станется навсегда  в  моих воспоминаниях о  военном времени. Мне понятна та
печаль образованных русских, с которой они вспоминают о былой Москве. Даже в
эти страшные  дни  мы  имели возможность  почувствовать, что  такое  русское
гостеприимство и  умение находить радость в жизни. Когда этот своеобразный и
даже  теперь  в  своем запустении красивый  город  снова  заживет  спокойной
трудовой жизнью? Когда россиянин  снова обретет свою беззаботность, так живо
отражающуюся  на  его языке в часто употребляемом "ничего",  свою щедрость и
форму бытия, которую он называет "широкой русской душой"?
     В Москве с каждой  неделей жизнь как бы  затихает. В эту свою последнюю
прогулку я  особенно отчетливо  увидел  признаки  нищеты,  упадка  и  общего
развала.  Попадается все больше бледных, понурых и голодающих людей. Витрины
пусты,  часто заколочены  досками, большинство магазинов  закрыты. Население
под  бичом коммунизма, террора,  голода и безработицы.  И все это вследствие
безумного эксперимента  небольшой  группы  тщеславных  и мстительных  людей,
большинство которых является представителями еврейской национальности. Когда
они уберутся  из Кремля и будут  привлечены  к ответу?  Когда русский сможет
сказать: "Над Москвой только Кремль, над Кремлем только небо"?
     Русское  правительство, похоже, не удивлено нашим переездом в Петербург
и даже не огорчено.  Только Чичерин  воспринимает наш отъезд болезненно. Он,
действительно,  хотел   бы   проводить   мирную  политику,  но   он   только
исполнительный  инструмент  и  не  имеет  значительного  влияния. Появляются
сведения,  что  правительство  серьезно  подумывает  о  том,   чтобы  самому
перебраться обратно на Неву. Там они будут дальше от чехословацкого фронта и
ближе значительно к загранице. Я думаю, что оно все-таки останется в Москве,
снова ставшей действительно центром России. С уходом правительства из Москвы
возрастет неуверенность. Сейчас такая неуверенность постепенно исчезает. Это
связано с тем, что исчез страх перед возможным  наступлением немцев,  что их
положение на западном фронте не позволяет им проводить активную политику.

8 августа.
     Мы в поезде, который со скоростью  улитки катит нас  в  Петербург.  Нам
предоставили  приличный  эшелон   с  хорошим  спальным  вагоном,  помогли  с
доставкой нашего довольно объемистого багажа. Вчера ходил по Москве. Вечером
для меня и Геннинга был устроен прощальный ужин в доме балтийской  семьи  на
Трубниковской  улице,  чье  гостеприимство  будет   одним   из  лучших  моих
воспоминаний о Москве. Нас беспокоила дальнейшая судьба этой семьи, особенно
хозяйки  дома  и  детей,  которые  оставались  в  Москве,  с   каждым   днем
становившейся все неприютнее.  Поскольку  наш  отъезд вызвал очередную волну
беспокойства,  мы еще раз настоятельно посоветовали им перебираться поскорее
в Германию.

9 августа.
     Чем ближе  к Петербургу, тем слабее типичный  для России характер всего
окружающего.  Реже  леса  и невозделанные  пашни, крупнее населенные пункты,
более напоминающие европейские. В час дня мы прибыли на Николаевский вокзал.
Нас встречают представители  Петербургского  совета и  посланные вперед наши
квартирьеры. Разместились  в Грандотеле, в немецком  генеральном консульстве
на Исаакиевской площади.
     Вскоре после прибытия, как только  была установлена телеграфная связь с
Москвой,  поступил приказ от министерства иностранных дел, согласно которому
дипломатическая  миссия  вместе  со  всеми  немцами,  без  участия которых в
комиссии  попечительства  о пленных  можно было  обойтись,  должна  была  по
возможности незамедлительно  покинуть  страну. Сегодня  вечером я  вместе  с
переводчиком побывал в Петербургском совете,  чтобы урегулировать  вопрос об
отъезде. Здесь я бегло познакомился с комиссаром Урицким77, почти
неограниченным властителем  города, наводящим страх своим кровавым террором.
Небольшого росточка, не производящий, собственно, никакого впечатления еврей
с хитровато-настороженным выражением лица.

10 августа.
     В  поезде. В  4  часа  пополудни мы  отъехали  с  Финляндского вокзала.
Золотые  купола  многочисленных  церквей города  Петра,  отсвечивая  в лучах
вечернего солнца, прощаются  с нами. Город по обеим сторонам поезда остается
позади. Просторные, совершенно ровные участки, болота и  пашни, березовые  и
сосновые леса напоминают финский ландшафт. Грустная картина. Не удивительно,
если мысли при  этом  возвращаются к  прошлому  и  будущему  этой несчастной
страны, которое, наверняка, лучшим не станет.
     Вести с запада также не могут поднять настроения. Причины нашего отзыва
не  совсем  ясны. Со ссылкой  на агентурные сведения  Голландии министерство
иностранных дел сообщило нам, что обстановка для нас значительно усложнилась
ввиду  запланированного  социалистами-революционерами  массового  террора  с
целью нарушения Брестского мира. Можно подумать, что для нашего отзыва нужен
был  только повод. Но  если  дело  только в  этом, то  не было необходимости
телеграфировать  нам  все это  в такой  вычурной  и многословной форме. Наше
положение теперь не  то,  чтобы мы  могли начать  наступление на  Смоленск и
Петербург!
     Удивление вызывает прежде всего, что  во всех решениях Берлина, как и в
этом случае, полностью  игнорируются мнения местного представительства и его
почти  не  информируют  по  поводу   политических   планов  и  намерений.  В
обоснование  отзыва дипломатической  миссии из Берлина русским властям  было
сообщено, что это отнюдь не вызвано недружелюбием, напротив, тем самым хотят
оградить   русско-германские   отношения  от  последствий  возможных   новых
покушений. Конечно же, это сделано  прежде  всего для того, чтобы господа на
Вильгельмштрассе под руководством Криге вместе с Иоффе  могли спокойно и без
помех высиживать свои пункты договоров.
     Все сидящие в вагоне,  без исключения, пытаются понять, как могут у нас
дома   заблуждаться  по   поводу  большевистской  России,   ее  намерений  и
возможностей.
     Вокзал  Раяйоки  в Финляндии. Дальше  Белоострова наш  поезд  не  идет.
Железнодорожный мост через пограничную  речку Систербек взорван,  по берегам
напротив друг друга стоят красные и финские  войска, охраняя  демаркационную
линию  во  время  перемирия.  Нас  принял  и  взял  под  охрану  комиссар  в
сопровождении хорошо  вооруженных красногвардейцев.  Затем началась довольно
трудная и достаточно комичная  перевозка  нашего багажа,  заполнившего  пять
товарных  вагонов, всеми  возможными средствами  -  на  дрезины, стоявшие  в
начале железнодорожного пути на финской стороне. К нам относились сдержанно,
но  все же вежливо. Затем мы гуськом направились через деревянный  мост,  на
котором   комиссар  проверял   наши  документы.  Под  конец  красногвардейцы
попытались реквизировать часть нашего багажа, как не подлежащего вывозу, но,
получив хорошее вознаграждение за оказанную нам небольшую помощь в погрузке,
успокоились.
     Лишь на финской  стороне мы почувствовали себя  в безопасности. Мы были
любезно встречены  несколькими  финскими лейтенантами, блондинами германской
крови,  шведского  происхождения,  во  главе  с  их  полковником   (немецким
капитаном фон  Колером),  которых  мы затем  пригласили на импровизированный
ужин. Различие  между  Россией,  по  крайней мере сегодняшней,  и Финляндией
заметно  с первого  взгляда. Здесь все блестит от чистоты и порядка в новом,
со вкусом построенном здании вокзала; там же - грязь, беспорядок и упадок на
каждом шагу.

11 августа.
     На борту корабля "Боевульф". Впервые после того, как  в конце июля 1914
г. я покинул Соньефьйорд, чтобы по суше быстрее добраться до Берлина, куда я
был вызван в связи  с угрожающим политическим положением, я снова вступил на
боевой корабль,  который  должен нас доставить в Ревель.  Сегодня  утром  мы
прибыли в Гельсингфорс  и хотели остановиться  в нем  на несколько  дней, но
получили категорический отказ властей из-за отсутствия мест  для проживания.
У  нас  оставалось время  на то,  чтобы осмотреть  город и  его окрестности.
Наконец-то снова море. И хотя это всего-навсего старый броненосец  береговой
обороны,  для  меня,  с ранней  молодости  мечтавшего  о  море и полюбившего
немецкий флот, эта поездка и вид наших голубых курток были большой радостью.

12 августа.
     Ревель. Хорошо разместились в  казино русских морских офицеров. Поездка
по морю проходила при отличной погоде. Старый ганзейский город приветствовал
нас,  купаясь в золотых лучах заходящего  солнца.  Только  золотые  луковицы
православной   церкви,  как   нахальный  пришелец,   расположившейся   возле
городского готического собора в  верхней части города, напоминают о том, что
господствовали здесь, надо надеяться временно, проникшие сюда славяне. И все
же - "надо надеяться"  больше идет от сердца, чем от  разума. Россия никогда
не сможет согласиться  с  тем,  чтобы быть  отрезанной  от Балтийского моря,
выход в которое ей дает только Петербург как портовый город.

13 августа.
     Необходимо написать еще о петербургских впечатлениях. За сутки  я сумел
увидеть  столько,  сколько было  в моих  силах и насколько позволил световой
день, продолжавшийся  до  11 часов вечера.  Город  расположен  на  удивление
просторно; чувствуется, что он застраивался планомерно по приказу самодержца
и вместе  с тем  значительной  личности, в отличие  от  Москвы,  становление
которой  длилось веками. Это современный крупный европейский  город на Неве,
где только  церкви напоминают о том, что это  матушка Россия, в то время как
город на  Москва-реке -  типичный  русский  город с  многочисленными формами
азиатского типа.
     Когда мы поздно вечером стояли на стрелке, между Большой и Малой Невой,
напротив   Петропавловской   крепости,   старой   тюрьмы   царской   России,
непроизвольно  напрашивались сравнения. Новая свобода должна означать  конец
таким  учреждениям,  устранение  которых  было  одной  из  главнейших  целей
революции. Сейчас тюрьмы России заполнены как никогда раньше, только сидят в
них, ожидая своей дальнейшей судьбы, люди другого круга.
     Петропавловская крепость и Кронштадт выбраны в качестве тюрем, в первую
очередь,  для бывших государственных лиц, высоких  чиновников,  генералов  и
прочих офицеров.  Царской России ставили в вину, что в Сибирь ссылали многих
без  судебного  приговора по административным  решениям.  Республика Советов
вообще не признает законного судопроизводства для политических  заключенных,
решение о жизни и смерти  выносят  несколько  человек  от  лица Чрезвычайной
комиссии. Их преступление состоит только в принадлежности к ранее  правящему
классу, в  том,  что они  воспользовались официально принесенной  революцией
свободой политического выбора и т.п.
     Кораблей в гавани мало, жизнь замерла. На Большой Неве стоят  несколько
крейсеров  и  торпедных  катеров,  бывшая  императорская  яхта  -  грязные и
запущенные;  такие же матросы.  В  субботу  утром, 10  августа, мы поехали с
Шубертом на Финляндский вокзал для  урегулирования вопроса с отъездом, затем
на "острова" в дельте Невы, служащие местом отдыха,  как  Ванзе для Берлина.
Затем пешком осмотрели ряд общественных зданий  и  церквей, в первую очередь
Казанский собор и церковь Вознесения. Покупки на Невском проспекте.
     Общее   впечатление:   умирающий  город!   Население   после  революции
сократилось более, чем наполовину. Если Москва останется столицей, Петербург
много  потеряет,  даже если с  господством ужаса будет  покончено. Он  может
оставаться  значительным городом  для  ввоза  и вывоза  товаров,  с развитой
промышленностью,  если прибалтийские государства будут  для России потеряны,
но никогда уже не приобретет своего былого значения, данного ему волей царя.
Великолепные  административные здания должны скоро отойти  правительству  из
Москвы, где таких помещений не хватает и при нынешних условиях их не удастся
создать.  Но  какое  правительство  захочет  даже в  мирное  время  иметь по
соседству в сорока километрах с одной стороны и в двухстах - с другой  чужие
государства и быть постоянно готовым к бегству в случае начала войны.

15 августа.
     Ревель очень симпатичный город. В нем чувствуешь себя, будто находишься
в Любеке или  Ростоке. Красив  и пригород. Наша дипломатическая миссия может
спокойно  отказаться от  мысли попасть в Псков, где  близость демаркационной
линии  будет  вызывать  стремление  к более  тесным  контактам  с  советским
правительством. Но все это в теории. Пока обстановка прояснится, пока станет
ясно,  что возвращение в Россию в ближайшей перспективе исключается,  на это
время я попрошу отпуск, а затем найду себе другое занятие.

16 августа.
     Вечером  торжественный ужин при генеральном  штабе в честь управляющего
бургомистра Гамбурга фон Мелле. Торжественные  речи, в том  числе со стороны
представителей города. Отношения между немецкими и местными властями кажутся
хорошими. С какой радостью и оптимизмом можно было бы подумать обо всем, что
достигнуто в трудной борьбе против всего мира,  не  в последнюю очередь - об
освобождении старых балтийских колониальных стран немецких купцов и рыцарей,
если  бы  положение на  западе  не  приняло такой серьезный  оборот.  У меня
постоянно возникает вопрос,  не были ли все победы и все жертвы  напрасными?
Армия сделала все возможное. Конечно, ошибки  были, особенно в начале войны,
когда  из-за полумер  и  недостаточной  воли  Верховного  главнокомандования
противнику была дана возможность добиться успеха на  Марне.  Но за  эти годы
противник допускал еще  больше ошибок, иначе ему не пришлось  бы четыре года
подряд напрасно осаждать превосходящими  силами и  всеми средствами голодной
блокады окруженную со всех сторон крепость Четверного союза.
     Причиной нашего кажущегося порой безнадежным положения является то, что
в результате  половинчатости  и бесплановости нашей  политики  мы  приобрели
врагов как на западе, так  и на востоке, к которым примкнули даже два  наших
союзных  государства.   Этот   исторический  факт  не   вычеркнешь  никакими
дипломатическими ухищрениями.
     Пока  еще  мы  не  должны  отказываться  от  надежды выйти с  честью из
создавшейся ситуации, если русская зараза, которую пытаются всеми средствами
занести  к нам из Москвы и  которая и  у нас  уже находит широкую поддержку,
благодаря предательской деятельности некоторых  вождей  рабочего класса,  не
выведет из  строя  основу основ армии - родину. Полную победу Антанта  может
одержать только имея союзника в тылу нашего западного фронта, своими  силами
она такой победы не добьется никогда.

20 августа.
     Прекрасный  день проведен на борту "Беовульфа", проводившего стрельбы в
открытом море. Ревельская бухта оживлена как в  мирное время. Мирную картину
нарушают   только   полуфлотилия  крупных   торпедных   катеров,   несколько
тральщиков-искателей и санитарное судно. В остальном же это торговые суда, в
том числе финские и шведские, входящие и выходящие из гавани.
     Вечером  получено  разрешение  ехать  в  Берлин,  до  получения  нового
назначения.

24 августа.
     В  поезде  Ковно-Берлин.  Экспедиция  в  Москву  окончена.  Начиная эти
записи,  я  взял себе в  обязанность, не руководствуясь своими  собственными
политическими убеждениями и своим неприятием великого переворота, попытаться
дать справедливую  и объективную оценку целям  и действиям коммунистического
правительства России. Завершая свои записи, я суммирую поэтому свои  взгляды
на  результаты  большевистского  господства,  средства  его   утверждения  и
перспективы дальнейшего существования.
     Можно  считать, что заслуга Ленина  и его товарищей  перед  всем  миром
огромна, если этот мир окажется разумным настолько,  чтобы сделать выводы из
урока, преподнесенного  ему теперь уже практическим доказательством  безумия
марксистского  общественного  строя.  Борьбой  умов  в  научно-теоретической
области  нельзя было наставить  на  путь истины ни тех,  кто  был  привержен
высоким  и  благородным идеалам  коммунизма, ни тех, кем владела идея  чисто
материального  характера,  желание  владеть  тем, чем  обладают более имущие
сограждане. Надежды  на улучшение  мира  и благосостояния у представителей и
того, и  другого направления рассеются вследствие  коммунистического способа
хозяйствования,  если посмотреть открытыми  глазами на то, что происходит  в
России.
     Многие защитники марксизма могут по праву сказать, что мировая  реформа
в   их   понимании   не   предполагает   бессмысленного   разрушения   всего
существующего, как это произошло в России,  что они планируют постепенную  и
хорошо  продуманную  перестройку.  Не говоря  уж  о  том,  что  пришедшая  к
господству  коммунистическая   масса  заставит   даже  благоразумных  вождей
прибегнуть  к   бессмысленной   мести   и   немедленно   вмешаться  в  тонко
организованную экономику. Повышение общего благосостояния  и  условий  жизни
как  цель  не  могут  быть достигнуты  и  по другим  причинам.  Существующее
богатство презренных предпринимателей и капиталистов превратится по  большей
части  в  ничто,  если  национализация  уничтожит  дух  предпринимательства,
заинтересованности  в развитии, а, следовательно, в  начислении процентов  и
увеличении капитала.
     К  тому  же  производительность  труда  рабочих,  почувствовавших  себя
хозяевами предприятия,  быстро упадет,  упадет и  обязательная дисциплина. В
усредненном человеке, которого только и можно принимать во внимание, слишком
сильно желание  произвести  такое количество  труда, которого хватило бы ему
для  поддержания  существования.  При  системе,  когда  рабочие  будут  сами
назначать  себе   жалование,   его   размер  должен   находиться   в   самой
непосредственной  зависимости   от   продолжительности   рабочего   времени.
Следствием  всех  этих мероприятий являются, кроме  того, преступный террор,
безрассудное преследование всех инакомыслящих и устранение правового порядка
в России. И правящие личности в  принципе не что иное, как ловкие агитаторы,
своими  речами и вдохновением подстегивающие  на  борьбу  против  буржуазии,
против всего  существующего,  способные воодушевлять  массы верой  в светлое
будущее,  на  пути  к  которому - подлость  и  эгоизм правивших до  сих  пор
классов, которые должны быть поэтому уничтожены.
     Но творческие силы нигде, собственно, не проявляются.  Русские города в
запустении,  экономическая  жизнь  в  основном  замерла,  частично  она  еще
поддерживается искусственно  ценой больших жертв и затрат из государственных
средств. Даже  обеспечение  населения продовольствием, которое  в  России по
сравнению с другими европейскими государствами отличалось  в лучшую сторону,
теперь  в крупных городах пришло в полный упадок.  Прежде  всего потому, что
была сделана попытка решить крестьянский вопрос в интересах всего общества в
духе коммунистической революции, не принимая во внимание опасные последствия
такого подхода.
     Россия живет,  не  думая о  капитале, которого ввиду  богатства  страны
должно  хватить,  казалось  бы,  на  длительное  существование.  Торговля  и
промышленность едва теплятся, сельское хозяйство поставляет продукцию только
под угрозой применения силы, и тем не менее эти поставки недостаточны.
     Если  бы  уничтожение  старого  капиталистического  порядка  привело  к
улучшению  жизни  пролетариата, критика  тогда  умолкла бы. Но на  деле  все
выглядит иначе. У массы российского народа нет никакой  перспективы добиться
уровня жизни презренной буржуазии, поскольку в этом  стремлении используются
все средства для превращения буржуазии в пролетариат.
     Советская диктатура все  еще утверждает,  что она  на правильном  пути.
Признаться  в  ошибке было бы равносильно  признанию  поражения.  Нарастание
недовольства в России заставляет власть имущих  усиливать политику наведения
страха. При  этом  утвержда