24
июля 1933  года и о  поселении под Руй-аном и  заявление норвежских  властей
насчет иностранных самолетов в декабре 1935 года206.
     ПРОКУРОР-ФАЛЬСИФИКАТОР
     Моя "террористическая" и "пораженческая" деятельность представляла, как
известно, строжайшую тайну, в которую я посвящал  только наиболее доверенных
людей.   Наоборот,  моя  публичная   деятельность,   враждебная   террору  и
пораженчеству,  представляла только "маскировку". Не удерживаясь, однако, на
этой позиции,  прокурор  несколько  раз впадает в искушение открыть и в моей
публичной деятельности пропаганду террора и пораженчества. Мы сейчас покажем
на  нескольких  капитальных  примерах, что  литературные  подлоги Вышинского
представляют только вспомогательное средство его Судебных подлогов.


* * *
     20  февраля  1932 года Центральный  исполнительный  комитет СССР особым
декретом лишил меня  и находившихся за границей членов моей семьи советского
гражданства. Самый текст декрета, отмечу мимоходом, представлял амальгаму. Я
был назван не только как  Троцкий, но и по фамилии  моего отца -- Бронштейн,
хотя  эта  фамилия  никогда раньше не  называлась ни  в  одном из  советских
документов. Наряду с этим были разысканы  меньшевики с фамилией Бронштейн  и
также включены в акт о лишении гражданства207. Таков политический
стиль Сталина!
     Я ответил  Открытым письмом Президиуму  ЦИКа СССР or 1 марта  1932 года
(Бюллетень оппозиции, No 27). Письмо напоминает о ряде подлогов, совершенных
советской  печатью по  поручению верхов,  с  целью  скомпрометировать меня в
глазах трудящихся масс СССР.  Перечисляя важнейшие ошибки Сталина в вопросах
внутренней и внешней политики, письмо клеймит его бонапартистские тенденции.
"...Под  кнутом сталинской клики, --  говорит  далее письмо,  -- несчастный,
запутанный,  запуганный, задерганный ЦК  германской  коммунистической партии
изо  всех  сил  помогает  --  не  может не  помогать  --  вождям  германской
социал-демократии выдать немецкий рабочий" класс на распятие Гитлеру".
     Менее  чем  через  год  это предсказание  подтвердилось,  к  несчастью,
целиком!  Открытое  письмо  заключало  в  себе далее следующее  предложение:
"...Сталин завел нас в тупик. Нельзя выйти на дорогу иначе, как ликвидировав
сталинщину.  Надо   довериться  рабочему  классу,  надо  дать  пролетарскому
авангарду   возможность  пересмотреть  всю  советскую  систему,   беспощадно
очистить  ее от  накопившегося мусора. Надо,  наконец, выполнить настойчивый
совет Ленина: убрать Сталина".
     Предложение  "убрать Сталина"  я  мотивировал следующими  словами:  "Вы
знаете  Сталина  не  хуже моего... Сила Сталина  всегда была  не в нем, а  в
аппарате,  или   --  в  нем,  поскольку  он   являлся  наиболее  законченным
воплощением   бюрократического   автоматизма.   Отделенный    от   аппарата,
противопоставленный  аппарату,   Сталин  --  ничто,  пустое  место...   Пора
расставаться  со  сталинским  мифом".  Ясно,  что дело идет не  о физическом
уничтожении Сталина, а лишь о ликвидации его аппаратного могущества.
     Именно этот документ: Открытое  письмо ЦИКу, как это ни невероятно, лег
в основу судебных подлогов Сталина -- Вышинского.
     В судебном заседании 20 августа 1936 года подсудимый  Ольберг  показал:
"...Впервые о моей поездке (в СССР) Седов заговорил со  мной после обращения
Троцкого, связанного с


     лишением  Троцкого гражданства  СССР.  В  этом обращении Троцкий развил
мысль  о  необходимости  убить Сталина. Мысль  эта была  выражена следующими
словами:  "Необходимо убрать  Сталина".  Седов,  показав  мне  написанный на
пишущей машинке  текст  этого обращения, заявил: "Ну вот, теперь вы  видите,
яснее  сказать  нельзя.  Это  дипломатическая формулировка". Тогда же  Седов
сделал мне предложение отправиться в СССР".
     Открытое  письмо  называется у  Ольберга  из осторожности "обращением".
Полной цитаты Ольберг не  дает. Прокурор не требует никаких уточнений. Слова
"убрать Сталина" истолковываются так, что нужно убить Сталина.
     21  августа,  согласно  отчету,  подсудимый Гольцман показывает,  что в
дальнейшей  беседе  с  ним  Троцкий  высказался  за  то, что  "нужно  убрать
Сталина"...
     Вышинский: Что значит убрать Сталина? Разъясните.
     Гольцман, разумеется, разъясняет так, как нужно Вышинскому.
     Как бы для того, чтоб рассеять все сомнения  об источниках собственного
подлога,  прокурор   Вышинский  22   августа  1936  года   заявил  в   своей
обвинительной  речи:  "...Вот   почему  в  марте   1932  года   в   припадке
контрреволюционного бешенства Троцкий разразился Открытым письмом с призывом
"убрать Сталина" (письмо это  было изъято из потайной стенки гольцмановского
чемодана и приобщено к делу в качестве вещественного доказательства)".
     Прокурор прямо говорит об Открытом письме, написанном в марте 1932 года
по поводу лишения меня гражданства, с призывом "убрать Сталина". Это  и есть
мое  Открытое  письмо  Центральному   исполнительному  комитету!  По  словам
прокурора, оно  было  "изъято из потайной  стенки гольцмановского чемодана".
Возможно, что, возвращаясь из-за  границы, Гольцман заделал  в чемодан номер
"Бюллетеня"  с  моим  Открытым  письмом:  такова  старая  традиция   русских
революционеров.  Во  всяком случае точные  признаки,  данные  прокурором: а)
название  (Открытое письмо); б) дата  (март  1932  г.);  в)  тема:  декрет о
лишении  прав;   наконец,  г)  лозунг   ("убрать   Сталина")   с  абсолютной
несомненностью  указывают на  то,  что  дело  идет  о  моем  Открытом письме
Центральному исполнительному  комитету и что  именно вокруг этого  документа
вращались показания Ольберга и  Гольцмана, как  и обвинительная речь по делу
Зиновьева -- Каменева.
     В обвинительной речи по  делу Пятакова  -- Радека (28 января 1937 года)
Вышинский   снова   возвращается   к   Открытому  письму   как   к  основной
террористической  директиве.  "...В наших руках, --  говорит он,  -- имеются
документы, свидетельствующие о том, что Троцкий дважды, по крайней  мере,  и
при-


     том в достаточно откровенной, незавуалированной  форме дал установку на
террор -- документы, которые  оглашены их автором orbi et urbi (всему миру),
Я имею в виду, во-первых, та письмо 1932 года, в котором Троцкий бросил свой
предательский позорный клич -- "убрать Сталина" *.
     Оборвем здесь  на  минуту  цитату,  из которой  мы  снова  узнаем,  что
террористическая  директива  была  дана  мною  открыто,   или,  как  говорит
прокурор,  "оглашена orbi et  urbi", словом, дело  идет о том самом Открытом
письме,  в  котором  я, ссылаясь  на  Завещание  Ленина, рекомендовал  снять
Сталина с поста генерального секретаря.
     Положение  ясно, уважаемые  члены  Комиссии!  В  двух главных процессах
против  зиновьевцев  и  троцкистов исходной  точкой  обвинения в  вопросе  о
терроре является заведомо подложное истолкование статьи, опубликованной мною
на  разных языках  и доступной проверке каждого грамотного  человека. Таковы
методы Вышинского! Таковы методы Сталина!
* * *
     В той  же  обвинительной речи (28 января  1937 г.) прокурор продолжает:
"...Во-вторых, я  имею  в виду документ, уже  относящийся  к  более позднему
времени, -- троцкистский "Бюллетень  оппозиции", No 36--37, октябрь 1934  г.
(1933 г.!), где мы находим ряд прямых указаний на террор как метод  борьбы с
советской   властью".  Далее  следует   цитата  из  "Бюллетеня":   "Было  бы
ребячеством  думать,  что  сталинскую  бюрократию  можно  снять  при  помощи
партийного или советского съезда. Для  устранения правящей клики не осталось
никаких нормальных конституционных путей...  Заставить их  передать власть в
руки пролетарского авангарда можно только  силой"  (Бюллетень оппозиции,  No
36--37, октябрь 1933). "Как это  назвать, -- заключает  прокурор,  -- как не
прямым призывом  к террору?  Иного  названия я этому  дать  не  могу".  Чтоб
подготовить  этот  вывод,  Вышинский  заявляет  ранее:  "Противник  террора,
насилия должен  был бы  сказать:  да, возможно  (преобразовать  государство)
мирным путем, скажем, на основе конституции". Вот именно: "скажем, на основе
конституции"!..
     Все рассуждение покоится  на  отождествлении революционного  насилия  и
индивидуального  террора.  Даже  царские прокуроры  редко  падали  до  таких
приемов! Я никогда не выдавал себя за пацифиста, за толстовца, за  гандиста.
Серьезные революционеры не играют с насилием. Но они никогда не отказываются
прибегать к революционному насилию, если исто-

     *  В  английском  издании сказано:  "remove  Stalin",  т.  е.  сместить
Сталина,  во  французском  сказано  "уничтожить Сталина". В  большой  подлог
вкраплены сотни маленьких подлогов, вплоть до подлогов в переводе.


     рия отказывает в других путях.  С 1923 до 1933  года  я  отстаивал идею
"реформы" в отношении советского государственного аппарата. Именно поэтому я
еще  в  марте  1932  г. рекомендовал Центральному  исполнительному  комитету
"снять Сталина". Только постепенно и под напором неотразимых фактов я пришел
к выводу, что свергнуть бюрократию народные массы смогут не иначе, как путем
революционного насилия. Согласно с основным  принципом своей  деятельности я
немедленно же  высказал свой вывод открыто.  Да, господа члены  Комиссии,  я
считаю,  что  ликвидировать систему  сталинского бонапартизма  можно  только
путем новой  политической  революции.  Однако же  революции не  делаются  на
заказ.  Революции  вырастают  из  развития  общества.  Их   нельзя   вызвать
искусственно.   Еще    меньше   можно   заменить    революцию   авантюризмом
террористических  покушений. Когда Вышинский вместо противопоставления  этих
двух методов  -- индивидуального  террора и восстания масс  -- отождествляет
их, он вычеркивает всю историю  русской революции и всю философию марксизма.
Что ставит он на их место? Подлог.
* * *
     Так же точно поступил вслед за Вышинским и посол Трояновский, который в
течение последнего процесса  открыл,  как  известно, что я в одном  из своих
сообщений  сам  признал  будто  бы свои террористические  взгляды.  Открытие
Трояновского печаталось,  о нем рассуждали,  его приходилось опровергать. Не
унизительно  ли  это для человеческого  разума?  Выходит  так, что, с  одной
стороны,  я  в  своих  книгах,  статьях  и  заявлениях  по поводу  последних
процессов категорически  опровергал обвинение в терроризме, обосновывая свои
опровержения теоретическими, политическими и фактическими доводами. С другой
стороны, я дал будто  бы в газете Херста сообщение,  в котором я, опровергая
все остальные свои заявления, открыто  признавался  перед советским послом в
своих  террористических   преступлениях.   Где   границы  бессмыслицы?  Если
Трояновский допускает на глазах всего цивилизованного мира такие неслыханные
по  грубости  и цинизму подлоги, то нетрудно себе представить, что  делает в
своих застенках ГПУ!
* * *
     Не лучше обстоит у Вышинского дело и с моим пораженчеством. Иностранные
адвокаты ГПУ еще  продолжают ломать  свои  головы над вопросом о  том, каким
образом  бывший  глава  Красной  армии  стал "пораженцем". Для  Вышинского и
других московских фальсификаторов этого вопроса давно уже


     не существует: Троцкий  всегда был пораженцем, говорят они, в том числе
и во время гражданской войны. На этот счет  существует уже целая литература.
Воспитанный  на  ней  прокурор  говорит в своей обвинительной речи: "...Надо
вспомнить,  что  еще  10  лет назад  Троцкий  оправдывал  свою пораженческую
позицию к СССР, ссылаясь  на  известный  тезис  (?)  Клемансо208.
Троцкий тогда писал: надо  восстановить тактику  Клемансо,  восставшего, как
известно  (!!), против французского правительства в  то  время, когда  немцы
стояли  в 80  км  от Парижа...* Троцкий и  его  сообщники выдвинули  тезис о
Клемансо  не случайно.  Они вновь вернулись к этому тезису, но уже теперь не
столько в порядке теоретической, сколько практической подготовки, подготовки
на деле, в союзе с иностранными разведками, военного поражения СССР".
     Трудно поверить, что текст этой речи напечатан на иностранных языках, в
том числе  и на французском.  Надо думать, французы не без удивления узнали,
что Клемансо  во  время  войны "восстал против французского  правительства".
Французы никогда не  подозревали, что  Клемансо  был пораженцем и  союзником
"иностранных  разведок". Наоборот,  они называют его "отцом победы". Что же,
собственно, означает вся эта галиматья господина прокурора? Дело в  том, что
сталинская  бюрократия для оправдания насилий над Советами и  партией уже  с
1926  г.  стала   апеллировать  к  военной  опасности:  классический   прием
бонапартизма!
     В противовес этому я высказывался неизменно  в том смысле,  что свобода
критики необходима нам не  только в мирное время, но  и  в случае  войны.  Я
ссылался  на  то, что даже в  буржуазных  странах, в  частности  во Франции,
правящий класс не решался во  время войны, несмотря на весь свой страх перед
массами,  подавить  критику до конца.  В  связи  с  этим  я  приводил пример
Клемансо, который, несмотря на близость  фронта от Парижа  -- вернее, именно
по этой причине -- обличал в своей газете несостоятельность военной политики
французского  правительства. В конце концов  Клемансо, как  известно, убедил
парламент, возглавил правительство и обеспечил победу.
     Где  же тут "восстание"? Где пораженчество?  Где  связь  с иностранными
разведками? Напомню  еще  раз: ссылка  на  Клемансо сделана была мною  в тот
период,  когда я считал еще возможным достигнуть мирным путем преобразования
правительственной  системы  СССР.  Сегодня  я  не  мог бы уже  сослаться  на
Клемансо  именно  потому,  что  бонапартизм  Сталина отрезал пути  легальной
реформы. Но и сегодня я стою полностью

     * В английском издании эти слова взяты в кавычки, что дало повод членам
Комиссии  принять  их  за цитату.  На  самом  деле  фраза  целиком  выдумана
прокурором. Судебные  "цитаты"  Вышинского  имеют ту же  достоверность,  что
литературные "цитаты" Сталина у этой школы есть единство стиля.


     за оборону СССР, т. е. за защиту  его социальных  основ  -- как  против
империализма извне, так и против бонапартизма изнутри.
     В вопросе  о  "пораженчестве"  прокурор опирался  сперва на  Зиновьева,
затем  на  Радека как на  главных свидетелей против меня. Я сошлюсь здесь на
Зиновьева  и  Радека  как на  свидетелей  против  прокурора.  Я  приведу  их
свободные и неподдельные мнения.
     Говоря об отвратительной травле против оппозиции, Зиновьев писал в ЦК 6
сентября  1927  г.:  "Достаточно  указать  на   статью  небезызвестного   Н.
Кузьмина209  в  "Комсомольской  правде", в которой этот "учитель"
нашей  военной молодежи...  толкует упоминание  т.  Троцкого о  Клемансо как
требование расстрела крестьян на фронте в случае войны.  Что это как не явно
термидорианская, чтобы не сказать черносотенная, агитация?.."
     Одновременно с  письмом  Зиновьева  (сентябрь 1927 г.)  Радек  в  своих
программных тезисах писал: "...В  вопросе о войне надо повторить в платформе
вещи, сказанные в разных наших выступлениях, и  свести их воедино, а именно:
государство наше есть  государство рабочее,  хотя сильные тенденции работают
над изменением  этого его характера. Защита  этого  государства есть  защита
пролетарской диктатуры... От вопроса,  который сталинская группа  поднимает,
искажая  упоминание т. Троцким  о Клемансо,  не надо отмахиваться, а надо на
него  ясно  ответить:  мы  будем  защищать  диктатуру  пролетариата   и  при
неправиль-ном  руководстве  нынешнего  большинства, как мы  это заявили;  но
залог  победы--в исправлении  ошибок этого руководства и  в принятии партией
нашей платформы".
     Свидетельства  Зиновьева  и Радека ценны вдвойне:  с одной стороны, они
совершенно правильно устанавливают отношение  оппозиции к  обороне  СССР;  с
другой  стороны,  они  показывают,  что уже в 1927 году сталинская группа на
разные  лады  искажала  мое  упоминание  о  Клемансо  в  целях  подсовывания
оппозиции пораженческих тенденций. Замечательно, что тот же Зиновьев в своих
позднейших покаянных заявлениях покорно включил в свой арсенал и официальную
фальсификацию  насчет  Клемансо. "...Вся партия  как один  человек, -- писал
Зиновьев в  "Правде" 8 мая  1933 г., -- будет  биться под знаменем Ленина  и
Сталина... Только презренные ренегаты попытаются тут, может быть,  вспомнить
о  пресловутом  тезисе  Клемансо".  Подобные  же   цитаты  можно   было  бы,
несомненно, найти  и у  Радека. Таким образом, прокурор и на этот раз ничего
не   выдумал.   Он   только   придал    уголовную   обработку   традиционной
термидорианской  травле  против  оппозиции.  И  на таких  низменных  приемах
построено  все  обвинение. Ложь  и подлог!  Подлог  и  ложь!  А в  итоге  --
расстрелы.


ТЕОРИЯ "МАСКИРОВКИ"
     Некоторые  "юристы"  из  породы  тех,  которые  сцеживают   комаров   и
проглатывают верблюдов, склонны возражать,  что моя переписка не может иметь
"юридически" доказанной силы, так  как остается  всегда место для допущения,
что  она  велась  с предвзятой  целью замаскировать мой действительный образ
мыслей и действий. Такой довод, почерпнутый из банальной уголовной практики,
совершенно не  подходит к политическому  процессу грандиозного  масштаба.  В
целях  маскировки  можно написать пять, десять, сто писем. Но  невозможно  в
течение  ряда  лет  развивать  напряженную  переписку,  по  самым  различным
вопросам,  с самыми  различными людьми, близкими и  далекими, с единственной
целью: обмануть всех  и каждого. К письмам надо прибавить статьи и книги. На
"маскировку"  можно  расходовать те  силы  и то  время,  которые остаются от
главной работы.  Но  вести непрерывно огромную корреспонденцию можно  только
при условии глубокой заинтересованности  в ее содержании и в ее результатах.
Именно поэтому бесчисленные письма, проникнутые насквозь духом прозелитизма,
неминуемо должны отражать  подлинное лицо  автора, отнюдь не временно одетую
маску. Комиссия оценит, надеюсь, письма, статьи и книги в их взаимной связи.
     Возьмем пример из  области искусства. Допустим, кто-нибудь заявит,  что
Диего  Ривера  является  тайным  агентом  католической  церкви.  Если  бы  я
участвовал в расследовании этой  клеветы,  я прежде  всего предложил бы всем
заинтересованным посмотреть фрески Риверы: вряд ли можно  вообще найти более
страстное  и напряженное выражение  ненависти  к  церкви. Пусть какой-нибудь
юрист попробует  возразить: может  быть, Ривера  писал свои  фрески с  целью
маскировки своей  подлинной роли?  Над  этим  доводом  серьезные люди только
презрительно посмеются и перейдут к порядку дня.
     Для  маскировки преступлений (я говорю на этот раз о преступлениях ГПУ)
можно при помощи наемного аппарата сфабриковать обвинительный  акт, вынудить
ряд   монотонных   показаний   и   напечатать    на   государственный   счет
"стенографический"  отчет.  Внутренняя  противоречивость  и  грубость   этой
стряпни сама по  себе достаточно разоблачает бюрократическое "творчество" на
заказ. Но нельзя без убеждения и  интеллектуальной страсти писать гигантские
фрески,  бичующие  на  языке  искусства  угнетение человека  человеком,  или
развивать   в  течение  ряда  лет  под  бесчисленными  ударами  врагов  идеи
международной  революции.  Нельзя  в целях "маскировки" вливать  в  научные,
артистические  или  политические   работы  "кровь  сердца   и   сок  нервов"
(Берне)210. Люди, которые знают,  что  такое творчество, да и все
вообще разумные и чуткие люди, поеме-


     ются презрительно  над  бюрократическими и "юридическими"  казуистами и
перешагнут через них к порядку дня.
     Привлечем, наконец,  к делу беспристрастную арифметику. Содержание моей
преступной работы, как оно выступает из показаний в обоих процессах, таково:
три  свидания  в Копенгагене, два письма Мрачковскому  и  другим, три пись