) после получения ответа от тов. Станислава на свое письмо от 10 марта
1908 г. Радек не переслал этот ответ Доманскому и не показал его до сих пор,
хотя,  по  его  утверждению, в  этом ответном  письме  якобы  подтверждается
передача денег; в то же время Радек утверждает в заявлении от 6 декабря 1911
г., что тов. Станислав, видимо, должен был ему  ответить, но точно, дескать,
Радек  этого  не  помнит.  В действительности,  тов. Станислав категорически
отрицает,  что  в  своем  ответном  письме  Радеку  он подтвердил  получение
каких-либо от Радека денег (да и Радек ответа этого не предъявлял);
     6)  нет  никаких  сомнений  в достоверности  слов тов. Станислава.  Это
подтверждает и представитель правления партии;
     7) неясен в высказываниях Радека и размер полученной им суммы:
     один раз он называет цифру  в  300-500  руб., другой  -  200-300  руб.,
третий - 300 рублей. В связи с этим суд считает, что Радек не считает нужным
вспомнить точную цифру для того, чтобы намеренно преуменьшить само дело;
     8) целый  ряд  противоречий имеется в высказываниях Радека относительно
лица,  от   которого   он   получил  деньги.  Его  показания  теряют  всякую
достоверность в  свете категорических  показаний кассира комиссии профсоюзов
тов.  Макара. Более того, они только подтверждают тот  факт, что  Радек тов.
Станиславу денег не передавал;
     9) Радек, кроме этого единственного случая, больше ни разу не занимался
денежными делами профсоюзов.  Этот единственный случай он, наверняка, должен
был помнить. И противоречия в его показаниях наводят на размышления;
     10)  утверждение  Радека,  что  он   передал  деньги  тов.  Станиславу,
заслуживает мало доверия, так  как,  по  словам кассира  Макара,  Радек  был
обязан вручить деньги не тов.  Станиславу и не кому-либо другому, а только и
единственно  ему, Макару. Радек знал это, но сказал Макару,  что не передаст
ему денег, а оставит  их  у себя,  поскольку ввиду  болезни Макара так будет
надежнее;
     11) об этом свидетельствует  также сопоставление всех временных данных,
которые  указаны Радеком  относительно  передачи  денег  тов.  Станиславу, с
данными в показаниях Макара.
     IV. Дело  об утаивании от партийных инстанций  во время приема Радека в
партию в  1905  г. фактов, указанных в обвинении в пунктах  1  и 2,  других,
более мелких деликтов.
     Суд установил, что  Радек при  своем вступлении в партию  умолчал перед
партийными  инстанциями о деликтах,  указанных в пунктах 1 и  2. Напротив, в
незначительных проступках он  признался, чем вызвал впечатление откровенного
и раскаявшегося.  А именно, в своем письме от 6 сентября 1905 г., в  котором
он просил о принятии  в  партию, Радек признает свои  проступки: "не оплачен
частный долг, партийный счет, не оплачена сумма в пару крон, мелкие обманы".
Этот  перечень  был  неполным,  ибо  [хотя]  Радек  не  утаил  вышеуказанные
"юношеские  шалости",  как он  их  называет  в  письме,  но  проинформировал
неправильно.  Как следует из показаний  Зембатого, Радек получал от  него  в
1904г. различные материалы для  распространения, на довольно большую  сумму,
причем около 90 крон Радек из нее присвоил.
     Скрывая  свое прошлое и  изображая его фальшиво, он ввел в  заблуждение
редакцию "Sozialdemokratische Rundschau", которая впоследствии встала на его
защиту.  Точно  такого  же  результата  добился Радек в  редакции  партийной
"Wochen", которая взяла его под защиту в деле Радек - Геккер. В своем письме
от 24  сентября 1910 г. он обещал о каждом своем позорном пятне  из прошлого
рассказать на третейском суде. Среди прочего он писал:
     "Я не  хочу вывернуться  с помощью  лжи, но  человеку  необходимо  дать
возможность исправиться".
     Это обещание он повторил в своем письме от 6 мая  1911 г.,  когда  член
правления партии задал  ему вопрос, может  ли он,  согласно своему обещанию,
изложить  третейскому суду дело о краже книг из редакции "Naprzod". Тогда он
писал: "Партии и мне необходимо использовать выдвинутые против меня Геккером
обвинения для радикального выяснения моего прошлого, о котором полно слухов,
наносящих мне и партии вред". Но когда дело дошло до перехода от обещаний  к
делу, Радек неизменно от этого отказывался.
     V. Относительно других дел, кроме этих четырех, суд заявил:
     а) По делу Радек -  Геккер из материалов, собранных комиссией, можно со
всей  уверенностью сказать,  что  обвинения Геккера были  безосновательны  и
носили  ложный характер.  Суд  установил  при этом,  что Геккер и  Дажинский
отказались предоставить доказательства их обвинения для  третейского суда, о
чем было опубликовано  в "Verein Arbeiterpresse". Они также отказались  дать
показания нашей комиссии по расследованию.
     б) Что  касается  материала,  предоставленного  нашему суду,  и  других
обвинений,  выдвинутых   против  Радека,  то   суд  считает   этот  материал
недостаточным для вынесения приговора. Во  всяком  случае  суд  партии имеет
своей  целью установление не меры наказания обвиняемого,  а  его  морального
облика,  чтобы защитить партию от  лиц, чей моральный облик не соответствует
требованиям социалистической партии.
     Суд  считает  необходимым констатировать, что эти материалы содержат, с
учетом других обвинений,  очень  характерные детали. Так, например, Зембатый
показал, что когда он однажды попал в очень тяжелое материальное положение и
узнал, что Радек получил деньги, то потребовал от  него возвратить долг в 50
франков. Радек  ответил  цинично,  что  его социал-демократические убеждения
запрещают ему возвращать долги. Другой  свидетель, Гейнар, знакомый  Радека,
пишет, что  Радек в  1903-1904 гг., будучи  студентом университета, совершил
следующий  непристойный поступок. После того, как Радек провел у него ночь в
Тарнове,  он  рано утром, в  отсутствие  хозяина,  намеренно  осквернил  его
кровать...  (дано  непарламентское выражение) и взял его костюм. Радек потом
сказал, что это была шутка. Одежду он, впрочем, не вернул.
     Относительно всех вышеизложенных фактов суд постановляет:
     Если бы Радека можно было обвинить только в краже книг у Зембатого и из
редакции  "Naprzod",  то   с  учетом  того,  что  в   последующие  годы  его
деятельность  и  его вклад в  общее дело  свидетельствовали о  том, что  его
моральный облик изменился к лучшему, эти проступки можно  было бы  объяснить
его молодостью и считать, что он искупил грехи молодости своей деятельностью
во время революции. Однако кража  300 руб. в 1906 г. показала, что революция
не смогла поднять его моральный облик, и он не  побоялся совершить поступок,
который в тяжелых условиях нашей борьбы  мог подорвать доверие к профсоюзной
организации  и  к  партии,  а  именно  -  умолчать  о  содеянном  и  нанести
материальных  ущерб  профсоюзной   организации,  которая  с  большим  трудом
собирает свои мизерные  средства. Учитывая все это, суд усматривает  в краже
Радеком  профсоюзных  денег   продолжение  прежнего   его   образа  жизни  и
рассматривает все указанные действия Радека в их взаимосвязи.
     Исходя из  этих соображений,  суд признает, что  моральный облик Радека
несовместим с принадлежностью к партии, нарушает интересы партии и, согласно
параграфу 1 устава партии, исключает Радека из социал-демократической партии
России, Польши и Литвы.
     Суд рекомендует правлению партии востребовать с Карла Радека 300 рублей
профсоюзных денег=9.
     21 августа 1912 г.
     Следуют подписи членов судейской коллегии
     * * *
     Помимо приговора имеется следующее письмо Радека правлению партии:
     Правлению социал-демократической партии Германии
     Уважаемые товарищи!
     29  июля  я получил от правления социал-демократической  партии России,
Польши  и Литвы, членом которой  я являюсь  с 1905 г., сообщение, что на его
заседании   от  26  числа  принято  решение   о  передаче  партийному   суду
расследования  вопроса- совершил ли я три моральных проступка (в 1904 и 1906
годах).  В партийном  уставе  иностранных  групп ясно указано, что  подобное
решение  может  приниматься только зарубежной  группой (секцией), к  которой
принадлежит  соответствующий  товарищ, так  что  решение  правления польской
партии носит  явно  выраженный незаконный  характер.  Но  так  как я  считаю
недопустимым  делать что-либо на свой страх и  риск, то я  обратился в  бюро
зарубежных групп нашей партии с  просьбой решить, должен  ли  я  подчиниться
этому  решению.  16  числа  этого  месяца  я  получил  сообщение о заседании
партийной конференции, где правление польской партии хотело бы рассмотреть и
мое дело. Я обратился к партконференции с просьбой разрешить мне представить
ей существо дела с формальной стороны,  на что я и получил  18  числа  этого
месяца следующий ответ:
     "Союзная  профсоюзная  и  партийная конференция  решила  на  совместном
заседании   после  предварительного  прочтения   писем   Радека   и  Кракуса
организовать суд из трех участников конференции для расследования обвинений,
указанных в решении правления партии, и вынести приговор.
     Если Радек не предстанет перед судом, то дело будет проверяться без его
присутствия и  приговор  будет вынесен  на  основе  документов. Обоснованный
приговор должен  быть  опубликован. Что касается жалобы  Радека на  действия
правления партии, которое якобы действовало  по  отношению к нему на  основе
предвзятых   побуждений,  то  конференция  постановила,  что  для  вынесения
приговора будут  расследованы  следующие  вопросы:  были  ли безосновательны
выдвинутые против  Радека обвинения,  имели ли  они фактическое обоснование;
или же это были лишь  предположения правления партии;  имеет ли Радек  право
обжаловать действия правления партии и требовать разъяснений.
     В  заседании  суда  принимает  участие  как  наблюдатель  и  в качестве
секретаря член  правления партии,  избранный конференцией,  но не  состоящий
членом  суда.  Так  как  суд  чрезвычайный,  то  его  состав,  избранный  на
профсоюзной  и партийной конференциях, не подлежит  изменению  по требованию
обвиняемого". Это решение от первой до последней строчки является нарушением
нашего  партийного устава, как  и устава  зарубежных групп, изменить который
может только партийный съезд, но не конференция.
     Ибо 1) наш  партийный устав не признает никаких  совместных конференций
профсоюзов  и   партии,  ни   объединенных  заседаний  таких   собранных  по
отдельности конференций;
     2)  наш устав не предоставляет конференциям права организовывать суды и
определять их состав;
     3)  право  создавать  суды имеют по  партийному  уставу только  местные
организации  и   зарубежные  группы,  причем  состав  суда  определяет  бюро
зарубежных секций, если лицо, подавшее жалобу, член зарубежной организации;
     4) решением отклонено мое право на защиту; в решении снижено количество
членов  суда  до  трех  человек  (по уставу  зарубежных  групп число  членов
определено пятью); я имею право на отклонение двух судей;
     5) решение означает вмешательство  в компетенцию  суда, так как не дает
возможности  проверить  роль  правления  партии во  всем  деле  и определяет
необходимость вынесения судом приговора:
     6)  решение  подчеркивает  чрезвычайный  характер  суда, хотя  ни устав
зарубежных групп, ни устав социал-демократической партии России и Польши, ни
устав социал-демократии России (являющейся частью первой партии)  не говорят
что-либо о чрезвычайных судах.
     Хотя  это решение,  как  и его полуторагодовая  история,  показало  мне
очевидность того, что здесь речь  идет об ударе против  меня, подготовленном
по политическим причинам, как против представителя направления,
     ведущего    около    двух   лет    открытую   борьбу    с    правлением
социал-демократической партии России и Польши, я пришел на заседание  суда и
вел  в  течение часа  переговоры. Они, к  сожалению, закончились тем, что  я
заявил,  что не в состоянии доверить свою честь этому чрезвычайному  суду. Я
покинул заседание после того, как  оставил председательствующему, совершенно
незнакомому мне рабочему, следующее заявление:

     Суду,  образованному  конференцией социал-демократии  России,  Польши и
Литвы
     Я  утверждаю,  что  ни  устав зарубежных  групп нашей  партии, ни устав
партии  не знает чрезвычайного суда, что по уставу  зарубежных групп  я могу
быть предан суду только на основании решения группы.
     Но если даже чрезвычайный суд при особых обстоятельствах и допустим, то
я  должен  знать  (прежде  чем  вручить  свою  честь  такому  суду),  почему
конференция организовала такой чрезвычайный суд.
     Суд  отказался мне объяснить, почему число судей определено тремя, а не
пятью лицами, что за условия заставили изменить  объективность расследования
дела.  Суд  отказался  мне  объяснить,  почему  у меня нет  права  отклонить
половину судей, что гарантировано мне по уставу.
     Далее,  суд  отклонил  протест  представителя   правления  партии  тов.
Доманского,  не допустил моих доверенных лиц, товарищей Малецкого и Кракуса,
что не позволял себе даже царский военный суд в отношении обвиняемого.
     Суд пошел дальше: он  отказался  выдать мне на руки обвинительный  акт,
что  лишило меня  возможности пригласить таких важных  свидетелей, как  тов.
Ганецкий,  который мог  бы пролить  свет на все  недоразумения,  связанные с
делом о  деньгах  (оно  известно правлению  партии);  он решает  это дело  с
помощью тов. Станислава, единственного свидетеля этого важнейшего дела о 300
рублях. Тов.  Доманский,  играющий  роль  обвинителя,  пошел еще  дальше. Он
воспользовался  своим  правом решить данный вопрос без заслушивания главного
свидетеля, тов. Ганецкого.
     В таких  условиях суд  не  имеет  ни  малейшей возможности объективного
рассмотрения дела. Но так  как я  полностью осознаю значение отклонения мною
такого  суда,  я  готов  признать  его правомерность,  если  три  выдающихся
немецких  товарища  --   тов.  К.  Каутский.  Гаазе,  председатель  немецкой
социал-демократии,  и  тов.  Р.  Гильфердинг,  редактор центрального  органа
немецкой  социал-демократии,  после   предварительной   проверки  формальной
стороны дела решат, что я должен подчиниться этому суду.
     Если суд отклонит  эти  мои требования, то я не смогу признать этот суд
объективным,  и  мне  останется только обратиться как  к польским,  так  и к
международным  кругам с вопросом,  допустимо  ли  осуждать товарища  полевым
судом.
     Карл Радек
     19 августа 1912 г.
     "Суд"  отклонил  мое  последнее  требование,  поэтому  я  покинул   его
заседание. Приговор этого суда мне вручен не был.
     Я считаю необходимым сообщить вам эти факты, так как мне  известно, что
правление польской  партии оповестило вас о назначенном против меня процессе
с  тем,  чтобы, вероятно, повлиять на мое положение -- действительного члена
немецкой социал-демократии и сотрудника немецкой партийной прессы.
     Я не  могу вам  сразу представить документы, из  которых  было  бы ясно
видно, что все дела,  на основании которых  сейчас правление польской партии
пытается приписать мне моральные ошибки, были ему прекрасно  известны в 1908
и 1910 гг., когда правление энергичным образом защищало меня  против грязных
нападок   моих  политических  противников.  Я  не  буду   сейчас   описывать
политическую подоплеку дела. Формальная сторона  его  (что касается польской
партийной организации) ясно видна как из сказанного, так и  из направленного
вам   заявления  большинства  нашего  зарубежного  бюро,  тов.  Малецкого  и
Ганецкого. Она также освещена ведущими товарищами русской социал-демократии,
к которым я обратился.  Самое существенное вытекает из заявления комиссии по
расследованию. Я ни  секунды не сомневаюсь,  что  вам должна быть совершенно
ясна  формальная сторона такого суда и каждое его решение, если Вы считаете,
что без  согласия польской  социал-демократии  Вы не имеете  права проверять
фактическую сторону дела.
     Но прежде,  чем Вы проверите, я хотел бы обратить внимание на другое. Я
-  член  немецкой партийной организации,  делегат от  партийных товарищей из
Бремена на Хемницкий партсъезд, постоянный член вашего  органа  и имею право
на  защиту по  немецкому  партийному  уставу от таких  попыток политического
вероломного убийства.
     Пока  я  не  получу от  вас  как  от  правления немецкой  партии ясного
решения,  что  я  не могу воспользоваться  моими правами, что  меня временно
освобождают  от  обязанностей до полного  выяснения дела  (организационной и
писательской   деятельности),   я   буду   продолжать   преследовать   своих
противников,  разумеется,  представив в  редакции "Leipziger  Volkszeitung",
"Bremer  Burgerzeitung" и бременскую партийную инстанцию  документы по этому
делу.  Ясно,  что  без твердого решения  немецких партийных  инстанций здесь
нельзя  обойтись (ибо я  не знаю какого-либо  "чрезвычайного" случая в  моей
деятельности в польском рабочем движении, который дискредитировал бы  меня).
Здесь совершенно  не  имеет значения, будет  ли это решение  соответствовать
моим  чувствам или нет.  Я прошу вас, если Вы будете  решать вопрос  о  моем
положении в немецкой организации, выслушать  меня на заседании  правления  в
полном составе.
     Далее,   обращаю  ваше  внимание  на  то,  и  такое  решение  абсолютно
необходимо,  чтобы  правление  польской   партии  сообщило  вам  об   исходе
чрезвычайного суда,  чтобы дело уладилось до  Хемницкого партсъезда  с  тем,
чтобы избежать  на этом съезде нападок на  меня правлением польской партии и
чтобы мне  не пришлось обращаться к  партийной  общественности с  просьбой о
защите.  Если необходимо обсудить дело (т. е. не только мою точку зрения)  в
немецкой  организации,  то  я прошу дать  мне  время  для  уведомления  моих
польских и немецких доверенных лиц.
     Я прошу  вас  о  скорейшем решении  вопроса по делу,  и  я  не хотел бы
специально подчеркивать, что я отношусь с полным доверием к вашему мнению.
     С партприветом
     Карл Радек
     25 августа 1912 г.

     В  порядке  очередности  документов  далее   идет  следующее  заявление
правлению партии:

     Правлению социал-демократической партии Германии
     Уважаемые товарищи!
     Как  члены  социал-демократии России,  Польши  и Литвы,  как  товарищи,
знающие жизнь нашей партии (так как мы занимаем ответственные посты в партии
и были  на двух  последних  партсъездах выбраны  в  правление),  мы  считаем
необходимым обратиться к  вам,  чтобы  выполнить  наш  долг перед  товарищем
Радеком.
     Как нам стало  известно,  тов. Радек  должен предстать  перед партийным
судом,  организованным  правлением  социал-демократической  партии  России и
Польши.  Мы  знаем также,  что  вы  оповещены  уже  о выдвинутых  правлением
польской партии  против тов.  Радека обвинениях.  Вы должны, вероятно, также
заняться  этим  делом.  Лучше  было   бы,  если   бы  вы  имели  возможность
познакомиться не только с точкой  зрения правления польской  партии, но  и с
нашей точкой  зрения об этом деле. Здесь стоит вопрос о  моральной жизни или
смерти товарища, речь идет о его политическом существовании.
     Правление  польской  .партии  направило  дело  Радека  на  состоявшуюся
недавно  партконференцию.  Оно  сообщило  тов.  Радеку  решение,  в  котором
говорится, что он приглашается на чрезвычайный  суд. В то же время  по этому
решению тов. Радек лишается права отклонить часть судей.
     Мы должны заявить по этому поводу  следующее. Способ  и вид образования
суда  является прямым превышением буквы и смысла  партийных законов, которые
созданы  для того, чтобы каждому члену партии обеспечить  правовые гарантии.
Наш организационный  устав  не знает чрезвычайных судов  и не  предоставляет
права  партийным инстанциям лишать товарища  права отклонения  части  судей.
Подобные нарушения соответствующих партийных законов лишают доверия к такому
суду, и  то