ют, что  это необходимая  промежуточная стадия  и
только, что она необходима для защиты свободы  пролетариата  и для обращения
врагов  в  свою   веру  или  их  уничтожения.  В  действительности  же,  это
единственное  средство  сохранить  диктатуру  меньшинства, предоставить  ему
достаточно времени для отмщения и разрушений.
     Коммунистическая революция должна  была подарить русскому  народу права
человека  и  политическую  свободу. Мы не обнаружили в  этой  стране никакой
политической жизни, никаких демократических свобод; увидели народ, который в
страхе  и сомнениях живет от  одного  дня до другого; лишь малая часть этого
народа мчится вперед, упоенная жаждой мести и крови.
     Правительство,  которое  утверждает  свою  власть  только   преступными
средствами,  не  способное  ни к каким  делам,  может вызвать только чувство
презрения и отвращения.  Во всяком случае,  мы,  проработав  совместно почти
четыре   месяца,   не   можем  испытывать   иных   чувств   по  отношению  к
коммунистической  диктатуре.  Хотелось  бы надеяться,  что рано  или  поздно
остальная Европа поймет опасность большевизма для мира и найдет в  себе силы
остановить  его  распространение  и покончить с  ним. Решающую роль  в  этом
сыграет,  конечно,  исход  войны.  Если  Германии  удастся  добиться мира на
приемлемых для  себя условиях, то она  как наиболее пострадавшее государство
не должна будет  уклоняться от решения вопроса в целях  самозащиты. Хотелось
бы  надеяться, что  такую политику будут  проводить люди,  у  которых хватит
мужества,  несмотря  на возмущение  левых  партий  по  поводу  реакционности
намерений  и недопустимого вмешательства  во  внутренние  дела  России, идти
избранным  путем.  Хозяин  дома,  на  которого  напали убийцы  и  грабители,
наверняка не назовет прибежавших на помощь соседей  нарушителями спокойствия
домашнего  очага,  даже  если  они  ворвутся в  дом  без разрешения  и будут
действовать решительно.
     Коммунизм  не  продержится  долго,  самое большее  несколько  лет, если
Россия останется без помощи извне. Если же ему удастся распространиться и на
другие народы,  то  процесс  оздоровления продлится значительно дольше.  Чем
дольше  продлится  безрассудная  битва  народов,  тем  больше опасность  для
остального  мира.  Хочется  надеяться,  что  наше  правительство видит такую
опасность и готово бороться с ней.
     Если  Россия  не  найдет  поддержки, то все  некоммунистические  партии
объединятся, наконец, на отчаянную борьбу, которая увенчается победой. Тогда
и в этой несчастной стране в правительство войдут снова люди, которые заодно
с теми, кто стремится из темноты к свету.

Послесловие

     Более  трех лет прошло  с момента отъезда в Москву, пока  я смог начать
работу, привести в порядок мои записи и дела и подготовить их к изданию. Мне
представляется необходимым оглянуться  назад на  этот  период,  дать  оценку
сегодняшней ситуации  в  России  и сделать вывод  о ее  вероятном дальнейшем
развитии.
     Среди   многочисленных  книг  о  войне  и  ее  политической  подоплеке,
появившихся, начиная с  1918 г., я нашел  лишь  две  - Гельфериха  и Паке, в
которых  излагаются  впечатления  и  деятельность  немецкой  дипломатической
миссии  в Москве. В  третьем томе "Всемирная  война" статс-министр Гельферих
рассматривает в одной главе свою московскую миссию.  Я полностью  согласен с
его изложением политической ситуации и  событий в  течение тех восьми  дней,
которые  он  провел среди  нас.  В  своей  оценке политической  деятельности
московского представительства в период до его приезда он исходит, однако, из
не совсем правильных представлений. Правильные представления он, вероятно, и
не   мог   получить   вследствие  непродолжительности   его   пребывания   и
односторонности взглядов  собеседников.  Поэтому  и  сегодня я придерживаюсь
оценки, сделанной мною ранее.
     Не  только министерство  иностранных  дел,  но,  следовательно, и  наше
дипломатическое представительство  шли  в течение многих недель неправильным
курсом,  целью которого было установить не только  хорошие и  тесные связи с
большевиками,  но  и всячески поддерживать  коммунистическое  правительство.
Опасность того,  что  в результате неправильной политики будет нанесен ущерб
нашему  престижу, что будет полностью  подорвано наше будущее на  востоке  в
другие времена,  либо  не видели, либо  не хотели видеть.  Иная  ориентация,
медленно  распространившаяся  в  июне,  насколько  мне известно, не  явилась
продуктом  наших дипломатов и не  была выражением их внутреннего  убеждения,
что выражалось  в неопределенности и  половинчатости практических шагов и  в
целом сказывалось отрицательно.
     С  удовлетворением прочитали  все те, кто в  1918  г. служил  на  благо
империи  в  Москве,  разъяснения  статс-министра  Гельфериха  в  его книге о
поведении  служб ведомства после отъезда  германской миссии. С возмущением и
огорчением  пришлось  нам  тогда  узнать,  что официозная пресса объясняла в
течение нескольких недель поездку Гельфериха в Берлин и г. Спа и наш перевод
в  Петербург  боязнью  непосредственных  участников  за свою  жизнь,  хотя в
министерстве  иностранных дел достоверно  было известно противоположное. Мне
нужно лишь сослаться на мои записи того периода.
     Еще  более  прозрачно  обстояло дело  в связи с  отъездом Гельфериха по
категорическому   распоряжению    МИДа.    Эта    попытка,   исходившая    с
Вильгельмштрассе, переложить ответственность за  происходящее с центрального
ведомства  на  наше  представительство,  не была для нас,  и я  с сожалением
должен сказать  об этом, неожиданностью  и, несмотря на очевидность того, не
учитывала ущерб,  наносимый нашей личной чести.  Выражалось  возмущение тем,
что  мы  не  позволили  безропотно  распоряжаться   собой  и  не  обеспечить
дополнения к договору, что мы  требовали  от МИДа,  и  не  встречали  в этом
поддержки, дать г-ну Иоффе  вполне  недвусмысленно понять о нашем  нежелании
отступать. Впрочем,  для  этого были необходимы средства, которых в арсенале
Вильгельмштрассе, собственно, уже не было.
     Лишь в  конце  сентября 1918  г.  г-н Гельферих,  благодаря  энергичным
требованиям,  добился официального внесения ясности  в  прессе, что, однако,
осталось неизвестным для широких кругов, поскольку такие заметки  печатались
многими органами печати, к сожалению, только, если они касались политических
друзей.
     В книге ротмистра графа Гертлинга "Один год в имперской канцелярии" и в
работе
     г-на   М.   Эрцбергера78   много  лет  спустя   эти  события
упоминались, поэтому,  таким  образом, что Гельферих покинул Москву по своей
воле. В книге Гертлинга меня заинтересовало замечание на стр. 137 о том, что
директор во внешнеполитическом ведомстве г-н Криге  (о  его незнании русской
действительности  я не раз  упоминал  в  моих заметках) совершенно  серьезно
называл  г-на Иоффе "благородным  евреем". По-видимому, немецкая  революция,
совершенная  на русские деньги,  не просветила вернувшегося домой г-на Криге
относительно истинного лица русских диктаторов.
     В бурном потоке событий мои заметки в Москве в гораздо большей степени,
чем мне этого хотелось,  отразили текущие события и политику, чем внутренние
русские процессы и  взаимосвязи. Я не стал сожалеть об  этом после того, как
ознакомился с  книгой  "В коммунистической России" г-на А.  Паке, вышедшей в
издательстве Дитрихса в 1919 г. в Йене. В ней широко и захватывающе показаны
внутриполитические и культурные процессы. Автор с начала июля 1918 г.  был в
Москве  в качестве представителя газеты "Франкфуртер Цайтунг", а  с середины
июля того же  года руководил  отделом печати  дипломатической миссии. Тонкий
наблюдатель,  он  быстро  составил  себе представление  о  настроениях среди
немцев. Уже в одном из своих первых  отчетов, в  конце  которого он освещает
работу и перспективы германского представительства, отмечается (стр. 24): "В
состав  миссии входят также несколько  майоров, которые  не скрывают  своего
возмущения".
     В  начале июля  возмущение, действительно, было.  Но сегодня я вынужден
считать его  оправданным. Ко времени  приезда г-на Паке наше  положение было
уже крайне критическое и требовало изменений, поскольку речь ведь шла о том,
чтобы сохранить для Германии ее столь сильную позицию, завоеванную благодаря
ее полной победе на востоке.
     В  контексте  нашей  тогдашней  политики  было совершенно  естественным
подписание
     29  августа 1918  г. в  Берлине, а  затем и ратификация  так называемых
Дополнительных  договоров.  Они  сначала  обидели наших  союзников, особенно
турок, и притом весьма существенно, тем  более,  что  перед подписанием этих
договоров мы  не известили  их об этом; с  другой  стороны, нам было  крайне
необходимо их  согласие с пунктом  об оставлении  ими Баку и с  рядом других
политических и экономических соглашений с заинтересованными державами. Тогда
мы  брали бы на себя обязательства  и дальше играть роль защитника советской
республики,  но  по-прежнему увязали  в  полумерах, так  как одновременно мы
навязывали противнику  такие  условия,  кои не оставляли надежд  на  хорошие
взаимоотношения.
     Мы  усиливали до  предела  враждебность  кремлевского  правительства  к
кайзеровской Германии, уже и  без того  обусловленную переговорами в Бресте,
однако в то же время  укрепляли ее господство. Россия поставила свою подпись
с целью получить  передышку и выиграть время и совершенно  точно знала,  что
эти договоры  никогда не могли бы  быть выполнены. Зато согласие Германии на
отмену  прав  немцев  в  России   на  частную  собственность   действительно
содержалось  в  этих  договорах.  Нашим  представителям не  хватило  чувства
реальности, они оказались в плену самообольщения и недостаточно планомерного
мышления, тогда как русские четко и сознательно шли к своей цели.
     Я  решительнейшим образом отвергаю бывшего  рейхсминистра  финансов  М.
Эрцбергера как человека и  политика  и по-прежнему сожалею  о том, что такой
человек мог вообще играть в Германии  какую-либо роль; что  объединившиеся в
центре германские католики не проявили достаточного политического такта, что
они,  кроме  того, не вынудили его вообще  исчезнуть из общественной  жизни.
Однако  я должен согласиться с каждым  словом доводов Эрцбергера в его книге
"Пережитое в  мировой  войне"  на  стр.  246--249, касающихся Дополнительных
договоров   с   Россией.   Там  автор   убедительнейшим  образом  показывает
нереальность и пагубность всех положений этих соглашений. Особенно интересно
показано отношение г-на Иоффе и его людей к этим договорам, которые видели в
них лишь возможность выиграть время в ожидании начала революции в Германии.
     Здесь надо снова  подчеркнуть,  что  наше  внешнеполитическое ведомство
ради  этих  договоров  не  потребовало  удовлетворения  за  убийство  нашего
посланника  и не встало на  защиту немецкой чести и авторитета Германии; что
ради  этих  пустых пунктов г-н Гельферих и все члены московской миссии были,
дескать, заподозрены в  трусости.  На  самом же деле единственной целью МИДа
было   убедить  правительство  Советов  в   нашем  желании  добиться  тесных
отношений.
     Самоуверенность    русских,   столь    впечатляюще   показанная   г-ном
Эрцбергером, имела  основания. Из того почетного  неравенства, которое армии
Четверного союза не  могли долго преодолеть  перед лицом такой сверхдержавы,
несмотря  на  все  жертвы  и  победы,  в  результате  внутренних   раздоров,
порожденных предательством, сравнительно легко давшим ростки среди населения
из-за всяческих нехваток  и голода, а также при поддержке русской агитации и
русских  денег - в результате всего  этого пришло  позорное  крушение. После
четверти  века  бессистемной внешней  политики  пришлось  использовать  нашу
армию, лучшую, какую когда-либо видел мир, пришлось в 1914 году использовать
в неблагоприятных условиях  -  с целью  продолжения обанкротившейся политики
иными  средствами.  Из неблагоприятных  в военном  и экономическом отношении
условий  для ведения  войны сложилось, опять-таки  вследствие провала нашего
государственного искусства, безнадежное противостояние  против большей части
земного  шара.  Из-за  слабости  и  бессистемности  внутренней  политики,  в
результате русского влияния, от коего мы не защищались, возникла  в конечном
счете революция в Германии, как удар ножом в спину.
     Здесь должно и можно оставить без проверки и  оценки вопрос о  том, был
ли возможен  какой-либо более  благоприятный исход этой  войны  при  условии
лучшего   сотрудничества   военных  и  гражданских   ведомств  в  результате
своевременного налаживания взаимодействия. Но опять следует подчеркнуть, что
армия, при столь безнадежных обстоятельствах не только  воевавшая  до конца,
но и не раз приближавшая нас к  окончательной победе, могла бы действительно
принести  Германии  победу,  если  бы  наша политика оказалась  в  состоянии
создать хотя бы временную коалицию на нашей стороне для уже давно назревшего
решения.
     Вряд  ли  надо  подробно разъяснять,  что  результаты  нашей  восточной
политики в любом  смысле соответствовали тем  опасениям, кои мы столь  часто
ощущали и высказывали в Москве. Теперь уже признано, что из-за общего нашего
поражения иная политика мало бы что изменила. Но  этой констатацией не может
быть  оправдана  политика   самообольщения   и   слабости.  Ее  последствием
продолжает оставаться и  то, что наша репутация в России, вследствие  нашего
отношения к коммунистическому правительству террора, вследствие проявленного
нашим  внешнеполитическим   ведомством  недостаточного  понимания   чести  и
достоинства  рейха,   подорвана   на  долгие  времена.  Внутренняя  политика
большевиков за прошедшие четыре года продолжала идти в колее, обозначившейся
в  1918  году.  Ее  результаты  соответствуют  во  всех  отношениях тогда же
высказанным  прогнозам.  Нет нужды  прибегать  для  доказательства  этого  к
сообщениям  из  буржуазных и прочих  враждебных коммунизму  кругов,  которые
могли   бы  быть  отвергнуты  немецкими  друзьями  и  наемниками  московских
правителей как пристрастные. Вполне  достаточно  оценки  со стороны немецких
весьма левонастроенных рабочих, сделавших  попытку жить  в  России, а  также
различных социал-демократов других стран, но прежде всего почти нескрываемое
признание  банкротства  в выступлениях отдельных русских руководителей, даже
Ленина.
     Известия  о  безутешном  состоянии  дел  столь  многочисленны  и  столь
однозначны, что  нельзя сомневаться в  факте: Россия - это умирающая страна.
Опустевшие и голодающие города, отчаявшееся население  (за исключением очень
узкого  круга),   по-прежнему   живущее   под   гнетом  террора,   полностью
уничтоженная  промышленность  и  разваленная  торговля -  таковы  достижения
коммунистов в искусстве  управления  страной. Полный крах  экономики  страны
стал  теперь  очевидным   и  для   ослепленных  политическим  безрассудством
сторонников коммунизма в условиях страшного голода, разразившегося в 1921-22
годах, этот голод - вина только диктатуры пролетариата. Падение кремлевского
правительства было бы поэтому возможным, не будь народ  полностью разоружен.
Какие-либо акты помощи из-за границы совершенно не имеют смысла.
     В 1918  году  куда более  влиятельные руководители и другие  убежденные
большевики  говорили нам, что несправедливо уже через полтора или два месяца
большевизма  требовать  оснований  для  оценок  и  приговоров, что диктатуре
пролетариата нужно дать какое-то время для творческого созидательного труда.
Такие заверения имели тогда какое-то оправдание, однако теперь уже очевидно,
что диктатура народных  комиссаров оказалась способной лишь  к разрушению, к
доведению  России  до  гибели.  Эта  диктатура  была  и   осталась  системой
господства группы безумцев, преступников и, в очень незначительной ее части,
идеалистов  и  теоретиков,  не  понимавших  требований  хозяйства  страны  и
фактических потребностей масс.
     За наше  почти  четырехмесячное  пребывание  в  России  в  1918  г.  мы
несколько   раз  считали  близким   падение  большевистского  правительства,
постоянно  видели серьезную опасность для его существования и  рассматривали
его, конечно же, как недолговечное. Такие оценки  опирались, естественно, на
тогдашнее  международное  положение,  дававшее нам  основание  считать,  что
Германия сможет добиться для себя сносного равновесного мира. Из контактов с
различными    течениями    в    России    мы   понимали,    что    диктатура
коммунистическо-семитского клуба, хотя и не  пользовавшаяся поддержкой масс,
в результате основательного разоружения своих противников и из-за отсутствия
единства всех  ее внутренних  врагов вряд ли могла бы  быть свергнута только
изнутри.  Поэтому  поражение Германии невольно весьма  существенно укрепляло
позиции большевизма.
     Различные  движения  отдельных  генералов  и групп в  кругах казачества
против большевиков  лишались поддержки  и надежд после  прекращения немецкой
оккупации  Украины и  западных районов России. Попытка Антанты, предпринятая
по настоянию французов, играть решающую  роль в  России, была бессистемной и
слабой  и  потому  обреченной   на  неудачу  с   учетом  весьма  слабого   в
географическом  и   стратегическом  отношении   положения   по  сравнению  с
положением  Германии.  Поэтому большевикам  удалось  в то  время  поочередно
преодолеть все свои внутренние опасности, начиная с чехословацкого корпуса и
кончая Врангелем79.
     Разногласия в рядах Антанты, а именно, различие во взглядах французов и
англичан на русскую проблему после выхода Германии из  войны, явились вторым
важным  благоприятным   для   Советов  фактором,   наряду  с  разобщенностью
внутренних противников большевиков,  получивших, таким образом, долгожданную
передышку, помогшую большевикам укрепиться изнутри  и  против внешних врагов
путем широкой мобилизации масс, которая, к слову, способствовала и  борьбе с
общей безработицей в стране.
     Момент исторического значения -  война между Польшей и Россией - не был
использован. Антанта оказалась не  в состоянии использовать польскую победу,
наступившую после первоначальных впечатляющих военных успехов русских, таким
образом, чтобы можно было свергнуть  большевизм. Когда в феврале-марте  1921
г. произошли крупные мятежи в различных районах России, в том числе наиболее
опасный - в  Кронштадте,  против диктатуры,  в  широких  кругах  за границей
полагали,  что  тирании  Ленина-Троцкого  приходит  конец.  Такое мнение  не
разделялось,  пожалуй,  теми, кто  был  глубже  знаком с  русскими  делами и
понимал, что и на этот раз  речь шла лишь  об очередной  группе  противников
большевизма  - эсерах  -  и что  и эти  люди начали борьбу  лишь в некоторых
районах страны.  Только  единство  всех  противников  способно  при  условии
отсутствия  конкретной  помощи  извне   (это  следует   снова   подчеркнуть)
обеспечить победу над большевиками; но и такая победа была бы возможна лишь,
если  бы  в  результате  какого-либо  мятежа в  Красной армии  произошел  бы
переворот в  Москве, в  результате которого в руках контрреволюции оказались
бы  главные большевистские  руководители.  Однако  в  ближайшее время  такое
маловероятно.
     Вышесказанное    показывает,    как    мною    оценивается    возможная
продолжительность советского правления. Оно не может быть неограниченным, но
с учетом внешнеполитической ситуации может  продержаться еще довольно долго.
Поскольку  этот  режим живет лишь на наличный капитал, то в один  прекрасный
день всеобщее недовольство и отчаяние  в сочетании с полнейшим экономическим
крахом  приведут  к  окончательному падению  этого режима,  как я это описал
выше.
     Но   я  не  исключаю,  что  советская  власть,   осознав  экономическое
безрассудство своих мер  и  тирании, неприемлемой  на