь; моя Сара помогла  ему  появиться  на
свет. Поговорю с ним завтра утром. Посмотрим, удастся ли нам проявить по
отношению к ящерам ту щедрость, о которой ты говорил.
   Анелевичу пришлось согласиться. Он жил в доме доктора Ассишкина. Сара
не разрешала ему помогать готовить или убирать, поэтому он читал книги и
изучал  шахматную  доску.  Каждый  день  по  улице  с   шумом   проезжал
запряженный лошадью фургон, в котором  лавочник  Собецкий  отправлял  на
батарею ящеров продовольствие.
   В течение нескольких дней ничего не происходило. Затем, в один  яркий
солнечный день, когда ни Люфтваффе, ни русские не  осмеливались  поднять
свои самолеты в воздух, батарея выпустила в небо  все  ракеты,  одну  за
другой - вжик! Вжик! Вжик!
   С полей начали сбегаться крестьяне. Мордехаю  захотелось  плясать  от
переполнявшего  его  ликования,  когда   до   него   донеслись   обрывки
разговоров:
   - Они словно с ума посходили!
   - Сначала выпустили все ракеты, а потом начали стрелять друг в друга.
   - Никогда в жизни  не  видывал  такого  фейерверка!  Доктор  Ассишкин
вернулся в дом через несколько минут.
   - Похоже, ты оказался прав, - сказал он Анелевичу. -  Именно  сегодня
Тадеуш щедро добавил имбиря во все продукты. Кажется, у ящеров  на  него
очень сильная реакция.
   - Для них имбирь больше, чем для нас алкоголь; по действию напоминает
наркотик, - ответил Мордехай. - Они  начинают  дергаться,  нервничать  и
готовы стрелять по любому поводу. Наверное, кому-то показалось, будто он
слышит шум моторов, или они  увидели  нечто  подозрительное  на  экранах
своих приборов - просто так никто стрелять не стал бы.
   - Интересно, что они будут делать теперь, - сказал Ассишкин. - Не те,
кто бесчинствовал сегодня, а их начальство, которое приказало  поставить
здесь батарею.
   Ответа долго ждать не пришлось. Очевидно, один или  несколько  ящеров
остались в живых и связались по радио с Люблином,  поскольку  уже  через
час несколько грузовиков с ящерами катило по улицам Лешно.  Когда  ящеры
на следующий день  уехали,  они  забрали  с  собой  ракетные  установки.
Теперь, если установки и стреляли невпопад, то в другом месте.
   Когда ящеров поблизости не осталось, у Анелевича  больше  не  имелось
поводов все время сидеть дома. Зофья Клопотовская часто подстерегала его
и тащила в кусты, или еще  куда-нибудь.  После  долгого  воздержания  он
первое время с удовольствием следовал за  ней,  но  постепенно  его  пыл
начал угасать.
   Мойше Анелевич никогда не поверил  бы,  что  почувствует  облегчение,
когда ящеры установили ракетную батарею по соседству с Лешно,  а  теперь
он с еще большим удивлением обнаружил, что был бы не прочь, если бы  они
вернулись.

***

   Растрепанный солдат что-то отчаянно кричал  по-русски.  Когда  Джордж
Бэгнолл понимал его недостаточно  быстро,  русский  наводил  автомат  на
летчика, лишившегося своего самолета.
   Бэгнолл был сыт по горло  криками  на  русском  языке.  Впрочем,  ему
успела осточертеть и немецкая речь - и хотя между двумя языками  имелось
очень мало общего, во время боя  они  становились  похожими.  Он  встал,
презрительно отодвинул в сторону дуло автомата и проворчал:
   - Почему бы  тебе  не  засунуть  эту  штуку  себе  в  задницу  -  или
предпочитаешь, чтобы я тебе помог?
   Он говорил по-английски, но  его  тон  -  и  манера  поведения  -  не
оставляли никаких сомнений Русский перестал  обращаться  с  ним,  как  с
низшим существом, и наконец увидел в нем офицера.
   Бэгнолл повернулся к Джерому Джонсу.
   - Что хочет этот проклятый болван? Сейчас я говорю  по-русски  лучше,
чем когда мы сюда попали - не слишком хорошо, поскольку раньше  не  знал
ни слова - но я совсем перестаю его понимать, когда он чешет так быстро.
   - Попытаюсь выяснить, господин, - ответил Джонс.
   Оператор радиолокационной установки немного говорил по-русски,  когда
они приземлились в Пскове. Теперь же, спустя несколько месяцев - и,  вне
всякого сомнения, большой практики с прекрасной Татьяной  -  с  завистью
подумал Бэгнолл - Джонс объяснялся почти свободно.
   Он что-то сказал русскому солдату, который в  ответ  опять  закричал,
показывая на висевшую на стене карту.
   - Как обычно? - спросил Бэгнолл.
   - Как обычно, - устало кивнул Джонс, - хочет знать,  следует  ли  его
отряду подчиниться приказу генерала Чилла и отступить  от  второй  линии
обороны к третьей. - Он снова перешел на  русский,  успокоил  солдата  и
отослал его обратно. - Они подчинятся, хотя генерал и нацист.  Вероятно,
они бы выполнили его приказ два часа назад, если бы Иван  не  отправился
нас разыскивать. Будем надеяться, что Бог не накажет их за упрямство,  и
они не понесут слишком больших потерь.
   Бэгнолл вздохнул.
   - Предлагая свой план, я рассчитывал, что нам придется участвовать  в
серьезных операциях. - Он скорчил гримасу.  -  Я  был  слишком  молод  и
наивен - признаю.
   - Черт возьми, наконец-то, понял, - заявил Кен Эмбри,  наливавший  из
помятого самовара травяной чай. - Должно быть, ты посчитал  себя  царем,
который пришел с правом сеньора.
   - Ну, это про  нашего  Джонса,  -  парировал  Бэгнолл,  отчего  Джонс
закашлялся. - Я помню, что тогда думал о двух проблемах.  Во-первых,  не
позволить нацистам и большевикам вцепиться друг другу  в  глотку,  иначе
ящеры получили бы полную свободу действий.
   - Ну, на данном этапе, мы своего добились, - заметил Эмбри. - Если бы
ящеры направили сюда побольше танков, нам бы не поздоровилось. К счастью
для нас они решили, что техника им нужна в других местах. Уверяю вас,  я
на них не в претензии.
   - И я тоже, - кивнул Бэгнолл. - У нас и так достаточно проблем.
   - Я получил информацию по радио, что в пригородах Калуги идут бои,  -
сказал Джером Джонс. - Это к юго-востоку от Москвы  -  между  ящерами  и
Красной площадью больше ничего не осталось. Звучит совсем безрадостно.
   - Да, тут не поспоришь, - согласился Эмбри.  -  Остается  радоваться,
что большая часть наших  союзников  здесь  -  партизаны,  а  не  солдаты
регулярной армии, призванные один  только  Бог  знает  откуда.  Если  ты
сражаешься за свой собственный дом, то не станешь сдаваться, как  только
падет Москва.
   - Я как-то об этом не  подумал,  но,  пожалуй,  ты  прав,  -  ответил
Бэгнолл, - даже если твои идеи звучат  и  не  вполне  в  соответствии  с
теорией социализма.
   - Ты имеешь в виду, что с большим удовольствием станешь сражаться  за
свою собственность? Ну, я не стыжусь того, что являюсь, как  и  все  мои
предки, приверженцем консервативной партии, -  заявил  Эмбри.  -  Ладно,
Джордж, ты не хочешь, чтобы русские и фрицы сцепились между собой. Но ты
сказал, что видишь две проблемы. Насчет первой все ясно. Какая вторая?
   - После рейда на аванпост ящеров я не испытываю ни малейшего  желания
принимать участие в наземных сражениях, - ответил Бэгнолл. - А вы?
   - Ну, должен признать, что если бы меня поставили перед выбором между
очередной стычкой и койкой с официанткой из Дувра, которую мы все знаем,
я бы предпочел Сильвию, -  рассудительно  произнес  Эмбри.  -  Однако  я
считаю, что мы делаем  здесь  полезную  работу.  Я  чувствовал  бы  себя
гораздо хуже из-за того, что не закинул за плечо верную  винтовку  и  не
отправился умирать за Святую Мать Россию.
   - Конечно, -  согласился  Бэгнолл.  -  Не  давать  немцам  и  русским
вцепиться друг другу в глотку - далеко не  худший  вклад  в  общее  дело
здесь, в Пскове.
   Послышался рев низколетящих самолетов ящеров. Зенитки -  в  основном,
немецкие - открыли по ним огонь. Вокруг раздавался такой грохот, что  он
пробивался сквозь толстые каменные стены. Ни одна из зениток  не  стояла
поблизости от старой псковской  крепости.  Впрочем,  зенитный  огонь  не
мешал ящерам  наносить  прицельные  удары  по  любому  объекту,  который
противовоздушная артиллерия пыталась защитить. Бэгнолл в  очередной  раз
обрадовался тому, что они стараются  не  привлекать  внимание  ящеров  к
крепости: быть похороненным под тоннами  камня  -  не  слишком  приятный
способ покинуть сей бренный мир.
   Генерал-лейтенант  Курт  Чилл  в  сопровождении  генерала  Александра
Германа,  одного   из   старших   военачальников   партизанской   Лесной
Республики,  важно  прошествовал  в  комнату.   Оба   выглядели   ужасно
рассерженными. У них имелось еще больше оснований ненавидеть друг друга,
чем у любого из обитателей Пскова: здесь речь шла  не  о  противостоянии
Вермахта и Красной армии, а нациста и еврея.
   - Ну, джентльмены, в чем теперь причина ваших разногласий? -  спросил
Бэгнолл, словно стороны не могли договориться о  том,  какие  футбольные
команды будут участвовать в финале.
   Иногда  такой  отстраненный  тон   помогал   успокоить   рассерженных
командиров,  пришедших  к  нему  для  принятия  окончательного  решения.
Впрочем, бывали случаи, когда возникала необходимость  в  более  жестких
мерах.
   - Гитлеровский маньяк не желает оказывать мне необходимую  поддержку!
- вскричал Александр Герман. - Если он не  пошлет  с  нами  часть  своих
людей, левый фланг не выдержит давления. Но разве это его тревожит? Ни в
малейшей степени. До тех пор, пока его бесценные войска не страдают, ему
наплевать на наш фронт.
   Бэгноллу с трудом удавалось следить за быстрой речью Германа, который
говорил на идише. Однако идиш очень похож на немецкий, и Чилл без  труда
его понимал.
   - Он глуп, - резко ответил Чилл. - Хочет, чтобы  я  перебросил  часть
122-ого противотанкового батальона в район, где его  людям  не  угрожают
танки ящеров. Если я начну разбазаривать свои силы, у меня не  останется
стратегических резервов.
   - У вас есть проклятые 88-е, - возразил Александр Герман. - Их  можно
использовать не только против танков, а мы несем  большие  потери  из-за
того, что у нас нет артиллерии. Нам нечем ответить ящерам.
   - Давайте посмотрим на карту, - предложил Бэгнолл.
   - Нам пришлось отступить здесь и здесь, - показал на карте  Александр
Герман. - Если ящеры смогут форсировать  речку,  наше  положение  станет
крайне тяжелым, поскольку неприятель получит шанс прорваться  в  центре.
Пока  мы  удерживаем  наши  позиции,  однако,  один  только  Бог  знает,
насколько нас хватит, если нам не поможет герр генерал Чилл.
   Чилл тоже показал на карту.
   - В этом районе у вас  есть  русские  части  -  вы  можете  подтянуть
подкрепления.
   - Видит Бог, у меня есть люди, - ответил Александр Герман  и  тут  же
закашлялся,  сообразив,  что  дважды  упомянул  божественное  начало,  в
которое не должен верить. Он вытер рот рукавом и продолжал:
   - Сами по себе люди не в силах решить наши проблемы.  Мне  необходимо
разрушить взаимодействие сконцентрировавшихся поблизости войск ящеров.
   - Бесполезный расход наших