одя из своего житейского  опыта,  может
прийти к  выводу, что власть уже  не  в  руках рабочего  класса:  на  заводе
господствует  "треугольник"341. Критика  под  запретом, в  партии
всесилен аппарат, за спиной советских организаций командует чиновник и проч.
Но достаточно подойти к вопросу под углом зрения буржуазных классов города и
деревни, чтобы стало совершенно ясно, что власть не у них  в  руках. То, что
происходит -- это сосредоточение власти в ру-




     ках бюрократических органов, опирающихся на рабочий класс, но все более
сдвигающихся  в  сторону  мелкобуржуазных   кругов  и  деревни   и  частично
переплетающихся с ними.
     Борьба против опасности термидора есть классовая борьба.  Революционной
является  борьба,  направленная на то, чтобы  вырвать власть из рук  другого
класса.  Реформистской  является  борьба   за  изменения  (иногда  решающего
характера), но при господстве того же класса. Власть еще не  вырвана врагами
из  рук  пролетариата.  Выровнять  курс,  устранить   элементы  двоевластия,
укрепить диктатуру еще можно мерами реформистского характера.
     Господство в партии,  а значит,  в стране  -- в  руках фракции Сталина,
которая имеет все черты центризма, притом -- центризма в период сползания, а
не подъема. Это значит: короткие зигзаги влево, глубокие -- вправо. Можно не
сомневаться, что  последний поворот влево (юбилейный манифест)342
вызовет необходимость  успокоить правый фланг и  его реальную опору в стране
-- притом успокоить не словами, а делами.
     Зигзаги влево выражаются не  только в скороспелых юбилейных манифестах.
Кантонский   переворот  является   несомненным  авантюристическим   зигзагом
Коминтерна   влево  после   того,  как   обнаружились  полностью   гибельные
последствия меньшевистской  политики в Китае. Кантонский эпизод представляет
собой  ухудшенное,  более  злокачественное  повторение эстонского путча 1924
г.343  после  того,  как была  упущена  революционная  ситуация в
Германии в  1923  г.  Меньшевизм, дополненный  демократическим авантюризмом,
нанес двойной удар китайской революции.  Можно ли сомневаться, что расплатой
за Кантон будет новый, более глубокий  зигзаг вправо в области международной
и, в частности -- китайской политики.
     Объективная задача  термидорианского режима  состояла бы  в  том, чтобы
передать  важнейшие политические командные высоты в  руки левого крыла новых
имущих  классов, все более  оттирая пролетариат на задворки и приучая  его к
голому подчинению.
     Первым  (но  не единственным) условием победы  термидора является такой
разгром оппозиции,  при котором не было бы нужды "бояться" ее. В партийном и
государственном аппарате "чистые дельцы", успевшие  переплестись всеми узами
с но-
     вым  буржуазным обществом, получили бы  перевес над чистыми политиками,
центристами, сталинскими аппаратчиками, которые  пугают дельцов оппозицией и
этим удерживают свою временную "самостоятельность".  Что  сталось  бы в этом
случае с центристами сталинского типа  -- вопрос второстепенный. Одни из них
отшатнулись  бы,  может  быть,  влево. Другие, более  многочисленные, просто
вышли   бы   из   игры.   Третьи   отказались   бы   от    нынешней   мнимой
"самостоятельности" (центризма  ) и вошли  бы в новую, чисто термидорианскую
комбинацию. Таков был бы первый этап на пути приобщения буржуазии к власти.
     Чем вызывается  "сползание"?  Давление  пролетарских  классовых  сил на
советское государство могло встречать организованное сопротивление  лишь  со
стороны  старых кадров партии и рабочей  части  государственного  аппарата и
партии. Между тем, рабочая  часть госаппарата, раньше  резко отделявшаяся от
кадров старой буржуазной интеллигенции и не доверявшая ей,  в последние годы
все больше  и больше  отрывается  от рабочего класса, сближается по условиям
жизни и быта с буржуазной и мелкобуржуазной  интеллигенцией и делается более
податливой  враждебным классовым влияниям. С другой стороны, основная  масса
пролетариата, отдавшая в бюрократический  аппарат государства свой авангард,
после страшного  напряжения  первых  лет  революции  в  обстановке  быстрого
улучшения   ее   материального   положения   за  восстановительный   период,
обнаруживала  большую  политическую пассивность. Немало  влияния  в  том  же
направлении оказал ряд  поражений международной революции за последние годы.
К этому нужно прибавить действия партийного режима. Пролетариат несет в себе
самом   еще  большое  наследие  капиталистического  прошлого.   Первые  годы
революции    подняли   наверх   все   наиболее   активные,    революционные,
большевистские  элементы  класса.  Сейчас  идет  отбор служилых и  покорных.
"Беспокойные" элементы оттираются  и  преследуются. Это ослабляет  партию  и
класс  в целом,  разбронировывает  его  перед  лицом врага.  Таким  образом,
возрастающее  давление буржуазных  сил на  рабочее государство проходило  до
последнего времени без активного сопротивления основной массы пролетариата.



     Такое  положение  не  может длиться вечно. Есть основания  думать,  что
значительный  интерес, проявленный беспартийной рабочей  массой к  партийной
дискуссии  перед  XV  съездом, как  и  явления,  связанные  с  колдоговорной
кампанией344, означают начало пробуждения в них тревоги за судьбы
пролетарской  диктатуры.  По  мере дальнейшего роста активности пролетариата
будет расти  и спрос  на оппозицию в рабочей среде.  За  годы  своей  борьбы
против сползания внутри партии (1923 -- 1927) оппозиция могла лишь тормозить
этот  процесс.  Серьезно  задержать  этот процесс  может  лишь развертывание
классовой борьбы пролетариата,  направленной против  новой буржуазии, против
непролетарского влияния на его государство,  против  мирового  империализма.
Пролетариат  привык  воспринимать опасности и реагировать на них через  свою
партию. Монопольное положение партии после 1917 года еще более закрепило эту
ее роль. Вся острота положения состоит в том, что партийный режим тормозит и
парализует  активность  пролетариата,  одновременно с  тем  как  официальная
партийная  теория успокаивает и усыпляет  его. Тем  большая  ответственность
ложится при этих условиях на оппозицию.
II. Устряловщина или меньшевизм
     Точку зрения оппозиции Бухарин  сближает  с  устряловской. В чем гвоздь
этого  политического шарлатанства? Устрялов  открыто  говорит о неизбежности
термидора как спасительного этапа в национальном развитии русской революции.
Оппозиция  говорит  об  опасности  термидора   и  указывает  пути  борьбы  с
опасностью.   Сползающий   вправо  центризм  вынужден,   закрывая  глаза  на
опасность,  теоретически  отрицать  самую  ее  возможность.  Нельзя  оказать
большей услуги термидору, как отрицать реальность термидорианской опасности.
     Таким  же шарлатанством является попытка сблизить взгляды оппозиции  на
термидор  с  меньшевистскими взглядами.  Меньшевики  считают,  что  основным
источником бонапартистских опасностей является режим пролетарской диктатуры;
что  главной  ошибкой  является  расчет  на  международную  революцию;   что
правильная  политика  требует  отказа   от   экономических  и   политических
ограничений   буржуазии;  что   спасение  от  термидора  и  бонапартизма   в
демократии, т. е. в буржуазном парламентарном режиме.
     Оппозиция же отнюдь не отрицает термидорианских  опасностей,  наоборот,
стремясь сосредоточить на них внимание пролетарского авангарда, считает, что
важнейшим  политическим  источником  этих  опасностей является  недостаточно
твердая  /линия/  проведения  пролетарской  диктатуры; недостаточно глубокая
связь  с  международной революцией;  чрезмерная  уступчивость по отношению к
внутренней и внешней буржуазии. Парламентская демократия для нас только одна
из форм господства капитала.
     Меньшевизм  является   термидорианским   насквозь.  Устрялов   в  своем
термидорианстве реалистичен --  меньшевизм  насквозь утопичен. В самом деле:
вероятна  ли  --  в  случае  поражения  диктатуры  --  смена  ее  буржуазной
демократией? Нет, это наименее вероятный  из  всех вариантов.  Революционная
диктатура еще никогда  не  сменялась  в истории  демократией.  Термидор,  по
самому  существу  своему,  есть  переходный  режим,  своего  рода  керенщина
наизнанку.  Керенщина 1917  года  прикрывала двоевластие, барахталась в  нем
против  своей  воли,  помогала  пролетариату  вырвать  власть  у  буржуазии.
Термидорианский режим означал бы новое узаконение двоевластия -- с перевесом
буржуазии --  и,  опять таки против собственного желания, помог бы буржуазии
вырвать власть  из рук пролетариата. Термидорианский режим по  самому своему
существу был  бы недолговечен. Его  объективная роль  состояла в  том, чтобы
прикрыть привычными для .трудящихся советскими формами приобщение  буржуазии
к власти. Но отпор пролетариата, его  попытки отстоять или вернуть утерянные
позиции  стали  бы  неизбежными.  Чтобы  отбить такие  попытки и  укрепиться
по-настоящему, буржуазии понадобился  бы  уже  не переходный термидорианский
режим,  а  более  серьезный,  крепкий,  решительный  --  вероятнее  всего --
бонапартистский или, по-современному, фашизм345.
     Как   левое  крыло   буржуазного  общества,   меньшевики  боролись  при
бонапартизме  за легальность.  Они  являлись бы при  этом  предохранительным
клапаном буржуазного режима.  Большевики-ленинцы  боролись бы за  завоевание
власти в форме диктатуры пролетариата.
III. Вопрос "о сроках"
     Общий вопрос об опасности термидора  вызывает более конкретные вопросы:
как близка эта опасность, не начался ли




     уже термидорианский переворот, какие реальные признаки его совершения.
     Вопрос  о  темпе   происходящих  сдвигов  имеет  для  тактики  огромное
значение. Темп политических перегруппировок внутри классов  и между классами
определить гораздо  труднее,  чем темп  экономических процессов в стране. Во
всяком случае,  круто могут ошибиться те, которые рассчитывают,  что процесс
сползания будет  длиться нынешним темпом еще ряд лет. Это наименее вероятная
из всех перспектив. В процессе сползания могут быть очень крутые  сдвиги под
действием внешних или внутренних сил буржуазии. Срока их предсказать нельзя.
Он  может, однако, оказаться  гораздо  короче, чем мы  думаем. Кто с этим не
хочет  считаться,  кто отодвигает  от  себя эту мысль, тот  будет  неизбежно
застигнут     врасплох.     Незачем     напоминать,      что     капитуляция
Зиновьева--Каменева346  привела   их   на  первых   же  шагах   к
необходимости  прикрашивать  положение,  приуменьшать опасность и убаюкивать
левое крыло партии.
     Некоторые  товарищи связывали вопрос  о сроках  термидора с  вопросом о
составе  ЦК как  верховной  власти  революции. До тех  пор, пока ЦК терпел в
своем составе оппозиционеров, эти последние являлись внутренним тормозом для
сползающих: политика ЦК, по словам  т. Томского,  была "ни то, ни се", т. е.
сползание к термидору встречало внутренние помехи. Устранение оппозиционеров
из ЦК -- так рассуждали указанные товарищи -- будет означать, что сползающим
уже невмоготу сотрудничество с представителями последовательно  пролетарской
международной  линии.  Это  будет  означать  как   бы  официальное  открытие
термидора.  Такая постановка вопроса по меньшей мере неполна и поэтому может
вести к неправильным выводам.
     Сила  оппозиции  состоит  в  том,  что  она,  вооруженная  марксистским
методом,  предвидит  ход развития  и предупреждает о нем.  "Сила" сталинской
фракции  состоит в отказе от марксистской  ориентировки.  Сталинская фракция
выполняет сегодня  такую историческую роль, которую можно выполнить только в
шорах, не  оглядываясь  по  сторонам и  не предвидя  завтрашних последствий.
Марксистские  предсказания  оппозицией  сталинская фракция воспринимает  как
личную обиду, как клевету и проч., проявляя при этом типичные черты мел-
     кобуржуазной ограниченности. Она  громит  поэтому оппозицию с удвоенной
силой.  Означают  ли  однако  исключения оппозиционеров  и  даже  формальное
отсечение  оппозиции в  целом  термидорианский переворот  как  совершившийся
факт? Нет, пока что это лишь  его подготовка партийными путями.  Опрокидывая
левый  пролетарский  барьер,  сталинская фракция, независимо от собственного
желания, облегчает  продвижение буржуазии к власти.  Но самый  процесс этого
продвижения еще только должен совершиться -- в политике, в хозяйстве, в быту
и культуре. Чтобы на деле обеспечить  победу термидора,  нужно  первым делом
отменить  (или   ограничить)  монополию   внешней   торговли,   пересмотреть
избирательные инструкции и проч., и т. п.
     В рамках партии и в ближайшем слое вокруг партии мы переживаем сейчас в
крайне  острой форме  отражение  и предвосхищение  более  глубоких классовых
процессов, которые назревают и которые еще  только должны прорваться наружу.
Партии  и ее группировкам  предстоит в этих  процессах  гигантская роль.  Но
решаться вопрос будет классом.  По мере того  как реальная борьба классов за
власть  будет обостряться, самые группировки внутри партии будут изменяться.
К выгоде оппозиции или к невыгоде. Это зависит как от объективных условий, в
том  числе  и  международных, так и от работы самой оппозиции, опять-таки не
только в национальном, но и в международном масштабе.
     Сила термидорианского  натиска,  как и  сила  пролетарского отпора, еще
только должны обнаружиться в процессе действительной борьбы классов. Поэтому
рассматривать исключение оппозиции из партии как уже  совершившийся термидор
неправильно. Вернее  сказать, такая оценка  могла  бы  оказаться правильной,
если бы дальнейший ход событий показал, что изнутри партии нет более прилива
рабочих элементов к оппозиции, что в рабочем классе нет более сил для отпора
наступающей  буржуазии  и что, следовательно,  выступления  немногочисленной
оппозиции  были последним историческим всплеском октябрьской  волны.  Но для
такой  оценки  нет   основания.  Думать,   что   пролетариат,  несмотря   на
наблюдавшиеся   в   нем   за   последний   период   явления   пассивности  и
выжидательности, не способен отстаивать  октябрьские завоевания от внешней и
внутренней буржуазии, -- значило бы



     капитулировать до боя и без боя. Не может быть никакого сомнения в том,
что дальнейший отпор справа усилит приток к оппозиции пролетарских элементов
партии и влияние ее идей на рабочий класс в целом. Вопрос о сроках термидора
и  шансах  его  успеха  или неуспеха вообще не  является и  не может явиться
вопросом голого  теоретического анализа  или  прогноза.  Дело идет о  борьбе
живых сил. Результат должен определиться в самом  действии.  Внутрипартийная
борьба,  несмотря  на всю  свою  остроту,  есть только  вступление  к  эпохе
классовых боев. Вся задача еще целиком впереди.
     Ясно,  что  при  более  быстром  и  благоприятном  ходе  революционного
движения  на Западе и Востоке оппозиция  будет  гораздо легче выполнять свою
историческую  задачу. Но и при  замедленном движении мировой  революции дело
совсем  не является  безнадежным.  Конечно,  оппозиция не  берется построить
социализм в  отдельной стране.  Если  исходить  из того, что в течение  ряда
десятилетий империализм останется победоносным на Западе и на Востоке, тогда
чистейшим ребячеством было бы думать, что пролетариат в СССР мог бы удержать
власть и построить  социализм -- против победоносного мирового империализма.
Но такого рода  пессимистическая  международная  перспектива  ни на  чем  не
основана. Противоречия  мирового  хозяйства не смягчаются,  а обостряются. В
величайших  потрясениях недостатка  не будет. Весь  вопрос в  том, чтобы  их
использовать в интересах победы пролетариата. Именно этому учит оппозиция на
примере китайских событий. Англо-русского  комитета и пр. Успех на этом пути
возможен   лишь   при  условии,  если  будет  обеспечена  преемственность  и
активность подлинного  большевизма,  хотя пока что -- в  качестве небольшого
меньшинства.
     Но если бы даже  весь ход  борьбы в ближайший  период  оказался в корне
неблагоприятным для диктатуры пролетариата в СССР и привел бы  к ее падению,
то в этом случае работа оппозиции сохранила бы все свое значение. Завершение
термидора  неизбежно  означало  бы  раскол  партии.  Оппозиция  перевела  бы
революционные   кадры  большевизма  на  почву   борьбы  против   буржуазного
государства. Наш  левый фланг образовал  бы  при этом не "вторую" партию,  а
явился  бы  продолжением  исторической  партии  большевиков.  Вторая  партия
слагалась бы из переплета бюрократических и собственнических эле-
     ментов, уже  ныне имеющих свои  опорные  пункты на правом  фланге.  Эта
вторая  их  партия  явилась  бы  только  ступенькой  для  настоящей,  т.  е.
империалистской буржуазии,  внутренней и иностранной. Задача  большевистской
партии  --  после  буржуазного  переворота  --  состояла  бы  в  том,  чтобы
подготовлять вторую пролетарскую революцию. Сейчас дело идет, однако, о том,
чтобы предупредить  такой  ход развития  --  через пролетарское ядро  ВКП  и
рабочий класс в целом.
IV. Перспективы
     После формального отсечения оппозиции непролетарские  классы будут себя
чувствовать несравненно увереннее. Нажим  еще более усилится. Формы и методы
этого нажима будут становиться  все более разнообразными и всеохватывающими:
от нажима мастера в цехе и до нажима европейской и американской буржуазии по
вопросу о монополии внешней торговли.
     Но если исходить  даже из того  предположения,  что напор  внутренней и
международной буржуазии должен  закончиться  победой ее  (а  это ни в  каком
случае не предрешено), то и тогда нельзя себе представить, что процесс будет
происходить  гладко,   путем   ускоренного   сползания,   без   помех,   без
сопротивления снизу,  без  попыток пролетарского контрнажима  слева.  Именно
возрастающее наступление  непролетарских классов  должно  будет  толкать все
большие  слои  пролетариата  на  путь  активной  обороны.  Для  того,  чтобы
политически возглавить эту оборону, рабочему ядру партии, как и пролетариату
в  целом,  понадобится оппозиция  -- даже и при  самом неблагоприятном  ходе
развития событий.  Незачем  пояснять, что пролетарское ядро партии и рабочий
класс будут лишь  при  этом условии  предъявлять все более  широкий спрос на
оппозицию, если сама оппозиция сумеет на  всех вопросах жизни и борьбы  масс
показать  действительное  соответствие  своих  взглядов  подлинным интересам
пролетариата.  Это  предполагает активность самой оппозиции,  ее  постоянное
вмешательство во все процессы экономической, политической и культурной жизни
рабочего класса.
     Сталинская фракция стоит перед угрозой  не  только возрастающих нажимов
справа, но и неизбежного отпора  слева. Сталинцы  громят оппозицию, надеясь,
что им самим  удастся овладеть неизбежным отпором слева против надвигающихся
справа сил.



     Элементы правого крыла партии, как и устряловские элементы госаппарата,
"понимают" необходимость определенного маневра влево, но опасаются, что этот
маневр может зайти слишком далеко. Элементы правого  фланга, как состоящие в
партии,  так  и непартийные,  но  участвующие в  разрешении  всех  партийных
вопросов, характеризуются своей органической связью с новыми собственниками.
Они могут идти лишь на такие маневры, которые, означая известную "жертву"  в
пользу пролетариата, в то же  время не понижают материального благосостояния
эксплуататорских классов и не осуждают их растущей политической роли. Именно
под  этим углом зрения  стоит  для них вопрос  о семичасовом рабочем дне,  о
заработной плате, о  помощи бедноте и пр. Левые маневры не спасут сталинской
политики: хвост ударит по голове.
     Рост правого крыла выражается  непосредственнее  всего  в  возрастающем
перевесе госаппарата над партаппаратом.  Этот процесс можно ярко  проследить
на промежутке  двух лет между  XIV  и  XV съездами. XTV  съезд  был  апогеем
партаппарата