ания бояться
проникновения убийцы  в  собственный дом  и который  знал,  что в  это время
Зборовский  находится  в Соединенных  Штатах.  Стенограмма  его показаний  о
Зборовском --  она  была опубликована  в 1962  году после принятия решения о
возбуждении  судебного  дела  против  Зборовского  --  занимает  17 печатных
страниц. В процессе дачи  этих показаний Орлов называл и другие  имена и тем
самым   позволил   по-настоящему  оценить   существо   и   действия   службы
государственной безопасности Советского Союза.


     Разоблачения  продолжались.  В  апреле  1956  года  "Лайф"  опубликовал
написанную Орловым статью, в которой рассматривался так и не решенный вопрос
о том,  был ли Сталин осведомителем Охранки, то есть царской тайной полиции.
Орлову сообщил об этом его родственник Зиновий Кацнельсон, который в феврале
1937  года в  Париже поведал ему,  что те,  кто участвует  в  антисталинском
заговоре, в  том числе  и  он  сам, располагают неопровержимыми документами,
свидетельствующими   о   контактах   Сталина   с   Охранкой,   и   готовятся
распространить их среди членов партии.
     14   и  15  февраля  1957   года  Орлов  снова  давал  показания  перед
Подкомиссией   по    внутренней   безопасности,    на    заседании   которой
председательствовал сенатор  МакКлеллан, разоблачая многочисленных советских
тайных  агентов  и  их  действия  и  особо  подчеркивая  активность  НКВД  в
Соединенных  Штатах.  И  снова он  говорил честно и  ничего  не утаивал.  На
архиважный  вопрос сенатора МакКлеллана,  "каким образом  мы можем  побудить
сотрудников  советских служб перейти  на  нашу  сторону", Орлов  дал  совет,
который  остается не  менее  важным сегодня,  чем в тот день, когда  он  его
произнес:
     "Я  бы посоветовал, чтобы  ответственный государственный чиновник... на
пресс-конференции  или  где-нибудь еще сделал заявление  о том, что тем, кто
выйдет  из преступных  сговоров, тем, кто хочет порвать  со  своим прошлым и
перейти на сторону свободного мира, помогут получить иммиграционную визу для
въезда  в эту страну,  помогут  устроиться и  обеспечат  неприкосновенность,
несмотря на ответственность за проступки, которые они могли совершить в этой
стране...  Предлагать какие-либо  деньги  такому человеку было бы  нехорошо,
потому что  людей, которые  пришли к решению порвать  со своей  страной,  со
своими семьями... не следует соблазнять деньгами. Они будут чувствовать себя
оскорбленными. А они не хотят, чтобы на них смотрели как на  предателей, они
не хотят выглядеть предателями в собственных глазах".
     С 1962  по 1965  год  Орлов работал  над  своей  второй  опубликованной
книгой: "Руководство для разведывательных и партизанских действий". Она была
напечатана издательством  "Мичиган Юниверсити пресс" в 1963 году.  Почти  за
тридцать   лет  до   того  он  написал   первый  вариант  этого  пособия  по
использованию  разведывательной техники  при  различных  обстоятельствах для
предполагаемого в Москве обучения  нелегалов.  Теперь у него была совершенно
иная цель: вооружить Запад знаниями, показать, как работают службы советской
государственной  безопасности не ради защиты Кремля, а  ради проникновения в
тыл защитников  демократии. Одна  глава, например,  называлась "Щели в броне
агента".  Концепции  советской  оперативной  деятельности  --  политической,
диплома-


     тической, экономической,  промышленной и военно-разведывательной, поиск
агентов  влияния,  дезинформация  и  проникновение в чужие  правительства  и
разведывательные  службы, проанализированные в  этом  руководстве,  и поныне
лежат  в  основе  практической  деятельности  КГБ в  Соединенных  Штатах и в
свободном мире.
     Орлов   был  также   занят   изучением  советского  законодательства  и
написанием собственных  мемуаров.  Ему  было  по душе  спокойствие, присущее
научной деятельности. Раз-другой у него возникали  основания считать, что он
вычислен советской властью и на время помещен под наблюдение. Он  и его жена
продолжали  жить  настороже.  Их  двери  всегда  были  на замке.  Незнакомые
визитеры допускались с большой осторожностью. Мария очень нервничала от этих
досадных  ограничений.  Она  мечтала  о  той  свободе,  которую   их  друзья
воспринимали как нечто само собой разумеющееся.
     До  14  ноября 1969  года  все шло довольно мирно. В тот  день раздался
осторожный стук  в дверь, хотя из домофона при входе  в дом не  донеслось ни
звука.  Генерал Орлов чуть  приоткрыл  дверь.  Неизвестный посетитель быстро
сказал по-английски,  что принес  письмо, как он предполагает, от одного  из
бывших  подчиненных  Орлова  в  Испании.  Орлов  взял  письмо  и,  продолжая
придерживать дверь, спросил  у посетителя, кто он такой. Человек сказал:  "Я
Феоктистов.  Мне хотелось бы поговорить с Александром Михайловичем".  Поняв,
что Феоктистов его не знает,  Орлов ответил, что передаст Александру письмо,
и  захлопнул  дверь. Мария, которая находилась в  спальне,  собираясь выйти,
услышала  кое-что  из  их разговора.  Она метнулась  мимо удивленного  мужа,
который  собирался открыть письмо, и, захлопнув за собой дверь, очутилась на
площадке,  где  встретилась  с  посетителем лицом  к лицу.  Феоктистов снова
назвал  себя  и  сказал,  что  он  член  советской  делегации,  прибывшей  в
Организацию  Объединенных  Наций  в  Нью-Йорке.  Он  даже  вынул  из кармана
служебный  пропуск  и дал его  ей.  На пропуске  было  написано  имя: Михаил
Александрович Феоктистов.  Она спросила, есть ли  у него при себе оружие. Он
ответил, что нет, и продолжал говорить о принесенном им письме  и о том, что
в  нем содержатся известия  о  сестрах  госпожи Орловой. "Я ничего  не  хочу
слышать  от  вас  о моих  сестрах.  Забудем  про  них".  Настойчиво выполняя
задание, Феоктистов обвинил госпожу  Орлову в  том, что  она не любит  своих
сестер. Она объяснила  ему,  что  предпочитает  услышать  о  них из  другого
источника.  Она также отвергла его  предложение позаботиться о том, чтобы ее
сестрам  было передано любое  письмо,  которое  она захочет  написать.  "Мне
известны советские методы, -- сказала она. -- Я знаю, что советские


     граждане  сначала получают  письма из заграницы, а потом их  обвиняют в
связях с иностранцами".  Единоборство  длилось почти  два  часа:  Феоктистов
настаивал, что должен повидаться с Александром Михайловичем, а Мария решила,
что ничего подобного  она  не допустит. Наконец, нежеланный  визитер  весьма
неохотно удалился. Позже он позвонил Орлову и упрекнул за отказ принять его.
"Прочитал ли генерал  письмо?" -- спросил он. Орлов в свою очередь  спросил,
кто  писал  это письмо. Феоктистов  ответил, что некто "Проко-пук".  На  что
Орлов заявил, что такого в Испании не знал.  Феоктистов продолжал гнуть свою
линию.  Он заверил автора  "Тайной  истории сталинских  преступлений", что в
СССР все  относятся  к нему с уважением и даже  восхищением  и  что никто не
считает  его  врагом народа. Он также  попросил  автора дать  ему  экземпляр
книги.  Орлов,  пожелав  ему здоровья, повесил трубку. Как  хорошо,  что  их
подготовка к переезду  в другой  город  была уже  в  полном разгаре.  Однако
Орлова беспокоил предстоящий  переезд. У его Марии было больное сердце, и им
хотелось  быть  поближе к  одному  знаменитому кардиологу, который лечил  ее
прежде.  Двухчасовой  словесный  поединок  с   Феоктистовым  мог  отозваться
серьезными осложнениями.
     Вскоре после  нежеланного  визита Орловы перебрались в Кливленд. Но КГБ
не  оставило их  в  покое.  Утром  10 августа  1971  года кто-то тихо к  ним
постучался. Госпожа Орлова  чуть приоткрыла  дверь. Она  не сразу  узнала  в
пришедшем Михаила  Александровича Феоктистова,  офицера  КГБ,  засланного  в
Америку  под маской  переводчика  в  секретариате  Организации  Объединенных
Наций.   Последнее   время  у   нее  часто  туманилось  зрение.   Феоктистов
представился, напомнил  ей  о  своем визите в Мичиган в 1969 году  и снова в
ответ  на ее  просьбу предъявил  дипломатический  паспорт. Она  вернула  ему
паспорт и закрыла дверь.
     Вдруг ей  пришла в голову  мысль,  что  этот  настойчивый человек, быть
может,  чего-то  боится  или его  мучает  совесть,  возможно, он  тоже хочет
выбраться  из затянувшей  его в трясину советской разведки. А вдруг  он ищет
помощи? Орловы открыли дверь.  Когда Феоктистов вошел,  Мария  спросила его:
"Когда вы порвали  с вашим правительством?" Он ответил: "Нет,  я с  ними,  я
работаю  на  них".  Он  покорно  ждал,  пока  она его обыскивала.  Он не был
вооружен.  Затем  он  снова  разразился  восторженной  тирадой,  которую был
вынужден прервать  в Энн Арбор почти  два  года назад.  В  СССР  Александром
восхищались и, да, любили. В Советском Союзе его считали героем. Искал он их
только с целью  получить  разрешение "дорогого Александра"  использовать его
имя и фотографию в советских изданиях, превозносящих его великие деяния.


     Он говорил  о  друзьях, которые,  как хорошо знал Орлов,  были  казнены
десятки лет назад, но, по словам  Феоктистова,  благополучно здравствовали и
поныне.
     Может быть, Александр и Мария вернутся на родину,
     где их ждут с почестями?
     Нет.
     Что ж, может, Александр даст Феоктистову список всех
     своих друзей в Советском Союзе, чтобы Феоктистов смог рас
     сказать ему новости о каждом из них?
     Нет.
     Быть может, Марии хотелось бы через Феоктистова
     вступить в переписку со своими сестрами?
     Нет.
     Жена Феоктистова и их маленькая дочь внизу в маши
     не. Быть может, Александру и Марии хотелось бы познако
     миться с ними?
     Нет.
     Но почему они так плохо думают о нем?
     Потому что, -- ответили они, -- он сделает все, что
     велело ему начальство. А сейчас он может идти и не возвра
     щаться. Они не желают его больше видеть.
     Спустя  три месяца, 16  ноября 1971  года,  Мария Орлова скончалась  от
сердечного приступа в городе Кливленде. Потеряв жену, которая была ему самым
близким другом целых пятьдесят лет (они отпраздновали свою золотую свадьбу в
апреле того же года), и единственную дочь, чьи останки покоились в фамильном
склепе на кладбище Маунт Оборн в Кембридже, штат Массачусетс, старый генерал
продолжал  жить.  Его разум  оставался  совершенно ясным.  Он  помнил  всех:
Дзержинского,   Ягоду,   Ежова,   Берию,   своего   погибшего   родственника
Кацнельсона, Пальмиро Тольятти, Густаво Дюрана,  Михаила  Кольцова  -- целые
легионы. Он хмуро улыбался, вспоминая, как его письмо Сталину прояснило, что
Ежов  солгал,  докладывая  о деле генерала  Николая Скоблина, и тем не  дало
Ежову  уйти от расплаты.  Он  был отважным  человеком, и  это  позволило ему
пережить  революцию  и ее  последствия, времена нелегальной  деятельности  в
Советском   Союзе  и  в   Европе,   гражданскую   войну  в  Испании,  страх,
распространявшийся  из Москвы, который он  испытывал  у  себя на загривке  в
Барселоне и даже в Энн-Арборе. Ему трудно было оставаться в одиночестве,  но
он сохранил  детскую  веру в то, что  ему предназначено жить еще много-много
лет. Он  снова вернулся  к работе, начал  настраиваться на  издание  "Тайной
истории" на  русском  языке  и на подготовку  в набор своих неопубликованных
мемуаров.
     Первый сердечный приступ  случился у  него в  воскресенье 25 марта 1973
года. Второй -- 1 апреля, причем с полной


     остановкой сердечной деятельности. Но его выходили и вернули в этот мир
в  благотворительной  больнице  святого  Винсента  с  помощью старого  друга
доктора Генри Циммермана, который  также  облегчил последние дни его жены. 7
апреля его  сердце  остановилось  в последний  раз.  Похороны  состоялись  в
Кливленде  10 апреля 1973 года. Богослужение совершили преподобный 3. Чабо и
раввин Дональд Хескинс.
     Публикация  "Наследия Александра Орлова" -- частично дань  памяти этого
необыкновенного человека.  Гораздо более  важным является надежда на то, что
она   привлечет  внимание   к  его  свидетельским   показаниям  и   послужит
предупреждением тем многим людям, которые когда-то смутно о  чем-то слышали,
но с тех пор все забыли, а также тем, которых гораздо  больше  и которые  до
сих пор не имели возможности услышать сказанное Александром Орловым.


     СВИДЕТЕЛЬСКИЕ ПОКАЗАНИЯ АЛЕКСАНДРА ОРЛОВА,
     подтвержденные госпожой Марией Орловой, 28 сентября 1955 года
     Заседание    Подкомиссии    началось,     согласно    правилам,     под
председательством  сенатора Джеймса О. Истленда, в 14. 40 в помещении No 411
здания Сената. Также присутствовали: главный юрисконсульт Дж. Дж. Сауэрвайн,
заместитель    главного   юрисконсульта   Алва   Дж.   Карпентер,   директор
исследовательской службы Бенджамин Мандель.
     ПРЕДСЕДАТЕЛЬ  ИСТ  ЛЕНД.  Готовы  ли вы  торжественно  поклясться,  что
свидетельские  показания, которые вы намерены привести,  есть правда, только
правда и ничего, кроме правды, да поможет вам Бог?
     ОРЛОВ. Готов.
     САУЭРВАЙН. Назовите ваше имя.
     ОРЛОВ. Александр Орлов.
     САУЭРВАЙН. Где вы живете, господин Орлов?
     ОРЛОВ. В Нью-Йорке.
     САУЭРВАЙН. И ваш адрес в Нью-Йорке?
     ОРЛОВ. Под опекой  моего адвоката господина  Хьюго Пол-лока по  адресу:
44-я улица, Запад, квартира 19.
     САУЭРВАЙН. Чем вы занимаетесь и кто вы по профессии?
     ОРЛОВ.  Сейчас  я  писатель. Ранее был советским  дипло-матон и  главой
контрразведки.
     САУЭРВАЙН. Служили ли вы когда-либо в НКВД?
     ОРЛОВ. Да.
     САУЭРВАЙН. В качестве кого?
     ОРЛОВ.  Я занимал  несколько  высших  постов  в  НКВД, в  том числе был
заместителем   начальника   экономического   управления  НКВД,   командующим
пограничных   войск   Закавказского   фронта,   начальником   экономического
управления,  в должности которого осуществлял контроль над внешней торговлей
Советского  Союза с другими странами.  Последним  моим назначением  был пост
советника Республиканского правительства Испании во время гражданской войны.


     САУЭРВАЙН. В данное время вы остаетесь коммунистом?
     ОРЛОВ. Нет.  Я порвал с коммунизмом еще до  въезда в Соединенные Штаты,
что состоялось в августе 1938 года.
     САУЭРВАЙН. Были ли вы когда-либо знакомы с  сотрудником НКВД по фамилии
Алексеев?
     ОРЛОВ. Да, я хорошо знал Алексеева.
     САУЭРВАЙН. Где это было и что он собой представлял?
     ОРЛОВ. Впервые я встретил Алексеева в 1933 году в Вене,  где он работал
под началом одного  из своих  близких  друзей. Затем,  в  начале 1937  года,
приезжая по делам  из  Испании  в  Париж, я  несколько  раз встречал  его  в
советском посольстве во Франции.
     САУЭРВАЙН. И какую должность он тогда занимал?
     ОРЛОВ. Он  был сотрудником  отдела НКВД,  или,  как там это называлось,
резидентуры, под руководством Николая Смирнова.
     САУЭРВАЙН. И каковы были его обязанности, если вам это известно?
     ОРЛОВ. Да, известно. В его  обязанности  входило встречаться с теми,  с
кем установлен контакт, и получать от них нужную его службе информацию.
     САУЭРВАЙН. Не приходилось ли вам встречаться, видеть или знать человека
по имени Этьен?
     ОРЛОВ. Приходилось.  Будучи во Франции, я  узнал, что человек  по имени
Марк -- фамилия его в то время  мне была  неизвестна, но теперь знаю, что он
Зборовский  --   который  был  тайным  агентом  НКВД   во  Франции,  получил
распоряжение проникнуть к сыну  Троцкого Льву Седову и завязать с ним тесную
дружбу.
     САУЭРВАЙН. Это было в Париже?
     ОРЛОВ. Это было в Париже.
     САУЭРВАЙН. В Париже.
     ОРЛОВ. Мне  хотелось  бы  добавить...  Если  позволите,  я  изложу  все
обстоятельства  в  хронологическом  порядке, и  тогда картина  станет  более
ясной.
     САУЭРВАЙН. Прошу вас.
     ОРЛОВ. Политбюро направило меня в Испанию в сентябре 1936 года. А перед
этим, приблизительно в августе,  во  время знаменитого московского  процесса
над  Зиновьевым и Каменевым, мне стало известно, что  во  Франции существует
очень ценный и весьма охраняемый агент,  который был заброшен к троцкистам и
стал ближайшим другом Льва Седова,  сына  Троцкого. Он был настолько ценным,
что о  его существовании знал лично Сталин.  Его  ценность,  как  я понимал,
заключалась  в том,  что  он  в любое время мог стать организатором убийства
самого Троцкого или сына Троцкого, потому что из-за того доверия, которым он
пользовался у Троцкого и его сына, Марк


     мог рекомендовать Троцкому секретарей  и  охранников,  а  потому был  в
состоянии помочь убийце проникнуть в дом Троцкого в Мексике.
     Когда  я  услышал об этом в Москве, я не стал узнавать, как зовут этого
человека или как его фамилия, потому что в голове  у меня немедленно созрело
решение о том, что как только я снова окажусь за границей, то сам предупрежу
Троцкого  об  этом  шпионе;  его   имени  я  не  стал  допытываться  по  тем
соображениям,   что   в   случае   его  разоблачения   начнется   тщательное
расследование.  А  поскольку  о его существовании знала лишь горстка  людей,
будет нетрудно вычислить, кто именно  знал и был способен разоблачить Марка.
Однако я  решил,  что в Испании  или во Франции,  где я бывал  очень  часто,
приложу  все усилия, чтобы узнать,  кто этот человек. Я считал,  что мне это
будет  нетрудно  сделать,  ибо  глава  ре-зидентуры   во  Франции  был  моим
приятелем.
     САУЭРВАЙН. Алексеев?
     ОРЛОВ. Нет. Смирнов, о котором я уже упоминал.
     САУЭРВАЙН. Понятно.
     ОРЛОВ.  Работая в Испании, я  по  делам  очень часто посещал Францию. Я
встречался  со всеми сотрудниками,  там  же я познакомился  и  с Алексеевым.
Когда я впервые встретил его, этот Алексеев был младшим командиром и  служил
под началом  моего приятеля, с которым мы вместе воевали на  Западном фронте
во  время гражданской войны.  Будучи младшим по  званию,  Алексеев,  как это
принято в армии, попытался вкрасться ко мне в доверие, потому что я был тем,
кто  мог продвинуть  его по службе,  перевести  к себе в  штаб  и так далее.
Однажды,  когда я вышел из посольства вместе с Алексеевым, он сказал мне: "Я
знаю человека, который был внедрен к  сыну  Троцкого и  сделался  его тенью.
Если этот человек поскользнется по моей вине, мне не сносить головы".
     Естественно, я  очень  заинтересовался.  Задал Алексееву пару вопросов,
выяснил, что этого человека зовут Марком, но не стал спрашивать его фамилии.
Он работал в Институте Бориса Николаевского.
     Во  время  очередного  посещения посольства  Алексеев  сказал мне,  что
должен встретиться с  этим человеком. "Хотите  на  него  посмотреть?"  Он им
гордился  и тем самым старался  снискать  мое уважение. Мы  сели  в машину и
отправились на железнодорожную станцию  под названием "Аустерлицкий вокзал".
Там мы вылезли из машины и разделились. Алексеев направился  в большой парк.
Не помню, как называется этот парк, находившийся в непосредственной близости
от железнодорожной  станции.  Я  на  некотором  расстоянии  следовал за ним.
Вскоре  я  увидел, что он  встретился  с невысоким мужчиной,  скажем, -- мне
очень трудно судить -- лет тридцати


     пяти, ростом около ста шестидесяти пяти сантиметров, в темных очках, то
есть темной была оправа, а не стекла. Они уселись на скамейке.
     Я прошелся  и устроился на другой скамейке, чуть подальше. Я видел, как
они  обменялись  какими-то  бумагами, что заняло не более трех,  четырех или
пяти минут,  а затем расстались. Этот Марк направился в  один конец парка, а
Алексеев -- в противоположный. Я пошел вслед за Алексеевым и  догнал его. На
этот раз, прошу прощения, мне почти ничего не удалось узнать.
     Я  хочу подчеркнуть, что  изо всех  сил старался  запомнить  его  лицо,
суметь описать его, но я не знал его фамилии и не спросил ее.
     САУЭРВАЙН. Это произошло летом 1937 года?
     ОРЛОВ.  Это  было в 1937  году, где-то летом.  Он  сказал мне, Алексеев
сказал мне, что Марк женат на молодой женщине и что они ждут ребенка. Еще он
сказал, и теперь я понял, почему они встретил