германскому послу в Венгрии. 15 ию
     ня 1941 г. 334
     Риббентроп -- послу Шуленбургу. 21 июня 1941 г. 335
     Письмо Гитлера Муссолини. 21 июня 1941 г. ... 338
     Меморандум статс-секретаря Вейцзекера. 21 июня
     1941 г 343
     Вербальная нота полпредства СССР германскому
     правительству. 21 июня 1941 г 345
     Посол Шуленбург -- в МИД Германии. 21 июня
     1941 г 346


     182. Запись беседы между Риббентропом и советским
     послом в Берлине Деканозовым. 22 июня 1941 г.
     в 4 часа утра 347
     Из выступления по радио В. М. Молотова. 22 июня
     1941 г 349
     ПРИЛОЖЕНИЕ 352
     Список основных действующих лиц, упоминаемых в
     тексте 355
Составитель
Юрий Георгиевич
Фельштинский
ОГЛАШЕНИЮ ПОДЛЕЖИТ:
СССР -- Германия
1 "9--1941: ДОКУМЕНТЫ И МАТЕРИАЛЫ
     Заведующий редакцией В Пекшее Редактор Н Блисковская
     Художник В Еремин
     Художественный редактор В Горин
     Технический редактор С Устинова
     Корректоры Ю Черникова, Т Старченкова
     ИБ No 4797
     Сдано в набор 24 04 90 Подписано к печати 14 01 91 Формат 84X108 /гг
     Бумага офсетная No 2 Гарнитура "Таймс" Печать офсетная Уел печ л
     19,74 Уел кр отт 19 95 Уч изд л 19 80 Тираж 15 000 экз Заказ 824
     Цена 95 к
     Ордена  Трудового Красного  Знамени издательство  "Московский  рабочий"
101854 ГСП Москва Центр Чистопрудный бульвар 8
     Ордена Ленина  типография "Красный  пролетарий"  103473  Москва  И  473
Краснопролетарская 16



   Л.Троцкий.
   Преступления Сталина

     Под редакцией
     Ю. Г. Фельштинского
     Москва
     Издательство гуманитарной литературы 1994


     ББК 63.3(2)71 Т75
     Троцкий Л. Д.
     Т  75 Преступления  Сталина /  Под  ред. Ю.  Г.  Фельштинского.  -- М.:
Издательство гуманитарной литературы, 1994.-- 312 с. ISBN 5--87121--003-^1
     Книга  была  написана Троцким  в 1937  г. Тогда же  издана на  основных
европейских языках. На русском  языке публикуется впервые,  Она представляет
собой ответ Троцкого на те обвинения, которые были  выдвинуты против него на
открытых  московских процессах 30-х  годов. Текст подготовлен  по  рукописи,
хранящейся в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета (США).
     Для преподавателей и студентов вузов, а также широкого круга читателей.
     0503020500--02
     Т      ес2(03)--94      без       объявления
ББК 63.3(2)71
     ISBN 5--87121--003--1
     © Ю. Г. Фельштинский, 1994


ОТ РЕДАКТОРА
     Книга "Преступления Сталина"  написана Троцким  в  1937 г. Тогда же она
была  издана  на  основных  европейских  языках,  но  на  русском  языке  не
публиковалась. Сам Троцкий  в августе  1940 г. был  убит по приказу Сталина.
Его смерть, последовавшая вскоре после окончания московских процессов, стала
своеобразным эпилогом к проведенным в СССР партийным чисткам.
     С   тех  пор  прошло  более  пятидесяти   лет.  Книга   потеряла  былую
политическую  остроту  и  стала  историческим  документом,  написанным рукой
"репрессированного"  большевика.  Можно  считать  ее  ответом  на обвинения,
выдвинутые  на  московских  процессах против  Троцкого. Сам  Троцкий, пройдя
через  высылку, гибель  детей  и  друзей, через отречение  единомышленников,
оказавшись свидетелем  уничтожения  всей  "ленинской  гвардии", не только не
разочаровался в  коммунистических  идеалах, но  и  до  конца своих дней  был
убежден в том, что не сделал в жизни ни одной  ошибки. Не чувствовал он себя
и ответственным за происходящее  в Советском Союзе, виня во всем "сталинскую
бюрократию", хотя роль Троцкого в укреплении коммунистического режима в СССР
была  сравнима   только   с  ролью  Ленина.  И   даже  карательная  система,
используемая Сталиным  во время московских процессов, была сооружена еще при
жизни Ленина и при активном участии Троцкого.
     Русская революция не  знала более блистательного революционера и  более
слабого тактика. Троцкий не смог переиграть созданной им же самим  системы и
отдал  ей  на  погибель  себя,  свою семью и  всех  "ленинских  гвардейцев".
Революция пожирала своих детей.  Одним из них был Троцкий. Когда-то второй в
государстве  человек, он метался, как загнанный зверь, спасаясь от  системы,
теперь не контролируемой никем, даже Сталиным.
     Уже  многие  годы  ощущение полного бессилия не  покидало Троцкого.  Он
писал  бесконечные  статьи,  публикуя  их в социалистической, а  иногда и  в
"буржуазной"   прессе,  но  они  встречали  сочувствие   лишь  горстки   его
последователей.  Эмиграция не  принесла  ему освобождения.  В  алма-атинской
ссылке он, по крайней мере, не опасался за свою жизнь. В эмиграции -- каждый
день  ожидал  покушения.  Запад принял  его  холодно, даже  враждебно. Самые
гуманные    принципы   западных   демократий   отступали   перед   подрывной
коммунистической деятельностью,


     направленной на уничтожение того самого западного общества,  у которого
Троцкий надеялся теперь получить политическое убежище. И даже из тактических
соображений  не  соглашаясь  умолчать  об  основной  своей  цели --  мировой
коммунистической  революции -- Троцкий совершенно  искренне  не  мог понять,
почему Запад отказывается разрешить ему беспрепятственно проживать в Европе.
     Даже  высылка в Мексику Троцкого не образумила. Он томился в  Койоакане
как  в заточении,  в  полном  отрыве  от  реальности  и  погиб  в результате
покушения  агента  НКВД.  Его  блистательная  победа  1917  года  обернулась
поражением. Троцкий  умер  тем,  кем  он  был  всегда  -- революционером, не
считающимся с действительностью, прежде всего с самой простой  истиной-- что
людям свойственно желание жить и любить, а не умирать и ненавидеть.
     "Преступления  Сталина" печатаются  по  рукописи,  хранящейся  в Архиве
Троцкого в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета (фонд bMs Russ 13
Т). Русское издание  книги "Преступления Сталина" отличается от иностранных.
Из него исключено несколько  главок,  публиковавшихся ранее в  периодической
прессе и, следовательно, уже введенных в научный оборот. В каждом конкретном
случае такие  сокращения оговорены в примечаниях, данных в конце книги. В то
же время в виде приложений в книге  использованы статьи, письма и  показания
Троцкого,  хранящиеся в архиве и  касающиеся  открытых процессов  1937--1938
годов. Все приложения подобраны редактором, даются в хронологическом порядке
и на русском языке публикуются впервые.
     Материалы  печатаются  с   любезного  разрешения  администрации  отдела
рукописей  Хогтонской библиотеки  Гарвардского  университета, где  находится
Архив Троцкого.
     Юрий Фельштинский


ПРЕДИСЛОВИЕ
     В период своего подъема  революция могла быть грубой и жестокой, но она
была   правдива.   Она   открыто   говорила   то,   что   думала.   Политика
Сталина1  лжива  насквозь.  В  этом   выражается  ее  реакционный
характер. Реакция вообще  лжива, ибо вынуждена  скрывать свои действительные
цели от народа.  Реакция на фундаменте пролетарской революции лжива вдвойне.
Можно сказать без всякого  преувеличения, что термидорианский режим  Сталина
является  самым  лживым  режимом  в  мировой  истории.  Вот  уже  в  течение
четырнадцати   лет   автору  этих  строк  суждено  служить  главной  мишенью
термидорианской лжи.
     До  конца 1933 года московская  пресса, а следовательно, и  ее тень  --
пресса Коминтерна --  изображали меня  британским и  американским  агентом и
даже именовали меня "мистер Троцкий"2. В "Правде" от 8 марта 1929
года целая страница посвящена  доказательству того, что  я являюсь союзником
британского империализма  (тогда  он еще не назывался  в  Москве "британской
демократией"),  причем устанавливалась  моя полная  солидарность с Уинстоном
Черчиллем3. Статья заканчивалась словами: "Ясно,  за  что  платит
ему  буржуазия  десятки тысяч  долларов!"  Дело  шло  тогда о долларах, не о
марках4.
     2 июля 1931 года та же "Правда" при помощи грубо подделанных факсимиле,
о  которых  она  сама  поспешила  забыть  на следующий  день, объявила  меня
союзником Пилсудского5 и  защитником насильнического версальского
мира6.  В   те  дни  Сталин  боролся  не  за   статус-кво,  а  за
"национальное  освобождение"  Германии. В августе 1931  года "теоретический"
орган  французской компартии  "Кайе  дю  Большевизм"  обличал  "трогательный
единый   фронт",  который  установился   между   "Блюмом7,  Полем
Бонкуром8  и французским  генеральным штабом, с одной  стороны, и
Троцким -- с другой".  Я оставался, таким образом, крепко привязан к странам
Антанты!
     24   июля   1933   года,  то   есть   после   окончательного  воцарения
Гитлера9 в Германии, я въехал через Марсель во Францию  благодаря
визе,  полученной  мною  от   правительства  Даладье10.  Согласно
ретроспективным  "разоблачениям"  недавних московских процессов, я был уже в
те  дни агентом  Германии  и занимался  подготовкой  мировой войны  с  целью
разгрома         СССР         и         Франции.         На         процессе
Радека11--Пятакова12, в  январе  1937  года,  было,  в
частности, "установлено", что как раз в конце


     июля 1933  года  я  встретился в Буа де  Булонь с корреспондентом  ТАСС
Владимиром Роммом13, чтобы через его посредство  привлечь русских
троцкистов    к    союзу    с    Гитлером    и    микадо14.    Но
"Юманите"15  ничего  этого не подозревала:  как  раз в
день моего приезда  во  Францию она  опубликовала статью, разоблачавшую  мой
тайный союз с  правительством Даладье.  Прикрывая  интриги белой эмиграции и
приглашая                Троцкого,                писал                орган
Сталина--Кашена16--Тореза17,  "французская   буржуазия
обнажает свою  истинную политику в отношении Советского Союза: переговоры по
необходимости, улыбки по  нужде, но  за кулисами  -- помощь и поддержка всем
саботажникам,  интервенционистам,  конспираторам,  клеветникам  и  ренегатам
революции...  Из  Франции,  из этого  очага антисоветской борьбы,  он  может
атаковать СССР... Стратегический пункт! Вот почему прибывает г. Троцкий".
     Все  позднейшие   формулы  прокурора  Вышинского18   налицо:
конспирация, саботаж, подготовка  интервенции. Но есть  разница:  преступной
деятельностью  я  занимался  в  союзе  с  французской  буржуазией,  а  не  с
германским фашизмом.
     Может  быть,  однако, злополучная  "Юманите" была попросту  не  в курсе
дела? Нет,  парижский орган Сталина правильно  отражал взгляды работодателя.
Тяжеловесная мысль  московской  бюрократии  никак не хотела покидать  старой
орбиты. Союз с Германией, независимо  от  ее государственной формы, считался
аксиомой внешней политики Советов.
     13  декабря  1931  года Сталин в  беседе  с немецким  писателем  Эмилем
Людвигом заявил: "Если уж говорить о наших симпатиях к какой-либо нации, то,
конечно,  надо  говорить  о наших  симпатиях к немцам... Наши  дружественные
отношения к Германии  остаются такими же,  какими были до  сих пор".  Сталин
имел неосторожность прибавить:  "Имеются  политики, которые  сегодня обещают
или заявляют одно, а  на следующий день  либо забывают, либо  отрицают то, о
чем  они заявляли, и при этом даже не краснеют. Так мы не можем поступать".*
Правда, это было еще в эпоху Веймарской  республики. Но победа фашизма вовсе
не  изменила   московского   курса.  Сталин  делал  все,   чтобы   заслужить
благорасположение Гитлера.
     4  марта  1933  года  правительственные  "Известия"  писали,  что  СССР
является  единственным государством, которое не питает  враждебных чувств по
отношению к Германии, и "это не зависимо  от  формы и характера  германского
правительства".
     Парижский "Ле Тан" отмечал, со своей стороны, 8 апреля 1933 года: "В то
время  как  приход Гитлера к  власти живо  занимал европейское  общественное
мнение  и  вызывал всюду  обильные  комментарии, московские  газеты  хранили
молчание".

     * Эти цитаты взяты из официального советского издания: "Ленин и  Сталин
о советской конституции", стр. 146, 147.


     Сталин   пытался  купить  дружбу   победителя,  повернувшись  спиною  к
немецкому рабочему классу.
     Общая  картина, таким образом, ясна.  В тот  период, когда  я, согласно
позднейшей, ретроспективной версии, занимался организацией  сотрудничества с
Гитлером,  печать Москвы  и  Коминтерна  изображала меня  агентом Франции  и
англосаксонского  империализма. В  германо-японский лагерь я был  перечислен
лишь после того, как Гитлер оттолкнул протянутую руку Сталина и заставил его
вопреки  первоначальным  планам   и   расчетам   искать   дружбы   "западных
демократий". Обвинения  против  меня  были  и  остаются  лишь  отрицательным
дополнением  дипломатических поворотов  Москвы.  Перемены моей  политической
ориентации происходили  каждый раз  без малейшего участия  с  моей  стороны.
Однако  между  двумя  прямо  противоположными   и  в  то   же  время  вполне
симметричными  версиями  клеветы  есть  серьезная  разница.  Первая  версия,
превращавшая   меня  в   агента   бывшей  Антанты,   имела   преимущественно
литературный характер. Клеветники клеветали,  газеты распространяли  отраву,
но  Вышинский  еще  не  выходил из тени. Правда,  ГПУ и тогда  уже  время от
времени расстреливало отдельных оппозиционеров, приписывая им то саботаж, то
шпионаж (в пользу Англии или Франции!). Но  дело шло пока еще о малозаметных
лицах, расправа проходила  за  кулисами, в порядке  скромных  опытов. Сталин
только  дрессировал еще  своих  следователей, судей  и палачей. Понадобилось
время,   чтобы  довести  бюрократию   до  такой  степени  деморализации,   а
радикальное общественное мнение Европы и Америки  до такой степени унижения,
когда стали возможны грандиозные судебные подлоги против троцкистов.
     Все  этапы   этой  подготовительной  работы  можно  проследить  ныне  с
документами в руках. Сталин не  раз наталкивался на внутренние сопротивления
и несколько раз отступал, но каждый раз для  того, чтоб придать своей работе
более систематический характер.  Политическая цель  состояла  в  том,  чтобы
создать автоматическую  гильотину для всякого противника правящей клики: кто
не за Сталина, тот  наемный агент империализма.  Это -- грубая схематизация,
приправленная личной мстительностью,  вполне в  духе Сталина. Он, видимо, ни
на минуту не сомневался, что  "добровольные признания" его жертв убедят весь
мир  в  подлинности  обвинений  и  тем самым  раз  навсегда  решат  проблему
неприкосновенности  тоталитарного   режима.  Оказалось,  не  так.   Процессы
повернулись  против Сталина.  Причина  --  не  столько в  грубости  подлога,
сколько  в  том,  что  тиски бюрократии  стали окончательно  невыносимы  для
развития страны.  Под напором растущих противоречий Сталину пришлось изо дня
в день увеличивать радиус  подлогов. Кровавой чистке не видно конца. Пожирая
собственные ряды, бюро-


     кратия неистово кричит о бдительности.  В ее криках слышится подчас вой
смертельно раненного животного.
     Напомним еще  раз,  что  во  главе списка  изменников  стоят все  члены
Политбюро эпохи Ленина19 --  за вычетом одного Сталина, --  в том
числе: бывший руководитель  обороны в  эпоху гражданской  войны;  два бывших
руководителя  Коммунистического  Интернационала; бывший  председатель Совета
народных  комиссаров;  бывший председатель  Совета труда и  обороны;  бывший
глава   советских   профессиональных  союзов.  Далее  следует   ряд   членов
Центрального   комитета    и    правительства.   Фактический    руководитель
промышленности Пятаков стоял,  оказывается,  во  главе саботажа; заместитель
народного комиссара транспорта Лифшиц20 оказался агентом Японии и
организатором  железнодорожных   крушений;   главный  страж  государственной
безопасности  Ягода21  -- гангстером  и  изменником;  заместитель
народного   комиссара  по   иностранным   делам   Сокольников22--
германо-японским агентом, как и  главный публицист режима Радек. Мало  того:
вся   головка   Красной   армии    состояла   на   службе   врага.    Маршал
Тухачевский23, которого недавно  посылали в Англию  и Францию для
ознакомления с военной техникой дружественных стран, продавал поведанные ему
секреты Гитлеру. Политический руководитель армии Гамарник24, член
ЦК,  оказался  предателем. Военные представители  Франции, Великобритании  и
Чехословакии совсем недавно  отдавали  дань  украинским  маневрам,  которыми
руководил  Якир25.  Оказывается,   что  Якир  подготовлял  захват
Украины Гитлером.  Генерал  Уборевич26, страж  западной  границы,
собирался сдать врагу Белоруссию.  Два  бывших  начальника военной академии,
генерал   Эйдеман27  и   генерал  Корк28,  заслуженные
полководцы гражданской войны, готовили своих воспитанников  не для победы, а
для поражения Советского Союза. В измене  обвинены  десятки менее известных,
но крайне  значительных  военачальников.  Все эти разрушители,  саботажники,
шпионы,  гангстеры выполняли свою работу не день, не два, а ряд лет. Но если
Ягода, Пятаков, Сокольников, Тухачевский и пр. были  шпионами,  куда годятся
Сталин, Ворошилов29 и другие "вожди"? Какую цену имеют призывы  о
бдительности, исходящие от Политбюро, которое само  обнаружило лишь глупость
и слепоту?
     Из последней  "чистки" режим вышел  настолько  осрамленным,  что органы
мировой  печати серьезно занялись гаданиями, не впал  ли Сталин  в  безумие.
Слишком  простое  решение  вопроса! Сперва  считалось,  что  Сталин оказался
победителем, благодаря исключительным качествам своего  интеллекта. Когда же
рефлексы  бюрократии приняли  конвульсивный характер,  вчерашние  почитатели
"вождя" начинают спрашивать себя,  не сошел ли он с  ума. Обе оценки  ложны.
Сталин не "гениален". В  подлинном смысле слова, он даже  не умен, если  под
умом


     понимать способность  охватывать явления в их связи и развитии. Но он и
не сумасшедший.  Волна термидора подняла  его  наверх. Он сам  поверил,  что
источник его  силы  в  нем  самом. Но  каста выскочек,  провозгласившая  его
гением,  в короткий срок разложилась и загнила. Стране Октябрьской революции
необходим другой политический режим.  Положение правящей  клики не оставляет
более места  для  разумной политики.  "Су-масшествие"  не  в  Сталине,  а  в
исчерпавшем себя  режиме. В  этом объяснении нет,  однако, и тени морального
оправдания  Сталина.  Он сойдет  со сцены  как наиболее запятнанная фигура в
человеческой истории.
* * *
     Эта  книга  писалась  в  несколько  приемов   и  в  разной  обстановке.
Первоначально    она    должна    была    служить    ответом   на    процесс
Зиновьева30--Каменева31  (август  1936 г.). Но  работа
была прервана в самом начале интернированием автора в Норвегии.
     Вернуться к работе удалось лишь на  танкере, пересекавшем Атлантический
океан. Но не успел я по приезде в гостеприимную Мексику заняться приведением
в порядок своих рукописей, как разразился процесс Пятакова--Радека,  который
требовал  самостоятельного  разбора.  Одновременно с  литературной  критикой
московских   подлогов   пришлось  заниматься   подготовкой  материалов   для
юридического расследования, организованного нью-йоркским  "Комитетом  защиты
Троцкого"32. Значительная  часть  моей книги превратилась  в речь
перед следственной Комиссией, прибывшей в апреле этого года  из Нью-Йорка  в
Мексику для заслушания моих объяснений.
     Наконец, когда я готовился сдать последнюю  часть  рукописи,  из Москвы
пришли телеграммы об аресте и расстреле восьми наиболее выдающихся генералов
Красной армии.
     Построение  книги отражает, таким  образом, ход событий.  Прибавлю еще,
что, когда писались эти страницы, я десятки раз вынужден был  отдавать  себе
отчет в  том,  насколько  скудна  гамма наших чувств  и насколько  беден наш
словарь  в сравнении с грандиозностью тех преступлений,  которые совершаются
ныне в Москве!
     Койоакан, 5 июля 1937 г.


В "СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ" НОРВЕГИИ
     Почти полтора года, с июня 1935 по сентябрь 1936-го, мы прожили с жен