работники, группирующиеся вокруг газеты "Воля народа". А между тем
речь   шла   ни   больше,  ни   меньше,  как   о  создании   общероссийского
организационного центра  крайнего правого крыла  социалистов-революционеров,
т[о]  е[сть]  о  приступе их к  организации  особой партии внутри партии  --
явления,    партийным    организационным    уставом     еще    никогда    не
предусматривавшегося.  Резолюция  собрания, с "правоцентровым" в большинстве
своем составом, [принятая] в  отсутствие В.М.  Чернова, гласила: "Принять  к
сведению".  24  сентября в  таком же составе большинством  9  голосов против
четырех при  трех воздержавшихся прошла резолюция  Розенблюма  по вопросу  о
созыве  VIII Совета партии,  и  в  результате  ее постановлено:  "Довести до
сведения   всех   партийных  организаций,  что   экономическая  конференция,
назначенная на  26 сентября, и VIII  Cовет партии, назначенный на 1 октября,
откладываются  впредь  до  особого  извещения.  Конференция  по  вопросу  об
экономическом положении страны,  разумеется, прошла  бы  очень неспокойно, и
отразила   бы  ту   растущую  в   партии  неудовлетворенность  Ц[ентральным]
К[омите]том,  которая разразилась потом целою бурею на  IV партийном съезде.
Что  касается Совета партии, то,  будучи  учреждением с высшею компетенцией,
чем ЦК,  он один в этот момент мог бы вмешаться в  разногласия,  раздиравшие
ЦК,  и  своими  директивами   выправить  линию  его  поведения.   Но  только
образовавшееся, еще слабое, неверное  и неустойчивое новое большинство ЦК из
блока правых и правоцентровых его элементов спешило закрепить свое положение
и  должно  было  избегать   появления  перед  более  широкими   правомочными
партийными инстанциями.
     Прежнему, левоцентровому  руководству оставалось  только апеллировать к
партийному  общественному  мнению   путем   печати  и   открытых   собраний.
Создавшаяся  в  ЦК  "коалиция  направо",  за  несколько  времени  перед  тем
фактически упразднившая для  себя  партийную дисциплину, на этот раз  решила
восстановить ее против других с небывалою  силой. На малолюдном заседании 27
сентября,  шестью  голосами (Авксентьева,  Архангельского,  Зензинова, Гоца,
Затонского114  и Гендельмана)  против  двух,  при двух  воздержавшихся, была
принята  резолюция Зензинова:  "Во  всей своей  политической деятельности ЦК
выступает, как единое целое, и все члены его связаны внутреннею дисциплиной.
Принятые  постановления проводятся ЦК как  таковым и все члены  ЦК обязуются
проводить общие решения ЦК во всех своих выступлениях вне партии,  без права
отстаивать  мнения меньшинства  и без  права  отдельного,  идущего вразрез с
мнением ЦК, голосования".
     Этим  было  постановлено  и  предрешено,  между  прочим,  постановление
следующего заседания, 28 сентября. "Слушали: о разногласии  в редакции "Дело
народа"  по поводу  статьи  В.М. Чернова.  Постановили: статью  В.М. Чернова
"Уроки Демократического совещания" в "Деле народа" не печатать".
     Для понимания как этого последнего, заключительного эпизода, так и всех
предыдущих   заявлений,   протестов,   голосований   и   переголосований   с
неопределенными  результатами,  необходимо  принять  во  внимание  то,   что
произошло на Демократическом совещании.
     Как мы  видели, Демократическое  совещание официально созвано было  для
того, чтобы авторитетно вмешаться в решение вопроса о воссоздании Временного
Революционного  Правительства, частью  распавшегося, частью ликвидированного
Керенским во время Корниловского мятежа.
     Керенский  воображал,  что   может  воссоздать  его  сам,  без  всякого
постороннего   вмешательства,   как   будто   ровно  ничего  не   произошло,
приблизительно на  прежних общих основаниях. Он рассчитывал, что пост фактум
его действия если  и  не  одобрят, то  волей-неволей  с  ними  примирится  и
социалистическая и несоциалистическая  демократия.  Пусть  они  ведут  между
собою   партию   "на  выигрыш"  после,   по  окончании   войны   или  созыва
Учредительного собрания; пока же  пусть довольствуются  "ничейным" концом: в
умении своим  вмешательством  свести дело к такому  концу  и заключается все
искусство Керенского.
     Но  мятеж  Корнилова  переполнил  чашу  терпения.  В  советах  не  было
компактного большинства против коалиции. Оно не приложило бы своей печати ни
к   какой    комбинации,   кроме    однородного    правительства    "единого
рабоче-крестьянского  фронта". Кое-где  оно  заходило  еще  дальше этого,  и
впадало  в большевизм.  Большевики вместе в  союзниками уже были гегемонами,
или недалеко от этого, в советах обеих  столиц115. Были опасения, что пример
столиц показывает советам  других городов картину их  собственного не  очень
далекого будущего.
     Этот  оборот   событий   и   расколол  прежде   единое,   центристское,
эсеро-меньшевистское  руководство  советской   демократии.   Левый  центризм
говорил: нет другого средства остановить  большевизацию советов и следом  за
ним идущую большевизацию народных низов вообще, как только  дать им подлинно
революционное Временное  правительство,  углубляющее  социальные  завоевания
революции  в реалистической, а не  в утопической, как  у большевиков, форме.
Такое  правительство, правда, наткнется на оппозицию  цензовых элементов  и,
может быть, на новые заговоры и мятежи, вроде корниловского. Верно и то, что
большевики не уменьшат, а  увеличат свой напор на такое правительство и тоже
попытают  насильственные  способы  действий116. Но  если, опираясь  на  свою
популярность  в  трудовых массах, правительство  это  сумеет  расправиться с
реакционными  заговорщиками  с полной  революционной решительностью,  то оно
сможет себе  разрешить  так  же  сурово  отразить и  покушения на  власть  с
большевистской стороны. Бессилие нынешнего правительства  против большевиков
объясняется  тем,  что  коалиция   с  цензовыми  элементами  заставляет  его
менажировать  корниловцев117 и  т. п.  правых  заговорщиков,  а  употреблять
одностороннюю  репрессивную политику  только  налево революционная страна не
может позволить.
     Правая  центровая часть  прежнего руководства советской  демократии  не
верила  в прочность такого правительства, недооценивала растущую  силу левой
демагогии и переоценивала силу  воскресающей  правой контрреволюции. Быстрая
ликвидация Корниловского мятежа представлялась  ей счастливой  случайностью,
объясняемой  лишь скверной  организацией мятежа, негодностью руководства им.
За  благополучно  миновавшей корниловской опасностью  ей  рисовалась  идущая
следом несравненно  большая калединская опасность118,  опасность всеказацкой
Вандеи119. Для  ослабления,  умиротворения, разоружения  этой опасности  она
считала необходимым найти цензовые,  буржуазно-землевладельческие  элементы,
способные  идти  в  ногу  с   революцией,  если  возглавляющая  ее  трудовая
демократия  прибегнет к мудрому самоограничению. Таким образом, по существу,
правоцентровая  советская  группа  должна   была  поддерживать  коалиционные
эксперименты    Керенского.    Но   вера   ее    в    Керенского,   как    в
бескорыстно-идейного, надежного  и удачливого  носителя этой  политики  была
подорвана:  она  уже  боялась и  его  капризного  импрессионизма120,  и  его
выросшей самонадеянности, и его неразборчивости в преследовании поставленных
целей.  Ей  надо  было  держать  Керенского  под непрерывным  контролирующим
давлением демократии; когда-то она для этого располагала послушным орудием в
лице  советов; ослабленная  расколом  центризма на правый и левый центризм и
теряя почву в советах, она должна была заменить их чем-то новым, где влияние
советов  было  бы  сбалансировано  присутствием  более умеренных  элементов.
Демократическое   совещание  должно   было  дать  им   возможность  свободно
маневрировать,  с одной стороны, сдерживая  радикализм советов, а  с  другой
стороны, усиливая давление на Керенского.
     Таким   образом,  Демократическое  совещание  и   выкроенный  из   него
Предпарламент  были  проектированы  как  новая  база, соответствующая новому
правоцентровому руководству.
     Советы  отныне   по  составу  своему   годились   как  база  лишь   для
нераздельного  центризма, характеризуемого именами Церетели -- Дана  -- Гоца
--  Чернова,  и  даже  с  дальнейшим  раздвижением  его  влево,  до  Мартова
включительно.  Оторвавшись  от  советской  базы  (и  тем  самым  уступая  ее
большевикам), центризм  сменился  правоцентровой  группировкой, вне  которой
оставался не только Мартов, но и Чернов, но которая зато раздвигалась вправо
до Авксентьева включительно.
     Демократическое совещание,  однако, составом своим не оправдало  надежд
правоцентровой  группы.  Ход  общих  прений  показал,  что  коалиционистские
настроения сильно ослабели не только в советах. Из среды различных составных
частей  совещания  подавались  многочисленные  проекты резолюций, общий  дух
которых был таков, что  правоцентровая резолюция вряд ли  могла рассчитывать
получить приоритет и быть положена в основу дальнейшей проработки.
     Делу не  помогло  и появление Керенского,  который  произнес  с обычным
пафосом  речь,  которая  должна была  служить  опровержением  толков  о  его
поправении  и  морально  обезоружить  оппозицию  заявлением,  что  Керенский
сегодня же отдаст  в руки совещания  тяжелое бремя власти, если совещание не
приемлет принципа коалиции, отвержение которой Керенский считает гибельным и
без которой  он никакого  участия в правительстве не примет; Керенский пожал
бурные   аплодисменты   приблизительно   половины   собрания;   он   смягчил
недовольство другой  половины,  заявив, между прочим, что ему  инкриминируют
восстановление смертной казни на фронте121, а между тем он до сих пор еще не
утвердил  ни  одного  вынесенного  армейскими  судами  смертного  приговора.
Удовольствуясь этим  эффектом, Керенский немедленно после произнесения  речи
исчез, не принимая более никакого участия в заседаниях.
     Не  помогло  и  обдуманное,  сдержанное и  веское выступление Церетели,
умело отграничившего правоцентровое большинство от полной ответственности за
действия  Керенского и даже сумевшего дать  ему  косвенное  предостережение,
говоря  о демократии, которая сама  виновата  в  том,  что  ее  безграничное
идолопоклонство приводит  иногда к тому, что у ее представителей,  стоящих у
власти, кружится голова и теряется контроль над собой.
     Чем  ближе  придвигался  момент  голосования,  тем   более  гадательным
становился  его результат и тем более  рискованным  представлялось положение
правоцентровой группы. Ища благополучного  выхода,  она в  этот  критический
момент  ухватилась,   как  за   якорь  спасения,  за   широкие   прерогативы
председателя совещания, своего единомышленника Н.С. Чхеидзе122.
     Этот  очень  авторитетный и  пользовавшийся  всеобщим уважением человек
заявил,  что  большое   количество  предложенных  проектов  резолюций  очень
затруднит  и  удлинит голосование о том,  какой  из  них  положить  в основу
резолюции совещания.  Поэтому он прежде всего предлагает голосовать основной
принцип:  за  или  против  коалиции?  Это  решение  сразу   упростит   дело,
автоматически устранив все резолюции, базирующиеся на  ином решении, чем то,
которое   принято   собранием.  Раздались  протесты.  Одни   заявляли,   что
абстрактные   принципы   голосовать   нелепо,   что   вопрос    о   коалиции
безотносительно к  условиям и размерам коалиции  -- фиктивный вопрос; другие
--  что вся коалиционная проблема  сводится  к тому,  с  кем  и какую  можно
заключить коалицию;  и  так как  некоалиционным  было  бы  лишь  безусловное
однопартийное правительство,  которого  никто не  предлагает, то голосование
"общего принципа" просто  излишне. Горячность протестов объяснялась тем, что
данный  способ голосования  связывал  части  собрания руки. Так,  сторонники
образования  в данный момент более однородного правительства  (левоцентровые
элементы) в рядах самого ЦК партии социалистов-революционеров не имели права
голосовать  против  коалиции  вообще,  ибо  последние  постановления ЦК,  не
настаивая  на  коалиции с партией к[онституционных]  д[емократов], сохраняли
идею искания других "коалициоспособных" цензовых элементов (в  то  время шла
речь о возможности, с одной  стороны,  привлечения  "белых  ворон" из лагеря
цензовиков  персонально,   как  деловых  фигур,   а  с  другой,   отвлечения
индустриальной буржуазии от союза с землевладельческой, упрямо противившейся
земельной  реформе, и  об образовании новой радикально-буржуазной партии под
предводительством Некрасова и Терещенко);  но им было трудно голосовать и за
коалицию -- из опасения быть ложно истолкованными и дать повод думать, будто
они за продолжение старой  коалиционной политики.  Однако председатель своею
дискреционною властью123 устранил все  возражения "к порядку  голосования" и
поставил на голосование: кто  за  и  кто против?  Было выставлено  с  разных
сторон требование поименного голосования. Целый ряд левоцентровых делегатов,
с Черновым во  главе,  вынужден был  воздержаться,  даже не объяснив мотивов
своего воздержания и дав тем пищу для недоуменных толков и пересудов. Но они
помнили  постановление ЦК:  "В случае  несогласия с позицией ЦК  допускается
лишь воздержание от голосования без права его мотивировки".
     Голосование кончилось, и оказалось, что, хотя и слабым большинством, но
Демократическое   совещание    высказалось   "в   принципе"   за   коалицию.
Правоцентровый  президиум  уже  торжествовал победу и  заявил, что настоящим
голосованием  вопрос  исчерпан.  Посыпался  новый  ряд  протестов. Чернов от
левоцентровых   эсеровских   элементов  и  Богданов124   --   от  таких   же
меньшевистских заявили, что решение вопроса не  только не кончено, но теперь
только оно начинается. Раз  "вообще" совещание хочет коалиционной власти, то
теперь  предстоит решить вопрос о границах коалиции, должны быть  отмежеваны
те элементы,  "коалициоспособность"  которых  отвергается. И  вот,  в первую
очередь  они   предлагают  следующую  резолюцию:   партии  к[онституционных]
д[емократов],  как  партии,  доведшей  свои  антирабочие,  антикрестьянские,
антисоциалистические  тенденции  до  прямой   поддержки  контрреволюционного
мятежа  Корнилова,  места  в  коалиции  быть  не  может.   После  некоторого
сопротивления президиума  ему все-таки приходится поставить эту резолюцию на
голосование, и она проходит большинством, значительно высшим, чем нашлось за
"принципиальное"  признание  желательности  коалиции. Потерпевшая  поражение
правоцентровая группа негодует: раздаются  возмущенные заявления, что второе
голосование  противоречит первому, что они  оба исключают  друг друга  и что
надо  считать  их  как   бы   не  бывшими.  Президиум  совещается.  Наконец,
правоцентровая группа находит  спасительный маневр.  Чхеидзе  заявляет,  что
президиум рассматривает первое голосование  как принятие основной резолюции,
а  второе  как  принятие  поправки  к  ней;  теперь  предстоит окончательное
голосование  резолюции вместе с поправкой. Новые протесты, на этот раз уже с
противоположной стороны.  Чернов заявляет, что никакой поправки  не  вносил,
ибо поставленный на предварительное голосование вопрос -- кто за, кто против
коалиции --  есть только вопрос,  а  вопрос -- не резолюция, к которой можно
вносить  поправки.  Наконец,  по  общепринятым  правилам  ведения  собраний,
основная резолюция никогда не голосуется раньше поправок; может голосоваться
лишь  предложение положить  эту, а не иную  резолюцию  в  основу дальнейшего
обсуждения, чего в данном случае  не  было, ибо президиум, несмотря  на  ряд
заявлений,  отказался  следовать этим  обычным  путем. Требуют  занесения  в
протоколы  протеста  против новой  неправильности и произвольности в порядке
постановки  вопроса  на  голосование. Но президиум снова прибегает  к своему
дискреционному  праву  и  ставит  на  голосование  "соединенный"  текст,  по
которому, собрание, высказавшись в принципе за  коалицию,  полагает, что  по
таким-то  и  таким-то  мотивам   кадетская  партия  должна  остаться  за  ее
пределами.
     Но перед голосованием начинается ряд  заявлений по мотивам голосования.
Группа Церетели--Дана  заявляет,  что  голосовала  за  коалицию,  но так как
поправка  об  оставлении кадетской  партии за ее пределами  подрывает  самую
мысль  о коалиции, то она будет голосовать  против резолюции в целом.  Затем
такое  же заявление делается  от группы Авксентьева--Гоца,  тем  самым опять
идущей  сепаратно за пределы  решений ЦК.  Тогда за  представившийся  случай
радостно  хватаются большевики и тоже заявляют, что будут  голосовать против
резолюции в целом, но по противоположным основаниям: им мешает голосовать за
резолюцию  в   целом  ее  первая  часть,  санкционирующая   то  коалиционное
"издевательство  над требованиями  рабочего  народа, которому нет и не может
быть   оправдания".   Далее  приблизительно  то  же  высказывает  от  "левых
с[оциалистов]-р[еволюционеров]-интернационалистов"   их   лидер   Камков125.
Картина  получается ясная. Блок  левого  и  правого  крыла  общими  усилиями
проваливает резолюцию и обращает в ничто всю работу совещания. Тщетно Мартов
бросается  спасать  резолюцию  и взывает  к  собранию -- проголосовать ее и,
несмотря на ее  несовершенства, принять как директиву для образования нового
правительства.
     Иронические   крики:  "Мартова  --   председателем  совета  министров".
Голосование  происходит. Результаты  ясны:  резолюция  в  целом  отвергнута.
Демократическое  совещание  осталось  без  всякого  решения  того  основного
вопроса,  ради  которого  было   собрано.  Это   было   полное   банкротство
революционной демократии.
     Дальнейшая  история  хода  Демократического совещания представляет мало
интереса. Фиаско всего предприятия было первым  голосованием уже предрешено.
Заседания  его прерывались  для  работ  согласительной  комиссии, мучительно
трудно  искавшей  и  не  находившей  компромисса.  Наконец,  по  предложению
Церетели, было решено: вопрос о коалиции оставить открытым и более к нему не
возвращаться.  Подойти  к  вопросу  с  другой стороны:  выработать программу
положительных   мероприятий,   которую   должно   будет   проводить    новое
правительство; пусть  состав  правительства  определится сам собою;  в  него
войдут  те лица или представители  тех групп, которые согласятся сделать эту
программу своей;  наблюдать за  проведением этой  программы  в жизнь и будет
специальный орган,  избранный Демократическим  совещанием; в  его состав,  в
качестве  меньшинства,   могут  быть   введены   представители  общественных
элементов,  не  участвовавших   в  Демократическом  совещании,  т[о]  е[сть]
представители цензовиков,  и тогда он  станет "предпарламентом". Однако  все
эти  постановления  походили  уже   на  "клочок   бумаги".  Убедившись,  что
Демократическое  совещание  не  решается  взять  в  свои  руки   образование
"однородного" правительства,  Керенский  не  стал даже  дожидаться конца его
работ  и  приступил  к  постепенному  опубликованию  имен   отдельных,   уже
навербованных  им министров.  Когда, наконец,  у  Демократического совещания
была готова  "правительственная программа", которая должна  была  предрешить
личный состав правительства, то оказалось, что новые министры-кадеты связать
себя  этой программой  отказываются. В воздухе опять запахло кризисом только
что   созданного  кабинета  и   уходом   самого  Керенского.  Правоцентровое
руководство снова было как будто отброшено логикой собственной же программой
работы,   к   составлению   нового   правительства,  однородного   в  смысле
безусловного согласия с  начертанной программой. Иначе говоря, правый  центр
должен был либо, держась за программу, аннулировать все сделанное  и перейти
на  позиции левого  центра, либо,  забыв  собственную  программу, склониться
перед упорством