просто
невежественных представлений, личных интересов  тех, кто в прошлом  создавал
мифы вокруг пакта 1939 года, кто в силу своих великодержавных амбиций до сих
пор  считает, что оправдание  сталинской политики 1939--1940 годов  отвечает
"государственному  резону". Очень  показательно  в  этом отношении,  как  на
протяжении  последних  трех-четырех  лет  изменялась  официальная  трактовка
вопроса о  секретном  дополнительном протоколе к пакту 1939 года.  Сначала в
строгом  соответствии  со  сталинскими  аргументами утверждалось,  что этого
протокола не существует в природе, что его "выдумала буржуазная пропаганда".
Затем была  пущена  в  ход версия,  будто он не найден в советских  архивах.
Потом было сделано допущение, что,


     возможно,   между   Сталиным   и   Гитлером  была   достигнута   устная
договоренность о  разделе сфер влияния в  Европе и  это  нашло  отражение  в
многочисленных косвенных документальных и прочих свидетельствах. Затем  было
признано, что,  скорей всего,  протокол был все же  подписан, но после войны
его по указанию Сталина  или  Молотова уничтожили. Наконец, на втором Съезде
народных  депутатов  СССР в декабре 1989  года был  признан,  хоть  и не без
возражений   многих  депутатов,  неоспоримый  факт  подписания  Молотовым  и
Риббентропом  23  августа  1939  года  секретного  протокола  о разделе сфер
влияния  между  гитлеровским  и сталинским  руководством. Оказалось,  что  в
архивах МИД СССР  хранится датированный апрелем  1946  года  акт  о передаче
подлинника  этого  протокола  на  русском  и  немецком  языках,  подписанный
сотрудниками аппарата Молотова.
     Восторжествовала  правда.  "...Переговоры  с   Германией  по  секретным
протоколам,-- говорится в постановлении Съезда народных депутатов СССР от 24
декабря  1989  года,-- велись  Сталиным  и  Молотовым втайне  от  советского
народа, ЦК ВКП (б) и  всей  партии, Верховного Совета  и Правительства СССР.
Эти протоколы были изъяты из процедур ратификации. Таким образом, решение об
их  подписании  было по существу и по форме актом личной власти  и никак  не
отражало  волю советского народа, который  не несет  ответственности за этот
сговор"*. Съезд осудил факт  подписания секретного дополнительного протокола
от 23 августа 1939  года, других  секретных  договоренностей  с Германией  и
признал  их  юридически несостоятельными  и недействительными  с  момента их
подписания.
     Раздел сфер  влияния между  Гитлером и Сталиным был  коварным заговором
против народов Финляндии, Эстонии,  Латвии, Литвы, Польши и  Румынии. Гитлер
предоставил эти страны частично или полностью в распоряжение Сталина в обмен
на  согласие последнего дать фашистской  Германии свободу рук в войне против
Польши,  Франции и других стран Западной Европы. Поэтому сам по  себе раздел
является частью  более  важной  и широкой  проблемы,  связанной с преступной
игрой диктаторов  с  огнем и заведомым курсом на развязывание европейского и
мирового военного конфликта. Разница между

     * Известия. 1989. 27 декабря.


     ними в  данном случае состояла в том, что Гитлер и его клика планомерно
готовили грабительские походы против народов Европы с целью  их закабаления,
а Сталин и его подручные стремились использовать агрессивные замыслы Гитлера
в  своих  "классовых"  интересах,  неразрывно  слившихся  с великодержавными
амбициями, для ослабления и подрыва мощи  капиталистического Запада в целом.
Гитлеровская военная машина застыла в конце августа 1939 года у светофора на
польских границах в  ожидании  зеленого сигнала,  чтобы ринуться  вперед  по
дороге  войны.  Сталин, подписав пакт о  ненападении с Гитлером, дал зеленый
свет агрессии.
     Мог бы  вермахт  двинуться вперед, если бы  Сталин  сказал:  "Нет, я не
стану  заключать  пакт  о  ненападении  с  фашистской  Германией  и  не  дам
германским войскам свободу  рук против Польши  и Франции. Не пытайтесь  меня
обмануть: если Россия не свяжет Германию на востоке, то вермахт, обрушившись
всей мощью  на Францию, быстро расправится с ней,  а затем,  обеспечив  свой
тыл,  повернет  против  России.  И   тогда  ей  плохо  придется.  Ведь  весь
стратегический  опыт первой мировой  войны говорит о том, что Советский Союз
не  должен  подвергать  себя  такой  смертельной  угрозе.  Его  безопасность
неразрывно связана с  безопасностью Франции". Не  исключено,  что и  в  этом
случае авантюрист Гитлер развязал бы войну.  Но она развивалась  бы  в очень
неблагоприятных  для Германии условиях и неизбежно  привела бы к образованию
против  нее коалиции из СССР, Англии,  Франции и  США. Существовавшие  между
ними противоречия отступили бы на задний план перед лицом угрожавшей им всем
нацистской опасности, как это случилось с большим опозданием позже, после 22
июня  1941  года. К  этому с  неумолимой логикой  обязывали  геополитические
особенности   расстановки   сил  между  главными   актерами  на  европейской
политической и  стратегической  сцене.  Сталин  этого не  понял.  Не  понял,
очевидно, в силу отсутствия у него  достаточных внешнеполитических  знаний и
опыта,   а  также  вследствие  извращенности   его   мышления,  отягощенного
классово-идеологическими   догмами   и  предрассудками.  Этим   очень  ловко
воспользовался Гитлер для осуществления своих планов поочередного разгрома в
"блицкригах"  главных  европейских держав, стоявших  на  пути к установлению
германского господства над Европой. В этом, собственно,


     и  состоял  трагизм самоубийственной  и антинациональной по  своей сути
внешней политики  Сталина в  самый ответственный период европейской истории,
когда   решались    судьбы   войны   и   мира.   Последующий   ход   событий
продемонстрировал  это со всей  очевидностью. Не подлежит никакому сомнению,
что между договором от 23 августа 1939 года и нападением фашистской Германии
на  Советский Союз 22 июня  1941 года имеется самая  непосредственная связь.
Этот пакт подготовил почву для агрессии против СССР и поставил нашу страну в
критический момент в отчаянное положение международной изоляции.
     "Вождь  народов"  не  мог  в  силу своей необразованности  понять,  что
английская политика всегда руководствовалась  принципом: "у нас нет друзей и
врагов, у нас есть лишь национальные интересы". Он судил об английской, как,
впрочем,  и о французской политике по  "мюнхенцам" -- Чемберлену и Даладье и
не  хотел замечать, что после  захвата  Германией Чехословакии  в марте 1939
года в политике Англии и Франции наступил резкий поворот в сторону сближения
с СССР на антигерманской  основе. Верные шансы создать совместно с западными
державами   антигитлеровскую  коалицию   были  упущены.   Сталин   предпочел
договориться  с Гитлером  против Англии  и  Франции. Второй  роковой просчет
Сталин совершил,  продолжив  свою ориентацию на  сотрудничество с  Гитлером,
после того  как в  мае  1940 года  Франция  была  разгромлена  и Черчилль --
сторонник решительной  борьбы  с  гитлеровской  Германией  и союза с СССР --
сменил  Чемберлена  на  посту английского  премьера. Даже неискушенному было
ясно, что,  освободившись  на  Западе,  Гитлер  обрушит  очередной  удар  на
Советский Союз. Надо  было срочно менять всю политику и идти на сближение  с
Англией и США, тем более что последние протягивали Москве руку. Вместо этого
Сталин продолжал снабжать Германию стратегическим сырьем для ведения войны и
в  ноябре 1940  года послал Молотова в Берлин на переговоры, где речь шла  о
присоединении   Советского  Союза   к   Антикоминтернов-скому  пакту.  Более
абсурдное решение трудно себе представить.
     Сталин, а  затем и  его  последователи постарались  сделать все,  чтобы
оправдать  перед  историей  решение   о  заключении  пакта  с   Гитлером   и
сотрудничестве с


     фашистской Германией. Основные их аргументы  в пользу этого решения, на
десятилетия определившие направленность советской пропаганды,  историографии
и публикаций по этому вопросу, заключаются в следующем:
     правящие  круги  Англии,  Франции и США  стремились  в 1938--1939 годах
направить гитлеровскую агрессию против  Советского Союза, и, если бы не пакт
1939 года, возник бы  единый фронт западных держав и Германии против первого
социалистического государства;
     после разгрома Польши Гитлер мог бы при попустительстве западных держав
напасть  на  Советский Союз,  но  пакт 1939 года предотвратил такое развитие
событий;
     гитлеровская   агрессия  против  СССР  сопровождалась  бы  образованием
второго антисоветского фронта на Дальнем Востоке в лице Японии;
     советско-германский пакт был необходим, поскольку  Англия и  Франция не
желали союза с СССР и сорвали переговоры в Москве в августе 1939 года;
     договор 1939 года позволил Советскому  Союзу отсрочить войну и укрепить
свою оборону;
     с 1 сентября 1939 года по 22 июня 1941 года вторая мировая война носила
империалистический  характер с  обеих  сторон, и  благодаря пакту 1939  года
Советский Союз смог стоять в стороне от империалистической бойни.
     Эти аргументы в защиту договора 1939 года не выдерживают  критики, если
внимательно проанализировать факты, документы и действительный ход событий в
их совокупности. Ложен в своей основе главный аргумент, что Советскому Союзу
угрожал в 1939 году единый фронт западных держав и Германии и  что с Англией
и Францией невозможно было добиться соглашения об объединении усилий  против
гитлеровской  агрессии.  Пересмотреть  сложившиеся  стереотипы  в  трактовке
событий 1939--1941 годов оказалось  не  просто даже в последнее  время.  Это
показала  дискуссия на  втором Съезде народных депутатов СССР вокруг решения
комиссии по  политической и правовой  оценке  советско-германского  договора
1939  года.  В  решении  комиссии констатировалось:  "Истекшие  полвека дают
возможность  критически  осмыслить каждый эпизод перехода  Европы от мира  к
войне,  тщательно  выверить всю совокупность  фактов до и после августа 1939
года. К такому прочтению истории нас обязывает память о бесчисленных


     жертвах  и  горе,  не  обошедших  ни одну советскую семью от Балтики до
Камчатки.  В этой переоценке  ценностей не  может быть ни запретных тем,  ни
поставленных выше правды личностей" *.
     Вся  правда о внешней  политике  Сталина  в 1939--  1941 годах  еще  не
сказана. Чтобы  ее раскрыть, необходимы не только  немецкие,  но и советские
архивные   документы.  Именно  последних  не   хватает  для  углубленного  и
взвешенного исследования  одного  из  самых  драматических  периодов истории
Европы. То  обстоятельство,  что  эти документы  более  50 лет хранятся  под
спудом и к ним до сего времени нет доступа, говорит о глубоком  неуважении к
народу тех,  в чьем  распоряжении  они находились и находятся. Такая позиция
власть имущих обеднила наше общество, нашу историческую науку и политику.
     Исследователям предстоит еще пролить свет на многие оставшиеся неясными
и спорными вопросы. Среди них можно было бы  назвать такие: когда  у Сталина
возникло решение  заключить договор  с Гитлером  -- в  середине августа, как
официально утверждается, или намного раньше, как свидетельствует,  например,
его выступление на XVIII съезде  ВКП(б) в  марте 1939 года; от кого исходила
инициатива  заключения договора  -- от Сталина  или от  Гитлера; каковы были
подлинные намерения и  мотивы Сталина при заключении договора; почему Сталин
предпочел договор  с Гитлером  поискам соглашения с Англией и Францией;  как
Сталин оценивал общую политическую и стратегическую ситуацию в Европе в 1939
году и после;  какова была позиция и влияние других советских политических и
военных  деятелей  по  германскому вопросу в 1938--1939 годах  --  Молотова,
Жданова,  Ворошилова, Литвинова  и  других.  Все  эти  вопросы  ждут  своего
решения,
* * *
     Предлагаемый   вниманию   читателей   сборник   основан,  с  некоторыми
дополнениями, на  подготовленной  департаментом  США  публикации  1948  года
"Национал-социа-

     * От комиссии Съезда народных депутатов СССР по политической и правовой
оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 г.


     листическая Германия и Советский Союз. 1939--1941. Документы из  архива
германского министерства  иностранных  дел". В том  же  году публикация была
переведена  во  многих странах  Западной Европы  и стала  одним  из основных
документальных источников для  изучения предыстории второй  мировой войны  и
советско-германских отношений.
     Конечно, это далеко не все документы и материалы, относящиеся к  данной
теме. Не говоря  уже о документах  из советских  архивов,  они могли бы быть
дополнены  интересными документами, опубликованными  в официальном 42-томном
издании протоколов и документов Нюрнбергского суда, в многотомном совместном
издании США, Англии,  Франции  и ФРГ "Документы германской внешней политики.
1918--1945"  и др.* В совокупности с  мемуарами  и  дневниками  Риббентропа,
Вайцзекера,  Хильгера,  Геббельса,   Гальдера  и  других  деятелей  "третьей
империи"  можно составить весьма полную  картину того,  как планировалась  и
осуществлялась германская политика в 1939--1941 годах.
     Немецкие документальные  и  мемуарные свидетельства проливают свет и на
советскую  политику.  Так,  например, из  публикуемых  в  настоящем сборнике
документов  видно, что именно советские политики выступили  весной 1939 года
инициаторами  советско-германского  сближения  и  упорно  добивались  его. В
меморандуме  статс-секретаря МИД Германии от 17 апреля 1939 года  излагается
его беседа с советским послом  в Берлине Мерека-ловым. Вайцзекер приводит, в
частности, его слова о том, что "Советская Россия не использовала против нас
существующих между Германией и западными  державами  трений и не намерена их
использовать. С  точки зрения России нет причин, могущих помешать нормальным
взаимоотношениям с нами. А начиная с нормальных, отношения могут становиться
все  лучше и  лучше".  В  последующие месяцы  временный поверенный  в  делах
Астахов давал  понять германской  стороне, что  смещение  Литвинова означает
поворот  в советской политике, что в англо-советских переговорах Англия вряд
ли получит желательные для нее результаты. 5 июня посол Германии

     *  Подробно  о  документальных  источниках  по  политике   и  стратегии
гитлеровского  руководства  сказано  в  моей  книге  "Банкротство  стратегии
германского фашизма". М., 1975. Т. 1. С. 13--26.


     в Москве  Шуленбург  докладывал в  Берлин: "...фактом является то,  что
господин  Молотов почти  что  призывал  нас  к  политическому  диалогу. Наше
предложение о проведении только  экономических переговоров не  удовлетворило
его".
     Читателю  интересно  будет узнать из  документов о  закулисных сторонах
сталинской  внешней  политики  и  советско-германских отношений в 1939--1941
годах.
     Вячеслав Дашичев,
     доктор исторических наук,
     профессор


И. В. СТАЛИН: ИЗ ОТЧЕТНОГО ДОКЛАДА
10 МАРТА 1939 ГОДА НА XVIII СЪЕЗДЕ ВКП(б) 1
     ...В наше время не так-то легко сорваться сразу с цепи и ринуться прямо
в войну, не считаясь  с разного рода договорами,  не считаясь с общественным
мнением.  Буржуазным политикам известно  это достаточно хорошо. Известно это
также  фашистским  заправилам.  Поэтому  фашистские  заправилы,  раньше  чем
ринуться  в войну, решили известным образом обработать общественное  мнение,
т. е. ввести его в заблуждение, обмануть его.
     Военный  блок Германии  и Италии  против интересов Англии и  Франции  в
Европе? Помилуйте, какой же это блок! "У нас" нет  никакого  военного блока.
"У  нас"  всего-навсего  безобидная "ось  Берлин  -- Рим",  т. е.  некоторая
геометрическая формула насчет оси. (Смех.)
     Военный  блок Германии, Италии и Японии против интересов  США, Англии и
Франции на Дальнем Востоке? Ничего  подобного! "У нас" нет никакого военного
блока.  "У  нас"  всего-навсего  безобидный  "треугольник  Берлин  -- Рим --
Токио", т. е. маленькое увлечение геометрией. (Общий смех.)
     Война против интересов  Англии, Франции, США? Пустяки! "Мы" ведем войну
против  Коминтерна, а  не против  этих  государств. Если  не верите, читайте
"анти-коминтерновский пакт", заключенный между Италией, Германией и Японией.
     Так думали  обработать общественное мнение  господа агрессоры, хотя  не
трудно  было понять, что вся эта неуклюжая  игра  в  маскировку  шита белыми
нитками, ибо смешно искать "очаги" Коминтерна в пустынях Монго-


     лии, в горах Абиссинии, в дебрях испанского Марокко. {Смех.)
     Но война неумолима.  Ее нельзя  скрыть никакими покровами. Ибо никакими
"осями", "треугольниками" и "антикоминтерновскими пактами" невозможно скрыть
тот  факт, что Япония  захватила за  это время  громадную  территорию Китая,
Италия --  Абиссинию,  Германия -- Австрию и Судетскую область,  Германия  и
Италия  вместе  --  Испанию,--  все  это  вопреки  интересам   неагрессивных
государств. Война так и осталась  войной, военный блок агрессоров -- военным
блоком, а агрессоры -- агрессорами.
     Как могло случиться, что неагрессивные страны, располагающие громадными
возможностями, так  легко  и без отпора отказались от своих позиций  и своих
обязательств в угоду агрессорам?
     Не объясняется ли это слабостью неагрессивных государств? Конечно, нет!
Неагрессивные, демократические государства, взятые вместе, бесспорно сильнее
фашистских государств и в экономическом, и в военном отношении.
     Чем же объяснить в таком случае систематические уступки этих государств
агрессорам?
     Это   можно   было  бы  объяснить,  например,  чувством   боязни  перед
революцией,   которая  может  разыграться,  если  неагрессивные  государства
вступят  в  войну  и война  примет  мировой  характер.  Буржуазные политики,
конечно, знают,  что первая  мировая  империалистическая  война  дала победу
революции в  одной из  самых больших стран. Они боятся,  что  вторая мировая
империалистическая  война может повести также к победе революции в одной или
в нескольких странах.
     Но  это  сейчас  не единственная и  даже  не  главная причина.  Главная
причина состоит  в отказе большинства  неагрессивных  стран,  и прежде всего
Англии  и  Франции,  от  политики  коллективной  безопасности,  от  политики
коллективного отпора агрессорам, в  переходе  их на позицию невмешательства,
на позицию "нейтралитета".
     Формально политику невмешательства можно было бы охарактеризовать таким
образом:  "пусть  каждая  страна защищается от  агрессоров, как хочет  и как
может, наше дело сторона, мы будем торговать и с агрессорами,


     и с их жертвами". На деле, однако,  политика  невмешательства  означает
попустительство агрессии, развязывание  войны,--  следовательно, превращение
ее в  мировую войну. В политике невмешательства  сквозит стремление, желание
-- не мешать агрессорам творить свое  черное дело, не мешать, скажем, Японии
впутаться  в  войну  с Китаем, а  еще лучше с Советским  Союзом, не  мешать,
скажем, Германии увязнуть в европейских делах, впутаться в войну с Советским
Союзом, дать всем  участникам войны увязнуть  глубоко в тину войны, поощрять
их в этом втихомолку, дать им ослабить и истощить друг друга, а потом, когда
они достаточно  ослабнут,-- выступить на сцену со свежими силами, выступить,
конечно, "в интересах мира", и продиктовать ослабевшим участникам войны свои
условия. И дешево, и мило!
     Характерен шум, который  подняла англо-французская и североамериканская
пресса по поводу Советской Украины. Деятели  этой прессы до хрипоты кричали,
что  немцы идут на Советскую  Украину,  что они имеют  теперь  в  руках  так
называемую Карпатскую Украину, насчитывающую около 700 тысяч населения,  что
немцы не далее как весной  этого года присоединят Советскую Украину, имеющую
более 30 миллионов населения, к так называемой Карпатской Украине. Похоже на
то, что  этот подозрительный шум имел своей целью поднять  ярость Советского
Союза  против