онце концов, мы все-таки выживем", -  подумал  Бэгнолл.  Когда
"ланк" покидал взлетную полосу, бортинженер сильно в этом сомневался.
   Тэд Лэйн прислушивался к уцелевшим "москитам", которые атаковали  самолет
ящеров.
   - Наши завалили еще одного ящера! - воскликнул па-диет.
   На этот раз никто из экипажа не закричал от радости. Все понимали,  какую
цену приходится платить пилотам  истребителей  за  каждый  сбитый  вражеский
самолет.
   Спустя некоторое время радист сообщил Эмбри:
   -  Нам  приказывают  сворачивать  действия  и   возвращаться   на   базу.
Вице-маршал авиации считает,  что,  поскольку  нам  повезло  дважды,  нельзя
искушать судьбу и рассчитывать, что она улыбнется нам и в третий раз.
   - Старый придурок этот вице-маршал, - буркнул пилот. И поспешил добавить:
   - Разумеется, нет необходимости передавать ему мое мнение. Мы конечно  же
подчинимся его распоряжениям, как послушные детишки. Штурман, не  будете  ли
вы любезны предположить, какой нам выбрать курс?
   - Именно предположить, верно сказано,  -  отозвался  Элф  Уайт  из  своей
занавешенной кабинки, находящейся позади кресел пилота  и  борт-инженера.  -
После твоих выкрутасов с самолетом стрелка компаса  продолжает  выплясывать,
как под хороший джаз. Если мы  действительно  там,  где  мне  кажется,  курс
ноль-семь-восемь минут через десять-двадцать приведет нас в район Дувра.
   - Ноль-семь-восемь, понял, - сказал Эмбри. - Выхожу на этот курс.
   Он  развернул  бомбардировщик  в  небе  так  лихо,  словно  самолет   был
продолжением его самого.
   Джордж Бэгнолл следил за аккуратными рядами приборов с  таким  вниманием,
будто они показывали частоту ударов его сердца и состояние дыхания.  Это  не
было преувеличением:  если  бы  двигатели  "ланкастера"  или  гидравлическая
система отказали, биться его собственному сердцу оставалось бы недолго.
   - Я нахожусь на связи с базой, - доложил радист. - Они сообщают,  что  за
сегодняшний вечер нападений ящеров не было.
   - Приятно слышать, - сказал Эмбри.
   Бэгнолл кивнул. Приземление будет не из  плавных  -  как  всегда.  Наспех
починенные повреждения самого самолета, наспех починенная полоса. В этот раз
их самолет не  пострадал,  как  бывало  после  возвращения  из  полетов  над
Германией или Францией. В  бомбовом  отсеке  нет  бомб,  которые  не  сумели
сбросить. Но в баках горючего больше,  чем  обычно  оставалось  на  обратный
путь. А горючее, на котором летал их самолет, в случае неполадок превосходно
умеет взрываться.
   - Черт побери! - воскликнул  пилот.  -  Смотри!  Эмбри  ткнул  пальцем  в
темноту, лежащую под ними. Глаза Бэгнолла  последовали  за  пальцем  пилота.
Теперь и он заметил красные мигающие огоньки. В ответ он  мигнул  огнями  на
крыльях бомбардировщика, подтверждая, что заметил сигнал.
   Внизу зажглись новые цепи  огней:  белые  вдоль  одного  края  посадочной
полосы и зеленые вдоль другого. Эмбри заметил:
   - Выглядит как какая-нибудь паршивая полоса для  транспортных  самолетов.
Я-то думал, мы садимся на свою полосу.
   - Могло быть и хуже, - заметил Бэгнолл.  -  По  крайней  мере  полоса  не
обрывается в море.
   - Да, успокаивающая мысль.
   Эмбри направил "ланкастер" между двух рядов огней  и  пошел  на  посадку.
Спешное приземление было далеко не мягким, но и отнюдь  не  аварийным,  если
сравнить с их посадкой во  Франции.  Вместе  с  остальными  членами  экипажа
Бэгнолл быстро вылез  из  бомбардировщика  и  побежал  через  полосу,  вновь
потемневшую, к ангару. Гофрированные стены ангара были  обложены  мешками  с
песком, защищающими от попадания снарядов.
   Двойной полог из темной ткани, натянутый  у  входа,  позволял  входить  и
выходить, не пропуская во внешний мир ни полоски  света,  которую  могли  бы
увидеть сверху. Свет лампочек, свисающих  с  потолка  без  всяких  абажуров,
резанул по глазам Бэгнолла, привыкшим к темноте, словно фотовспышка.
   Экипаж  бомбардировщика  расположился  на  стульях  и  кушетках.  Кто-то,
утомленный полетом, мгновенно уснул, не обращая внимания на свет. Другие,  и
в их числе Бэгнолл, достали трубки и сигареты.
   -  Можно,  я  возьму?  -  спросил  Дэвид  Гольдфарб,  указав   на   пачку
борт-инженера. - А то мои кончились.
   Бэгнолл передал ему сигарету и наклонился, чтобы Гольдфарб мог прикурить.
Пока оператор радара затягивался, Бэгнолл сказал:
   -  Полагаю,  после  того  как  умные  шишки   распотрошат   тебя   насчет
сегодняшнего  полета,  ты  отправишься  в  Белую  Лошадь"  поздороваться   с
девчонками?
   - С какой стати?  -  ответил  Гольдфарб,  и  в  его  голосе  было  больше
покорности, чем горечи. - В общем-то, думаю, я пропущу там несколько кружек.
А что касается девчонок, то я уже сказал: с какой стати?
   Бэгноллу тоже было известно, кому отдают предпочтение официантки.
   - Мне кажется, сидение перед радарным экраном отрицательно сказывается на
твоих мозгах. Тебе не приходило в голову, что  ты  только  что  вернулся  из
боевого полета?
   Огонек сигареты Гольдфарба неожиданно сделался  ярко-красным.  Глаза  его
тоже вспыхнули.
   - Черт возьми! Я ведь о том же думал, когда ракеты ящеров летели  на  наш
самолет. Клянусь, я думал об этом, но не совсем в той  плоскости.  Благодарю
вас, сэр.
   Бэгнолл махнул рукой, пародируя элегантный аристократический жест:
   - Рад был услужить.
   Это действительно была услуга:  в  одну  секунду  он  заставил  оператора
радарной установки забыть обо всех страхах,  которые  тот  недавно  испытал.
"Жаль, - подумал Бэгнолл, - что я не могу оказать ту же услугу самому себе".
ГЛАВА 12

   Уссмак проклинал день, когда Раса впервые открыла Тосев-3.  Он  проклинал
день, когда благополучно вернулся автоматический  разведывательный  корабль,
посланный Расой в этой жалкий мир. Уссмак проклинал день, когда вылупился на
свет, день, когда отправился в холодный  сон,  и  день  своего  последующего
пробуждения.  Он  проклинал  Крентела.  Уссмак  не  переставал  осыпать  его
мысленными проклятиями с того самого дня,  как  этот  непревзойденный  идиот
заменил Встала. Уссмак проклинал Больших Уродов за то, что они убили Вотала,
а потом и Телерепа, но оставили в живых Крентела.
   Но больше всего он проклинал грязь. Танк, которым  управлял  Уссмак,  был
построен в расчете на трудные условия. В целом машина с ними справлялась. Но
поверхность Тосев-3, планеты более влажной, чем любой из миров Империи, была
обильно покрыта смесью воды и грязи. Эта смесь занимала куда более  обширную
площадь и была куда более  липкой  и  вязкой,  чем  могли  себе  представить
инженеры Расы.
   Уссмак надавил ногой на акселератор. Танк пополз  вперед.  Пока  он  хоть
чуть-чуть двигался, все было в порядке. Но стоило  подольше  задержаться  на
одном месте, как машина начинала тонуть. Гусеницы были достаточно  широкими,
чтобы удержать танк на любой нормальной поверхности. Но тосевитское липкое и
вязкое месиво слишком отличалось от нормы.
   Уссмак снова надавил  на  акселератор.  Танк  плыл  по  болоту.  Гусеницы
разбрасывали жижу во все стороны. Она попала (каким образом -  одним  только
покойным Императорам  известно)  в  смотровой  перископ  Уссмака.  Он  нажал
кнопку. Струя моющего средства очистила  бронированное  стекло.  Хоть  здесь
повезло - не придется открывать люк и высовывать голову в этот  холодильник.
-
   Крентел тоже сидел с  закрытым  куполом  башни.  Обычно  командир  стоял,
высунувшись, насколько возможно.  Хотя  Уссмак  и  считал  нового  командира
виновным во многих ошибках, здесь он не  упрекал  Крентела.  Кому  захочется
обмораживать дыхательные пути?
   Уссмак в очередной раз не позволил утонуть танку, дернув  машину  вперед.
"А ведь дела могли бы обернуться и хуже", - подумал  он.  Его  вполне  могли
сделать водителем грузовика. Этим колесным машинам, которые его танк  должен
был прикрывать, на  болоте  приходилось  несравненно  тяжелее.  Уссмаку  уже
довелось вытаскивать тросом два или три грузовика, когда они  погружались  в
зловонную жижу едва ли не по брюхо. Дополнительное защитное покрытие  делало
эти машины тяжелее и прибавляло хлопот С выполняемым ими заданием.
   Уссмак вполне мог оказаться одним из  тех  бедняг  в  противорадиационных
костюмах, которые хлюпали по  твердеющей  тосевитской  грязи  и  вылавливали
кусочки  радиоактивного   материала,   обнаруженного   искателями.   Костюмы
поисковых отрядов не обогревались - никто не предвидел  такой  необходимости
(как не предвидел и того, что Большие Уроды окажутся  способными  уничтожить
корабль "Шестьдесят  седьмой  Император  Сохреб").  Поисковикам  приходилось
работать посменно: пока одна группа работала, другая  приходила  в  себя  на
обогревательном пункте.
   Из пуговки внутренней связи, прикрепленной к слуховой диафрагме  Уссмака,
зазвенел голос Крентела:
   - Водитель, соблюдать  повышенную  бдительность.  Я  только  что  получил
сообщение о возможности  появления  бандитской  группы  тосевитов.  На  наше
славное звено танков  ложится  непосредственная  ответственность  по  охране
операции.
   - Как скажете, командир, - ответил Уссмак. - Будет исполнено.
   Уссмак  силился  и  не  мог  понять:  как  можно   соблюдать   повышенную
бдительность, когда он сидит в наглухо задраенном танке  и  способен  видеть
только прямо  перед  собой.  Может,  Крентелу  все  же  стоит  открыть  люк,
высунуться и осмотреться по сторонам?
   Уссмака  подмывало  высказать  эти  мысли  командиру,  но  он  решил   не
усугублять  положение.  Раса  не   поощряла   критику   подчиненными   своих
начальников - такой путь вел к  анархии.  Вдобавок  Уссмак  сомневался,  что
Крентел стал бы слушать. Похоже, его командир думал, что сам  Император  дал
ему ответы на все вопросы,  И  наконец,  Уссмак  испытывал  все  нарастающее
чувство оторванности от  происходящего  с  тех  пор,  как  погибли  два  его
товарища по экипажу. Новый  командир,  будь  он  достойной  заменой  Вотала,
приложил бы все силы, чтобы создать сплоченный экипаж. Крентел же  обращался
с ним просто как с одним из механизмов. Машинам от такого  отношения  больно
не бывает.
   Действуя  подобно  машине,  Уссмак  всеми  силами  старался  вести   танк
наилучшим образом. Он нашел участок, где  еще  оставалось  достаточно  много
травы. Не той, зеленой и живой, а желтоватой, засыхающей. Но ее  покров  был
достаточно плотным, и гусеницы вязли здесь с меньшей быстротой.
   Вдали показалась стена низких, чахлых деревьев. Их голые ветки тянулись к
небу, словно тощие умоляющие руки. Когда начались  дожди,  деревья  сбросили
листву. Уссмак недоумевал по этому поводу; такое казалось  ему  нелепым.  На
его Родине ни одно дерево не допускало подобного расточительства.
   Он скучал по Родине. Когда Уссмак укладывался  в  капсулу  для  холодного
сна, идея превращения Тосев-3  в  подобие  их  собственного  мира  выглядела
прекрасной и благородной. Но все, что он увидел  после  выхода  из  капсулы,
кричало совсем об ином. Завоевание оказалось совсем  не  таким  легким,  как
всем им думалось прежде.  Столкнувшись  с  неподатливостью  Больших  Уродов,
Уссмак только удивлялся, как Раса смогла завоевать Работев-2 и Халесс-1.
   Позади  Уссмака  послышалось  слабое  жужжание  точных  механизмов:   это
развернулась башня. Застрекотали спаренные пулеметы.
   - Мы должны уничтожить каждого Большого Урода, прячущегося в деревьях,  -
со своим обычным пафосом провозгласил Крентел.
   Однако на этот раз тон командира не подействовал на Уссмака  раздражающе.
Крентел действительно поступал разумно - делай он так почаще, Уссмак был  бы
доволен даже здесь, в этом холодном и влажном мире, похожем на громадный ком
грязи.

***

   Менее метра отделяло голову Генриха Егера от проносившихся с визгом пуль.
Если  на  березах  еще  и  оставались  листья,  пулеметные  очереди  срезали
последние из них. В нынешней ситуации опавшие листья помогли ему укрыться от
танка ящеров, который вел огонь.
   От мокрой земли и мокрых листьев одежда на Егере набухла.  Дождь  хлестал
по спине и струйками стекал за шиворот. Одна из пуль, отскочив рикошетом  от
ствола березы, обрызгала его лицо грязью.
   Позади раздался негромкий смешок Георга Шульца:
   - Ну что, майор, небось горюете по тем временам, когда мы не плавали, как
пехота, в таком дерьме?
   - Раз уж ты заговорил об этом, то да.
   Ощущения Егера  касались  не  просто  многочисленных  неудобств,  которые
приходилось испытывать здесь, на этом пространстве,  открытом  всем  стихиям
природы. Без танковой брони он чувствовал себя голым и  беззащитным.  Внутри
своего "Т-3" он лишь посмеивался над пулеметными очередями.  Сейчас  же  они
могли прошить его драгоценное, нежное тело с той же  легкостью,  как  и  все
остальное, что встречалось на их пути.
   Егер чуть приподнял голову -  ровно  настолько,  чтобы  рассмотреть  танк
ящеров. Похоже, танк с  величайшим  безразличием  относился  ко  всему,  что
рассчитывал совершить против него обычный  солдат-пехотинец.  И  Егер  вдруг
понял, в какое отчаяние должен был повергать его  собственный  танк  русскую
или французскую пехоту, которая безуспешно пыталась остановить бронированную
громадину. Да, теперь та же участь выпала ему самому.
   Должно быть, партизан, примостившийся рядом с Егером, прочел его мысли.
   - Такие вот делишки, товарищ майор. Что будем делать с этой дерьмовиной?
   - Пока что подождем, - ответил  Егер.  -  Если,  конечно,  вы  не  горите
желанием умереть немедленно.
   - После всего того, что за эти полтора года я получил от ваших нацистских
придурков, смерть меня волнует меньше всего, - ответил партизан.
   Егер повернул голову, бросив сердитый взгляд на союзника, с которым всего
несколько месяцев назад у  них  мог  бы  состояться  совсем  иной  разговор.
Партизан, худощавый человек с большим носом и бородой с проседью, ответил не
менее сердитым взглядом.
   - Поверьте, для меня это столь же иронично, как и для вас, - сказал Егер.
   - Иронично?
   Партизан вскинул кустистые брови. Егеру было трудно  понимать  его  речь.
Этот человек говорил не по-немецки, а на идиш, и примерно  каждое  четвертое
слово было майору незнакомым.
   - Срал я на вашу иронию. Я спрашивал у Бога,  могут  ли  дела  стать  еще
хуже, чем при вас, немцах, и Ему пришлось сойти и показать  мне.  Пусть  это
будет вам уроком, товарищ нацистский майор: никогда не молите о том, что вам
совсем не нужно, не то обязательно это получите.
   - Верно, Макс, - ответил Егер, вопреки себе слегка улыбнувшись.
   В одном ряду с евреями он не воевал со времен Первой мировой войны.  Егер
относился к ним с  достаточным  презрением.  Однако  сейчас  от  слаженности
действий с этим евреем, возможно, зависит его жизнь.
   Пулемет на танке ящеров прекратил поливать лес огнем. Башня  развернулась
в другую сторону. Егер  только  позавидовал  скорости,  с  какой  совершался
разворот. Если бы у него была такая машина, он сумел бы  ею  воспользоваться
по-настоящему. Но сейчас она находилась в бездарных  лапах  ящеров,  которые
едва ли соображали, как ею пользоваться.
   Танк медленно полз по раскисшему чернозему вперед. За прошлогоднюю  осень
и  эту  весну  Егер  достаточно  познакомился  с  русскими  хлябями.   Грязь
моментально облепляла танк целиком. Теперь Егеру было приятно смотреть,  как
в той же грязи барахтается танк ящеров.
   Его внимание переместилось с танка на грузовики и охраняющих  их  солдат.
Этим грузовикам, как и любым колесным  машинам,  путешествие  по  бездорожью
давалось тяжело. Московский подполковник НКВД  оказался  прав:  машины  были
необычно тяжелыми. Почти беспрерывно то один солдат  ящеров,  то  другой  (в
блестящих серых костюмах, скрывавших их с головы до  когтей  на  ногах,  они
выглядели еще более чужеродными) подходили с разных сторон  к  грузовикам  и
укладывали что-то внутрь. Что именно - издалека Егеру было не разобрать.
   "Надеюсь,  нам  не  понадобится  захватывать  грузовик",  -  подумал  он.
Принимая  во  внимание  состояние  того,  что   русские   из-за   отсутствия
какого-нибудь более отвратного слова называли дорогами, майор не был уверен,
что отряд сможет захватить грузовик ящеров.
   Тщательно замаскированный среди высокой пожухлой травы  немецкий  пулемет
открыл огонь. Несколько ящеров упали. Некоторые бросились бежать, но другие,
более сообразительные или опытные, распластались на земле, как  это  сделали
бы люди. Веером разлетелись осколки, когда одна-две пули угодили  в  лобовое
стекло грузовика. Что случилось с водителем, Егер не видел.
   Командиру танка ящеров понадобилось больше времени, чем  солдатам,  чтобы
заметить очередь пулемета. Этот идиот вдобавок наглухо задраил башенный люк.
Случись это в его экипаже, Егер бы  понизил  такого  растяпу  в  звании  (не
говоря уже о соответствующей процедуре для его ушей и, возможно, задницы) за
подобную глупость. А может, то была трусость?
   Когда танк ящеров  наконец  соизволил  обратить  внимание  на  пулеметное
гнездо, он поступил именно так, как и рассчитывал Егер.  Вместо  того  чтобы
остаться на месте и уничтожить пулемет несколькими залпами  из  пушки,  танк
двинулся вперед, открыв ответный огонь из своего пулемета.
   Немецкий пулемет смолк. Это встревожило Егера.  Если  пулеметные  очереди
ящеров и дальше будут полосовать  по  лесу,  партизанскому  отряду  придется
отступить и составить новый  план.  Но  тут  невидимый  пулемет  застрекотал
вновь, теперь ведя огонь прямо по приближающемуся танку.
   Пулемет исполнял отвлекающую роль; в остальном он  был  бесполезен.  Егер
следил, как пули отскакивают от непробиваемой брони передней части  танка  и
летят прочь. Однако вся эта напрасная трата боеприпасов и была задумана  как
внешний эффект: требовалось убедиться, что командир вражеского танка слишком
уж  серьезно  отреагирует  на  пулеметное  гнездо,  чтобы  побеспокоиться  о
чем-либо еще.
   -  Черт  меня  дери,  если  он  не  заглотает  наживку,  герр  майор!   -
торжествующе прошептал Георг Шульц.
   - Да, похоже, он клюнул, - рассеянно отозвался Егер.
   Он смотрел, как танк полз по грязи, пока не оказался почти у самой кромки
леса. Тогда заговорило главное танковое орудие, отчего у Егера  зазвенело  в
ушах. За немецким пулеметным гнездом взметнулся  фонтан  грязи,  но  пулемет
продолжал вести ответный огонь.
   Егер повернулся, чтобы взглянуть на Макса.
   - А храбрые там ребята... - заметил он.
   Ствол пушки вражеского танка опустился примерно  на  сантиметр,  раздался
новый залп. На этот раз пулемет был выведен  из  строя.  "Какой  удивительно
бескровный термин, - подумал Егер, - для описания  того,  как  два  человека
внезапно превращаются в изуродованные куски сырого мяса".
   Но Отто  Скорцени,  выскочив  из-за  берез,  уже  со  всех  ног  несся  к
вражескому танку.  Должно  быть,  командир  машины  ящеров  смотрел  в  свой
передний башенный перископ, ибо он так и  не  увидел,  как  рослый  эсэсовец
приближается к его танку сзади. Из-под  ног  бегущего  Скорцени  разлетались
брызги  жижи.  Расстояние  в  несколько  сотен  метров  он  покрыл  с  такой
скоростью, что ему позавидовал бы олимпийский спринтер.
   Едва  он  приблизился,  громадная  машина  тронулась  с  места.  Скорцени
вскарабкался на броню танка, швырнул взрывпакет в башню и  кубарем  скатился
вниз. Раздался взрыв. Башня дернулась, словно ее лягнул  мул.  Из  моторного
отсека взметнулись голубые языки пламени. В передней  части  танка  открылся
аварийный люк. Оттуда выскочила фигурка ящера.
   Егер не обращал внимания на вражеского солдата. Он  следил  за  тем,  как
Скорцени возвращается назад, под прикрытие  леса.  Затем  его  взгляд  снова
скользнул к Максу.
   - Этот эсэсовский придурок  не  просто  храбрый,  он  сумасшедший,  -  не
удержался от восхищения Макс.
   Поскольку с момента в встречи в Москве Егер думал о Скорцени то же самое,
он уклонился от спора. Как и все бойцы отряда, он схватил винтовку,  вскочил
на